АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава седьмая. Отведя Йенса подальше, за канаву, где их не видели красномундирники, Шарп кивнул в сторону города

Прочитайте:
  1. Глава двадцать седьмая
  2. Глава седьмая
  3. ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  4. Глава седьмая
  5. Глава седьмая
  6. Глава седьмая
  7. Глава седьмая
  8. Глава седьмая
  9. ГЛАВА СЕДЬМАЯ

 

Отведя Йенса подальше, за канаву, где их не видели красномундирники, Шарп кивнул в сторону города.

– Иди туда и держись низины. Не останавливайся и не высовывайся.

Йене нахмурился.

– Так вы не американец?

– Нет.

Датчанин, однако, не спешил уходить.

– А что будет здесь?

– Догадаться нетрудно. Это настоящие солдаты, парень. Они умеют воевать. – Шарп достал из‑за пояса второй пистолет.– Знаешь Ульфедт'с Пладс?

– Конечно.

– Отыщи Оле Сковгаарда. Отдай ему пистолет. И поспеши, пока британцы не захватили весь сад. Держись поближе вон к тем деревцам и иди прямо к воротам. Понял?

– Вы англичанин?

– Англичанин.– Шарп сунул датчанину незаряженный пистолет.– И спасибо. Ты спас мне жизнь. Давай. Поторапливайся.

Йене еще раз посмотрел на него, повернулся и побежал. Проводив датчанина долгим взглядом, Шарп перекинул через плечо плащ и зашагал в противоположном направлении. Провал, с горечью думал он. Полный провал.

Через пару минут он поднялся на ближайший холмик. Свежая канава, из‑за которой совсем недавно стреляли фузилеры, была, очевидно, началом новой оборонительной линии датчан, которые не успели ни нарастить бруствер, ни установить орудия. Теперь стоявшие на вершине красномундирные саперы рассматривали в подзорные трубы городские стены. Судя по всему, они собирались установить здесь артиллерийскую батарею. На юге виднелось море, а с другой стороны холма, по овражку, шел к теплице садовник с саженцами. На другом холме группа конных британских офицеров наблюдала за наступлением через рощу еще одного батальона. В воздухе висел густой дым. Датчане, отступая из пригородов, подожгли несколько домов, вероятно, для того, чтобы противник не смог использовать их как передовые позиции. Дальше к северу упорно били невидимые орудия – воздух вздрагивал от выстрелов, небо прочерчивали полосы дыма.

 

Генерал‑майор Бэрд, несмотря на ранение в руку и стекающую по щеке кровь – другая пуля оцарапала ему щеку,– пребывал в возбужденном состоянии. Он сам возглавил наступление бригады, обратил в бегство пару вражеских солдат, зарубил нескольких отважных олухов‑ополченцев и теперь наблюдал за тем, как его люди занимают южные подступы к Копенгагену, отрезая город от остальной части острова. Его адъютант и племянник, капитан Гордон, напрасно призывал генерала к осторожности – в жаркой схватке Бэрд чувствовал себя в своей стихии. Он бы с удовольствием продолжил наступление и дальше – через южный пригород, за каналы и в сам город.

– К ночи флот был бы наш,– твердил генерал.

Лорда Памфри, штатского советника, представлявшего Форин офис, воинственность Бэрда чрезвычайно беспокоила, и капитану Гордону приходилось изыскивать все новые доводы, которые удержали бы старого вояку от рискованных шагов.

– Сомневаюсь, сэр, что лорд Кэткарт одобрил бы преждевременный штурм.

– Кэткарт ведет себя как баба,– проворчал Бэрд. – Лишний шаг боится сделать.– Он нахмурился, заметив, что лорд Памфри пытается привлечь его внимание.– В чем дело?

Взгляд его проследовал в том же направлении, куда указывала рука его светлости. По тропинке от теплицы шел офицер в форме стрелкового полка.

– Лейтенант Шарп, сэр Дэвид,– подсказал Памфри.

– Боже! – Бэрд уставился на Шарпа.– Боже! Гордон! Займитесь им! – Отдав этот приказ, генерал, чувствовавший себя в некоторой степени причастным к постыдной неудаче, пришпорил коня.

Гордон спешился и в сопровождении Памфри направился навстречу Шарпу.

– Итак, вы выбрались из города?

– Да, сэр, я здесь.

От слуха Гордона не укрылись прозвучавшие в голосе лейтенанта горькие нотки. Взяв Шарпа под руку, он провел его в глубь теплицы, где ординарец генерала уже развел огонь и кипятил воду для чая.

– Мы слышали о Лависсере,– мягко сказал капитан.– Просчитали в «Берлингске тиденде».

– Там сказано, что вы наемный убийца.– Лорд Памфри поежился.– Какая мерзость. Мы, разумеется, направили письмо его высочеству с опровержением этих гнусных обвинений.

– Да, все весьма прискорбно,– вздохнул Гордон, – и мне очень жаль, что вы оказались впутаны в это неприятное дело. Но откуда нам было знать…

– Вы и сейчас ничего не знаете,– сердито оборвал его Шарп.

– Незнаем? – Гордон попытался найти чашки. – На следующий после вашего отбытия день мы выяснили, что капитан Лависсер, помимо того, что погряз в долгах, нарушил данное обещание. Речь, разумеется, о женщине. Она утверждает, что он обманул ее, пообещав жениться и даже назначив дату свадьбы. Бедняжка, похоже, беременна. Разумеется, Лависсер был только рад возможности улизнуть из страны. К сожалению, ему удалось убедить казначейство финансировать этот побег.

– Министерство иностранных дел возражало против этого плана,– вставил лорд Памфри.

– Не сомневаюсь, что вы еще не раз напомните нам об этом.– Гордон пожал плечами.– Мне жаль, Шарп. Если бы мы узнали раньше, то, разумеется, ни за что бы его не отпустили.

– Все еще хуже,– сказал Шарп.

– А вот и чай! – воскликнул капитан.– Или это сон? Ну, не важно. Спасибо, Босуэлл.– Гордон принял из рук ординарца чашку и протянул ее лейтенанту.

Лорд Памфри от предложенного чая отказался. Он уже не выглядел щеголем, как в Лондоне, и отказался от белого сюртука в пользу коричневого, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Открыв табакерку, Памфри взял щепотку и вдруг содрогнулся – по склону холма брел раненый датчанин. Голова его была залита кровью, и два фузилера пытались наложить повязку, но раненый постоянно вырывался и кидался прочь, успевая сделать несколько нетвердых шагов.

– Так расскажите нам о том, чего мы не знаем, – попросил лорд Памфри, отворачиваясь от ужасного зрелища.

И Шарп рассказал обо всем. Как Баркер пытался убить его на берегу. Как он добрался до Оле Сковгаарда, и как тот выдал его Лависсеру. Рассказал о французах, о ночной схватке в доме благочестивого торговца и о трех телах, закопанных в землю у дальней стены сада. О мадам Виссер и об окровавленных зубах на полированном письменном столе.

– Лависсер предатель,– закончил лейтенант.– Он работает на французов.

Лорд Памфри встретил это известие с удивительным спокойствием. Некоторое время он, казалось, лишь вслушивался с доносящееся с севера натужное уханье орудий.

– Канонерки,– печально произнес посланец Форин офиса.– Не перестаю удивляться военным. Их бюджет увеличивается из года в год, а создать современное оружие никак не удается. Сейчас, к примеру, выясняется, что их канонерки лучше наших. Легче держатся на плаву и груза берут больше. А результаты удручающие.– Фузилеры на склоне холма повалили наконец раненого датчанина, и Памфри, дабы избавить себя от душераздирающих криков, прошел в глубину теплицы.– Значит, капитан Лависсер все еще в городе?

– Несколько минут назад он был в этом самом саду,– с горечью ответил Шарп.– Говорил, что Бонапарту скоро понадобится для Дании новый правитель. Вроде него. В последний раз я видел ублюдка драпающим с поля боя как трусливый заяц.

– Разумеется, мы будем все отрицать,– заметил Гордон.

– Отрицать? – удивился Шарп.

Капитан Гордон укоризненно покачал головой.

– Мой дорогой лейтенант, мы же не можем признаться, что адъютант герцога Йоркского был платным осведомителем и работал на французов. Это привело бы к самым ужасным последствиям.

– К катастрофическим последствиям,– уточнил лорд Памфри.

– Так я могу рассчитывать на ваше благоразумие? – спросил Гордон.

Прихлебывая из кружки чай, Шарп смотрел на тянущиеся в небо густые струйки дыма. Их могли бы оставить снаряды, но поскольку снаряды так высоко не летают, то… Наверное, ракеты, подумал он. В последний раз Шарп видел их в Индии.

– Я буду молчать, если остаюсь офицером. Офицеру ведь можно приказать.

То была попытка шантажа. Шарп понимал, что самовольно покинул место службы в бараках Шорнклиффа и не ждал пощады от полковника Бекуита. Рассчитывать приходилось только на заступничество генерала Бэрда, но сэр Дэвид обещал поддержку лишь в том случае, если миссия окажется успешной, а он задание провалил. Другое дело, что признаваться в провале никто не желал.

– Конечно, а как же иначе,– согласился капитан Гордон.– Вы остаетесь в своем полку, а все обстоятельства сэр Дэвид лично объяснит вашему полковнику.

– Если, разумеется, вы сохраните случившееся в тайне,– добавил лорд Памфри.

– Я буду молчать,– повторил Шарп.

– Расскажите мне об Оле Сковгаарде,– попросил лорд.– Думаете, ему угрожает опасность?

– Конечно, черт возьми. Только он не захотел, чтобы я оставался с ним, потому что ему не нравятся действия британцев. Старика охраняют с дюжину калек с допотопными мушкетами, но против Баркера и Лависсера им и пары минут не продержаться.

– Надеюсь все же, что вы ошибаетесь,– негромко произнес лорд Памфри.

– Я хотел остаться,– продолжал Шарп,– да только этот упрямец не пожелал, чтобы я осквернял его дом. Сказал, что вверяется Господу.

– Ну, ваша роль сыграна,– заключил Гордон. – Лависсер изменник, золото ушло, нас оставили с носом. Но вы, лейтенант, ни в чем не виноваты. Вы вели себя достойно, и я обо всем извещу полковника Бекуита. Кстати, вам известно, что ваш полк тоже здесь?

– Я знаю, сэр.

– Стоит чуть дальше к югу, возле местечка с названием Кеге. Так что отправляйтесь туда.

– А как быть с Лависсером?

– Полагаю, мы его больше не увидим,– невесело заметил Гордон.– Город, конечно, возьмем, в этом можно не сомневаться, но наш дружок, достопочтенный Джон, наверняка сумеет забиться в какую‑нибудь щелочку, а обыскать каждый дом, от чердака до подвала, нам не по силам. Думаю, казначейству придется смириться с потерей сорока трех тысяч гиней. Впрочем, они ведь могут позволить себе такую потерю, не так ли, милорд? Кстати, Шарп, в городе много продовольствия?

– Продовольствия? – Неожиданный переход на другую тему застал лейтенанта врасплох.

– Да. Они хорошо обеспечены?

– Так точно, сэр. Пока я там был, в город все время подвозили продукты. И на телегах, и на судах. Склады забиты зерном.

– Жаль, – пробормотал капитан.

Шарп, до которого смысл вопроса дошел только теперь, нахмурился. Если город обеспечен продовольствием, он способен выдержать долгую блокаду. Но блокаде есть альтернатива, и, подумав о ней, Шарп вздрогнул.

– Вы же не собираетесь бомбардировать город, сэр?

– Нет? – беспечно осведомился лорд Памфри. – Почему же?

– Но там женщины и дети, милорд.

Его светлость вздохнул.

– Да, Шарп, женщины и дети. И еще корабли. Не забывайте о кораблях. Из‑за них мы здесь.

Гордон улыбнулся.

– Есть и хорошие новости, лейтенант. Мы обнаружили подземные трубы, по которым в город поступает чистая вода. Перекроем их, и, может быть, это принудит датчан к капитуляции? Но слишком долго ждать нельзя. Погода на Балтике такова, что через несколько недель нам придется вернуться. Корабль вещь хрупкая.– Он достал из кармана блокнот, вырвал страничку и написал несколько слов.– Возьмите, это пропуск. Идите на север. Найдите большой дом из красного кирпича, там наша штаб‑квартира. Узнайте, отправляется ли на юг какая‑нибудь часть, а потом доберитесь с ней до вашего полка. Мне очень жаль, что мы вовлекли вас во все это дело. И помните, ничего не случилось. Хорошо? Ничего не было.– Он выплеснул на землю остатки чая.

– То был всего лишь сон, лейтенант,– добавил Памфри.– Дурной сон.

С этими словами капитан и лорд отправились к генералу Бэрду.

– Выпроводили? – спросил сэр Дэвид.

– Я отослал его в полк, сэр, а вам придется подписать рекомендательное письмо полковнику Бекуиту.

Бэрд нахмурился.

– С какой стати?

– С такой, сэр, что тогда никто не свяжет вас с адъютантом герцога Йоркского и по совместительству французским шпионом.

– Будь они прокляты! Чтоб им гореть в адском огне!

– Вот именно,– сказал Памфри.– Вы очень точно выразились.

Шарп пошел на север, а Йене пошел на юг, но не послушался совета Шарпа. Вместо того чтобы поспешить в город, юный плотник не устоял перед искушением свернуть на север и выяснить происхождение доносящейся оттуда мушкетной стрельбы. Там‑то он и попал на глаза стрелкам королевского германского легиона. То были егери, охотники, вооруженные винтовками, и, увидев в руке чужака пистолет, они всадили ему в грудь три пули.

Все шло не так. Но Копенгаген все же был окружен, датский флот заперт в ловушке, а Ричард Шарп остался жив.

Генерал Кастенскьольд получил приказ напасть на южный фланг окруживших Копенгаген британских войск и собирался его исполнить. Он мечтал о славе и страшился поражения, а потому настроение его колебалось от оптимизма до глубочайшего уныния.

Ядро его войска составляли немногочисленные части регулярной армии, но подавляющее большинство четырнадцатитысячной армии состояло из ополченцев. Лишь некоторые из них прошли какую‑то военную подготовку и были должным образом вооружены, куда больше было новичков, носивших деревянные башмаки и оружие, более подходящее крестьянину, чем солдату. Пришли они из окрестных деревень или крохотных городков южной Зеландии.

– Все горят энтузиазмом,– сказал генералу адъютант.

Новость не обрадовала командующего – скорее наоборот. Восторженные молодые люди рвутся в бой, не представляя в должной мере, что такое война, однако же долг и патриотизм требовали, чтобы он повел их на север и ударил по неприятелю, взявшему в кольцо столицу, а потому генерал снова и снова пытался убедить себя в том, что в их пользу может сыграть элемент внезапности. Может быть, ему удастся углубиться в занимаемые британцами территории и добраться до осадных укреплений раньше, чем неприятель сообразит, что происходит. Генерал даже позволял себе мечтать о том, что его армия сокрушит врага и уничтожит только что установленные батареи, но в глубине души понимал – исход будет другим, далеко не столь счастливым. Однако приказ есть приказ, а значит, дело должно быть сделано, и Кастенскьольд старался не выказывать пессимизма.

– У противника есть части к югу от Роскильде? – обратился он к адъютанту.

– Какие‑то есть,– последовал беспечный ответ.

– Какие именно? Какова их численность?! – рявкнул генерал.

Адъютант молчал, роясь в донесениях, поступивших из самых разных источников. Судя по этим донесениям, британцы появились в Кеге, но в незначительном количестве.

– Менее пяти тысяч,– подал наконец голос адъютант.– Школьный учитель из Эжбе сообщает о шести тысячах, но я уверен, что он преувеличивает.

– На школьных учителей можно положиться,– возразил Кастенскьольд.– И кто ими командует?

– Некий…– Снова зашуршали бумажки.– Сэр Артур Уэлсли.

– Кто такой?

– Служил в Индии. По крайней мере, так пишет тот учитель. Их офицеры расположились в школе, так вот, по их словам, сэр Уэлсли приобрел определенную репутацию именно в Индии.– Адъютант отбросил письмо как ненужную бумажку.– Уверен, бить индусов не так уж трудно.

– Вы уверены, вот как? – скептически усмехнулся генерал.– Будем надеяться, что этот сэр Артур так же недооценивает нас, как вы недооцениваете его.

Надежды на победоносный марш через британские позиции и триумфальный выход к Копенгагену быстро таяли. Присутствие даже незначительных сил противника означало, что они не только обнаружат армию Кастенскьольда, но и вовремя известят об опасности своих товарищей. А если в распоряжении опытного генерала есть пять‑шесть тысяч солдат, то рассчитывать на прорыв и вообще не приходится. Но приказ есть приказ, и его надо исполнять – с кронпринцем не поспоришь. И Кастенскьольд распорядился двигаться на север.

Стояла прекрасная летняя погода. Датская армия шла по трем дорогам, оставляя в теплом воздухе клубы пыли. Пехоту поддерживала артиллерия – с десяток полевых орудий, столь древних, что командовавший батареей капитан то и дело выражал сомнения в прочности стволов, которые могли и не выдержать долгой стрельбы.

– Использовали их главным образом в церемониальных целях. Для салютов по случаю дня рождения короля. А настоящих ядер они уже лет пятнадцать как не видели.

– Но стрелять‑то будут? – спросил генерал.

– Должны,– не совсем уверенно ответил капитан.

– Ну так озаботьтесь, чтобы стреляли,– бросил Кастенскьольд.

Присутствие артиллерии поднимало боевой дух солдат, но только не их командующего. Он предпочел бы видеть у себя батарею более надежных орудий, но все новые пушки остались в Гольштейне, где ожидалось вторжение французов, ныне маловероятное. Зачем Франции нападать на Данию, если Британия сама вынуждает Северное королевство идти в союзники к Бонапарту? В результате лучшие войска и пушки датской армии оказались отрезанными от Зеландии британским флотом. Кастенскьольд отдавал себе отчет и в том, что в Гольштейне остались и лучшие генералы, а значит, все надежды Дании возлагались теперь на него, уже немолодого, педантичного генерала, имевшего в своем распоряжении батарею ветхих орудий и четырнадцать тысяч необученных солдат. И все же мечты о победе и славе не оставляли его.

По стерне проскакал кавалерийский эскадрон. Выглядели кавалеристы неплохо, а их беззаботный смех внушал оптимизм. Впереди, над северной кромкой горизонта, повисло небольшое серое облако. Возможно, то был дым крупных орудий Копенгагена, но определить точно генерал не мог.

Надежды Кастенскьольда окрепли после полудня, когда кавалерийские патрули доложили, что британские войска сэра Артура Уэлсли ушли из Кеге. Почему – этого не знал никто. Британцы пришли, простояли ночь и ушли, так что дорога на Копенгаген, похоже, осталась открытой. Мечты генерала обрели дополнительную поддержку, когда вечером его армия достигла Кеге и обнаружила, что данные кавалеристов соответствуют действительности. Дорога на столицу была свободна. Командир местного ополчения, энергичный бакалейщик, сразу после ухода британцев приступил к возведению оборонительных сооружений вокруг городка.

– Пусть только вернутся, мы зададим им жару! – воинственно заявлял он.

– У вас есть основания полагать, что они вернутся? – осведомился Кастенскьольд, с любопытством оглядывая впечатляющие укрепления.

– Надеюсь, что вернутся! Уж мы им зададим! – Далее бакалейщик сообщил, что видел три британских полка, два в красных мундирах и один в зеленых. – Тысячи две, на мой взгляд, вряд ли больше.

– Орудия?

– Орудия тоже, но пушки ведь и у нас есть.– Бакалейщик с гордостью кивнул в сторону въезжающей в город артиллерии.

На ночлег армия остановилась в Кеге. В поле, к западу от города, местные жители вроде бы видели каких‑то всадников, но ко времени прибытия генерала они исчезли. Кастенскьольд спросил, были ли они в форме, но толкового ответа так и не получил. Возможно, это были местные. Возможно, вражеский патруль. Большая часть армии расположилась в поле, где между рощами и лугами пробегала маленькая речка; некоторым повезло больше – им достались городские помещения; а сам генерал разместился в доме приходского священника за церковью Святого Николая, где постарался убедить гостеприимного хозяина в том, что все будет хорошо.

– Бог нас не оставит,– утверждал командующий, и его заверения получили дополнительную поддержку ближе к полуночи, когда вернувшийся конный патруль доложил, что проехал до самого Роскилде, где и обнаружил вполне боеспособный гарнизон.

Генерал решил, что утром отправит туда распоряжение, чтобы все защитники городка выступали маршем в сторону Копенгагена. Маневр был рассчитан на то, чтобы отвлечь неприятеля и дать основным силам возможность проскользнуть незамеченными вдоль побережья. Надежды вспыхнули с новой силой, а загадочные всадники как‑то позабылись.

Задолго до рассвета генерал позавтракал холодной селедкой, сыром и хлебом. Армия пробуждалась и готовилась к выступлению. Неприятную новость принес один из полковников, явившийся в дом пастора с сообщением, что его полку выдали боеприпасы неподходящего калибра.

– Стрелять можно,– сказал полковник,– но пули повредят стволы.

Полковником был сыродел из Вордингборда, не горевший особым желанием вести против регулярной армии обутых в деревянные башмаки солдат.

Приказав адъютанту разобраться с проблемой, Кастенскьольд нацепил саблю. За окном кричали чайки. Сегодня, думал он, я либо обрету славу, либо впаду в бесславие. Его армии предстояло пройти по берегу моря, под самым боком у британского флота, и при удаче пробиться через охватившее столицу вражеское кольцо.

– Молотки и гвозди.

– Молотки и гвозди? – растерянно переспросил адъютант.

– Да, загоним в английские пушки,– бросил раздраженно генерал – неужели ему одному надо думать за всю армию? – Поищите мягкие гвозди. И еще топоры. Соберите в городе топоры. Ими можно разбить колеса орудийных лафетов,– поспешно объяснил он, не дожидаясь вопроса, зачем нужны топоры.

– У вас есть время для молитвы? – вежливо осведомился пастор.

– Молитвы? – Генерал думал совсем о другом – смогут ли британские корабли подойти достаточно близко к берегу, чтобы дать по дороге бортовой залп.

– Вы можете помолиться с нами,– объяснил пастор.

– Нам нужно выступать,– торопливо сказал Кастенскьольд,– но вы, пожалуйста, помолитесь за нас.

Он уселся в седло и в сопровождении полдюжины адъютантов поскакал на север. Рассвет едва наступил, когда генерал добрался до северной оконечности лагеря и вызвал к себе всех командиров.

– Вы расположитесь сегодня на обоих флангах. – Генерал посмотрел на двух офицеров‑кавалеристов. – Выдвиньте вперед патрули, но строй держите плотно. Остановок не будет. Если нужно, возьмите с собой фураж. Предупредите, чтобы все захватили обед. Главное – быстрота! Мы должны приблизиться к неприятелю еще до того, как он поймет, что мы идем!

Генерал отдавал приказания, стоя с офицерами на вершине небольшого холмика. Справа, совсем близко, вытянулась вдоль берега уходящая далеко вперед дорога на Копенгаген. Дорога пролегала между полями и скрывалась из виду за виднеющимися в сумерках кустами и деревьями. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но вдалеке, на фоне светлеющего восточного неба, проступал силуэт линейного корабля.

– Впереди пойдет регулярная пехота,– продолжал Кастенскьольд,– за ней артиллерия и потом ополчение. Я хочу, чтобы к полудню мы вступили в бой!

План заключался в том, чтобы выйти до полудня к Копенгагену, ломая сопротивление противника силами кавалерии и регулярной пехоты и уничтожая неприятельскую артиллерию вольными действиями ополченцев. Пусть разбивают колеса лафетов, поджигают порох и забивают гвозди в орудия. Генерал уже видел дым, поднимающийся над уничтоженными батареями врага. Он уже видел себя героем.

– Итак, господа, приготовьтесь! Выступаем через тридцать минут!

Генерал выбросил руку на север театральным жестом, вполне соответствующим его честолюбивым устремлениям. Некоторые из офицеров повернулись в ту же сторону и с удивлением обнаружили там, где дорога терялась в кустах, движущуюся темно‑серую тень. Кастенскьольд тоже увидел тень и сначала принял ее за корову или оленя, но потом понял, что это всадник.

– Кто выслал патрули? – сурово вопросил он.

– Мы не высылали,– ответил один из кавалеристов.

Всадников было уже шесть, и они остановились, возможно, заметив отблеск датских костров над холмом, на котором генерал только что произнес вдохновенную речь. Кастенскьольд достал из седельной сумки подзорную трубу и, спешившись, положил ее на плечо подбежавшего адъютанта. Остальные офицеры последовали его примеру.

Кавалеристы – он видел ножны. Но не датчане – другого образца головные уборы. Генерал слегка передвинул трубу, направив ее на дорогу за спинами кавалеристов, но не увидел ничего, кроме серого и черного, тумана и теней. Потом солнце вдруг вынырнуло из‑за горизонта, и Кастенскьольд узрел солдат на марше. Темная людская масса колыхалась в едином ритме. Колонна за колонной шагали по дороге, втаптывая в пыль его мечту. Он опустил трубу.

– Остаемся здесь.

– Что? – Один из адъютантов решил, что ослышался.

– Регулярную пехоту сюда.– Генерал указал на пригорок вдоль дороги.– Драгун туда, на берег, легких – на левый фланг. Ополчение в резерве – между этими позициями и городом. Артиллерию на дорогу. – Он говорил твердо и решительно, понимая, что малейший признак нерешительности подорвет боевой дух его людей.

Британцы опередили. Они пришли первыми. И не будет уже никакого триумфального прорыва к стенам Копенгагена – вместо этого судьба распорядилась так, чтобы генерал Кастенскьольд принял сражение здесь, у городка Кеге. Что ж, пусть атакуют, решил он. Позиция у него неплохая. Пехота прикрывала дорогу, правый фланг защищало море, а если придется отступать – позади только что построенные укрепления.

Шесть вражеских разведчиков исчезли, унося известие о появлении датской армии. Поднявшееся солнце залило золотом морщинистое море. Прекрасный будет день, подумал генерал. Прекрасный день для смерти. Ход мрачных мыслей нарушило прибытие телеги из Кеге. Тащила ее чахлая лошаденка, а сопровождал жизнерадостный адъютант.

– Молотки и гвозди! – бодро доложил он.– И сорок три топора!

– Отвезите их назад,– бросил генерал.

– Как? Почему?

– Отвезите назад! – рявкнул Кастенскьольд.

Мечта умерла. Он снова достал подзорную трубу – британская пехота выходила из леса. Одни солдаты были в красных мундирах, другие – в зеленых. Противник растягивался в линию, вне досягаемости датских орудий. Генерал знал, что какое‑то время британцы будут стоять, дожидаясь подхода своей артиллерии, и соблазн атаковать был велик. Численный перевес был на его стороне, да и бежать пришлось бы вниз. И все же он сдержался. Необученные войска лучше дерутся в обороне, а потому пусть британцы лезут вверх по долгому склону навстречу его орудиям. Пусть он не снимет осаду Копенгагена, шанс принести Дании победу еще есть.

Пушки установили на позиции. Датский флаг поднялся над холмом. Пехота растянулась в линию.

Генерал Кастенскьольд приготовился драться.

– Какого черта вы здесь делаете? – осведомился капитан Уоррен Даннет у батальонного квартирмейстера. Тот никогда не вызывал у капитана симпатий. Вышел из рядовых и, по мнению Даннета, имел преувеличенное представление о собственной компетентности. Мало того, успел послужить в Индии и на основании этого полагал, будто знает кое‑что такое, чего не знают остальные.

– Меня прислал полковник, сэр. Сказал, что вам недостает лейтенанта.

– И где, черт возьми, вы пропадали? – Капитан склонился к осколку зеркала, воткнутому в щель столба ограждения, и осторожно, чтобы не задеть кончик усов, поскреб бритвой щеку.– Я вас пару недель не видел.

– Находился в командировке, сэр.

– В командировке? ‑язвительно усмехнулся Даннет. – И что за командировка?

– Выполнял поручение генерала Бэрда.

Странно. Что общего может быть у сэра Дэвида Бэрда с таким типом, как Шарп? Впрочем, спрашивать Даннет не стал.

– Ладно, только не мешайте,– коротко сказал он и, отряхнув с бритвы воду, взялся за подбородок. Чертов квартирмейстер!

Стрелки, собрав в лесу валежника, развели костер и кипятили воду для чая. Зеленые мундиры растянулись у кустов и заборчиков по обе стороны дороги. Дальше, на лугах со свежими копнами сена, разместились два батальона красномундирников. Время от времени кто‑то из офицеров этих батальонов подходил к позициям стрелков и подолгу смотрел в сторону пологой насыпи, на которой разворачивалась датская армия. Неприятельский флаг, белый крест на красном поле, колыхался под ветром, приносившим запах моря. Синемундирная кавалерия на флангах и артиллерийская батарея в центре. Мнения в оценке живой силы противника разнились от десяти до двенадцати тысяч, тогда как британская армия насчитывала около трех тысяч. Большинство сходились во мнении, что расклад вполне удачный.

– Чего только ждем? – проворчал кто‑то.

– Ждем, Хокинс, пока генерал Линсинген обойдет их с фланга,– ответил капитан Даннет.

По крайней мере, план был именно такой. Пока генерал Уэлсли, угрожая атакой, привлекает внимание противника, генерал Линсинген со своим германским легионом заходит неприятелю в тыл. И все бы хорошо, но из‑за порушенного моста у Линсингена случилась заминка, и его люди застряли в трех милях от назначенного пункта, а поскольку никаких донесений не поступало, никто еще не знал, что первоначальный план рухнул вместе с мостом.

Долетевшее из‑за поворота громыхание известило о прибытии батареи девятифунтовых орудий, которые установили тут же на дороге.

– Погасить костры! ‑скомандовал офицер‑артиллерист, беспокоившийся из‑за сложенных у пушек мешочков с порохом.

Сидевшие у огня зашевелились.

– Чертовы пушкари,– пробурчал кто‑то.

Капитан 43‑го, усталый, с покрасневшими глазами и бледным лицом, попросил у стрелков чаю. 43‑й валлийский полк квартировал по соседству с зелеными мундирами в Шорнклиффе, так что эти части поддерживали приятельские отношения.

– Дам вам, парни, совет,– сказал капитан.

– Сэр?

– Избегайте аквавита. Варит его дьявол, а пьют датчане. Как, то одному Господу известно. А похож на воду.

Стрелки усмехнулись, а капитан вздрогнул и поморщился – это волынщик 92‑го, опробуя инструмент, издал серию тягуче‑заунывных стонов, писков и всхлипов.

– О боже,– простонал капитан,– только не это!.. Господи…

Услышав волынку, Шарп на мгновение вспомнил Индию, пыльное поле, на котором смешались люди, кони и разукрашенные орудия, и крушащих врага шотландцев.

– Не знаю, испугают ли эти звуки датчан,– раздался голос у него за спиной,– но у меня от них мурашки по коже.

Лейтенант обернулся и увидел сэра Артура Уэлсли, рассматривающего в подзорную трубу батарею противника. Генерал был на коне и обращался не к Шарпу, а к двум своим адъютантам. Оглядев неприятельские позиции, он опустил трубу и увидел перед собой офицера в зеленом мундире. На лице его отразилось удивление вперемешку со смущением.

– Мистер Шарп,– бесстрастно произнес он, поскольку обойти вниманием присутствие лейтенанта было уже невозможно.

– Так точно, сэр.

– Все еще с нами?

Шарп промолчал. Генерала он не видел три года, с тех пор как покинул Индию, а смущения его не заметил, поскольку слишком остро почувствовал его осуждение. Грейс приходилась Уэлсли кузиной. Очень дальней кузиной, но неприязнь ее многочисленных родственников разделял, несомненно, и сэр Артур.

– Нравится в стрелках? – спросил, глядя на дорогу, генерал.

– Так точно, сэр.

– Я так и думал,– произнес Уэлсли.– Я так и думал. Что ж, посмотрим сегодня, насколько хорошо ваше новое оружие, а? – Как и большинство офицеров в британской армии, генерал никогда еще не видел винтовки в действии.– Где же, черт возьми, Линсинген? Хотя бы весточку прислал! – Он снова поднял подзорную трубу.– Как вам кажется, они выступать не собираются? – Вопрос был задан адъютантам, и один из них ответил, что вроде бы видит за орудиями подводу.– Ладно, тогда обойдемся без Линсингена. По местам, джентльмены,– обратился он к собравшимся вокруг него офицерам.– Доброго дня, Шарп! – С этими словами командующий повернул лошадь и ускакал в сопровождении немногочисленной свиты. «

– Хорошо его знаете? – с завистью спросил капитан Даннет, слышавший разговор Уэлсли с лейтенантом.

– Да, – коротко ответил Шарп.

Черт бы тебя побрал, подумал Даннет. Шарп же думал о том, что на самом деле совсем не знает генерала. Разговаривал с ним не раз, однажды спас ему жизнь, за что получил в знак признательности подзорную трубу, а вот знал плохо. Точнее, не знал совсем. Было в сэре Артуре Уэлсли что‑то холодное и пугающее. И все‑таки Шарп был доволен, что ими командует именно он. Просто потому, что генерал знал свое дело и делал его хорошо.

– Становитесь на правый фланг,– распорядился Даннет.– К сержанту Филмеру.

– Слушаюсь, сэр.

Капитан хотел спросить, почему Шарп носит винтовку, но справился с любопытством. Скорее всего, по‑прежнему считает себя рядовым. Длинноствольное оружие офицеру не полагалась, но лейтенанту нравилась винтовка Бейкера, и он позаимствовал ее у полкового врача, собравшего целый арсенал оружия, принадлежавшего бывшим пациентам. Винтовка была удобнее мушкета, намного точнее и обладала той жестокой, безжалостной эффективностью, что неизменно находила отклик в душе Шарпа.

Сержант Филмер встретил Шарпа приветливой улыбкой.

– Рад, что вернулись, сэр.

– Капитан Даннет прислал присмотреть за вами. Филмер ухмыльнулся.

– Заваривать нам чай? Прикрывать одеяльцем?

– Для начала давай прогуляемся, Лофти. До того пригорка.

Сержант бросил взгляд в сторону противника.

– Как они, сэр? Хороши?

– Бог их знает. Ополченцы вряд ли, а вон те похожи на настоящих.

– Посмотрим, ждать уже недолго.

Филмер был мал ростом, и в полку его называли не иначе как Лофти – долговязый. Свое дело сержант знал. Выбив о сапог глиняную трубку, он открыл мешок и предложил Шарпу кусок медовых сот.

– Свежие, сэр. Нашли в деревне пару ульев. Лейтенант пососал соты.

– Тебя повесят, Лофти. Если поймают.

– Слышал, двух парней вчера повесили. Раз попались, значит, дурачье.– Он сплюнул в траву.– Это правда, сэр, что там город?

– Да. Называется Кеге.– Шарп подумал, что они находятся где‑то неподалеку от того места, где он сбежал от Лависсера.

– Ну и названьица у них здесь, язык сломаешь. – Филмер пощелкал курком лежавшей на коленях винтовки.– Отсырела в море, вот и решил смазать.– Он оглянулся на расположившихся неподалеку солдат. – Не вздумайте дрыхнуть, лодыри, вас ждет работа.

Артиллеристы уже зарядили пушки и были готовы открыть огонь. У берега разворачивался 92‑й. То же самое делал 43‑й за спиной у Шарпа. Два полка красномундирников и один стрелковый. Силы были неравны, но Шарп знал, на что способны настоящие солдаты, и ему было жаль датчан. Он посмотрел на их флаг с белым крестом на красном поле. Зачем нам это? Драться надо с французами, а не с датчанами. Он подумал об Астрид и виновато вздохнул.

– Ну, сэр, сейчас посмотрим, что из этого вышло, – бодро сказал Филмер.

– Посмотрим,– согласился лейтенант.

Он не сомневался, что месяцы боевой подготовки в Шорнулиффе не прошли даром. Армия всегда использовала стрелков, но сейчас собиралась употребить их с другой, более серьезной целью. Многие утверждали, что эксперимент был пустой тратой времени и денег, потому что винтовки перезаряжать труднее, чем гладкоствольные мушкеты, а потому солдат, вооруженный мушкетом, успеет сделать три или даже четыре выстрела за то время, что у его товарища с винтовкой уйдет на один. Скептики уверяли, что стрелков перебьют, пока они будут перезаряжать свои дорогие штуцера, но никто не мог опровергнуть того факта, что новое оружие имеет убойную дальность вчетверо большую, чем мушкет. Вопрос стоял так: точность или скорострельность.

Обе армии выжидали. Оба красномундирных полка приняли боевой порядок, орудия были заряжены, однако датчане, похоже, и не собирались отступать. Капитан Даннет прошел на правый фланг.

– Ну, Лофти, знаешь, что делать?

– Мы им зададим, сэр. Сдерем шкуру заживо.

– Не суетиться! – прокричал капитан.– Целиться как следует! – Он собирался еще что‑то добавить, но тут резко и требовательно просвистел свисток. – Вперед!

Стрелки наступали рассеянной цепью перед двумя красномундирными полками. Услышав приказ, парни Филмера повалили заборчики, отделявшие луг от поля со скирдами сжатой пшеницы. Легкие роты 43‑го и 92‑го шли со стрелками – красные крупинки в зеленой массе. Наступающие держались в стороне от дороги, чтобы не попасть под огонь своих орудий.

Поднявшись на пригорок, Шарп увидел выдвинувшихся вперед датских стрелков. Это были не ополченцы, на что указывали белые ремни и голубая форма.

– Чертовы сапоги,– проворчал Филмер. Подошва правого сапога оторвалась и волочилась по траве. – А ведь совсем новые, сэр! Совсем новые.

Пронзительный свисток остановил стрелков, едва успевших продвинуться на сотню шагов, и они опустились на колени между скирдами. От противника их отделяло недоступное мушкету расстояние, но винтовка с такой дистанции била насмерть. Шарп заметил сбегающего вниз по склону датского офицера.

– Стрелков у них мало,– пробормотал он. Скорее всего, выслав вперед так мало стрелков, неприятель полагался на эффективность залпового огня, но только в британской армии солдаты проходили обучение с настоящей стрельбой, и Шарп сильно сомневался, что датчане могут равняться с британцами в меткости. Бедняги, подумал он.

– Обдерем заживо, сэр.– Филмер оторвал волочащуюся подошву, сунул в карман, скользнул взглядом по склону и взвел курок.– Можете не сомневаться.

Позади ударили пушки.

Впечатление было такое, словно обе армии задерживали дыхание и теперь разом выдохнули. Выброшенный из стволов дым заклубился над дорогой. Картечь с воем устремилась к пригорку. Вырванный кусок земли прочертил небо рядом с датским флагом.

– Так, ребята, так! – прокричал Филмер.– Вали ублюдков!

Тактика зеленых мундиров стала для датчан полной неожиданностью. Они полагали, что стрелки будут наступать строем, а пули прилетели как будто ниоткуда.

– Целиться в офицеров! – кричал сержант.– Не спешить!

Стрелки и без него знали, что и как надо делать. Работали они парами. Один целился и стрелял, а пока перезаряжал, второй прикрывал товарища. Датские стрелки, оправившись от потрясения, спешили вниз по склону, чтобы сблизиться с противником на расстояние мушкетного выстрела, но их было слишком мало, и чем ближе они подходили, тем вернее их находили британские пули. В отличие от мушкетов, винтовки были снабжены прицелами, и многие из зеленомундирных солдат с полным правом носили почетные знаки меткого стрелка. Прицелился, выстрелил, убил – порядок действий прост,– и они убивали, поражая датчан с невероятного для последних расстояния. Филмер только наблюдал.

– Молодцы, ребятки,– бормотал он.– Молодцы…

Красномундирники тоже стреляли, но реальный урон врагу причиняли именно винтовки.

– Работает, Лофти! – крикнул Шарп.

– Да еще как, сэр! – бодро отозвался сержант. Бежавший вниз по склону офицер лежал на земле.

Кто‑то из солдат подбежал к нему и получил сразу две пули. Стрелки перекликались, чтобы не бить по одной и той же цели.

– Видишь того хромоногого увальня? Он мой.

Больше всего Шарпа удивил шум. Ему довелось участвовать в сражениях куда более масштабных, чем это, но лишь теперь он осознал, как это шумно. Сухой треск винтовок и хриплый кашель мушкетов перекрывало оглушающее буханье полевых орудий. А ведь в бой вступили только стрелки – полки не дали пока ни одного залпа. Даже чтобы привлечь внимание Филмера, приходилось кричать. Ему было жаль датчан. Большинство из них, простые деревенские парни, ни разу в жизни не видели настоящего боя и растерялись от одного только нескончаемого грохота, треска, гула, клубящегося черного дыма, всполохов пламени и стоящих над всем этим криков и стонов раненых и умирающих. Врезавшееся в холм ядро вырвало большущий ком земли, разнесло в щепки орудийное колесо и раскололо голову оказавшегося на его пути пушкаря.

Стрелки продолжали наступать, перебегая от скирды к скирде и оставляя за собой дымящуюся от тлеющих пыжей стерню. Перевес в силах уже определился, и датская пехота начала понемногу отступать.

– Вперед! – крикнул Филмер.

– Двое справа! – предупредил Шарп.

– Вижу! Мэддокс! Хартс! Займитесь ими!

Стрелявшие с дороги полевые орудия уже выбили колеи – после каждого выстрела пушка отскакивала, сдирая дерн, разбрасывая камешки и глину. Дым сгустился настолько, что артиллеристы палили вслепую – и тем не менее почти не промахивались. Стрелки перешли на отстрел офицеров – отыскивали цель, брали ее на мушку и поражали. Затем шум сражения прорезал дикий вой волынок, и Шарп, повернувшись, увидел наступающий по склону 92‑й полк. При этом британские орудия продолжали бить по центру неприятельских позиций. Датские пушки молчали, потом над вершиной холма вскинулся вдруг столб дыма, но выстрела не последовало – орудие взорвалось.

– Вперед! Вперед! – гнал роту Даннет.– Теснее! Сомкнуть строй!

43‑й пошел в атаку. Валлийцы и шотландцы, вытянувшись шеренгой, шли вверх.

– Не останавливаться! – кричал Даннет.– Огонь! Огонь! Бить по офицерам!

Перед позициями датчан пронеслась потерявшая всадника лошадь. Пули выбивали солдат из строя, и замыкающие толкали людей, заставляя их заполнять бреши. Боже, это же чистое смертоубийство, подумал Шарп, не сделавший пока ни одного выстрела. «

– Сюда бы лягушатников, а, сэр? – подал голос Филмер.– Вот бы повеселились!

Уэлсли приказал пустить вперед кавалерию на левом фланге. Вылетевшие из‑за дюн немецкие гусары с обнаженными, сияющими под солнцем клинками окончательно убедили датчан, что позиция проиграна, и они стали скатываться с вершины холма еще до того, как красномундирники вышли на расстояние мушкетного выстрела. Стрельба постепенно стихла. На поле боя остались тела убитых, среди которых было лишь одно в зеленом мундире.

– Сними с него сапоги,– бросил одному из своих солдат Филмер и, повернувшись к Шарпу, добавил: – Это Хопкинс. Получил пулю в глаз.

– Вперед! Вперед! – прозвучал резкий голос Уэлсли.

Пушкари снова развернули орудия. Гусары, одно появление которых так напугало датчан, вернулись на позицию в центре. Шотландцы поднялись на холм, а стрелки устремились к видневшемуся вдалеке Кеге. Низкие крыши, каминные трубы – все почти как дома, если бы крыши были не красные. Впрочем, внимание Шарпа привлекло не это, а укрепления на окраине городка. Датчане не убежали, а всего лишь отступили на новые позиции. Британская пехота продолжала преследование, но из‑за траншей выскочила вдруг датская кавалерия с очевидным намерением отсечь правый фланг наступающих сил Уэлсли.

Затрубили горнисты, 43‑й остановился, но приказа перестроиться в каре не последовало, хотя его и ждали. Стрелки, беззащитные перед кавалерией, поспешили под прикрытие валлийских мушкетов, но тут в дело снова вступили немецкие гусары, и датские всадники, видя явное численное превосходство неприятеля, придержали коней. Шарп, уже приготовившийся к конной атаке, понял, что генерал, должно быть, предвидел такой маневр и держал кавалерию наготове.

Снова надули щеки музыканты, и 92‑й двинулся прямиком на вражеские укрепления. Шотландцы даже не стали ждать подхода артиллерии – они просто маршировали под бой барабанов и завывания волынок.

– Хороши мерзавцы,– с восхищением заметил Филмер.

Шарпу вспомнился Ассайе, где горцы вот так же спокойно и мужественно шли через поле под градом пуль и шрапнели. Датчане, еще не успев прийти в себя после поспешного, похожего на бегство отступления с высотки, с изумлением и страхом взирали на приближающегося врага. Они видели, что британцы уже подтягивают орудия, и понимали, что с минуты на минуту за первым полком выступит второй, но в этом, похоже, уже не было необходимости – что‑то неумолимо‑грозное ощущалось в надвигающихся шеренгах шотландцев, великанов в клетчатых килтах и высоких медвежьих шапках. Численный перевес был на стороне защищающихся, но новые траншеи рыли в спешке, и сконцентрировать достаточные для обороны силы на узком участке не удавалось, а другие укрепления находились слишком далеко.

– Побегут, – сказал Шарп.

– Думаете? – Филмер еще сомневался.

– После первого же залпа. До рукопашной дело не дойдет.

Датчане открыли огонь. Пушек они лишились, но мушкеты сохранили.

– Теснее! Сомкнуть строй! Сомкнуть строй! – Знакомый речитатив сражения. Не обращая внимания на свист пуль, шотландцы неумолимо приближались к окутанным дымом неприятельским позициям. За спиной наступающих остались несколько неподвижных тел. В воздухе трепетали желтые ленточки.

– Стой!

Полк застыл на месте.

– Цельсь!

Шеренга шелохнулась – каждый солдат слегка повернулся вправо, уткнув приклад в правое плечо.

– Огонь!

Залп. Над полем поплыл едкий дым.

– Примкнуть штыки!

В наступившей вдруг тишине Шарп услышал, как щелкнули штыки в пазах дымящихся стволов.

– Вперед! – Шеренга качнулась, исчезла на мгновение в собственном дыму и выступила по другую сторону клочковатой завесы.– В атаку!

Шотландцы с ревом устремились к укреплениям, и Шарп увидел, как датчане выбираются из траншей. Воздух заполнился свистками и бодрыми призывами горнов.

– Гоните их! Гоните! Не дайте остановиться! – крикнул Уэлсли командиру 43‑го.

С запада появились еще какие‑то части, и один из офицеров‑валлийцев скомандовал тревогу, но вновь прибывшие оказались немецкой бригадой под началом генерала Линсингена. Оторвавшиеся от нее кавалеристы тут же бросились за бегущим противником.

– Черт,– покачал головой Филмер,– ну и быстро же у них получилось.

– Стрелки! В колонну поротно! На дорогу!

Все, разумеется, жаждали побыстрее оказаться в городке, где можно найти еду, выпивку и женщин, но вместе с шотландцами туда отправили только две роты. Остальным было приказано двигаться на юг за кавалерией. Шли около часа, минуя лежащие вдоль дороги и уже обчищенные кавалеристами тела убитых да прислушиваясь к долетающим издалека одиночным выстрелам. Некоторые из убитых были обуты в деревянные башмаки. Десятки пленных брели под охраной всадников на север. К полудню колонна подошла к деревушке, где и настигла кавалерию. Немецким гусарам пришлось спешиться из‑за того, что часть арьергарда противника организовала оборону церкви и кладбища и упорно не желала сдаваться. Не желая рисковать, кавалеристы постреливали издалека из пистолетов, бессмысленно растрачивая пули, плющившиеся о каменные стены, из‑за которых им в ответ палили мушкеты.

– Работа для нас,– сказал Филмер,– вот увидите. Больше некому.

Ожидание затягивалось. Старшие офицеры распорядились установить численность неприятельских сил, а это требовало времени. Стрелки улеглись на траве. Кто‑то потягивал трубку, кто‑то спал. Шарп расхаживал взад‑вперед. Время от времени со стороны церкви доносились выстрелы, но пули проходили слишком высоко. Группа одетых в штатское всадников наблюдала за происходящим с безопасного расстояния. Похоже, увидеть сражение собралось местное дворянство. Смотреть, впрочем, было не на что, а потом в деревню прибыл генерал Уэлсли со штабом, и тут же засвистели свистки, заорали сержанты, застучали копыта.

– Я же говорил, придется заниматься нам,– сказал Филмер и, прищурившись, посмотрел на церковь. – И чего не уходят? Дурачье.

Стрелки, растянувшись цепью, приблизились к последнему оплоту сопротивления на сто шагов.

– Огонь! – скомандовал Даннет, и пули защелкали по камням.

Пройдясь взглядом по церкви, ближайшим домикам и кладбищенской стене, Шарп не заметил ни одного мушкетного дымка. Даннет, похоже, сделал такой же вывод.

– Рота! Вперед! Вперед!

Капитан подбежал к стене, подождал, пока подтянутся солдаты, и перепрыгнул через нее. Стрелки последовали за командиром. За всем происходящим наблюдали как неизвестные всадники, так и офицеры штаба Уэлсли во главе с генералом. Рассыпавшись по кладбищу, солдаты укрылись за надгробными камнями, но датчане, похоже, уже ушли.

– Надоело нас дожидаться,– пробормотал Филмер.

– Уходим! – скомандовал капитан.

Обойдя церковь, Шарп оказался на окраине небольшой, аккуратной деревушки. По единственной улице бежали несколько человек.

– Поддайте‑ка им жару! ‑крикнул Даннет, и трое стрелков, опустившись на колено, проводили беглецов прощальным залпом.

Сержант Филмер достал трубку.

– Стер пятку,– пожаловался он Шарпу.– Из‑за чертовых сапог. Не мой размер.– Он набил трубку табаком.– А эти парни молодцы, верно? Не растерялись. Ушли…

Закончить предложение сержант не успел, потому что рухнул на пыльную дорогу, выронив перепачканную брызнувшей кровью белую глиняную трубку.

Стреляли сзади. Оглянувшись, Шарп увидел поднимающийся над колокольней дымок, за которым прятался колокол.

– Да не стойте вы столбом! – рявкнул на него Даннет. Как и остальные стрелки, капитан укрылся за углом ближайшего домика.

В следующее мгновение колокол заслонил силуэт человека. Датчанин поднял мушкет. Шарп поднял штуцер. Филмеру выстрелили в спину, и лейтенант, спуская курок, не испытал никаких чувств. Пуля звякнула о колокол, но лишь после того, как прошила цель. Мушкет выпал из рук и, скатившись по крыше, упал во двор церкви.

– Вы что‑то сказали, капитан? – спросил Шарп.

Даннет отвернулся и зашагал прочь. Шарп перезарядил штуцер и прошел до конца улицы, где стояла поилка для лошадей. Он наклонился, напился, плеснул на лицо, выпрямился и, повесив штуцер на плечо, повернулся к югу. Слева от него расстилалось отливающее мириадами солнечных зайчиков море с застывшим британским кораблем. Может быть, «Пуссель» с его старыми товарищами на борту? Далеко впереди кавалерия еще преследовала недавних защитников кладбища, а справа, примерно в полумиле, в небольшой низине притаился под деревьями необыкновенно красивый дом. Большой, но не огромный, низкий и широкий, с белыми окнами, каретным подъездом, прудом и садом. Темные кусты подстрижены аккуратными пирамидками. Тихий, уютный, приветливый дом почему‑то напомнил Шарпу о Грейс, и к глазам подступили слезы.

Проходивший неподалеку старичок с опаской посмотрел в сторону стрелков, остановился в нерешительности и, решив, что бояться нечего, тронулся дальше. Заглянув в глаза Шарпу, он приветливо кивнул, потом, проследив за направлением его взгляда, с гордостью произнес:

– Vygвrd.

Слово зацепилось за что‑то в памяти. Шарп повернулся к старику.

– Это Херфельге?

– Ja, ja. Herf0lge,– оживился старик, указывая на деревню. Потом, переведя взгляд на красивый дом, добавил: – Vygвrd.

Вигард. Дом, в котором живет дед Лависсера.

Для человека с набитым золотом сундуком Лависсер добрался до Копенгагена удивительно быстро. Да и зачем ему везти такое богатство в город, который может быть вот‑вот захвачен противником?

– Taк,– с чувством сказал он,– mange tak[3].

Большое спасибо. Теперь Шарп знал, куда идти, – в Вигард.

 


Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 468 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.054 сек.)