АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Невроз как творчество

В Талмуде есть одно очень глубокое высказывание: «Сон является своим собственным толкованием». Это означает, что любое явление можно, а может даже и следует рассматривать как имеющее все необходимое внутри себя – его причину и происхождение, его предназначение и исполнение, его значение и истинность. Эта идея применима к любому явлению, которое является психологическим, в том числе к симптому или неврозу.

Юнг приводил своим студентам такой пример. Он говорил им приблизительно следующее: представьте свинью, которая валяется в грязи, и скажите, что движет ей и заставляет ее залезать в грязь? Чтобы по-настоящему понять это, нужно почувствовать себя свиньей, оказаться на ее месте, посмотреть на ситуацию ее глазами. И тогда то, что нам кажется отвратительным, приобретет совсем иной смысл.

Точно также выглядит невроз, если смотреть на него со стороны. Человека преследуют невротические симптомы – кто-то навязчиво заботиться о чистоте; кого-то охватывает паника, когда он удаляется от дома; кто-то терпит постоянные неудачи в каких-то важных начинаниях и т. д. Все это сопровождается страданиями и чувством беспомощности от невозможности уйти от принудительного воздействия подобных симптомов.

При этом со стороны нам очень сложно понять, что же заставляет человека проживать все это вновь и вновь. Личный субъективный опыт дает нам только внешнее видение, с позиций которого невротические страдания зачастую выглядят глупо и нелепо. И поэтому очень важно научиться понимать и ценить подобные явления изнутри.

Если принять идею Талмуда о том, что сон является своим толкованием, то тогда вполне резонно рассматривать невроз и связанные с ним страдания не как порожденные внешними причинами, но как имеющие смысл и причину в самих себе. Это то же самое, что в примере Юнга, – попытаться понять поведение свиньи изнутри, а не искать внешние обстоятельства, толкающие ее в грязь.

Итак, что же лежит в основе внутренней природы невроза? Я полагаю, что это процесс творчества. На мой взгляд, есть много общего в том, как создается художественное произведение, и в том, как формируется и развивается невроз. И хотя творчество в сфере искусства не является неврозом в клиническом смысле, все же и в одном, и в другом случае мы имеем дело с одинаковым механизмом.

Существует реальная история, связанная с именем Александра Дюма-отца. Однажды один знакомый зашел навестить знаменитого писателя и застал его в сильных рыданиях. Когда приятель попытался выяснить, что же случилось, то узнав в чем дело, был сильно удивлен. Оказалось, что Дюма, работая над очередным продолжением «Трех мушкетеров», только что умертвил любимого им Портоса и горько оплакивал его гибель.

Эта история, конечно, не является клиническим примером невроза, но точно отражает его суть.

Человек, страдающий неврозом, подобно художнику, создающему произведение искусства, оказывается втянутым в творческий процесс, который разворачивается за пределами его Эго. История о Дюма красноречиво показывает, как внутренние потребности творческого вымысла могут иметь непреодолимое влияние на человека, в котором рождается и происходит эта работа.

Здесь, на мой взгляд, важно сделать одно пояснение. Дело в том, что я различаю два вида творчества:

1. Эго-творчество – когда человек что-то придумывает сам;

2. глубинный процесс творчества, который разворачивается в человеке, но которым он не управляет, а является лишь проводником этого процесса.

В качестве иллюстрации – еще один пример из литературы. Вот как описывала свой творческий процесс Анна Ахматова в стихотворении «Творчество»:

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо.
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, –
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

Творчество Ахматовой – это не то, что она делает сама. Это что-то, что происходит внутри нее, она является лишь проводником этого процесса и фиксирует его результаты. Кстати похожим образом сочинял музыку Моцарт – он слышал ее внутри себя и затем записывал ноты. (Думаю, что все великие творения рождаются именно так. Разница между глубинным и эго-творчеством – это разница между музыкой Моцарта и Сальери).

Глубинное творчество имеет отношение к личности, но по сути – это самостоятельный автономный процесс. С этой точки зрения можно утверждать, что Дюма не мог не умертвить Портоса, т. к. это был не его выбор, а результат творческого процесса, который происходил в нем.

Точно также в ситуации невроза симптомы и порождаемые ими страдания не являются продуктом выбора человека, он не сам создает их. Это то, что с ним происходит, словно какая-то неведомая сила заставляет его страдать. И он чувствует свою беспомощность перед лицом этой силы.

В терапии мы часто ошибочно приписываем акт творчества Эго пациента, говоря ему, что он сам создает себе проблемы. Обычно это не работает и создает у пациента ощущение, что терапевт его не понимает.

К категории Эго-творчества скорее можно отнести проблему «глупого» выбора. Например, ситуацию, когда человек жертвует своими личными интересами ради коллективных. Но в этом нет ничего невротического, как и в жертвовании монахом своими сексуальными влечениями и мирскими благами ради общения с Богом. Это просто выбор, который совершает человек, может быть плохой, глупый, проблематичный выбор, но он не обязательно является невротическим.

Еще одна характерная особенность творческого процесса заключается в использовании элементов внешней среды для опредмечивания себя, что создает у нас иллюзию реалистичности художественного произведения. Тот же Дюма говорил: «История – это гвоздь, на который я вешаю свои романы». Тем самым он подчеркивал, что реалии исторической эпохи – ее события и действующие лица, – интересуют его не более чем материал для собственного творческого процесса.

Подобно этому, невроз, как правило, предстает нам порождением внешней ситуации – трудных, а порой даже ужасных условий жизни человека (его травмы), но на деле он является произведением свободного творчества, подчиненного своей внутренней логике. И точно также внешняя реальность для невроза – не более чем строительный материал, позволяющий воплотить творческий замысел. Перефразируя Дюма, можно сказать, что реальные события – это гвоздь, на который невроз нанизывает свое подлинное содержание.

Разница между творчеством в сфере искусства и неврозом заключается в том, что художественное творчество имеет более прямолинейный характер и это позволяет нам более или менее отчетливо отделить фантазию от реальности.

Резюмирую сказанное. Нам часто убедительно кажется, что невроз связан с внешними условиями, но это всего лишь маскировка. На самом деле причину невроза следует искать в нем самом. Он имеет отношение к личности, страдающей от невроза, в то время как он сам про себя и является своей собственной причиной, а не реакцией на плохие условия. Невротический симптом – это результат творческой Работы, Опус, во многом похожий на произведение искусства.

Это означает, что в терапии, когда пациент воспроизводит свои страдания вновь и вновь, несмотря на то, что мы неустанно это прорабатываем с ним, мы имеем дело не только с последствиями его сложного жизненного опыта, но и с неким невротическим творческим актом.

Здесь мне можно возразить: но разве не существуют на самом деле ужасные события, которые могут происходить с детьми, и ужасные условия, в которых они вынуждены жить? И могут ли такие условия и события иметь катастрофические естественные последствия для них?

Конечно, могут. Как недостаток питания в течение первых лет жизни может привести к телесным нарушениям на всю жизнь, так и нехватка эмоционального и физического контакта, недостаточное внимание, жестокое обращение в ранние годы жизни ребенка могут стать причиной устойчивых психических нарушений.

С этим трудно не согласиться. Однако исчерпывает ли это все аспекты того, с чем нам приходится встречаться в работе с пациентами? Я считаю, что нет.

Здесь мы возвращаемся к вопросу, обозначенному в начале этой статьи: не ограничиваем ли мы себя, а соответственно и свои профессиональные возможности, рассматривая человека только как организм? Есть ли какие-либо другие измерения его жизни, с которыми мы имеем дело в терапии?

У юнгианского аналитика В. Гигериха я встретил идею, которая лично мне показалась очень интересной. Он предлагает проводить ясное различие между двумя видами заболеваний – «психическими» (или болезными психики) и психологическими (или болезными души). Попробую это объяснить.

Психика, как принято ее понимать в науке – свойство высокоорганизованной материи под названием мозг. Такое понимание является естественнонаучным и материалистическим. Если его утрировать, то психика – это некий орган, который разве что нельзя потрогать и увидеть под микроскопом. Но этот орган функционирует, подчиняясь определенным закономерностям. Если нарушить какие-то важные условия, то в его работе произойдет сбой той или иной степени тяжести.

И в этом смысле, психический вред, психическое нарушение и депривация относятся к более широкой области биологии человека. Чаще всего в своей работе с пациентами мы ограничиваемся именно этой областью. Но когда, как нам кажется, мы уже достаточно с этим поработали, а симптомы и страдания возвращаются вновь и вновь, не является ли это для нас вызовом выйти за привычные пределы естественнонаучного мышления и посмотреть на невроз собственно как на заболевание души?

Что же значит заболевание души? Да и вообще, что такое душа? Чтобы не погрязнуть в метафизике, я ограничусь наиболее общим для многих философских и религиозных систем пониманием души как некоей нематериальной сущности человека. И конечно в этой краткой статье у меня нет ни малейшего желания вступать в схоластическую дискуссию о том, есть ли душа у человека или нет. Вместо этого я бы хотел подчеркнуть важнейшие особенности души, понимание которых существенно для моих дальнейших размышлений.

Во-первых, в то время как психика естественна, т. е. подчиняется естественным законам, душа противоестественна. Тезис Маркса о том, что бытие определяет сознание, справедлив для психики, но не для души. С точки зрения души, все наоборот: сознание определяет бытие.

Во-вторых, важнейшим свойством души является ее религиозность, но не как конфессиональность, а как стремление к поиску высших ценностей и смыслов.

Если смотреть на невроз как на заболевание души именно с таких позиций, тогда нарушения внешних условий существования человека не имеют к нему никакого отношения.

Что же в таком случае представляют собой невроз?

Как явление он возник не ранее 19 в. До этого времени арена для жизни души была вовне, в природе, в космосе, в мифе. Невроз стал возможен в связи с тем, что, по словам Юнга, «борьба света против тьмы переместила свое поле битвы во внутреннее пространство».

Эту динамику перехода извне вовнутрь можно проследить, например, в христианстве. Если раннее христианство – это главным образом борьба с внешними врагами и гонителями веры, а основной христианский подвиг – мученичество. То суть позднего христианства в конце 19 в. выразил один из последних афонских святых Силуан Афонский, сказав в одном из своих наставлений: «Сойди в свое сердце и там сотвори брань с Сатаною». Борьба перешла вовнутрь и основным подвигом стала борьба со своим грехом и страстями.

К 19 в. окончательно оформился переход сознания от мифа к логосу. Постепенно боги превратились в персонифицированные идеи, а затем в абстрактные понятия. Зевс, некогда бывший богом, которому молились и которого почитали в храмах, превратился в представление о высшей силе, Афродиту заменило понятие красоты и т. д.

Таким образом, невроз, как совершенно современная болезнь, происходит на абстрактном концептуальном уровне, им управляет абстрактный абсолютный принцип.

Это логическое, интеллектуальное заболевание, даже если он использует образные представления или театральное искусство, а также реальных лиц и явления, чтобы раскрыть и отобразить внутреннюю сложность соответствующего ему интеллектуального принципа.

Невроз в корне отличается от предсовременного заболевания – психоза. В психозе важно конкретное содержание. Меня преследуют другие люди, у них есть доступ к моему разуму, они контролируют мое мышление или я – Бог и т. д. Здесь всегда переживается осязаемая реальность.

В неврозе, например, при фобии, речь идет не об осязаемой реальности, но о форме отношения, ощущении важности или абсолютности: абсолютный страх, абсолютное избегание. Объект и конкретное содержание всегда являются отброшенными, случайными, всего лишь примером.

Конечно же, невроз выбирает себе объекты не совсем произвольно, то, почему они выбраны, имеет символическое значение. Однако реальной проблемой является не собака или паук, который вызывает фобический страх. Невротик обычно знает, что паук безвреден и что этот страх не нужен. Но психотик чувствует себя реально идентичным Богу или преследуемым инопланетянами.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 1214 | Нарушение авторских прав