АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 11. На рассвете Шарп и Хоган увидели, что их опасения подтвердились

На рассвете Шарп и Хоган увидели, что их опасения подтвердились. В Понте Ново находились несколько сотен французских пехотинцев, от ополченцев остались лишь трупы, валяющиеся на улицах разграбленной деревушке. На мосту над пенящимися водами Кавадо шли спешные восстановительные работы. В длинном извилистом ущелье эхом отражались отдельные выстрелы, которыми португальские крестьяне, слетевшиеся к отступающей вражеской армии, как вороны на падаль, пытались издалека «достать» противика. Шарп увидел, что сотня вольтижёров рассеянной цепью поднялись на холм, чтобы отогнать кучку храбрецов, которая посмела подобраться на двести шагов к стоящей колонне. Нервно захлопали выстрелы, французы прочесали холм и вернулись на запруженную дорогу. Хотя в обозримом пространстве никаких признаков британских войск заметно не было, Хоган предположил, что армия Уэлсли отстаёт от французов меньше, чем на день.

— Веллингтон пойдёт за французами через Сьерра де Санта Каталина, — объяснил он. — Он воспользуется дорогами. Сначала Уэлсли занял Брагу, теперь он движется на восток. Что касается нас, — Хоган бросил мрачный взгляд на захваченный мост, — нам лучше пойти к Сальтадору. Это — наш последний шанс.

Шарпу казалось, что никакого шанса нет вовсе. Более двадцати тысяч отступающих французов, как стая воронья, клубились в долине у его ног, где-то в их массе затерялся Кристофер, и как его там разыскать, Шарп не знал. Но он надел свой заношенный мундир, поднял винтовку и последовал за Хоганом, который, видно, был настроен столь же пессимистически. А вот Харпер, наоборот, был непонятно почему в добром расположении духа, даже во время переправы вброд через протекающий по узкому ущелью приток Кавадо. Мул Хогана отказался входить в холодную, глубиной по пояс, быстро текущую воду. Капитан предложил оставить животное, но Джавали ударил мула по морде и, пока тот ошеломлённо моргал, поднял его и перенёс через широкий поток. Стрелки бурно приветствовали эту демонстрацию силы, а мул, оказавшись в безопасности на противоположном берегу, цапнул жёлтыми зубами пастуха, который в ответ врезал ему ещё раз.

— А что, полезный парень, — одобрительно сказал Харпер.

Сержант-ирландец был таким же насквозь промокшим, замёрзшим и уставшим, как любой из солдат, но ему, казалось, всё это доставляет удовольствие.

— Это не хуже, чем пасти овец дома, — заявил он, когда отряд потащился дальше. — Помню, как мой дядя погнал своим ходом стадо баранов, откормленных на убой, в Белфаст. Так мы ещё до Леттеркенни не добрались, как половина этих чёртовых засранцев разбежалась! Иисусе, сколько денег впустую пропало…

— Вернуть-то их удалось? — спросил Перкинс.

— Смеешься, парень? Я искал их, чёрт побери, половину ночи, а дядя мне в результате чуть ухо не оторвал. Главное, что он сам был виноват. До этого он если кого и пас, то только кроликов, и не мог отличить одного конца овцы от другого, но ему сказали, что за баранину в Белфасте можно выручить хорошие деньги. Вот он и угнал стадо у одного богатея в Колкарни и отправился за своим богатством.

— А у вас в Ирландии есть волки? — поинтересовался Висенте.

— Ага, в красных мундирах, — ляпнул Харпер, но, заметив, что Шарп нахмурился, поспешно поправился. — Мой дедушка утверждал, что видел стаю таких в Дерринграйле. Большущие, рассказывал он бабушке, с красными глазами, зубами огромными, как кладбищенские камни, гнались за ним до моста Гленлихел, но он ведь пьяный был. Иисусе, он лакал всякую дрянь.

Джавали поинрересовался, о чём разговор, и немедленно начал рассказывать, как он отгонял от своих коз волков только палкой и заострённым камнем, как он нашёл волчонка, а деревенский священник настоятельно рекомендовал его убить, потому что волки — порождения дьявола. Сержант Мачедо подтвердил, что так и есть, и в доказательство поведал, как зимней холодной ночью в Альмейде часового съели волки.

— А в Англии у вас волки есть? — спросил Висенте у Шарпа.

— Только адвокаты.

— Ричард! — упрекнул его Хоган.

Теперь они направлялись на север. Дорога, по которой французы собирались идти к испанской границе, вилась в холмах до моста Сальтадор в верхнем течении Мисареллы, притока Кавадо. Шарп хотел было спуститься на дорогу и идти впереди французов, но Хоган и слышать об этом не желал, утверждая, что по восстановленному мосту первыми форсируют реку драгуны, и дорога станет небезопасна. Они продолжали идти по склонам холмов, которые стали очень крутыми и каменистыми; движение замедлилось, потому что им то и дело приходилось далеко обходить то пропасти, то осыпи. Чтобы продвинуться на милю вперёд, они проходили три мили. О скорости продвижения французов Шарп мог судить по отдельным выстрелам, которые раздавались со склонов холмов узкой долины Мисареллы. Сначала очень далёкие, они становились всё ближе и ближе, и в середине утра французы показались на дороге.

Впереди ехала сотня драгунов, но сзади, не слишком отставая, шла пехота — не испуганной толпой, но сохраняя стройный походный порядок. Увидев их, Джавали бессвязно зарычал, зачерпнул горсть пороха из сумки, половину просыпал мимо дула мушкета, забил пулю и выстрелил. Попал он, или нет, было непонятно, но пастух с мстительным удовлетворением потряс кулаком и перезарядил мушкет.

— Вы были правы, Ричард, — сказал Хоган с сожалением. — Надо было идти по дороге. Французы нас настигли.

— Это вы были правы, сэр, — ответил Шарп. — Иначе нас всё утро обстреливали бы типы наподобие нашего приятеля.

— Может быть, — с сомнением протянул Хоган, затем ещё раз бросил взгляд на французов и добавил, хотя было ясно, что сам в это не слишком верит. — Может, Сальтадор взорвали…

Они спустились в седловину между холмами, потом поднялись на другой хребет, густо усыпанный массивными валунами, и потеряли из виду плавное течение Мисареллы и идущих по дороге вдоль реки французов, но продолжали слышать, как партизаны нестройно обстреливают из укрытий долину.

— Господи, помоги португальцам добраться до моста, — десятый, а может, и двадцатый раз за утро повторил Хоган.

По плану, португальская армия, двигаясь параллельно армии Уэлсли, должна была занять Руйвенс, перекрыв французам дорогу на восток в Испанию, а потом послать бригаду в горы, чтобы заткнуть последнюю лазейку в районе моста Сальтадор. Если бы всё шло хорошо, португальцы преградили бы дорогу артиллерией и пехотой, но погода замедлила их продвижение, как и в случае с Уэлсли, и единственными, кто дожидался маршала Сульта в Сальтадор, оказались больше тысячи плохо вооружённых и почти необученных ополченцев. Из португальского штаба к ним в качестве советника послали майора-англичанина Уэрра. Он настоятельно рекомендовал им разрушить мост, но для ополченцев, многие из которых спустились с приграничных гор, Сальтадор был единственной возможностью вести торговлю, поэтому этот план был отклонён. Они пошли на компромисс, кувалдами снеся ограждение и частично обрушив края моста, таким образом, сузив его полотно до каменной полосы, достаточно широкой, чтобы по ней могла проехать телега. Как только французы уйдут, в долине немедленно возобновится торговля, а настил и парапеты можно будет быстро восстановить. Северную сторону моста ополченцы перегородили сваленными в кучу колючими кустами, за этим искусственным валежником и по обеим сторонам от него вырыли траншеи для стрелков. Из оружия у них были только древние мушкеты и ружья для охоты на птиц, и ни одной пушки.

Хоган первым увидел, что мост не был полностью разрушен. Он зло выругался и протянул Шарпу свою подзорную трубу, чтобы тот тоже полюбовался. Оба конца моста уже окутались пороховым дымом: с одной стороны стреляли находящиеся в авангарде французской армии драгуны, из-за валежника отстреливались ополченцы, но перестрелка пока шла вяло.

— Они прорвутся, — с сожалением заметил Хоган. — Потеряют многих, но прорвутся.

Шарп не ответил. Что говорить, Хоган прав. Пока французы не начали штурм, но, без сомнения, они формируют ударную группу. Это значит, что ему нужно найти место, откуда его стрелки смогут выстрелить в Кристофера, когда он будет переходить мост. На этой стороне реки ничего подходящего для огневой позиции не было, а вот на другом берегу Мисареллы Шарп видел высокий каменный обрыв, где расположилась сотня с лишним ополченцев. От моста до обрыва — меньше двухсот шагов. Это слишком далеко для португальских мушкетов, но в самый раз для его винтовок. Как только Кристофер достигнет середины моста, его приветствуют дюжиной пуль.

Проблема состояла в том, что между ним и этой крайне привлекательной скалой была Мисарелла.

— Надо пересечь реку, — сказал Шарп.

— Сколько времени это займёт? — спросил Хоган.

— Столько, сколько нужно. У нас нет выбора.

Перестрелка нарастала, словно в костре горели, потрескивая, сухие ветки, потом стихала и разгоралась с новой силой. Драгуны прибывали на южный берег, стремясь подавить ополченцев огнём, но Шарп ничем не мог им помочь. Ему пора было уходить.

В долине Кавадо, всего в двенадцати милях от авангарда, который пробивался через выставленный ополченцами заслон в ущелье Мисареллы, британские войска, наконец, догнали аръергард армии Сульта, всё ещё переправляющейся через Понте Ново. Это были легкие драгуны, и всё, что они могли сделать, так это обменяться выстрелами с французами, которые перегородили дорогу между рекой и горами на юге. Но за драгунами шла гвардейская бригада, а с ней — пара трёхфунтовых орудий, которые всегда поднимали на смех из-за несерьёзного калибра, но в этот день, когда никто не мог развернуть артиллерию, эти две игрушечные пушки были буквально на вес золота.

В авангарде французской армии, у Сальтадора готовилась ударная группа — два пехотных батальона. Всем было ясно: если не убрать завал из кустов, их пустят на фарш. Завал был четыре фута в высоту и столько же в ширину и представлял собой срубленные шипастые кусты, привязанные к опорам из брёвен. Единственным выходом виделся отряд смертников, которые ценой своей жизни должны были расчистить путь для идущих за ними товарищей. Обычно такие группы формировались при штурме сильно укрепленных вражеских крепостей, но сегодня им предстояло пересечь узкое полотно моста и под разящим огнём мушкетов убрать завал. Майор Дюлон из 31-го полка, новоиспечённый кавалер Ордена Почётного Легиона, который ещё не успел потускнеть на его груди, добровльно вызвался вести отряд смертников. Теперь его не укрывала от врага ночная мгла, и враг был намного более многочисленным, но на лице майора не отражалось никаких переживаний. Он натянул перчатки и закрутил вокруг запястья шнурок от эфеса сабли, чтобы не потерять оружие, когда придётся убирать колючую преграду. Генерал Люсон, командовавший французским авангардом, приказал, чтобы все находящиеся в его подчинении одновременно открыли огонь по ополченцам из мушкетов, карабинов и даже пистолетов, и когда перестрелка стала оглушительной, Дюлон поднял саблю. Это был сигнал к началу атаки.

Группа стрелков из его полка выбежала на мост. По нему в ряд могли пройти не более трёх человек, и Дюлон шёл в первом ряду. Ополченцы, что-то выкрикивая, дали залп из ближайшей траншеи. Дюлону пуля попала в грудь, прямо в его новенький орден. Он почувствовал хруст ломающегося ребра и понял, что пуля угодила в лёгкое, но боли не чувствовал. Кричать он не мог — не хватало воздуха, но, схватившись руками в перчатках за колючки, он потащил заграждение в сторону. На тонком полотне моста столпилось много народа; один оступился и с криком полетел вниз, в белую от пены, грохочущую круговерть Мисареллы. Смертников секло свинцом, в воздухе стоял пороховой дым, грохот и свист пуль, но Дюлону удалось свалить в реку секцию заграждения. Образовался проход, достаточно широкий, чтобы по нему мог пройти человек — и спастись попавшая в ловушку армия. Дюлон поднял саблю, показывая, что у него получилось. На губах пузырилась кровь, воздух свистел в пробитом лёгком. За его спиной нарастал оглушительный крик — это к мосту с примкнутыми штыками бежал первый из ударных батальонов. Уцелевшие люди Дюлона свалили последнюю секцию заграждения, тела мёртвых вольтижёров просто сбросили пинками в ущелье — и внезапно мост потемнел от синих мундиров французских солдат. Сотни ополченцев, большинство из которых всё ещё перезаряжали своё оружие после залпа, который они сделали по смертникам Дюлона, бежали на запад, поднимаясь по склонам холмов, чтобы спастись от безжалостных штыков. Дюлон остановился у ближайшей опустевшей траншеи и согнулся. Сабля, привязанная к его запястью шнуром, бессильно повисла. Изо рта сочилась длинная струйка крови, смешанной со слюной. Он закрыл глаза и попытался вспомнить слова молитвы.

— Носилки! — закричал сержант — Сделайте носилки. Найдите доктора!

Два французских батальона отбили мост у ополченцев. Несколько португальцев задрежались на высокой скале слева от дороги, но мушкетным огнём с такого расстояния они не могли причинить никакого вреда, поэтому им позволили остаться и наблюдать за тем, как армия Сульта спасается из западни. Майор Дюлон сломал челюсти удерживавшего её капкана. Дорога на север были свободна.

Шарп находился в холмах южнее Мисареллы, когда услышал яростную стрельбу и понял, что французы начали штурм. Он, конечно, надеялся, что ополченцы сдержат их, хотя понимал, что в споре любителей и профессионалов первые потерпят неудачу, даже если полягут все до одного. Как только передовые части французов пересекут Мисареллу, остальные последуют за ними.

У него оставалось мало времени, чтобы форсировать падающую в глубокое обрывистое ущелье, белую от пены реку. Пришлось пройти больше мили вверх по течению, прежде чем нашлось место, где можно было спуститься по крутому берегу и перейти быстро несущуюся, вздувшуюся от дождей реку. Мула пришлось оставить возле ущелья, потому что даже Джавали не смог бы на руках снести его вниз по склону, а потом переправить на другой берег. Шарп приказал своим людям снять ремни с винтовок и мушкетов, скрепить их пряжками или связать в длинную верёвку. Джавали, отказавшись от любой помощи, спустился к воде, перешёл реку вброд и начал подниматься на другой берег. Шарп, опасаясь, что кто-нибудь сломает ногу, двигался медленнее. Цепляясь за верёвку, солдаты спустились к воде и передали вниз оружие. Река была шагов десять-двенадцать шириной, но глубокая и холодная; сильное течение едва не сбивало Шарпа с ног; камни под ногами были скользкими и неровными. Танг упал, и его тащило несколько ярдов по течению, пока ему удалось выбраться на берег.

— Простите, сэр, — еле выговорил он, стуча зубами и выливая воду из своей коробки с патронами.

Чтобы пересечь ущелье и подняться на противоположный склон у них ушло минут сорок. Оттуда, с вершины Шарп уже видел затянутые облаками горы Испании.

Они повернули на восток, к мосту, и в этот момент снова полил дождь. Всё утро тёмные тучи собирались в небе и, наконец, разверзлись прямо над головами; по небу прокатился раскат грома. Далеко на юге над холмами, подёрнутыми дымкой, светило солнце, а здесь небо с каждой минутой темнело, и дождь лил всё сильнее. Шарп понимал, как трудно будет стрелять под таким ливнем, но молчал. Они замёрзли, настроение было подавленное, французы уходили, и Кристофер мог уже переправиться через Мисареллу и быть на пути в Испанию.

Слева от них на расстоянии полумили по извилинам поросшей травой дороге уходили в холмы, за которыми протянулась граница Португалии, драгуны и пехота, но до скалы, которую высмотрел Шарп, ещё нужно было добраться. Джавали уже достиг её вершины и предупредил остатки ополченцев, которые залегли между камней в зарослях папоротников, что приближающиеся к ним одетые в форму люди — друзья. Португальцы, чьи мушкеты под проливным дождём были бесполезны, ограничились тем, что швыряли с восточного склона камни, но для потока французов, движущихся по узкому мосту через Мисареллу, это было как комариные укусы.

Не обращая внимания на приветствовавших его ополченцев, Шарп бросился к краю обрыва. Дождь стегал по скалам, тёк вниз по утёсу и барабанил по киверу. Раскат грома в небе отозвался эхом с юго-запада, и Шарп понял, что это — пушечный выстрел. Это означало, что армия сэра Артура Уэлсли догнала французов, и артиллерия открыла огонь, но несколькими милями дальше, где-то возле Понте Ново. А здесь, прорвав последний заслон, французы уходили из окружения.

Хоган, тяжело переводя дух после подъёма, остановился радом с Шарпом. Они были совсем близко от моста. Можно было разглядеть усы французских пехотинцев, пересчитать коричневые и чёрные полоски на длинной юбке женщины, которая шла рядом с мужем, неся на плече его мушкет, а на руках — его ребёнка; к её поясу на длинной верёвке была привязана собака. Позади них офицер вёл в поводу хромающую лошадь.

— То, что я слышал — это выстрелы из орудий? — спросил Хоган.

— Да, сэр.

— Наверное, трёхфунтовики. — предположил Хоган. — Мы могли бы многое сделать здесь с этими игрушками…

Но у них не было ни одной. Только Шарп, Висенте, их бойцы — и отступающая французская армия.

Там, возле Понте Ново, артиллеристы на руках вкатили свои игрушечные пушечки на гребень холма позади отступающего арьергарда французов. Со склонов кое-где текли потоки воды, но дождь прекратился, а это значило, что мушкеты могли стрелять. Гвардейская бригада зарядила оружие, примкнула штыки и перестроилась в колонны поротно.

Презираемые всеми трёхфунтовики выстрелили по французам маленькими ядрами — не больше апельсина каждое — которые пронеслись сквозь тесные ряды французского аръергарда, а потом назад, рикошетом от скалы, нанося ещё больший урон. Гвардейцы из батальона «Колдстрим» запели «Правь, Британия», в сыром воздухе развернулось большое полотнище знамени. Трёхфунтовые ядра снова нанесли удар, оставляя за собой в воздухе шлейф кровяных брызг, словно гигантским ножом разрезая шеренги французов. Две лёгких стрелковых роты гвардейцев и рота «зелёных курток» 60-го полка Королевских американских стрелков выдвинулись, прикрываясь беспорядочными нагромождениями скал, к левому флангу французов. Мушкеты и винтовки Бейкера принялись разить офицеров и сержантов. Французские стрелки из знаменитого 4-го вольтижёрского полка, выбранного Сультом для охраны тыла отступающей армии за стойкость в бою, попытались пойти в атаку, но против них было слишком много винтовок. Они никогда прежде не бывали под таким плотным и точным огнем дальнего действия, и потому вольтижёры отступили.

— Вперёд, Кемпбелл! — приказал сэр Артур Уэлсли командующему бригады.

1-ый батальон «Колдстрим» и 1-ый батальон 3-го полка гвардейской пехоты, в высоких медвежьих шапках кажущиеся великанами, двинулись к мосту под оглушительную барабанную дробь. Винтовки дали последний залп, и два трёхфунтовых ядра просвистели над головами гвардейцев, пропахав две кровавые борозды через длинные шеренги французов.

— Сейчас они побегут, — сказал подполковник Уотерс.

Весь день он сопровождал сера Артура и сейчас рассматривал французский аръергард в подзорную трубу. Он видел, что французы дрогнули, что сержанты мечутся взад и вперед среди шеренг, выдвигая вперёд людей.

— Молитесь, чтобы так оно и было, — отозвался сэр Артур.

Сейчас его волновало, что происходит впереди отступающей французской армии. Перекрыт ли выход из западни? Победа уже была у него в кармане, но насколько полная — вот вопрос.

Два батальона гвардейцев — оба в два раза больше по численности, чем обычные — твёрдо шли вперёд, их штыки сверкали под пасмурным низким небом двумя тысячами бликов света под красно-бело-сине-золотым знаменем. По шеренгам французов пробежала дрожь. Орудия выстрелили снова, и там, где ядра пропахали ряды неприятельской пехоты, в воздухе повисло облако капелек крови.

Но сэр Артур Уэлсли смотрел не на гвардейцев, а вдаль, туда, где чёрной стеной на землю спустился ливень, скрывая разворачивающиеся там события.

— Дай Боже, чтобы дорога была перекрыта, — с горячностью воскликнул он.

— Аминь, — подвёл итог подполковник Уотерс.

Дорога не была перекрыта потому, что «Прыгун», как и раньше, соединял берега Мисареллы, и кажущаяся бесконечной колонна французских солдат проходила по горбатой арке моста. Они шли, как побитые, усталые и угрюмые, злясь на кучку инженеров, сдерживавших толпу при вступлении на мост. В апреле эти солдаты завоевали Северную Португалию и уже готовились идти дальше, на юг, чтобы захватить Лиссабон. Они разграбили всю страну к северу от Дору, мародёрствоали в домах и церквях, насиловали женщин, убивали мужчин и воображали себя хозяевами положения, а теперь их били, крушили и преследовали, и отдалённый гром орудий напоминал им, что испытания ещё не закончились. На усеянных камнями гребнях холмов они видели множество ожесточившихся людей, которые поджидали тех, кто отстанет. И тогда ножи будут наточены, костры разожжены… Каждый француз в этой армии слышал истории о найденных в горах жутко искалеченных трупах.

Шарпу оставалось только смотреть на это. Время от времени мост расчищали, чтобы перевести по узкому полотну упирающуюся лошадь. Наездникам без разговоров приказывали спешиться. Два гусара, чтобы перевести лошадей через каменный огрызок, были вынуждены закрывать им глаза руками. Дождь сначала приутих, но потом припустил снова. Под чёрными тучами и завесой дождя сгустился сумрак, словно наступил уже вечер. Под мостом далеко внизу кипела и пенилась, прыгая среди камней и закручиваясь водоворотами, вода на пути к Кавадо. Генерал в насквозь промокшем, отяжелевшем от воды мундире с аксельбантами, перевёл через мост лошадь, прикрывая ей глаза, а потом с трудом взгромоздился на неё. Ополченцы смеялись над ним и обрушили сверху град камней, но их «снаряды» ударились о склоны утёса и, не причинив никому вреда, скатились к дороге.

Хоган рассматривал французов, толпящихся перед мостом, в подзорную трубу, поминутно протирая линзу от капель дождя.

— Где же вы, господин Кристофер? — с горечью спросил он.

— Может, ублюдок уже успел пройти? — равнодушно предположил Харпер. — На его месте, сэр, я постарался бы идти впереди. Ведь именно это он и хочет — уйти.

— Возможно, — признал Шарп.

Он считал, что Харпер, скорее всего, прав, и Кристофер уже может быть в Испании с французским авангардом, но где найти доказательства?

— Мы можем наблюдать до сумерек, Ричард. — предложил Хоган, весь потухший вид которого выражал охватившее его разочарование.

Шарп мог видеть, что происходило на дороге за милю до скучившейся у узкой перемычки Сальтадора густой толпы мужчин, женщин, лошадей и мулов. По мосту пронесли двое носилок с ранеными, что вызвало победные крики ополченцев, расположившихся на скале. Ещё один, со сломанной ногой, хромал, опираясь на самодельный костыль. Он ужасно страдал, но предпочитал терпеть боль в стёртых до кровавых пузырей руках и кровоточащей ноге, чем отбиться от своих и быть схваченным партизанами. Его костыль зацепился за камень, он рухнул, как срубленное дерево, что было встречено взрывом проклятий со стороны ополченцев. Французский пехотинец прицелился из мушкета в насмехающихся португальцев, но высеченная кремнем искра попала на отсыревший порох… и ничего не случилось, только насмешки зазвучали ещё громче.

И тут Шарп увидел его — Кристофера! Вернее, вначале он увидел Кейт, узнал очерк её лица, контраст бледной кожи и угольно-чёрных волос, ее красоту, заметную даже в неестественно сгустившихся посреди дня сумерках. Он удивился, почему на ней французская форма, и только потом заметил рядом с её лошадью Кристофера и Вильямсона. Подполковник в гражданском платье пытался угрозами и силой пробиться через толпу, чтобы скроее переправиться по мосту и оказаться в безопасности. Шарп взял у Хогана подзорную трубу, вытер линзу и присмотрелся внимательнее. Кристофер, с посеревшим от усталости лицом, подумал он, смотрится почти стариком. Сдвинув трубу чуть вправо, он поймал в окуляр угрюмое лицо Вильямсона, и его затопила волна гнева.

— Вы его видите? — спросил Хоган.

— Он там, — ответил Шарп, убрал трубу, вынул винтовку из новенького кожаного чехла и устроил поудобнее ствол на краю скалистого утёса.

— Он, точно — он! — теперь и Харпер увидел Кристофера.

— Да где же? — Хоган хотел удостовериться сам.

— В двадцати ярдах перед мостом, сэр, возле лошади, — пояснил Харпер. — А верхом — мисс Кейт. И… Иисусе! Это же…

— Да, — коротко отозвался Шарп, испытывая желание прицелиться в дезертира, а не в Кристофера.

Хоган пристально разглядывал тех, на кого ему указал Харпер, в подзорную трубу.

— Красивая девушка, — пробормотал он.

— Заставляет сердце забиться быстрее, это точно, — согласился Харпер.

До этого времени замок винтовки Шарпа был замотан тряпкой в надежде не дать пороху отсыреть, и вот теперь он сорвал лоскут, оттянул курок и прицелился в Кристофера. Но именно в этот момент в небе грянул гром, и дождь, без того сильный, полил стеной. Шарп разразился проклятием. Он теперь даже не видел Кристофера! Шарп поднял винтовку и попытался хоть что-нибудь рассмотреть сквозь серебристые струи сильнейшего ливня, развершего небесные хляби — наверное, равного по силе тому, что заставило Ноя построить ковчег. Боже! Совершенно ничего не видно! Молния располовинила небо надвое, дождь барабанил по камням, словно чёрт копытами. Шарп поднял ствол винтовки вверх и спустил курок. Искра, высеченная кремнём, угасла, не воспламенив порох. Он подозревал, что так и будет. Винтовка стала бесполезна. Он отбросил её и вынул из ножен палаш.

— Проклятье, да что вы творите? — спросил Хоган.

— Собираюсь вернуть мою, дьявол бы её побрал, подзорную трубу. — заявил Шарп.

И пошел к французам.

4-й вольтижёрский полк, считавшийся в армии Сульта одним из лучших пехотных соединений, сломал строй, и два полка кавалерии покончили с ним. Три французских полка заняли удобную позицию на горном хребте, протянувшемся под углом к дороге рядом с Понте Ново, но вид наступающей гвардейской бригады, непрекращающийся винтовочный огонь и разительные удары пары трёхфунтовиков довершили разгром французского аръергарда.

Его задача состояла в том, чтобы остановить британскую армию, а потом, не торопясь, отступить, разрушив за собой Понте Ново, но вместо этого французы в панике бежали, показывая врагу спины.

Сопротивляться не пытался никто. Две тысячи солдат и около полутора тысяч лошадей сгрудились тёмной, паникующей массой на кое-как восстановленном полотне моста через Кавадо, а гвардейцы всё приближались.

— Переместите орудия! — подскакал сэр Артур к артиллеристам, перед стволами пушкек которых на траве образовались две широких веерообразных подпалины. — Гоните их! Гоните! Не упускайте!

Дождь полил сильнее, небо потемнело и разветвленная молния скользнула по небу над вершинами северных холмов.

Орудия перетащили на сотню ярдов ближе к мосту и скатили по южному склону на маленькую террасу, откуда можно было стрелять в толпу французов у моста. Дождевые капли зашипели и испарились на стволах, когда первые ядра обрушились на аръергард, ломая тела и разбрызгивая кровь. Драгунская лошадь со ржанием встала на дыбы и раскроила кому-то копытами череп. Ещё несколько ядер попало в цель. Те из французов, кто оказался в задних рядах, и кому не суждено было добраться до моста живыми, поворачивали назад, бросали наземь мушкеты и поднимали руки. Гвардейцы, раздвинувшись, пропустили их, снова сомкнули ряды и дали залп, который, как кулак, ударил в тыл отступающим. А те толкались, прорываясь вперёд, на мост, где и без того было так тесно, что оказавшихся с краю людей и лошадей спихивали в Кавадо. Щедро политые кровью доски настила обрушились, отрезая единственный путь к спасению. Пушки продолжали стрелять по Понте Ново, ядра сметали людей и животных в воду, и под мостом скопилось множество мёртвых и умирающих. Звёздным часом французов при их вторжении в Португалию стало крушение понтонного моста в Опорто, где в панике утонули сотни людей, и вот теперь французы оказались на другом сломанном мосту. Их настигла месть тех, кто утонул в Дору. Пушки продолжали разить французов; несмотря на дождь, то там, то здесь слышались выстрелы из мушкетов и винтовок, и британцы сжимали кольцо окружения вокруг кошмара, которым стал Понте Ново. Большинство французов сдались. Некоторые плакали от стыда, боли, голода и холода, поворачивая назад. Капитан 4-го вольтижёрского полка бросил саблю наземь, потом с отвращением поднял её и переломил клинок о колено, прежде, чем его взяли в плен. Наконец послышалась команда:

— Прекратить огонь!

Ржала умирающая лошадь. Мушкетный и орудийный дым рассеялся дождём. Над рекой слышались стоны людей и животных, переломавших кости при падении с моста. Груда тел почти перекрыла русло Кавадо, так что ниже по течению почти обнажилось дно, а вода скопилась за этой ужасной дамбой, просачиваясь сквозь неё красными струйками. Раненый француз выбрался из реки и умер на берегу, где барабанщики гвардейцев подбирали тех, кто нуждался в помощи. Доктора правили свои скальпели на кожаных ремнях и отхлёбывали по глоточку бренди для укрепления нервов. Гвардейцы сняли штыки с мушкетов, артиллеристы отдыхали возле своих трёхфунтовых орудий. Преследование завершилось. Сульт покинул Португалию.

Шарп, очертя голову, спускался прыжками по крутому склону, с камня на камень, думая лишь о том, как бы не поскользнуться на сырой траве. Дождь стучал по камням, гром заглушал далёкую артиллерийскую канонаду в Понте Ново. Ещё больше стемнело. Надвигающиеся сумерки и буря объединились, чтобы покрыть мраком дикие холмы Северной Португалии. Сальтадор скрывала завеса дождя, и, когда Шарп спустился вниз, на ровную землю, он вдруг увидел, что мост опустел. По узкому полотну над ущельем шла навьюченная лошадь без всадника, не давая людям пройти вперёд. Лошадь гнал гусар, а Кристофер, Вильямсон и Кейт двигались сразу за ним. Увидев внезапно появившегося из-за дождевой завесы человека с обнажённым палашом, несколько пехотинцев поспешили прочь. Один, правда, попытался перехватить его, но Шарп сказал ему пару слов, и тот, даже не зная английского языка, понял, что в это дело лучше не вмешиваться. Шарп ступил на мост. Гусар уставился на него, разинув рот. Кристофер увидел лейтенанта, повернулся, пытаясь скрыться, но на другом конце моста толпились люди, и отступать было некуда.

— Убейте его! — завопил Кристофер, обращаясь к Вильямсону и гусару.

Француз послушно схватился за саблю, но клинок Шарпа свистнул, разбрызгивая дождевые струи, и почти перерубил руку кавалериста в запястье. Вторым ударом Шарп ткнул гусара в грудь, и тот с воплем полетел в Мисареллу. Его лошадь, испуганная блеском молнии и скользящими под копытами камнями моста, оглушительно заржала и, едва не столкнув Шарпа в пропасть, проскакала мимо, высекая искры подковами. И вот Шарп остался лицом к лицу с Кристофером и Вильямсоном на узком мосту Сальтадор.

Кейт завизжала, увидев окровавленный клинок.

— Поднимайтесь на холм! — заорал ей Шарп. — Двигайтесь, Кейт, двигайтесь! А ты, ублюдок, отдавай мою подзорную трубу!

Кристофер попытался схватить Кейт, но Вильямсон, ринувшись вперёд, оттолкнул его руку, и Кейт, увидев, что от спасения её отделяет всего несколько шагов, кинулась к противоположному краю моста. Вильямсон попытался перехватить её, но палаш взвился над ним, и он парировал удар французским мушкетом. Вильямсон отступил на шаг, Шарп с рычанием бросился на него. Клинок молниеносно, как змеиный язык, ударил, вынуждая Вильямсона сделать ещё шаг назад, но Кристофер толкнул его сзади с криком:

— Убейте его!

Дезертир старался изо всех сил, орудуя мушкетом, как большой дубиной, но Шарп уклонился от удара чудовищной силы, сделал выпад, и палаш, рассекая струи дождя, свистнул у головы Вильямсона, задев ухо. Вильямсон пошатнулся. Широкополая кожаная шляпа частично защитила его от острого лезвия клинка, но сила удара отбросила вбок, к сколотому краю моста. Шарп сделал ещё один выпад, острие палаша проткнуло зелёную куртку дезертира, вонзившись в ребро, и столкнуло Вильямсона на самый край. Тот завопил и рухнул вниз. Шарп остался с Кристофером один на один.

Кристофер смотрел на своего врага в зелёной куртке, и не верил своим глазам. Он попытался что-нибудь сказать, потому что этим оружием владел в совершенстве, но обнаружил, что лишился дара речи. Шарп шёл прямо на него, сзади подполковника подпирали французы, толкая его прямо на острый клинок. Кристоферу не хватило храбрости воспользоваться собственной саблей и, в совершенном отчаянии, он решил последовать за Вильямсоном в скрытую за дождевой завесой тьму ущелья Мисареллы. Он прыгнул вниз.

Висенте, Харпер и сержант Мачедо бежали за Шарпом по склону холма и столкнулись с Кейт.

— Позаботьтесь о ней! — крикнул Харпер Висенте и с сержантом Мачеде подбежал к мосту как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шарп прыгнул с моста. — Сэр! О Господи, ненормальный чёртов ублюдок! — выругался Харпер и потащил Мачедо через дорогу, потому что с моста хлынула толпа французов в синих мундирах.

Но если кому-либо из французов и пришла в голову мысль, что довольно странно видеть вражеских солдат на берегу Мисареллы, они и вида не показали. Единственное, к чему они сейчас стремились — это убежать, и потому они поторопились двинуться на север, в сторону Испании. Харпер бродил по берегу, выглядывая в глубине ущелья Шарпа. Он видел мёртвых лошадей среди острых скал и белой от пены воды, трупы французов, сорвавшихся с высокой арки Сальтадора, но тёмного сюртука Кристофера и зелёной куртки Шарпа заметно не было.

Вильямсону повезло. Он упал в самую глубокую часть ущелья, в водоворот, который смягчил его падение, а потом уцепился за лошадиный труп. Кристоферу повезло меньше. Он упал близко к Вильямсону, но левой ногой ударился о камень и почувствовал острую боль в лодыжке. Вода была холодной, как лёд. Кристофер вцепился в Вильямсона, отчаянно озираясь. Их никто не преследовал, а, немного подумав, Кристофер решил, что Шарп не мог бы продержаться на мосту долго против отступающих французов.

— Помогите мне выбраться на берег, — сказал он Вильямсону. — Думаю, я сломал лодыжку.

— Вы будете в порядке, сэр, — утешил его Вильямсон. — Я с вами, сэр.

Он обхватил хозяина за пояс и помог ему добраться до берега.

— Где Кейт? — спросил Кристофер.

— Она убежала, сэр, но мы её найдём. Мы найдем ее. Здесь сэр, мы можем подняться.

Вильямсон вытащил Кристофера на камни у воды и стал озираться, чтобы отыскать способ выбраться из ущелья, но вместо этого увидел Шарпа и выругался.

— Что случилось? — Кристофер страдал от сильной боли и ничего вокруг не замечал.

— Этот чёртов недобитый придурок. Проклятый Шарп. — Вильямсон вытащил из ножен саблю, которую взял у убитого французского офицера у дороги рядом с семинарией.

Шарп, спасаясь от надвигавшихся на него французов, прыгнул на склон ущелья, туда, где за скальный выступ цеплялся кустик утёсника. Ветки согнулись под его весом, но не сломались. Ему удалось найти на мокрых камнях опору для ног, а потом перепрыгнуть на другой камень. Тут нога поскользнулась, и он скатился с валуна в воду, но ухитрился не потерять при этом палаш. Когда Шарп опомнился, то увидел перед собой Вильямсона, а рядом — мокрого и испуганного Кристофера. Вокруг них шумел дождь. Темнота ущелья вдруг озарилась ослепительной вспышкой молнии.

— Моя подзорная труба, — потребовал Шарп у Кристофера.

— Конечно, Шарп, конечно, — Кристофер схватился за мокрые полы сюртука, нащупал в одном из карманов и вытащил сложенную трубу. — Вот она. Целая. Я только взял её на время, — и улыбнулся.

— Положите на камень, — приказал Шарп.

— Абсолютно целая, — повторил Кристофер, кладя драгоценную трубу на камень. — И отличного качества, лейтенант! — Кристофер подтолкнул Вильямсона, который наблюдал, ничего не предпринимая.

Шарп приблизился к ним на шаг, но они отодвинулись. Кристофер снова толкнул Вильямсона, побуждая его напасть на Шарпа, но дезертир осторожничал. Самый длинный клинок, который он когда-либо использовал в бою, был штык, но этот опыт не годился, чтобы драться саблей, особенно против такого мясницкого оружия, как палаш Шарпа. Вильямсон отодвинулся, выжидая удобного случая, чтобы напасть.

— Я рад, что вы здесь, Шарп. — заявил Кристофер. — Я думал, как убежать от французов. Они постоянно за мной наблюдали, как вы понимаете. У меня есть много чего рассказать сэру Артуру. Он победил, не так ли?

— Он победил, — отозвался Шарп. — И хочет, чтобы вы умерли.

— Не будьте смешным, Шарп! Мы ведь англичане! — Кристофер потерял свою шляпу, прыгая вниз, и его волосы слиплись от влаги. — У нас не убивают людей просто так!

— Я — убиваю. — Шарп сделал ещё шаг вперёд, а Кристофер и Вильямсон шарахнулись от него.

Кристофер внимательно следил за тем, как Шарп взял свою подзорную трубу.

— Вы видите — абсолютно целая. Видите? Я берёг её. — он вынужден был кричать, чтобы его слова были слышны через шум дождя и текущей среди камней воды.

Кристофер снова толкнул Вильямсона, но тот упорно отказывался нападать первым. Подполковник вдруг понял, что попал в западню: впереди — река, сзади — скала, — и наконец оставил попытки заговорить лейтенанту зубы. Вместо этого он пихнул Вильямсона к Шарпу с криком:

— Убейте его! Убейте!

Сильный тычок в спину застал Вильямсона врасплох, но он всё же поднял саблю и обрушил её на голову Шарпа. Клинки столкнулись с громким лязгом. Шарп пнул дезетрира в левое колено, нога Вильямсона согнулась, и Шарп, вроде бы не вкладывая в удар силы, рубанул его по шее мечом. Дезертира отбросило назад и вправо, а остриё палаша, проткнув зелёный мундир, вонзилось в живот. Шарп повернул клинок, чтобы не позволить ему застрять во внутренностях, и освободил рывком. Умирающий Вильямсон свалился в реку.

— Ненавижу дезертиров, — сказал Шарп. — Ненавижу проклятых дезертиров!

Кристофер неотрывно следил за поединком между своим слугой и Шарпом, который победил, вроде бы не прилагая никаках усилий.

— Нет, Шарп, — пробормотал он — Вы не понимаете!

Охваченный паникой, он попытался придумать слова, которые могли бы остановить Шарпа, но нужные слова куда-то испарились из смятённого сознания.

Шарп не сводил с Вильямсона взгляда. Несколько мгновений умирающий пытался бороться с рекой, но кровь красными струйками бежала из его шеи и живота, он опрокинулся навзничь, и его искажённое болью и ненавистью лицо захлестнула вода.

— Ужасно ненавижу дезертиров, — повторил Шарп и, наконец, посмотрел на Кристофера. — Считаете, мой палаш недостаточно хорош, чтобы пересчитать им ваши зубы?

Кристофер онемевшей рукой вытянул из ножен свою сабельку. Его учили с ней обращаться. Когда у него появлялись деньги, он за щедрую плату брал уроки в Зале Оружия Хораса Джексона на улице Джермин, чтобы освоить грациозную красоту приёмов защиты, и даже заработал сдержанную похвалу от самого великого Джексона. Но тренировочный поединок на расчерченном мелом полу на улице Джермин был совсем непохож на то, как дрался Ричард Шарп в ущелье Мисарелла.

— Нет, Шарп! — вскрикнул он, видя, что стрелок шагнул к нему, а потом испуганно вскинул свою сабельку, стараясь отвести удар взметнувшегося над его головой палаша.

Шарп просто дразнил его, проверял, будет ли Кристофер сопротивляться, но Шарп уже прочёл в его глазах, что этот человек умрёт, как ягнёнок под ножом мясника.

— Деритесь, вы, подонок. — бросил ему Шарп и сделал ещё выпад, и снова Кристофер слабо отмахнулся в ответ.

В этот момент подполковник увидел валун посреди реки и подумал, что если удастся прыгнуть на него, то оттуда можно добраться до противоположного берега и спастись. Он широко отмахнулся саблей, отстраняя Шарпа, повернулся и прыгнул, но сломанная нога подвернулась он поскользнулся на мокром камне и рухнул бы в реку, если бы Шарп не схватил его за шиворот. Кристофер упал на камень, сжимая в руке бесполезную сабельку, а над ним возвышался неумолимый враг.

— Нет… Нет… — заскулил он, потом вдруг осознал, что произошло, и ощутил, как надежда на спасение возвращается к нему. — Вы спасли меня, Шарп… Вы спасли меня.

— Если вы утонете, подполковник, я не смогу обшарить ваши карманы, — пояснил Шарп, и с исказившимся от гнева лицом проткнул его клинком.

Кристофер умер на скальном выступе чуть выше заводи, где утонул Вильямсон. Над трупом дезертира вода смешивалась со струйками крови и вливалась в общий поток, становясь сначала розовой, а потом снова прозрачной. Кристофер трепыхался и хрипел, потому что ударом палаша Шарп рассёк трахею. Это была быстрая смерть, гораздо более милосердная, чем он заслуживал. Пережидая, пока жизнь окончательно покинет подполковника, Шарп окунул клинок в воду, чтобы смыть кровь, потом вытер как следует о сюртук Кристофера и быстро обшарил его карманы, обнаружив три золотые монеты, сломанные часы в серебряном корпусе и кожаную папку, раздувшуюся от бумаг, которые, вероятно, заинтересуют Хогана.

— Проклятый дурак. — сказал Шарп, обращаясь к трупу, потом поднял голову, пытаясь рассмотреть сквозь сгустившуюся тьму, как выбраться из ущелья, и увидел над собой на краю обрыва большую тень.

Сначала он решил, что это какой-то француз, но потом услышал голос Харпера.

— Он правда помер?

— И даже не сопротивлялся. Вильямсон тоже.

Шарп вскарабкался вверх по стенке ущелья, а когда подобрался близко к Харперу, сержант опустил вниз свою винтовку и втащил Шарпа наверх. Сержант Мачедо был рядом. Вернуться на скалу они не могли, потому что по дороге шли французы, и им пришлось найти укрытие от дождя в расселине, образовавшейся в огромном валуне. Шарп рассказал Харперу, что случилось, и спросил, видел ли ирландец Кейт.

— Она с лейтенантом, сэр, — отозвался Харпер. — Последнее, что я видел, так это что она ревёт, а он её крепко обнимает и гладит по спине. Женщины любят пореветь, вы ведь знаете, сэр.

— Знаю, — ответил Шарп.

— Они поплачут, и успокаиваются, — заметил Харпер. — Странно, а нам это не помогает.

Шарп отдал один золотой Харперу, один — Мачедо, а последний оставил себе. Совсем стемнело. Ночь обещала быть долгой, холодной и голодной, но Шарп не возражал.

— Вернул всё же свою трубу, — сказал он Харперу.

— Я так и думал, что у вас получится.

— Она даже не повреждена. По крайней мере, так кажется.

Внутри сложенной трубы ничего не дребезжало, когда он её встряхивал — и он решил, что это хороший знак.

Дождь поутих, и Шарп слышал лишь шарканье ног тысяч французов о камни Сальтадора, шум ветра, журчание реки и шорох дождя. Орудийная канонада прекратилась. Где-то далеко, в Понте Ново бой закончился, и он не сомневался, что наши победили. Французы пришли, встретились с сэром Артуром Уэлсли, и он побил их хорошенько, как следует. Шарпа это радовало, потому что Уэлсли был хладнокровной скотиной, но при этом — чертовски хорошим воякой. Он устроил Королю Николасу кровавый хаос. А Шарп ему в этом помог. Внёс, так сказать, свою лепту.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 337 | Нарушение авторских прав