 |
|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология |
Глава 3. Шарп спал ужасно. Земля была мокрой, за ночь сильно похолодало, и спал он плохо
Шарп спал ужасно. Земля была мокрой, за ночь сильно похолодало, и спал он плохо. От каждого движения сломанные рёбра словно пронзало ножом, а когда перед рассветом Шарп окончательно проснулся и встал, то от боли едва мог держаться на ногах. Он ощупал свои рёбра, пытаясь определить, нет ли более серьёзных повреждений, чем ему показалось вначале. Правый глаз заплыл, наполовину закрывшись, и прикоснуться к нему было нельзя. - Вы уже проснулись, сэр? – раздался рядом голос. - Я уже умер, – проворчал Шарп. - Может быть, кружку чая? – это был Мэтью Додд, стрелок из роты Шарпа, которого недавно, во время его отпуска Ноулз наградил второй полоской и превратил из рядового в капрала. Вернувшись, Шарп повышение одобрил. - Спасибо, Мэтью, – отозвался Шарп и поморщился от боли, наклонившись, чтобы подобрать отсыревшие ветки для костра. Додд высек искру и запалил огонь. - А нам можно жечь костры, сэр? – спросил он. - Прошлой ночью было нельзя, Мэтью, хотя кто мог их рассмотреть в этом проклятом тумане? В любом случае, мне нужен чай, иначе я разогнуться не смогу. Шарп бросил в костер собранный хворост, слушая, как потрескивает и шипит в костре сырое дерево. Додд наполнил водой чайник и всыпал горсть заварки из собственных запасов. Шарп добавил ещё своей и подкормил огонь хворостом. - Сыро как, – промолвил Додд. - Проклятый туман, – проворчал Шарп, вглядываясь в серую муть. - Скоро подъём, – Додд устроил чайник на огне. - Ещё даже половины третьего нет, – возразил Шарп. Тот там, то тут вдоль хребта загорались костры, освещая изнутри плотную пелену тумана, но большая часть армии ещё спала. Шарпу надо было проверить посты на восточном склоне, но это могло ещё немного подождать. - Сержант Харпер сказал, что вы упали на тропе, сэр, – осторожно заметил Додд, глядя на покрытое синяками и ссадинами лицо Шарпа. - Опасные вещи – эти тропинки, Мэтью. Особенно когда они скользкие и в темноте. - Вот так дьячок у нас дома погиб, – измождённое лицо Додда осветили блики огня. – Поднялся на колокольню, чтобы привязать новую верёвку к колоколу, и поскользнулся. Кое-кто говорил, что его столкнули, потому что его жена миловалась с другим мужчиной. - Это сделали вы, Мэтью? - Мистер Шарп, что вы! Нет, не я! – воскликнул Додд, потрясённый подобным предположением. Чай вскипел быстро, и Шарп, плеснув себе немного в кружку, поблагодарил Додда и поднялся на гребень хребта. Спускаться по склону он не стал, а прошёл по небольшому отрогу, выступающему шагов на сто рядом с дорогой в сторону французов. Этот природный бастион заканчивался возвышенностью, усеянной россыпью валунов, и именно там разместились его часовые. Подходя поближе, он потопал ногами, чтобы те, кто на посту, услышали его приближение. - Кто идет? – голос прозвучал бодро, но другого Шарп и не ожидал, потому что сержант Рид свои обязанности знал хорошо. - Капитан Шарп. - Пароль, капитан? – потребовал Рид. - Глоток горячего чая, сержант, если, конечно, вы меня не пристрелите, – ответил Шарп. Рид считался сторонником строжайшего исполнения правил, но даже педантичный методист был готов за глоток чая закрыть глаза на то, что офицер не знал пароль. - Пароль «Джессика», сэр, – с упрёком в голосе напомнил Рид. - Имя жены полковника, верно? Мистер Слингсби забыл мне сказать, – он передал Риду кружку с чаем. – Какие-то неприятности? - Ничего, сэр. Всё в порядке. Подошёл прапорщик Илифф и, испуганно моргая, уставился на Шарпа. Формально он считался командиром поста, но на самом деле ему было строго приказано не предпринимать ничего, не посоветовавшись с сержантом. - Доброе утро, мистер Илифф, – поздоровался Шарп. - Сэр, – проблеял испуганно Илифф, не зная, что сказать. - Всё спокойно? - Думаю, да, сэр, – ответил Илифф, не сводя взгляда с распухшего и посиневшего лица Шарпа. В полутьме видно было плохо, а спросить, что случилось, он побоялся. Восточный склон терялся в темноте и тумане. Шарп присел, содрогнувшись от боли, пронзившей рёбра, закрыл глаза и прислушался. Он слышал звуки шагов множества людей по склону выше, металлический лязг чайника, потрескивание костерков. Лошадь рыла землю ногой. Кричал ребёнок. Это были не те звуки, которые он хотел услышать. Снизу пока тихо. - До рассвета они не придут, – решил он. – В темноте не найдут тропу. - Думаете, они атакуют, сэр? – со страхом в голосе спросил Рид. - Так говорят дезертиры. Как ваш порох? - В таком тумане? Я бы не ему не доверял, – ответил Рид, нахмурился и спросил, посмотрев на Шарпа. – Вы поранились, сэр? - Упал на тропе. Не смотрел под ноги, – сказал Шарп. – Вы лучше разрядите оружие после побудки. Я предупрежу батальон. Шестеро постовых стояли на посту всю ночь с заряженными винтовками. Из-за влажного воздуха, проникшего внутрь ружейных замков, порох отсырел и не загорится от высеченной кремнём искры. Когда прозвучит горн, постовые засыплют на полку сухого пороха и выстрелят старым зарядом. Об этом нужно было предупредить, чтобы не подумали, будто французы под прикрытием тумана пошли в атаку. - А до того времени смотрите в оба, – добавил Шарп. - После подъёма нас сменят? – с беспокойством спросил Рид. - Поспите пару часов после построения. Но прежде, чем ляжете, наточите штыки. - Вы считаете… - начал было прапорщик Илифф. - Я не знаю, что там будет, но перед сражением, мистер Илифф, у вас должен быть наточен клинок. Покажите мне свою саблю. Илифф, как приличествует офицеру стрелковой роты, носил лёгкую кавалерийскую сабельку, старую, задёшево купленную, с потускневшей рукояткой и истёртой кожаной обмоткой. Шарп провёл пальцем по лезвию изогнутого клинка до острия. - За полмили отсюда стоит полк португальских драгунов. Сходите к ним, найдите кузнеца. Он за шиллинг вам её заточит. Такой саблей вы и кошку не обдерёте, – Шарп вернул прапорщику оружие и вытащил наполовину свой клинок. Шарп упорно не желал пользоваться лёгкой кавалерийской саблей и носил вместо неё длинный тяжёлый палаш с прямым клинком. Несмотря на плохой баланс, в руках сильного бойца это было мощное оружие. Он проверил остроту лезвия и остался доволен. А конец должен быть ещё острее. Не зря потратил деньги. Он вернулся на вершину и налил ещё кружку чая. Из тумана, заполнявшего долину, приглушённо послышался сигнал французской побудки. Им ответили множество горнов и труб на вершине. - Подъём! Подъём! – закричал майор Лерой, увидел сквозь туман Шарпа и обратился к нему. – Доброе утро, Шарп! Холодина, верно? Куда лето делось? - Я приказал посту разрядить оружие, сэр. - Ну, меня это не испугает, – заявил Лерой и аж просветлел лицом, увидев в руках Шарпа кружку. – Это у вас чай? - Думал, американцы чай не пьют, сэр. - Лоялисты пьют, Шарп. Родители Лероя бежали из колоний после победы Тринадцати Колоний в Войне за независимость. Он выхватил кружку у Шарпа. - Чай что-то рыбой припахивает, – он отхлебнул и поморщился. – Вы пьёте без сахара? - Всегда. - На вкус – как тёплая лошадиная моча, – морщась, он, однако, допил кружку до дна и воскликнул. - Доброе утро, парни! Рассвело! Строиться! По приказу сержанта Рида часовые разрядили ружья в затянутое туманной пеленой небо. Как и говорил Лерой, никто не обратил на это внимания. Сержант Харпер повёл в скалы смену часовым. Лейтенант Слингсби, несмотря на то, что ночью был изрядно пьян, с утра выглядел свежим и энергичным, словно гвардеец на посту в Виндзорском замке. Он вышел из своей палатки, одёрнул красный мундир, поправил ножны, чтобы они висели под идеальным углом, и поспешил за часовыми. - Подождите меня, сержант! – воззвал он к Харперу. - Я приказал ему идти, – сказал Шарп. Слингсби обернулся, выпучив глаза от удивления при виде Шарпа и заухмылялся. - Доброе утро, Шарп! Право слово, вот это фонарь у вас под глазом! Вам нужно было приложить с вечера кусок говяжьей вырезки, – Слингсби захохотал, словно сказал нечто остроумное. – Как вы себя чувствуете? Надеюсь, лучше? - Как мертвец, – буркнул Шарп и поднялся на вершину, где батальон строился в шеренгу, занимая позицию, чтобы встретить противника, если он предпримет неожиданное нападение в предрассветном сумраке. Шарп занял своё место перед строем. Глядя на свой батальон, он вдруг почувствовал, насколько ему дороги эти люди. Их было около шестисот, крепких мужчин, в основном из деревенек Южного Эссекса, но кое-кто - из Лондона, многие – из Ирландии. В Англии они считались ворами, пьяницами, убийцами и болванами, но здесь превратились в солдат. Они знали свои недостатки, им нравились шуточки, которыми они привыкли между собой обмениваться, а ещё они считали, что ни один батальон в мире не был и наполовину так хорош, как их собственный. Они не слыли неистовыми в бою, как Рейнджеры Коннахта, занявшие позиции по левую от Южного Эссекского сторону, и, разумеется, не считались элитными, как гвардейские батальоны, стоящие дальше к северу, но они были надёжны, уверены в своих силах и имели чувство собственного достоинства. По рядам четвёртой роты прокатилась волна смеха. Даже не слыша, что там происходит, Шарп знал причину: Горас Пир сострил, и шуточка теперь передаётся из уст в уста. - Разговорчики в строю! – рявкнул он и тут же пожалел об этом, потому что рёбра пронзила острая боль. Справа от батальона построилось португальское подразделение с приданной им португальской батареей шестифунтовиков. Шарп считал их бесполезными, но на вершине было достаточно девятифунтовых пушек, которые могли сегодня серьёзно проредить ряды французов. Туман постепенно таял. Очертания маленьких шестифунтовиков с каждой минутой вырисовывались всё яснее, а когда Шарп бросил взгляд на север, то за редеющим туманом рассмотрел вершины деревьев за стенами монастыря. Они прождали почти час, но французы не появились. Туман постепенно сползал с вершины хребта, но всё ещё стелился по долине широкой белой рекой. Полковник Лоуфорд верхом на Молнии проехал вдоль фронта батальона, касаясь шляпы в ответ на приветствия рот. Каждой роте он сказал: - Сегодня мы победим и добавим блеска нашей славе. Выполните свой долг, и пусть французы поймут, что они встретили противника, превосходящего их в силе. Те же слова он повторил и роте лёгких стрелков, стоящих слева от шеренги, и, проигнорировав вопрос о том, сильно ли блестела слава раньше, улыбнулся Шарпу: - Приглашаю вас на завтрак, Шарп. Придёте? - Да, сэр. - Вот и хорошо. В полумиле к северу раздался звук горна, и Лоуфорд, повернувшись в седле, отыскал взглядом майора Форреста: - Мы можем оставить позицию. Тем не менее, думаю, сделаем половина на половину. Половина солдат остались в шеренге, вторую отпустили приготовить чай, позавтракать и отдохнуть, но никому не позволили уходить из расположения батальона дальше проложенной вдоль хребта дороги. Если французы начнут атаку, батальон можно будет построить за полминуты. Две солдатских жены у костра точили штыки и заливались смехом над шуточкой, брошенной стрелком Хэгмэном. Сержант Рид, смененный с поста, преклонив колено и опершись на мушкет, молился. Утверждавший, что не верит ни в какого бога, стрелок Харрис проверял, при нём ли его талисман – кроличья лапка в мешочке. Прапорщик Илифф прятался за палаткой полковника. Его тошнило. - Мистер Илифф! – подозвал его Шарп. - Сэр… - нервно отозвался Илифф, вытирая с небритого подбородка следы рвоты. Шарп вытащил свой палаш и, делая вид, что не заметил жалкого состояния прапорщика, отдал приказ: - Найдите в конном португальском полку кузнеца и заточите это как следует. Так, чтобы этим можно было побриться, - он вручил парню два шиллинга, сообразив, что Илиффу надо и свою саблю наточить, а у него в кармане и пенни нет. – Отправляйтесь и верните мне оружие как можно быстрее. Роберт Ноулз, голый до пояса, брился возле палатки Лоуфорда. Его кожа на груди и спине была молочно-белой, а лицо – тёмное от загара, словно древесная кора. - Вы должны отпустить усы, Роберт, – заметил Шарп. - Какой кошмар! – заявил Ноулз, рассматривая в зеркале, приставленном к ведру, своё покрытое мыльной пеной лицо. – У моего дяди были усы, а он разорился. Как вы себя чувствуете? - Ужасно. Ноулз бросил взгляд на Шарпа и замер с бритвой у щеки: - Действительно, ужасно выглядите, Ричард. Входите, полковник ждёт вас. Шарп хотел было попросить бритву, но синяки на лице всё ещё ныли, и он решил, что денёк потерпит без бритья, хотя к вечеру подбородок зарастёт чёрной, как порох, щетиной. Он нырнул под полог палатки. Лоуфорд сидел за покрытым тонкой льняной скатертью и уставленным дорогим фарфором столом. - Варёные яйца, Шарп. – доброжелательно предложил полковник. – Я обожаю яйца всмятку. Садитесь, Шарп. Хлеб не очень чёрствый. Как ваши раны? - Едва замечаю их, сэр, – соврал Шарп. - Ну, вот и хорошо, – полковник отправил в рот ложечку жидкого содержимого яйца. – Туман рассеивается. Как думаете, французы атакуют? - Майор Хоган был в этом уверен, сэр. - Тогда мы исполним свой долг, – сказал Лоуфорд. – Будет для батальона неплохая практика в реальных условиях, верно? Кофе очень хорош, налейте себе. Видимо, предполагалось, что Шарп будет единственным гостем полковника, потому что других приборов на столе не было. Он налил себе кофе, взял яйцо и кусок хлеба и молча принялся за еду, чувствуя себя не в своей тарелке. Шарп знал Лоуфорда больше десяти лет, но не мог придумать, о чём с ним заговорить. Некоторые люди, вроде Хогана и майора Форреста, никогда таких проблем не испытывали. Даже в компании незнакомцев они могли непринуждённо болтать часами, но Шарп в подобной ситуации лишался дара речи и мог общаться свободно только с теми, кого хорошо знал. Полковник, казалось, не возражал против установившейся в палатки тишины, методично жевал и читал газету «Таймс» месячной давности. - О боже! – вдруг воскликнул он. - Что, сэр? - Умер Том Дайтон. Бедный старик… Он был уже немолод, лет семидесяти, наверное. - Я его не знал, сэр. - Он владел землёй в Суррее. Замечательный парень, в своё время женился на Каллоуэй – очень разумный выбор. Земельный участок даёт постоянную консолидированную ренту, – он сложил газету и потянул через стол Шарпу. – Хотите почитать, Шарп? - Можно, сэр. - Газета ваша. Читать Шарп не собирался, но бумага – вещь полезная. Он очистил от скорлупы второе яйцо, думая, что такое консолидированная рента. Ясно только, что это имело отношение к деньгам. - Значит, вы думаете, французы нападут? – сердечным тоном спросил Лоуфорд, словно забыв, что совсем недавно об этом спрашивал. Шарп почувствовал в голосе полковника нотки неуверенности и подумал, с чего бы это. - Думаю, нужно ожидать этого, сэр. - Совершенно верно. Надейся на лучшее, а готовься к худшему. Очень мудро, Шарп, – Лоуфорд намазал хлеб маслом. – Значит, будем готовы пойти на фарш, пока Веллингтон и Массена играют в «Царя горы». Но всё должно закончиться неплохо, верно? Неужели Лоуфорд нервничал из-за предстоящего сражения? Маловероятно, ведь полковник имел достаточно боевого опыта, чтобы ориентироваться в сложившейся ситуации, но Шарп всё же постарался его успокоить: - Нельзя недооценивать лягушатников, сэр. Они будут наступать, не обращая внимания на потери, но крутой склон замедлит их продвижение, и мы их перестреляем. Это будет не слишком трудно. - Я так и думал, Шарп. – обаятельно улыбнулся Лоуфорд. – Подниматься они будут медленно, и мы их уничтожим. Итак, мы верхом на чертовски хорошей лошади, лиса поднята, след хороший, и мы его взяли крепко. - Если я вас правильно понял, сэр, мы должны победить, – согласился Шарп. – Конечно, если португальцы не подведут. - Ах да, португальцы… Не задумывался об этом, но они хорошо выглядят. Возьмите это последнее яйцо. - Я сыт, сэр. - Вы уверены? Очень любезно с вашей стороны. Я никогда не откажусь от сваренного всмятку яйца. Мой отец, упокой его, Господь, всегда считал, что у небесных врат его встретит ангел с двумя идеально сваренными яйцами на серебряном подносе. Надеюсь, его мечты сбылись. Шарп не знал, что ответить, и потому промолчал. Лоуфорд срезал серебряным ножиком верхушку яйца, посыпал солью и зачерпнул содержимое ложечкой. - Проблема в том, Шарп, что раз у нас всё в порядке и тревожиться не о чём, было бы неплохо дать батальону набраться опыта. Поняли, что я имею в виду? - Французы так и делают, сэр, – заметил Шарп. - Да ну? – удивился Лоуфорд. - Каждый раз, вступая с нами в сражение, они учатся тому, как воевать с нами. - Я вижу, куда вы клоните. – Лоуфорд съел ещё ложечку и промокнул губы салфеткой. - Но я говорю об опыте полковой службы, Шарп. Человек не научится исполнять свои обязанности, только наблюдая со стороны. Нужна практика, согласны? - Конечно, сэр. - Итак, Шарп, я решил, что сегодня ротой лёгкой пехоты будет командовать Корнелиус. – Лоуфорд не смотрел на Шарпа, целиком сосредоточившись на своём яйце. – Он не принимает командование насовсем, не думайте, я просто хочу, чтобы он расправил крылья. Хочу посмотреть, что у него получится. И если бой ожидается не слишком тяжёлый, то он справится, – полковник отправил в рот ложку и с дружелюбной усмешкой посмотрел на Шарпа. Шарп промолчал. Он был зол, оскорблён и чувствовал при этом совершенную беспомощность. Что здесь можно сделать? Лоуфорд уже всё решил, и попытка сопротивления лишь заставит полковника утвердиться в своём мнении. Лоуфорд улыбался с видом явного облегчения, видимо, решив, что худшее уже позади: - А вы, Шарп, думаю, нуждаетесь в отдыхе. Вы плохо выглядите после вашего падения. Так позвольте Корнелиусу показать себя. Вы возьмёте его лошадь и будете, так сказать, моими глазами в этом сражении. Будете мне советовать. - Я советую, сэр, доверить командование ротой лёгкой пехоты тому офицеру, которого вы считаете лучшим, – не сдержался Шарп. - Но если я так поступлю, я никогда не узнаю, каков потенциал Корнелиуса. Нет, Шарп, позвольте ему погарцевать сегодня. Вы уже доказали, на что способны. Лоуфорд смотрел на Шарпа, ожидая от него одобрения своих распоряжений, но Шарп вновь промолчал. Он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. В этот момент из долины громыхнуло орудие. Снаряд прорвался сквозь туман к солнцу, вставшему над вершиной. Чёрный шар прочертил дугу по ясному небу, упал возле дороги, проложенной вдоль хребта, и взорвался, не причинив никому вреда. Осколки на излёте задели туго натянутый серый холст палатки Лоуфорда, отчего она задрожала. - Пора идти, Шарп. – сказал Лоуфорд, бросая наземь свою запачканную яйцом салфетку. Французы начали атаку.
Первая, самая мощная группа атакующих - тридцать три французских батальона, построенные в четыре колонны, - шла вброд через ручей вверх по склону, ещё укрытому плотной пеленой тумана. Они должны были прорваться по южной тропе на вершину хребта и развернуться на север. Вторая группа – двадцать два батальона - строилась в две большие колонны, которые должны были двигаться вдоль хорошей дороги на северном краю хребта, и одну поменьше, позади них, чтобы завершить разгром. Две атаки представляли собой молот и наковальню. Союзные войска британцев и португальцев попадут под удар с двух сторон одновременно. Маршал Массена, расположившийся рядом со второй атакующей группой, предполагал, что противника охватит паника, и они начнут беспорядочно отступать, бросая снаряжение и орудия. В этот момент он выпустит на охоту конницу, которая поднимется по северной дороге и уничтожит бегущих. Он нервно постукивал пальцами по луке седла в такт приглушённому туманом барабанному ритму, доносящемуся с южного края хребта. Там начиналась первая атака. - Сколько времени? – спросил он у адъютанта. - Без четверти шесть, мсье. - Туман поднимается, верно? – Массена вглядывался в серую муть единственным глазом. Второй он потерял в результате несчастного случая на охоте, виной которому был Император; с тех пор Массена носил на глазу повязку. - Может быть, чуть-чуть, мсье, – с сомнением сказал адъютант. Массена рассчитывал этим вечером ночевать в монастыре, который, по его сведениям, располагался на западном склоне хребта. Тогда он послал бы отряд драгунов за Генриеттой в Тонделлу, откуда он был так поспешно вызван предыдущей ночью. Массена улыбнулся, вспомнив её белые ручки, игриво тянущиеся к нему, пока он одевался. В расположении армии он поспал час или два и встал рано. Рассвет был туманным и холодным, но туман, по мнению маршала, был другом Франции, потому что он позволит его войскам пройти под его прикрытием большую часть склона. Британцы и португальцы увидят их, когда имперские орлы окажутся рядом с вершиной, а там дело не займёт много времени. Массена ждал победы к полудню. Колокола Парижа возгласят о новом триумфе Франции. Маршал подумал, какие новые почести ожидают его. Он уже был принцем Эсслингенским, но, возможно, сегодня к вечеру заработает ещё дюжину королевских титулов. Император был щедр на такие подарки, но он же ожидал от Массена великих свершений. Остальная Европа, запуганная французской армией, покорно склонилась перед Императором, и он смог послать в Испанию подкрепления, сформировав из них новую армию, порученную Массена. Император ждал, что Лиссабон будет взят до того, как листва облетит с деревьев. Массена был уверен в сегодняшней победе, а потом остатки врага можно будет преследовать до самого Лиссабона. - Вы уверены, что за горой есть монастырь? – спросил он у одного из своих португальских адъютантов, который стал союзником французов, потому что они, по его убеждению, несли миру здравый смысл, свободу, прогресс и разум. - Есть, мсье. - Мы будем ночевать там сегодня вечером, – объявил Массена и уставился своим одним глазом на второго адъютанта. – Приготовьте два эскадрона, чтобы сопроводить мадемуазель Лебертон из Тонделла. Обеспечив себе необходимый уровень комфорта на сегодняшнюю ночь, Маршал подъехал поближе к ручью и прислушался. Послышался одиночный орудийный выстрел, подавший знак, что первая атака началась, и, когда раскатистое эхо стихло, Массена расслышал удаляющийся и постепенно затихающий рокот барабанов, четырех южных колонн, поднимающихся на склон. Это был звук победы. Под гром барабанов Орлы вступили в сражения. Солдат подняли два часа назад, в темноте. Сигнал подъёма был дан час спустя, чтобы ввести британцев в заблуждение, будто французы вставать не торопятся, но колонны были сформированы прежде, чем прозвучали горны. Сержанты, держа факелы в руках, служили маяками, и роты при построении ориентировались на них. Это заняло немного больше времени, чем ожидалось, потому что в тумане и спросонок люди растерялись. Офицеры отдавали приказы, сержанты орали, толкались, орудовали прикладами мушкетов, строя солдат в шеренги. Некоторые болваны всё перепутали и стали не в свою колонну, их с проклятиями вытаскивали из рядов и отправляли, куда следует. В конце концов, все тридцать три батальона, все восемнадцать тысяч солдат, были построены в четыре колоны на небольшом лугу у ручья. Если бы их сформировали в три шеренги, то шеренги эти протянулись бы на две мили по фронту, но их собрали в четыре плотные колонны. Две побольше начинали атаку, две поменьше шли сзади, готовые закрепить успех. В передовых колоннах было по восемьдесят человек в восьмидесяти шеренгах – почти две мили пехоты, построенные в два движущихся блока - и они представляли собой тараны, готовые удариться о вражеские шеренги и сокрушить их одной только своей массой. - Сомкнуть ряды! – закричали сержанты, когда колонны начали подниматься в гору. Колонна бесполезна, когда растягивается. Чтобы обеспечить успех, она должна двигаться, как единый механизм, где все шагают в ногу, плечом к плечу, где задние шеренги выталкивают передние на врага. Первая шеренга умрет, как вторая и третья, но, в конце концов, масса наступающих прорвётся по трупам – своих и врагов – и начнётся настоящая резня. Батальонные барабанщики были собраны в центре колонн. Мальчишки отбивали чёткий ритм, прерываясь для того, чтобы солдаты могли выкрикнуть: «Vive l'Empereur!». Этот победный клич стал звучать тише по мере подъёма, потому что на крутом склоне дыхание сбивалось, и усталые солдаты начали отставать, нарушая сплочённость рядов. Туман был всё ещё густым. Встречающиеся на склоне кусты и чахлые деревца вынуждали шеренги раздвигаться, пропуская препятствия. Соединиться удавалось не всегда, и разорванные ряды шли дальше сквозь туман, не зная, что ждёт их впереди. Когда колонны прошли половину пути, они превратились в огромную уставшую толпу. Офицеры с обнажёнными саблями в руках торопливо выкрикивали команды, чтобы восстановить строй. Приказы, раздающиеся в тумане со всех сторон, настолько дезориентировали солдат, что колонны начали «рыскать» из стороны в сторону. Мальчишки-барабанщики, идущие за смешавшимися рядами, отбивали ритм всё медленнее, потому что тоже устали. Двигаясь перед колоннами рассеянной шеренгой, французские стрелки первыми вышли из тумана к ярко освещённой вершине. Вольтижёров было более шестисот перед каждой из колонн, и их задача состояла в том, чтобы отогнать британских и португальских стрелков и обстрелять шеренги, чтобы ослабить их перед сокрушительными ударами наступающих сзади. Над смешавшимися колоннами, невидимыми в тумане, вознеслись Орлы Наполеона, французские штандарты в форме сверкающих позолоченных фигурок орлов на шестах. Были видны два трёхцветных знамени, но большинство полков хранили знамена во Франции, считая Императорского Орла символом славы подразделения. - Сомкнуться возле Орла! – крикнул офицер, и рассеявшиеся солдаты постарались собраться в ряды. Впереди послышался треск выстрелов. Стрелки вступили в бой. Из долины выстрелило одно, затем другое орудие. Две батареи французской артиллерии начали бить вслепую, не видя ничего в тумане, в надежде, что их снаряды нанесут урон тем, кто держал оборону на вершине.
- О, Господи! – воскликнул полковник Лоуфорд, который вдруг увидел орду французских вольтижёров, выскочившую из тумана. Они намного превосходили численностью британские и португальские лёгкие стрелковые роты, но красномундирники, cazadores и «зелёные куртки» выстрелили первыми. Струи порохового дыма взметнулись со склона. Француз согнулся и рухнул навзничь. Вольтижёры опустились на колено и прицелились. Залп французских мушкетов добавил густоты пороховому дыму, и Шарп увидел, как упали два красномундирника и португалец. В ответ выстрелили вторые номера стрелковых пар, но вольтижёров было слишком много – двое на каждого из стрелков союзников, - стреляли они непрерывно, и красные, коричневые и зелёные мундиры начали отступать. Французы продвигались вперёд короткими перебежками, выигрывая первую схватку одним лишь численным перевесом. Рота лёгкой пехоты Южного Эссекского под командованием лейтенанта Слингсби была развёрнута перед батальоном и теперь оказалась на фланге французской атаки. Лишь справа от них было много вольтижёров, и несколько минут рота была в состоянии держать позицию, но французский офицер, увидев это, отдал приказ двум ротам стрелков отогнать красномундирников и «зелёных курток». - Теперь отступаем, – пробормотал Шарп, сидя верхом на Порте, лошади Слингсби, со спины которой он хорошо видел картину сражения, разворачивающегося в трёхстах шагах впереди. – Назад! – сказал он громче, и полковник бросил на него раздражённый взгляд. Слингсби, наконец, осознал опасность своего положения и свистнул восемь раз. Это был приказ лёгкой пехоте отступать. Шарп повёл бы людей по склону влево, к позициям батальона, но Слингсби не хотел ударить в грязь лицом и так быстро уступить поле боя французам, и, отдав приказ, он побежал вдоль цепи стрелков, которые, начав было отступать, заколебались, увидев, что лейтенант отстал. - Продолжайте стрелять! – кричал Слингсби. – Не скучивайтесь! Энергичнее! Пуля ударилась в камень рядом с его ногой и срикошетила вверх. Хэгмэн попал во французского офицера, возглавлявшего атаку против Южного Эссекского, подстреленный Харрисом вражеский сержант упал в кусты, но французы продолжали наступать. Слингсби, оказавшийся вблизи их фланга, начал потихоньку отступать. Ещё один французский офицер, решив, что лёгкая пехота британцев отступила, приказал вольтижёрам выдвигаться к позициям Южного Эссекского. Батареи на вершине открыли огонь, стреляя куда-то влево от позиций батальона в туман, клубящийся позади вольтижёров. - Наверное, они видят то, чего пока не видим мы, – промолвил Лоуфорд, поглаживая шею Молнии, чтобы успокоить жеребца, испуганного грохотом взрывов. – Слышите барабаны? - Слышу, – отозвался Шарп, которому этот звук был хорошо знаком, ведь pas de charge всегда сопровождал атаку Французских Орлов. – «Старые штаны». Так у нас это называют. - Почему? - Это - песня, сэр. - Можете напеть? - Нет, сэр. Я петь не умею. Лоуфорд улыбнулся. На самом деле песня его не интересовала. Он ждал начала атаки. Полковник снял треуголку и провёл рукой по волосам. - Их основные силы уже недалеко. Вольтижёры перестали продвигаться вперёд. Теперь они стреляли в шеренгу Южного Эссекского, подготавливая атаку приближающейся колонны. Слингсби, обнаружив, что французы не обращают на него внимания, растерялся, хотя пока для него всё складывалось удачно. Никто из стрелков не был убит, даже побледневший от страха, но всё же стоящий на своём месте прапорщик Илифф, от которого никто и не ожидал чего-то большего. Остальные стрелки сделали немало удачных выстрелов, но теперь противник был от роты далеко. Шарп сейчас приказал бы стрелкам подняться выше и занять позиции перед шеренгой Южного Эссекского. В этот момент из тумана показалась первая из вражеских колонн. Вначале это была лишь тень в гуще тумана, постепенно обретающая форму, но не плотной колонны, как ожидал Шарп, а разрозненных групп, появлявшихся из клочьев белой дымки. Ядро ударило в одну из них, окрасив туман капельками крови, но французов появлялось всё больше – сотни! – и, выйдя на свет, они спешили перестроиться в колонну. Орудия ударили картечью, раздирая в клочья синие мундиры. Увидев формирующуюся колонну, Слингсби приказал стрелкам открыть по ней огонь. Заметив это, вольтижёры начали перемещаться, отрезая лёгкой пехоте путь к отступлению. - Ради Христа, уходите! – громко воскликнул Шарп, и на сей раз Лоуфорд тоже заволновался, но Слингсби заметил опасность и приказал отступать так быстро, как это возможно. Стрелки помчались вверх по склону. Это не было достойным отступлением, ведь они не отстреливались, а бежали, спасая шкуры. Один или двое, оказавшиеся ниже всех, помчались вниз, чтобы скрыться в тумане, но остальным удалось быстро вскарабкаться наверх, где, следуя приказу Слингсби, они рассеялись вдоль шеренги батальона. - Слишком поздно, – спокойно сказал Лоуфорд. – Слишком поздно, чёрт возьми! Майор Форрест! Отзовите стрелков. Протрубил горн, и рота лёгкой пехоты, не успев отдышаться после быстрого отступления, построилась слева от шеренги. Вольтижёры, преследовавшие стрелков, теперь стреляли по Южному Эссекскому, точнее – по группе офицеров на лошадях возле флагов полка. Пули засвистели рядом с Шарпом. В четвёртой роте кто-то упал. - Сомкнуть ряды! – приказал сержант. Капрал, стоящий позади строя, оттащил раненого назад. - Доставьте его к хирургу, капрал, – приказал Лоуфорд и, увидев надвигающуюся меж клочьев тумана огромную массу французов, отдал приказ. – Приготовиться! Шестьсот солдат Южного Эссекского вскинули мушкеты. Вольтижёры не прекращали обстрел. Пули рвали тяжёлое шёлковое полотнище знамени полка. Перед Шарпом, вскрикнув, упало ещё двое. - Сомкнуться! Сомкнуться! – кричал капрал. - Заткнись, парень, чёрт побери, – проворчал сержант Уиллетс из пятой роты. Теперь ещё не завершившую перестроение колонну было уже хорошо видно в двухстах шагах впереди. Ближе, в ста шагах вольтижёры непрерывно стреляли с колена, перезаряжали и снова стреляли. Слингсби разрешил стрелкам выдвинуться на несколько шагов перед шеренгой и снять вражеских офицеров и сержантов, но горстки винтовок здесь было явно недостаточно. Настало время поработать красномундирникам. - При выстреле цельтесь ниже! – напомнил солдатам Лоуфорд. – Не тратьте впустую свинец Его Величества! Цельтесь ниже! – полковник проехал вправо вдоль строя, повторяя. - Цельтесь ниже! Помните, чему вас учили! Цельтесь ниже! Колонна сплачивалась прямо на глазах, её ряды смыкались, словно крепостные стены. Девятифунтовое пушечное ядро пробило их, рассыпая в стороны длинные брызги крови. Барабанщики отчаянно колотили в барабаны. Слева Рейнджеры Коннахта сомкнулись с Южным Эссекским, чтобы подбавить своего огонька. Пуля вольтижёра подрезала ухо лошади и рванула рукав куртки Шарпа. Он уже видел лица французов в первом ряду колонны, их усы, их рты, открывающиеся в приветственном крике: «Vive l'Empereur!». Картечь взорвалась среди них, оставив в ряду окровавленные бреши, но они сомкнулись, переступили через мёртвых и продолжали наступать, сверкая длинными штыками. Орлы ярко сверкали в утреннем свете. Всё больше орудий переносило огонь на колонну, стреляя картечью поверх ядра, и французы, чувствуя, что с левой стороны огонь не ведётся, начали отклоняться влево, направляясь к позициям португальского батальона, расположенного правее Южного Эссекского. - Идут прямо на нас, – сказал Лоуфорд, который вернулся в центр позиции батальона и теперь наблюдал, как французы поворачивают, обращая к его мушкетам свой правый фланг. – Думаю, нам пора начать танец. Верно, Шарп? Батальон! – он глубоко вдохнул и выкрикнул. – Батальон! Выдвинуться! Лоуфорд послал Южный Эссекский на двадцать ярдов вперед. Это выдвижение испугало вольтижёров, которые решили, что целью залпа являются они, и потому поспешно отступили, присоединившись к колонне, движущейся под углом к фронту шеренги Южного Эссекского. - Готовсь! – выкрикнул Лоуфорд, и шеренга ощетинилась мушкетами. – Пли! Оглушительный залп породил вдоль шеренги облако воняющего тухлыми яйцами порохового дыма. Приклады мушкетов ударили в землю. Солдаты, достав новый патрон, начали перезаряжать. - Стрельба поротно! – приказал Лоуфорд офицерам, снял шляпу и вытер пот со лба. Ветер из далёкой Атлантики всё ещё дышал холодом, не успев прогреться под лучами солнца, но полковнику было жарко. Громыхнул португальский залп, а затем Южный Эссекский присоединился к союзникам. Стрельба велась полуротами, вначале одна, потом вторая; залпы звучали непрерывно, расходясь от центра шеренги к её краям, и свинцовый дождь не прекращался ни на секунду. Солдаты автоматически заряжали, вскидывали мушкеты и стреляли, заряжали и стреляли в невидимого врага, скрытого за пеленой мушкетного дыма. Шарп проехал вдоль шеренги, намеренно выбрав направление направо, чтобы не столкнуться со Слингсби. - Цельтесь ниже! – напоминал он. - Цельтесь ниже! Из облака дыма время от времени посвистывали ответные пули, но они пролетали поверх голов, что выдавало в тех, кто их послал, неопытных стрелков. Попавшие под перекрёстный мушкетный огонь португальцев и Южного Эссекского и орудийный обстрел французы стреляли в расположенного выше и невидимого в дыму противника. В небе, крутясь, пролетели два забытых в стволе шомпола как свидетельство того, что некоторые запаниковали, забыв, чему их учили. Добравшись до роты гренадёров, Шарп бросил взгляд на португальцев и решил, что они стреляют не хуже красномундирников. Их полуротные залпы звучали ритмично и последовательно, окутывая батальон облаками порохового дыма, и пули били прямо в переднюю шеренгу распадающейся колонны. Ещё больше мушкетов присоединилось к обстрелу, когда наводящий ужас 88-й полк Рейнджеров Коннахта выдвинул свою шеренгу, но французы упорно держались. Внешние ряды падали, оставляя на земле убитых и раненых, но основная масса скученных внутри колонны людей выжила и уже не стройными шеренгами, а в беспорядочно давке продолжала подниматься по склону под смертоносными залпами, чтобы занять место тех, кто погиб. Солдаты в красных и коричневых мундирах продолжали стрелять, но колонна французов шла навстречу ураганному огню. Пушечные ядра и взрывы картечи рвали её на куски, и разрозненные группы людей пробирались по склону через груды мёртвых тел. Шарп слышал крики офицеров и сержантов, безумную барабанную дробь, которой бросили вызов британские музыканты, заигравшие «Men of Harlech». - Не слишком подходящий выбор! – проорал, перекрикивая мушкетные залпы, присоединившийся к Шарпу майор Форрест, чей правый рукав был порван и окровавлен. – Те парни из песни, стояли в долине, а мы-то на горе! - Вы ранены, – заметил Шарп, - Царапина. Как португальцы? - Хорошо! - Полковник спрашивал, где вы. - Он решил, что я вернулся к своей роте? – зло спросил Шарп. - Полно вам, – упрекнул его Форрест. Шарп неловко развернул лошадь и, ткнув её в бок ногой, заставил подъехать к Лоуфорду. - Чёртовы лягушатники не разбегаются! – встретил его полковник раздражённым замечанием. Наклонившись в седле, он пытался сквозь просветы, возникающие в вонючем дыму между залпами полурот, рассмотреть хоть что-нибудь, но единственное, что видел – так это большие кучи французов, упорно карабкающихся по склону. - Может, ударить в штыки? – спросил он Шарпа. - Ей-богу, пришло время использовать сталь. Как думаете? - Дадим еще два залпа? – предложил Шарп. Внизу творился настоящий хаос. Французская колонна раскололась на отдельные группы, которые вели огонь по вершине горы, стреляя в облака дыма, но сзади подтягивались то ли отставшие, то ли совершенно другая колонна. К огню британских батарей присоединились французские. Они, вероятно, подтянули к основанию горы гаубицы и стреляли вслепую, в тумане. Снаряды просвистели над головами и обрушились в тылу, среди походных костров, палаток, женщин и обозных лошадей. Группа французских вольтижёров заняла скалистый отрог, где ночью Шарп расположил свой пост. - Нужно выбить тех парней, – заметил Шарп. - Они нам не мешают. А вот этим негодяям здесь не место, – перекрикивая шум, отозвался Лоуфорд, указывая на скрытых за пороховым дымом французов. – Надо очистить от них склон, – он глубоко вдохнул и прокричал. – Примкнуть штыки! У полковника Уоллеса, командира 88-го, видимо, созрела та же мысль, потому что ирландцы прекратили стрелять и начали закреплять семнадцатидюймовые штыки на мушкетах. Вдоль обоих рядов шеренги Южного Эссекского послышались металлические щелчки, с которыми штыки входили в прорези на чёрных от пороховой гари стволах. Обстрел стих, и отважные французы снова пошли в атаку. Солдаты карабкались между мёртвых и умирающих, офицеры выкрикивали команды, барабанщики барабанили с удвоенной энергией, Орлы двинулись вперёд. Первые ряды были уже среди трупов убитых вольтижёров. Наверное, им казалось, что ещё один рывок – и они прорвут тонкую шеренгу португальцев и британцев и окажутся на плюющейся в них огнём и дымом вершине. - Южный Эссекский! Вперёд! – крикнул Лоуфорд. Из жерл орудий прямо в плотные ряды французов били струи порохового дыма и горящие клочья пыжей. Теперь до Шарпа долетали крики раненых. Французы справа отстреливались из мушкетов, но солдаты Южного Эссекского и Рейнджеры Коннахта с победными криками шли вперёд, сверкая штыками, а Шарп следовал за батальоном верхом. Португальцы приветствовали атаку красномундирников и тоже начали закреплять штыки. Атака увенчалась успехом. Французский строй рассыпался, у большинства мушкеты оказались не заряжены, и британская шеренга сомкнулась вокруг массы пехоты с синих мундирах и принялась работать штыками. Враг сопротивлялся. Был слышен лязг сталкивающихся мушкетов, скрежет клинков, проклятья и крики раненых. Груды тел мешали британцам наступать, но они карабкались по ним, чтобы вонзить свои длинные штыки в живых. - Держать шеренгу! Держать шеренгу! – кричали сержанты. Британский строй рассыпался, потому что солдаты окружали и уничтожали группы французов. Шарп увидел, как двое французских солдат проскочили в одну такую дыру в шеренге и побежали к вершине. Он повернул лошадь им наперерез, вытягивая палаш из ножен. Лягушатники, заметив его, немедленно бросили свои мушкеты и подняли руки. Шарп указал им кончиком палаша наверх, давая понять, что теперь они – пленники Южного Эссекского. Один покорно побрёл наверх, но другой мгновенно подобрал мушкет и побежал под гору. Шарп не стал преследовать его. Французская атака захлебнулась. Золотых Орлов уносили с поля боя, чтобы уберечь от захвата, а французы, увидев, как уносят их штандарты, оставили уже бесполезное сопротивление. Британские и португальские пушки прекратили стрелять, чтобы не попасть по своим, но французские орудия продолжали обстрел. Туман рассеивался, и справа показалась большая французская батарея, а вторая колонна, ещё больше, чем первая, уже подходила снизу. Первая атака французов была отброшена. Большинство тех, кто шёл в передних рядах, не смогли отступить, потому что их выталкивали вперёд их товарищи, шедшие сзади, и полегли под британскими и португальскими штыками. Те же, что шли в тылу, за Орлами, смогли отступить Они убегали, топча убитых и раненых, которые отмечали их путь вверх по склону, а красномундирники и португальцы преследовали их. Гренадёр воткнул штык в спину убегающего француза, потом ещё раз, уже в упавшего, и ещё, а враг упрямо цеплялся за жизнь. Барабан с нарисованным на нём французским орлом катился вниз по склону. Мальчишка-барабанщик с рукой, оторванной ядром, скорчился под кустом. Британские и португальские солдаты пробегали мимо него, стараясь догнать противника. - Вернитесь! – сердито кричал Лоуфорд. – Вернитесь! Солдаты не слышали или делали вид, что не слышат: они победили, и их гнала вперёд жажда убийства. Лоуфорд отыскал взглядом Шарпа: - Верните их, Шарп! Верните назад! «Как, чёрт возьми, я должен это сделать?» - подумал Шарп, но покорно пнул лошадь Слингсби в бок. Проклятая скотина поскакала под гору так резво, что он едва не свалился с седла. Шарп дёрнул уздечку, чтобы заставить её остановиться, но она рванула налево. Совсем рядом свистнула пуля, прилетевшая со стороны каменистого отрога, на котором засело множество вольтижёров. Лошадь взвилась на дыбы. Шарп вцепился в седло изо всех сил, но не удержался и полетел. Чудом его ноги не запутались в стременах, и он приземлился, основательно треснувшись оземь, прокатился несколько ярдов по склону и наткнулся на валун. Шарпу показалось, что он переломал себе все кости, но, когда он с трудом поднялся, то понял, что всего лишь ушибся. Побои Феррагуса причинили ему куда больше вреда, а падение с лошади разбередило раны. Он подумал, что кобыла, должно быть, застрелена, но, оглянувшись, увидел, что она преспокойно скачет в гору, и новых повреждений, кроме порванного пулей края уха, на ней вроде не видно. Шарп помянул скотину недобрым словом, поднял палаш, винтовку и побежал под гору, крича красномундирникам, чтобы они немедленно возвращались на позиции. Для обшаривающих трупы французов ирландцев из 88-го он был посторонним офицером, и они огрызались, сыпали проклятьями или делали вид, что не слышат, не решаясь открыто проявить неповиновение. Шарп не обращал на них внимания. Если в армии был полк, способный позаботиться о себе, то это – Рейнджеры Коннахта. Он продолжал спускаться, проклиная солдат из Южного Эссекского, которые были уже на середине длинного склона, у кромки уже далеко отступившего утреннего тумана. Чтобы докричаться до них, надо было бежать и бежать, и он бежал, пока не увидел поднимающиеся снизу ещё две колонны. Шарп знал, что к вершине уже шла вторая колонна, но, оказывается, у французов были ещё резервы для атаки. - Южный Эссекский! – когда-то он был сержантом, и до сих пор его голос мог поспорить по звучности с полковым горном. - Южный Эссекский! Назад! Назад! – кричал он, несмотря на то, что сломанные рёбра отзывались острой болью. В пяти шагах оземь ударился снаряд, подпрыгнул и взорвался в облаке шипящего дыма. Два осколка пролетели у самого лица так близко, что он почувствовал их жар и волну горячего воздуха. Французская пушка у подножия горы, едва видимая в рассеивающемся тумане, била по тем, кто опрометчиво преследовал разгромленную колонну противника, а теперь остановился, увидев начало новой атаки. - Южный Эссекский! – бешено проревел Шарп, и солдаты развернулись и начали подниматься в гору. Слингсби с обнажённой саблей тоже был тут и таращился на колонны противника. Услышав Шарпа, он словно очнулся и резко рявкнул на солдат, приказывая вернуться на позиции. Одним из них был Харпер, который, заметив Шарпа, двинулся к нему. Его семистволка была переброшена за спину, а в руке – винтовка с окровавленным до самой медной рукоятки двадцатитрёхдюймовым штыком. Остальные бойцы, сообразив, что подтягивается ещё более многочисленный враг, потянулись за ним. Шарп подождал, чтобы удостовериться, что вернулись все красномундирники и стрелки. Французские снаряды и ядра падали вокруг, но использовать артиллерию против рассеянных целей, по мнению Шарпа, было пустой тратой пороха. Одно ядро, ударившись несколько раз оземь, покатилось вниз по склону, и Харпер, перепрыгнув через него, ухмыльнулся: - Вот так с ними надо поступать, сэр. - Вам нужно было остаться наверху. - Ну и адская круча! – воскликнул Харпер, удивляясь, как далеко он спустился. Сержант поравнялся с Шарпом, и они начали подниматься вместе. - Мистер Слингсби, сэр… - начал было он, но замолчал. - Мистер Слингсби – что? - Он сказал, что вы не в порядке, и он принял роту. - Он – лживый ублюдок. – заявил Шарп, совершенно равнодушный к столь вопиющему нарушению этики, как обсуждение офицера в присутствии подчиненного. - А как на самом деле? – ровным голосом спросил Харпер. - Мне приказал уступить ему командование полковник. Он хочет, чтобы мистер Слингсби получил шанс. - Он имел для этого достаточно возможностей. - Мне надо было быть с вами, – сказал Шарп. - Надо, – согласился Харпер. – Пока все парни живы. Кроме Додда. - Мэтью? Он убит? - Мертв или жив – не знаю точно, но я его нигде не вижу, – ответил Харпер. – Я присматривал за парнями, но Мэтью нигде не видно. Может, он вернулся на позицию. - Я тоже не видел его. Они пересчитали своих по головам. Рота лёгкой пехоты была в полном составе, за исключением капрала Додда. - Поищем его, пока поднимаемся, – сказал Шарп, подразумевая, что искать следует тело. Раскрасневшийся лейтенант Слингсби с саблей в руках поспешно подошёл к Шарпу и требовательно спросил: - Вы хотите передать мне приказ полковника, Шарп? - Приказано было вернуться на позиции так быстро, как только это возможно. - Быстрее, парни! – крикнул Слингсби и, повернувшись к Шарпу, воскликнул. – Наши молодцы сегодня показали себя с лучшей стороны! - Да ну? - Мы обошли вольтижёров с фланга, Шарп, ей-богу! Мы ударили их во фланг. Жаль, вы нас не видели! – Слингсби был взволнован и явно гордился собой. – Мы проскользнули мимо них, атаковали сбоку и здорово потрепали. Из всего этого Шарп понял, что вольтижёров они попросту упустили, но промолчал. Харпер вытер лезвие штыка о мундир убитого француза, быстро пошарил по его карманам и ранцу, а потом бегом догнал Шарпа и сунул ему половину круга колбасы со словами: - Знаю, вы любите колбасу лягушатников, сэр. Шарп решил оставить колбасу на обед и засунул её в патронную сумку. Пуля свистнула мимо, едва не задев, и он увидел пороховые дымки, поднимающиеся над нагромождением камней, там, где ночью он оставил своих часовых. - Жаль, что там засели вольтижёры, – заметил он. - Нам это совершенно не угрожает! – беззаботно сказал Слингсби. – Мы ударили им во фланг, ей-богу, и разбили их! Харпер покосился на Шарпа, с трудом удерживаясь, чтобы не расхохотаться. Португальские и британские пушки били по второй вражеской колонне, которая вступила в бой у вершины хребта, а следом за ними поднимались ещё две, поменьше. Ещё одна пуля пролетела рядом, и Шарп постарался убраться от засевших между скал вольтижёров в сторону. - Моя лошадь у вас, Шарп? – требовательно спросил Слингсби. - Здесь её нет. Харпер не сдержался, всхохотнул и преувеличенно раскашлялся. - Вы что-то сказали, сержант Харпер? – резко повернулся к нему Слингсби. - Проклятый дым дерёт горло, сэр. Просто жуть, сэр. В детстве, сэр, я часто болел. Дома в печке жгли торф. Моя мать, упокой Господь её душу, заставляла меня спать снаружи, пока меня едва волки не сожрали. - Волки? – недоверчиво переспросил Слингсби. - Целых три, сэр, большие, если вам будет угодно, а языки у них слюнявые и красные, как ваш мундир, сэр. Мне пришлось спать в доме, и по ночам я всё время кашлял. Это всё от дыма, понимаете? - Вашим родителям следовало сделать дымоход, – неодобрительно заявил Слингсби. - И почему им это не пришло в голову? - чистосердечно удивился Харпер. Шарп захохотал. Слингсби оскорбился и надулся. Они, наконец, нагнали роту лёгких стрелков, среди которых был прапорщик Илифф. Увидев, что его клинок запачкан кровью, Шарп заметил: - Хорошая работа, мистер Илифф. - Он напал на меня, сэр, – мальчишка внезапно обрел дар речи. – Он был здоровый! - Сержант, точно, – пояснил Харрис. – Собирался приколоть мистера Илиффа, сэр. - Так и было! – Илиффа трясло от волнения. - Но мистер Илифф отпрыгнул от него, словно белочка, сэр, и вогнал ему сталь в брюхо. Отличный удар, мистер Илифф. – сказал Харрис, и прапорщик покраснел. Шарп попытался вспомнить, когда ему пришлось драться в первый раз, сталь против стали, но беда в том, что он вырос в Лондоне, и для него такое было привычно едва не с рождения. А для мистера Илиффа, сына обедневшего дворянина из Эссекса, сознание того, что какой-то огромный французский скот хочет его убить, явилось, несомненно, большим потрясением, а если учесть, насколько мальчишка хилый, то он неплохо справился. Шарп улыбнулся Илиффу: - Уложили всего одного «граппо», мистер Илифф? - Да, сэр. - Какой же вы офицер? Офицеру полагается убивать по два за день! Стрелки засмеялись. Илифф приободрился. - Хватит болтать! – скомандовал Слингсби. – Поторопитесь! Южный Эссекский передвинулся вдоль вершины хребта к югу, навстречу подходящей второй колонне, и рота тоже повернула туда. Французские пушки перестали стрелять ей вслед и перенесли огонь на позиции британцев и португальцев. Снаряды, проносясь над головами стрелков, прочерчивали небо хвостиками дыма от тлеющих фитилей. Всё громче слышался нестройный грохот барабанов, выкрикиваемые команды и треск мушкетных выстрелов. Поднявшись со своей ротой на вершину, Шарп неохотно уступил бразды правления Слингсби и пошёл искать Лоуфорда. Туман, который рассеялся почти до самого подножия хребта, снова сгустился, смешавшись пороховым дымом, и скрыл две маленькие колонны. Ветер сносил его к югу, туда, где по тропе поднималась на вершину вторая французская колонна. Солдат в ней было побольше, чем в первой, но поднимались они медленнее, а двигаться им было легче, ведь тропа, вьющаяся под ногами, указывала путь, поэтому, когда колонна вышла из тумана на залитую солнечным светом вершину, она сохранила стройность шеренг. Но восемь тысяч солдат и сто шестьдесят три барабанщика, которые привели их туда, вынуждены были остановиться под ураганным огнём. Их поджидал первый батальон 74-го полка шотландских горцев и португальская бригада, а на правом фланге – две батареи девятифунтовых пушек. Выпущенные ими ядра и заряды картечи буквально содрали шкуру с французской колонны, залив вереск кровью, а потом горцы и португальцы дали залп. Расстояние было довольно велико для выстрела из мушкетов, но колонна остановилась, как бык, оторопевший от неожиданного нападения терьеров. Пусть колонна превосходила шеренгу численностью бойцов, шеренга подавляла огневой мощью. Построенные в колонну, использовать мушкеты могли лишь те солдаты, которые располагались в переднем ряду и вдоль её краёв, в шеренге же каждый британский или португальский боец мог использовать своё оружие. Первые ряды приближающейся колонны были смяты и залиты кровью, но французы не отступили. Вольтижёры, которых шотландцы и португальцы оттеснили плотным мушкетным огнём, отстреливаясь, отступили к передней шеренге колонны. Французские офицеры призывали солдат двигаться вперёд, барабанщики выбивали pas de charge, но передние ряды, пытаясь отстреливаться, не желали идти навстречу шквальному ливню пуль, ежесекундно приносящему смерть. На правом фланге 74-го полка появилось ещё больше португальских пушек. Орудия развернулись, лошадей отвели на расстояние мушкетного выстрела, и стрелки начали заряжать картечью по пушечному ядру. Выстрелом пушку отбросило назад. Фланг колонны, куда угодил заряд, превратился в чудовищную мясную лавку: истекающая кровью мешанина изломанных и растерзанных тел и кричащих от боли людей. Орудия продолжали стрелять, извергая из жерл клубы порохового дыма; их стволы направили вниз, на скучившихся французов. Под ядро при зарядке укладывали свёрнутую в кольцо верёвку, и при выстреле тлеющие верёвочные петли раскручивались в воздухе сумасшедшими спиралями. К месту разворачивающегося сражения с юга, где, очевидно, никакой опасности от французов не предвиделось, по дороге, проложенной вдоль хребта, прибывало всё больше союзнических подразделений, они развёртывались в шеренги к югу от артиллерийской батареи и присоединялись к обстрелу. Содрогаясь под беспощадно разящим огнём, колонна постепенно отступала к северу, повинуясь приказам офицеров, заметивших, что рядом с португальской бригадой на вершине никого нет. Рота вольтижёров была послана вперёд занять позицию. Позади них неповоротливая масса колонны медленно двигалась вправо, оставляя на каменистом склоне жуткий прямоугольный контур – груду тел на месте левого фланга и передней шеренги. Видя, что колонна приближается, а впереди неё бегут вольтижёры, Лоуфорд крикнул: - Мистер Слингсби! Разворачивайте в линию роту лёгкой пехоты! Отправьте этих злодеев туда, откуда они появились! Батальон! Сместиться вправо! Во главе с Лоуфордом Южный Эссекский должен был закрыть собой брешь в британских позициях, а Слингсби – отбить атаку вражеских стрелков. Шарп, вновь верхом на злополучной лошади Слингсби, которую поймал майор Форрест, ехал за полковым знаменем, стараясь пересчитать Орлов в перестраивающейся колонне. Насчитал пятнадцать. Пороховой дым стелился над туманом, застилая всё вокруг почти до самой вершины. Плотная белая масса дёргалась, как живая, когда её пронзали французские ядра и снаряды. Склон был усеян телами в синих мундирах. Раненый полз под гору, волоча сломанную ногу. Собака металась туда-сюда, пытаясь лаем «разбудить» убитого хозяина. Французский офицер, выронив саблю, прижимал ладони к лицу, и между его пальцами медленно сочилась кровь. Воздух дрожал от орудийной канонады, непрерывная мушкетная пальба напоминала треск сухого хвороста в костре, отзываясь эхом от склонов холмов, окружающих долину. Рота Шарпа вступила в бой, добавив к грохоту боя отличительный звук винтовочных выстрелов. Ему не слишком нравилось наблюдать за происходящим со стороны, но он восхищался грамотными действиями своих бойцов. Стрелки застали вольтижёров врасплох и успели убить двух офицеров, прежде чем мушкеты повели ответный огонь. Слингсби, держа в руке обнажённую саблю, расхаживал с напыщенным видом позади рассеянной линии стрелков. Он весьма энергично выполнял полученные приказы, и Шарпа захлестнула волна горькой, как желчь, ненависти к ублюдку, который собирался захватить его место только потому, что женился на невестке Лоуфорда. Шарп инстинктивно нащупал винтовку, снял с плеча и взвёл курок. Не спуская глаз со Слингсби, он снял винтовку с предохранителя, чувствуя, как спружинил спусковой крючок, проверил, остался ли порох на полке после его падения с лошади, а потом, положив палец на спусковой крючок, вскинул винтовку к плечу. Лошадь под ним дёрнулась, и он выругался. Он целился в спину Слингсби, туда, где выше разреза на красном мундире были пришиты две медных пуговицы. Кто догадается, что именно произошло? На него никто не обращал внимания, потому что все не сводили глаз с приближающейся колонны. А если кто и глянет, то решит, что он целится в вольтижёров. Для Дика Шарпа это не первое убийство и, скорее всего, не последнее. Шарп представил себе, как Слингсби судорожно изгибается, получив пулю в позвоночник, падает, скрежеща ножнами сабли о камни, как он содрогается, цепляясь за жизнь. «Заносчивый маленький ублюдок», – подумал Шарп, поглаживая спусковой крючок. От внезапно нахлынувшей на него волны ослепляющей ненависти палец свело судорогой. Отдачей от выстрела приклад крепко приложило к плечу; лошадь под ним шарахнулась. Пуля просвистела над головами четвёртой роты под левой рукой Слингсби, срикошетила о камень и поразила вольтижёра, который сумел подобраться близко к Слингсби и как раз в этот миг встал, чтобы выстрелить в упор. Попав французу под подбородок, пуля отбросила его навзничь. Кровь брызнула струёй, мушкет громыхнул о камни. - Господь Всемогущий, Ричард! Великолепный выстрел! – заметил майор Лерой. – Этот урод подбирался к Слингсби, я следил за ним! - Я тоже, сэр, – соврал Шарп. - Чертовски прекрасный выстрел! И к тому же с седла! Вы это видели, полковник? Шарп только что спас Слингсби жизнь. Я никогда не видал такого! Невероятный выстрел! Шарп опустил винтовку, внезапно устыдясь своего порыва. Слингсби вёл себя нахально и этим злил его, но никогда не пытался причинить ему вред. Он же не виноват, что его манера смеяться, поведение и внешность приводили Шарпа в состояние бешенства! Незаслуженные поздравления Лоуфорда ещё более усугубили муки совести. Шарп отвернулся, безучастно наблюдая, как возле палатки хирурга двое санитаров прижимают к залитому кровью операционному столу раненого гренадёра, которому перепиливали бедренную кость. В нескольких ярдах раненый и две женщины из числа батальонных жён, вооружённые трофейными мушкетами, охраняли пленных. Ребёнок играл с французским штыком. Монахи вели вереницу мулов, навьюченных бочками с водой, чтобы раздать её среди солдат. По дороге на север промаршировало подкрепление: португальский батальон в сопровождении пяти рот красномундирников. Оставляя за собой шлейф пыли, проскакал верховой с донесением. Малыш, которого он едва не затоптал, испугался и прокричал ему вслед какое-то ругательство, а женщины засмеялись. Монахи оставили в тылу Южного Эссекского одну из бочек и двинулись к португальской бригаде. - Они слишком далеко от нас! – послышался возглас Лоуфорда. Обернувшись, Шарп увидел, что колонна опять остановилась. Южный Эссекский преградил ей путь к вершине, и огромная масса людей медленно перестраивалась в шеренгу из нескольких рядов, чтобы вступить в перестрелку с красномундирниками. Атака захлебнулась, и уже никакая барабанная дробь не могла заставить французов вновь двинуться вперёд. - Нам бы сюда парочку пушек, – сказал Шарп и посмотрел по сторонам, нет ли где по соседству батарей. Перемещаясь навстречу атакующей колонне, Южный Эссекский оставил на вершине слева между собой и Рейнджерами Коннахта большой промежуток, который захватили вольтижёры, выдвинувшиеся из нагромождения камней на выступающем из массива хребта отроге. А когда ветер слегка развеял туман, стало ясно, что вместе с вольтижёрами туда же направлялись две французские колонны. Туман и дым скрыли их от глаз португальских и британских стрелков, и теперь им оставалось пройти до вершины последние ярды. Орлы сверкали на солнце, победа совсем близко, и путь к ней ничто не преграждает. То, что предстало взору Шарпа, было катастрофой.
Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 358 | Нарушение авторских прав |