АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Бессонница

Никто не встречает, никто не провожает. Куда я еду? Кому вообще всё это нужно? Всё пытаюсь убежать от кого-то, куда-то зачем-то… Куда? Зачем? От кого? Просто в этом городе я ещё не был, как и во многих других городах нашей необъятной родины, что уж говорить о мире. А вообще, у меня отпуск – куда хочу, туда и еду. Я уже взрослый, самостоятельный мужчина, жены у меня нет, детей тоже. Могу я отдохнуть от этой надоедливой работы?

Взрослый тридцатипятилетний мужик, а семьи нет, работу свою не люблю, друзьями нормальными тоже не обзавёлся – даже в отпуск не с кем поехать. А раньше казалось, что всё будет хорошо или, по крайней мере, просто будет. Да вроде и было – друзья были, женщины были, работа интересная была. Но теперь – ничего. Какая-то пустота. Хоть вешайся.

И всё же зачем я еду? Там такая же пустота и одиночество. Оно везде будет меня преследовать, потому что от себя не убежать. Счастье оно ведь не снаружи, а внутри. Счастье – это гармония с собой. А во мне её нет. Да и как я могу быть гармоничной личностью, если я и личностью-то себя не считаю. А уже тридцать пять. Лучше не будет.

Может правда в петлю? Куда я еду? А и правда куда? Я даже не помню как называется город. Помню, что заказал номер в гостинице. Там может и повеситься? Да как-то не красиво это. Впрочем, так меня быстрее найдут, чем, если я сделаю это дома, так что вопрос красоты спорный. Хотя сама по себе петля не самый лучший способ самоубийства – есть вероятность выжить – верёвка порвётся, крюк отломиться, кто-нибудь войдёт… Да мало ли. Впрочем, ни один способ не даёт сто процентной гарантии. Если прыгать с крыши тоже можно переломом отделаться, а то и инвалидом на всю жизнь остаться. И кто будет за мной тогда ухаживать? Может застрелиться – быстро и наверняка. Точно. И найдут сразу – на звук прибегут. Решено – как приеду, зайду в свой номер и пулю в весок. Главное не промахнуться. Так, куда я положил пистолет? Стоп – у меня нет пистолета и никогда не было. Что же ещё? Таблетки – могут успеть спасти. Вены перерезать – то же. Может бросить включенный фен в ванну? Почему именно фен? Лучше бритву, а то фен – как-то по-женски. Хотя тоже не наверняка…

Пока я думал, началась посадка на поезд, я протянул проводнице билет и паспорт, закинул сумку на плечо, забрал билет и паспорт обратно и, как всегда прослушав номер своего места, направился в вагон, разглядывая билет, чтобы посмотреть на нём то, что не услышал от проводницы. Место было нижнее, почти в центре вагона. За мной прошла женщина средних лет с длинным мужчиной – судя по всему мужем – который нёс увесистую сумку и катил чемодан на колёсиках.

Зачем ей одной столько вещей? Я убрал свою сумку под сидение. А мне зачем столько? Я ведь хочу покончить с собой, а значит не успею воспользоваться всеми этими вещами. А тем более обратным билетом, который лежит у меня в этой сумке. Хотя как же я покончу с собой, если не знаю как это сделать? Вечная проблема – сделать выбор. Всегда надо выбрать что-то одно, а мне хочется всё и сразу. В итоге я отказываюсь от всего. Хотя кто сказал, что нельзя сделать всё и сразу? Если этого нельзя делать при жизни, то хоть умереть я имею право как хочу? Думаю да. Итак: выпить таблетки, лечь в теплую ванну, порезать себе вены, включить бритву и кинуть её туда же… А потом вышибить себе мозги несуществующим пистолетом.

Я улыбнулся своим мыслям – может быть первый раз за долгое время улыбнулся искренне. Поезд уже отъехал и я даже не заметил как вышел длинный муж моей соседки, как закипела жизнь вокруг. Когда-то я любил плацкарты именно за эту кипящую жизнь. За то что люди разного пола, возраста и мировоззрения сталкиваются, знакомятся, общаются ни о чём, спорят, смеются, ходят туда и сюда, не давая спать соседям, которые ворчат или храпят, не давая спать всем остальным… Ужас какой! Почему же я не взял купе?

- А я Юра.

Я поднял глаза вверх и увидел молодого парня, который протягивал мне руку для рукопожатия.

- Игорь, - почти машинально ответил я и так же машинально пожал руку.

- Влад, - четвёртый сосед пожал руку Юре и залез наверх, - Я могу храпеть, так вы не стесняетесь, толкайте меня.

- Обязательно, - недовольно проворчала женщина.

Юра повернулся к ней, видимо желая узнать и её имя, но женщина ещё что-то пробурчала и легла, развернувшись лицом к стене. Было уже поздно и, если бы меня уже несколько месяцев не мучила бессонница, я бы наверно тоже хотел спать. Хотя я и хочу спать, но уже не чувствую этого. Как инвалиды привыкают жить с болью, так и я привык жить не высыпаясь.

На боковом сидении ехала девушка и читала книгу с планшета. Было уже довольно темно, но подсветка позволяла видеть буквы, портя девушке глаза. Раньше я об этом не задумывался, а теперь зрение уже не то. Надо будет сходить к окулисту – может он пропишет мне очки. Одна из моих девушек говорила, что я в очках выглядел бы гораздо солиднее.

Впрочем, жаль, что я не успею этого сделать. Ведь меня не будет, и не кому будет идти к окулисту. Хотя можно было бы сначала сходить, чтобы мне прописали очки, потом сделать фотографию в очках, чтобы на моей могиле была солидная фотография. Хотя какая мне разница, какая будет фотография на моей могиле? И кому, вообще, какая разница, будет ли там фотография, и будет ли вообще могила? Если никому не важен я при жизни, то кого буду волновать я после смерти?

Юра подсел к девушке, но она продолжала читать книгу. А затем убрала планшет и залезла на верхнюю полку. Когда она встала, я заметил, что ростом она не ниже меня. Как она будет там спать? А как я буду спать тут? Хотя надо хотя бы лечь.

Иногда я закрываю глаза и вижу сны. Такие странные сны – вроде я понимаю, что это сон, но всё равно ничего не могу поделать, хотя в любой момент могу выйти из него и проснуться. От такого сна мало толку, но большего у меня уже давно не было.

Юра достал со своей полки рюкзак и сел с ним за столик боковушки. Какие люди стали скучные – никто ни с кем не общается. Раньше я, на месте Юры, уже давно нашёл бы себе собеседника. Хотя я ведь тоже с ним не общаюсь.

Юра достал из рюкзака двухлитровую бутылку пепси, отпил из неё, затем встал, положил рюкзак к себе наверх и сел рядом со мной.

- Не спится? – просил он.

Я пожал плечами, давая понять, что не намерен отвечать на вопросы. Хотя почему бы и нет? Может как раз и стоит поговорить с человеком, который похож на меня лет пятнадцать тому назад.

- Бессонница, - ответил я.

- Бессонница – болезнь стариков, а мы ещё молоды.

Мы? Когда я и он успели стать – мы?

Юра снова отпил из своей бутылки и тут я понял, что это не просто кола. Когда-то я тоже любил делать такой коктейль в поезд. Но когда-то я и плацкартные вагоны любил. Много чего было когда-то. А теперь… Теперь я еду в город, название которого не помню, чтобы покончить с собой, непонятно каким способом.

- Я тебя где-то видел. Ты ведь Игорь?

Юра прищурился, разглядывая меня. Он пересел так, чтобы моё лицо было напротив окна и фонари стали светить мне в глаза, от чего я тоже прищурился.

Женщина повернулась и проворчала, чтобы мы закрыли занавески. Юра закрыл занавески, но сразу после этого раздался громкий храп сверху.

- Толкните его.

Женщина снова повернулась к стене.

Видимо у неё тоже бессонница, но она пока не хочет это признавать и пытается делать вид, что может заснуть. Хотя может она просто из той категории людей, которые чутко спят или не могут спать на новом месте. Но разве это не предпосылки к бессоннице? Впрочем, она вполне может быть обычной ворчливой бабой, каких множество. А может, её так же, как меня, достала скучная работа и одиночество. Хотя у неё есть длинный муж и наверняка есть дети. Но вполне возможно, что они ей уже до смерти надоели и она, мечтая об одиночестве, бежит в город, названия которого не помнит, потому что ей не важно куда бежать. Но удастся ли ей это сделать? Или же она, как и я, хочет покончить с собой, а свет фонарей и храп соседа мешают ей думать о том, как бы это сделать?

- Ей, Влад, - прошептал Юра, толкая храпящего мужчину.

Влад не ответил, но перевернулся на бок и храпеть перестал.

А может мне тоже следует просто поспать? Может я не хочу умирать, а хочу всего-навсего выспаться? Хотя как же мне выспаться, если у меня бессонница?

- Так где ж я тебя мог видеть?

Юра снова отпил из своей бутылки и стал меня разглядывать.

- Ты вот меня не помнишь?

Я отрицательно покачал головой. Я присмотрелся получше, чтобы мой отрицательный ответ был действительно честным. Вдруг я и правда вспомнил бы этого парня… Хотя никого по имени Юра из круга своих знакомых я не помню. Не редкое имя, но и не такое уж распространённое. Наверно в шестидесятых было много Юриев после того, как Гагарин в космос полетел. Тогда меня ещё не было, а мой папа уже ходил в детский сад и потому его не успели назвать Юрой.

Впрочем, никогда не увлекался именами. Может и зря. Одна моя знакомая увлекается значениями имён гороскопами и прочей чепухой. Мне о ней рассказал другой мой знакомый, который тоже этим увлекается. Он утверждал, что зная имя и дату рождения человека, можно многое о нём рассказать. Я не поверил, конечно. Но когда познакомился с этой женщиной, то она, спросив только имя и дату рождения, рассказала немало обо мне. Я сначала удивился, а потом догадался, что мой знакомый мог предварительно рассказть ей обо мне и они решили меня разыграть, чтобы оправдать своё странное, непонятное мне, увлечение.

- А ты Санька знаешь?

Юра прервал мои рассуждения. Конечно я знаю Санька… И Сашу, и нескольких Александров, одного Шурика и трёх девушек Саш. Вот уж правда имя на все времена.

Я посмотрел на Юру с нескрываемым удивлением и он поправил.

- Который сидел. У него ещё татуировка на руке…

Нет, таких знакомых у меня точно нет. Но я почему-то не сказал этого Юре, а продолжил дальше слушать рассказ про бывшего зека Санька, который умудрился жениться дважды и воспитывал двух детей от обоих браков – причём, как я понял не плохие дети получились. И при всём при этом Санёк устраивал постоянный пьянки и вписки в своей маленькой двухкомнатной квартире, работая где-то на складе за пятнадцать тысяч. Я выслушал подробности про няню детей, которая водит их в школу. Посчитал, что даже если первая жена Санька умерла сразу после родов, а вторая забеременела сразу после свадьбы, то он горевал о первой жене чуть больше года – потому что старшему уже десять, а младшей восемь. Причём имена обоих жён и дочери одинаковые – Лена. Тоже не особо оригинально.

Юра не помнил точного возраста Санька, но точно помнил, что они знакомы не больше четырёх лет, а его тридцатилетие праздновалось на Юриной памяти, из чего я сделал вывод, что Санёк младше меня как минимум на год, и стал слушать подробности празднования тридцатилетия Санька. Надо же, когда-то я тоже мог так веселиться. Почему же не теперь? Не с кем? Не где? Некогда? Пожалуй, просто незачем.

Юра так увлёкся, что увлёк и меня. Я стал что-то вставлять в его рассказ и он уже забыл, что я должен был быть похож на кого-то из знакомых Санька, и стал рассказывать про какого-то другого своего знакомого, про препода в институте и свою старшую сестру. Их я тоже наверняка не знал, но вставлял свои замечания и комментарии.

- И вот ей завтра надо ехать, а билетов нет, - рассказывал Юра, - Она меня просит заказать билеты, пока собирается. Я ей говорю: «есть в плацкарте, но верхняя полка». Она меня спрашивает «не боковая?», я говорю, что нет. А она: «Главное чтоб не боковая, а верхняя или нижняя без разницы». Я смотрю дальше, говорю: «Есть ещё купе, но тоже верхняя», а она мне опять: «Не боковая?».

Мы засмеялись, видимо слишком громко, так как моя соседка буркнула чтобы мы замолчали, потому что мешаем спать ей хуже чем «храпящий мужик сверху», и не важно, что мы его постоянно тыкаем, чтобы он не храпел. Он вообще, по её мнению, из за нас храпит.

Я посмотрел на часы – мы проболтали с Юрой больше часа. И следовало хоть немного поспать. Он залез к себе наверх, а я лёг на свою полку и закрыл глаза.

Иногда бывает снится какой-нибудь плохой сон. И может он даже не такой уж и плохой, а просто глупый и непонятный, как любой другой, но подсознание почему-то пугается этого сна и сообщает, что сон плохой. Например, мне как-то снилось, что я качаюсь на качелях. Просто качаюсь, как все дети качаются, и я тоже ребёнок, так что моё занятие вполне естественно. Но почему-то мне стало страшно, и я захотел чтобы качели остановились, а подсознание всё раскачивало и раскачивало их. Другие дети веселились, а я качался на этих качелях и плакал. Пока не понял, что это сон и мне надо просто спрыгнуть с качелей, чтобы проснуться. Но, когда я спрыгнул с качелей, то не проснулся, а полетел высоко над качелями и над всей площадкой. Никто не обратил на меня внимания, а я летел и летел, уже забыв о том, что хотел проснуться и о том, что это сон.

Так вот, когда снятся сны, нагоняющие страх, а ты понимаешь, что это на самом деле сон, то единственное и естественное желание – проснуться. Но очень часто сразу проснуться не получается – подсознание просто переключает тебя из одного сна в другой, и если сон тебе придётся по нраву, то ты в нём и останешься, продолжая спать, а если нет, то может быть и проснёшься. У меня много раз так было. И это очень обидно, когда твоё сознание говорит организму, что следует проснуться, а организм не слушается и спит дальше. Обиднее только когда сознание говорит организму, что следует заснуть, а организм не засыпает.

Я открыл глаза. Было темно. Я снова закрыл – стало ещё темнее. Я подумал о том, что в веках есть смысл, но иногда бывает слишком светло и они не спасают от света, а иногда слишком темно и тогда не важно закрыты глаза или открыты. Но смысл век не только в том, чтобы защищать глаза от света. У всего есть какой-то смысл. Может у меня он есть, но я не знаю об этом. Хотя в аппендиците, вроде, толку нет. Но тогда почему его не удаляют по рождению? Наверно я не первый задаюсь этим вопросом. Видимо даже в аппендиците есть свой смысл, даже у аппендицита есть своё предназначение. И самое главное аппендицит знает это и не мучается бессонницей из за того, что одинок, и не едет в другой город, чтобы покончить с собой. Хотя мой аппендицит уже не может мучиться бессонницей или уехать в другой город – мне его вырезали несколько лет назад.

И тут меня осенило. Примерно после того как мне вырезали аппендицит я и стал хуже спать: сначала перестал засыпать в новых местах, потом стал спать чутко и просыпаться от любого шума, потом стал засыпать по нескольку часов и вот теперь я могу довольствоваться лишь поверхностной дрёмой, которая не даёт отдыха мозгу, что уже давно работает на пределе. Значит целью существования моего аппендицита было – обеспечение мне нормального сна. А может и нет.

Как же всё-таки выключить мозг. Просто взять и выключить. Точно! Пистолет к виску и спустить курок. Решение проблемы… Это у же было. А жаль. А может всё-таки спрыгнуть с крыши – за одно полетаю в последний раз. Почти как во сне, только на яву и «не вверх, а вниз», как поётся в одной песне. А может прям вот из окна поезда и прыгнуть? Сумку только надо с собой взять. Зачем? А вдруг выживу. И потом в ней документы. Так что в любом случае смысл в этом есть. Во всём есть смысл. А я – существо без смысла, потому что у меня нет аппендицита.

Я снова открыл глаза, перевернулся на бок – будто нельзя было сделать это с закрытыми глазами – и снова закрыл их. Я прислушивался к звуку поезда – говорят этот стук помогает заснуть.

Когда едешь в поезде и прислушиваешься к движению – пытаешься ощутить его, понять что тебя с большой, для тебя самого, скоростью везёт большой, относительно тебя, поезд – возникает странное ощущение, как, когда смотришь на звёзды и понимаешь, что огромная, относительно тебя, планета, которая несётся с огромной, для тебя скоростью, на самом деле – маленькая точка, относительно этих бескрайних просторов…

И вот я уже на поле. Я понимаю, что это сон, поверхностный, но сон – работа моего подсознания. Я понимаю, что бы я ни делал во сне – в реальности ничего не измениться. Но всё равно не могу ничего изменить – подсознание ведёт меня, оно – мой сценарист и режиссер.

Мне холодно, я чувствую себя усталым и измученным, но вместо того, чтобы нарисовать в своей голове тёплый дом с мягкой кроватью, чтобы можно было поспать во сне, я начинаю решать куда мне идти. В какую сторону ни посмотри – всё одинаковое. Поэтому я делаю поворот вокруг своей оси и начинаю шагать вперёд.

Я иду, сминая ногами ромашки. Мне их вроде жаль, но я не могу ничего поделать с собой и иду дальше. Вдруг я останавливаюсь и пытаюсь найти солнце, но солнца нигде нет, хотя светло, как днём. Я понимаю, что я иду вперёд, чтобы найти солнце. Продолжаю идти дальше. Но солнца всё нет. Я бегу. Но солнца нет. И никого нет, ничего нет. Поле не кончается. И я воде понимаю, что это просто сон, что я смогу проснуться, когда захочу, но мне страшно и я бегу и бегу дальше. Но что там впереди? Я замечаю на горизонте человеческую фигуру и бегу к ней. Человек тоже замечает меня и машет рукой.

- Игорь! – кричит мне человек, и я понимаю что это Юра…

Открываю глаза и понимаю, что не ошибся – Юра стоит надо мной и странно улыбается своей пьяной улыбкой. Почему он не спит? Впрочем в его возрасте я тоже мог сутками не спать. Хотя и сейчас не сплю сутками. Я вообще никогда не спал с утками и не собираюсь этого делать… Надо всё-таки когда-нибудь выспаться. Как всё надоело!

- Что? – спросил я и понял, что сон меня окончательно покинул, и я теперь уже точно не засну даже так, как спал только что. Я посмотрел на часы – прошло около сорока минут с тех пор, как мы решили лечь спать.

А что будет, если просто не спать? Ведь без сна человек умирает, так же как и без пищи? Можно просто не спать и тогда я однажды просто умру и всё. А, может, буду ходить, как живой мертвец и периодически засыпать на ходу. В таком случае меня уволят с работы, и тогда я умру с голоду. Впрочем, от недостатка сна я умру раньше. В любом случае умру. Вернее надо относиться к этому иначе – я засну. Засну навсегда. И не буду видеть снов, что не может не радовать. И вот будет облом, если действительно существует загробная жизнь. Хотя если я попаду в рай, то мне должны дать выспаться.

- Я вспомнил, - весело начал Юра, дыша на меня перегаром, - Того парня, на которого ты похож, не Игорь зовут, а Виктор. Я перепутал. Мы с тобой не знакомы.

Надо же, он, наконец, понял это. Особенно после того, как мы успели познакомиться его фраза звучала особенно убедительно.

- Я однажды одну девчонку достал тем, что она на кого-то похожа, - продолжал Юра, - Вспоминал, где я мог её видеть, перечислял людей, места. Но ничего общего – она вся такая правильная и хорошая домашняя девочка, и вообще не понятно как оказалась в нашей компании.

Если у него не может быть ничего общего с правильной, хорошей домашней девочкой, значит он неправильный, плохой дикий мальчик. Я посмотрел на Юру, который снова приложился к своей бутылке, где частично всё-таки было пепси, и понял, что так и есть. по крайней мере на правильную хорошую домашнюю девочку он был похож меньше всего.

Юра снова отпил из бутылки. Интересно, а это всё та же бутылка или уже новая. Как вообще можно пить из двухлитровой бутылки? Хотя я прекрасно знаю по своему опыту, что можно. Но как можно столько пить? Хотя и на этот вопрос ответ тоже однозначный, основанный на своём опыте. Но вот как можно столько пить и не спать – это вопрос. Хотя это пожалуй просто наболевший вопрос: как можно не спать, если ты можешь спать? А я могу спать? Нет. А кто мне сказал, что нет?

- Мы с ней виделись-то один раз всего. И я в тот раз её так достал, что может потому она больше и не приходила. Впрочем…

У моего собеседника язык тоже заплетался, как у меня мысли. Но он был пьян, а я нет. Может, стоит напиться? Но я пробовал на прошлой неделе. Мысли путались ещё больше, потом я кому-то звонил, что-то говорил, потом даже вышел на улицу и пошёл в круглосуточный магазин, ругаться, что мне не продают пиво. Хорошо, что меня там все знают и девушка у которой кончалось дежурство просто проводила меня до дома… Вот она поспала, а я так и не поспал.

- И ты знаешь, что самое интересное?

Я отрицательно покачал головой. Я уже несколько минут пытался слушать этот рассказ, пытаясь понять, что в нём интересного и есть ли в нём вообще что-нибудь интересное, а оказалось, что самое интересное ещё не было сказано и мне ещё предстоит его слушать.

- Я вспомнил на кого она похожа. Представляешь?

Мне кажется представляю – на ночной кошмар. Хотя какая мне разница на кого она была похожа, если я не видел ни её, ни того на кого она похожа. И, надеюсь, не увижу никогда. Так же как и рассказчика этой истории.

- Она была похожа на одного парня.

Вообще-то случай был смешной. Где-то в глубине всё ещё работающего мозга, я это осознал и из вежливости улыбнулся. Но это не значило, что я хочу продолжения, а Юра истолковал мою улыбку иначе.

И почему я злюсь на него? Всё равно же я не могу заснуть. Но это не повод не пытаться. К тому же я всё-таки бежал по ромашковому полю. Но мне не нравилось – там не было солнца, и я был уставшим. Я и сейчас уставший. Но там я был уставшим во сне, хотя сложно назвать это сном.

- А ты спать не хочешь? – Юра будто читал мои мысли, - Я вот поспал бы немного.

Он посмотрел на свою бутылку, и мне показалось, что это она ему сообщила о том, что следует поспать. Впрочем, это могут быть только мои мысли, или глюки.

Юра залез на свою полку, а я лёг и стал думать, что было бы, если бы он меня не разбудил, если бы я дальше бежал по этому бескрайнему полю. Может я бы выдохся наконец и остановился или проснулся бы сам.

И я пытался хвататься за ниточки дрёмы, открывать двери, ведущие в сон. Я хотел просто отключиться – ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не чувствовать, ни о чём ни думать. Это же смерть. Наверно, я действительно хочу умереть. Тогда зачем я еду? И, главное, куда? Хотя почему это главное? Главный вопрос всё-таки зачем? Или за чем? Хотя главное, что вопрос есть и он остаётся открытым. Но если я умру, то вопрос так и не решиться. Хотя меня он тогда будет волновать меньше всего. Меня тогда вообще ничего не будет волновать. Я надеюсь.

Ворчливая соседка встала и начала собираться. Видимо, она должна выходить. Интересно, она выспалась? Хотя какая разница. Я так и не узнаю её имени. Влад на верхней полке больше не храпел, будто зная, что больше мы его толкать не будем, а ворчливая женщина уже проснулась и ей уже не важно, храпит он или нет.

Когда я был маленьким, то хотел стать взрослым, а потом оказалось, что быть маленьким – здорово, а взрослым – не особо. Может и со смертью так же. Но пока я не вырос, я не понял этого, хотя родители мне говорили о том, что быть взрослым трудно. Так что пока я не попробую умереть, я не узнаю что лучше – быть живым или мёртвым. Тем более, что живые часто жалуются на жизнь, а мёртвые на смерть – никогда. Впрочем мёртвые и не радуются своей смерти, в то время как живые… Впрочем, это обычно дети, а я уже не ребёнок.

Мама говорила, что я для неё навсегда останусь маленьким мальчиком. Может я и есть до сих пор ребёнок, а то, что я стал взрослым на самом деле иллюзия моёго детского воображения? И я настолько заигрался, что уже не отличаю выдумку от реальности, а единственный способ выйти из игры – убить себя. Или может я уже давно умер, а происходящая реальность – мой предсмертный и мучительный сон, который закончиться, если я убью себя. Или я впал в кому, когда мне вырезали аппендицит – в нашей стране всякое возможно – и то, что происходит, происходит только в моей голове. И тут вопрос: если я убью себя, то умру окончательно, или вернусь к жизни? Да не важно – в любом случае этот кошмар закончиться.

Мне показалось, что я уже нащупал ниточку дрёмы и стал нежно и осторожно тянут её на себя, чтобы она не порвалась и не запуталась. Вот, вот, уже.

- Игорь…

Я упал и выронил ниточку из рук.

- Чего тебе?

Я сел на кровати, Юра сел рядом со мной.

- Скоро остановка, пять минут.

И что? Хотя, если бы у меня получилось задремать, а поезд остановилс, то я бы всё равно проснулся. Но Юра не знал этого, что лишало его права меня будить. Впрочем, несмотря на то, что я не могу заснуть, никто не имеет права меня будить. Хотя как кто-то смог бы меня разбудить, если я не могу заснуть?

- И что? – спросил я вслух.

- Пойдём курить.

Это было утверждение, а не вопрос. Причём утверждение, выданное с таким удивлением, что я даже хотел согласиться, но потом вспомнил.

- Я не курю, - сказал я.

- Я тоже бросил, - сказал Юра, увеличивая степень своего удивления.

- Но зачем тогда предлагать курить, если ты не курить? – я тоже удивился.

- Потому что потом снова курить нельзя будет.

Аргумент показался мне достаточным для того, чтобы не продолжать спор. Но в тот момент я чётко решил, что прежде чем убить себя, я убью его, чтобы он больше никого не смог доставать своими бесконечными рассказами, феноменальной памятью на лица и железной логикой.

Я слегка отодвинул шторку и увидел, что на горизонте видны первые солнечные лучи. Женщина сидела напротив и приводила себя в порядок. Сейчас, несмотря на раннее время и короткий сон, она выглядела гораздо лучше, чем вчера. Она даже слегка улыбалась своему отражению в зеркале. Наверно она жаворонок. Или ей действительно просто надо было уехать от тех, с кем она живёт. А храпящий мужик раздражал её потому что длинный муж тоже храпит, а мы – потому что её сыновья-лоботрясы тоже болтают на кухне по ночами. Мы напоминали ей о доме, из которого она хотела убежать и потому она отнеслась к нам с таким пренебрежением. Несчастная женщина, сделавшая много лет назад неправильный выбор. Но она хотя бы может раз в году отдохнуть и убежать от того, что так надоедает ей за эти одиннадцать месяцев. А я не могу. Я даже не знаю от чего бежать, а тем более не знаю куда.

Поезд остановился, и мы вышли покурить. У, бросившего курить Юры, почему-то оказались сигареты и зажигалка. Я посмеялся и выкурил пол сигареты. Пять минут закончились, и мы вернулись на свои места.

- Ну вот, - сказал Юра, продолжая и дальше свой монолог, в который я уже привык вставлять неуместные комментарии, может ради приличия, может от скуки.

Он говорил о жизни так, будто это что-то прекрасное и ценное, как алмаз, и только от человека, обладающего им, зависит будет он огранённым бриллиантом в золотой оправе или станет пыльным и грязным куском минерала, похожим на обычное стекло. Мне так понравилась моя мысль, что я озвучил её Юре. Аллегория понравилась и ему.

- Верно, и красиво, - сказал он, - Хотя я никогда не понимал этих поэтических сравнений. Я – человек простой и говорю всегда…- он замолчал, теребя воздух пальцами, потом махнул рукой и продолжил, - Ну как говорю.

Мы засмеялись и дальше ехали, ведя уже полноценный диалог.

Девушка с боковушки вскоре слезла и стала читать свою книгу, Влад тоже проснулся и стал полноценным участником нашего разговора, затем присоединилась и девушка. Она оживлённо доказывала, что все женщины разные, а когда мы стали в один голос спорить с ней, то сказала «все мужики одинаковые».

Такая забавная девушка, жаль, что скоро она выходит. Кстати, какой это город, зачем она туда едет? Что там такого особенного, чего нет в других местах? Может мне тоже следует поехать туда? Может в другой раз? В какой другой раз? А просто в другой.

Девушка собрала вещи и вышла из поезда. Мы попрощались, Юра даже обнял её на последок. Поезд тронулся, и мы поехали дальше.

- Забавная девочка, - сказал Влад.

Он заметно старше меня, поэтому для него наша соседка – молодая студентка – действительно была девочкой.

- Как её звали?

Мы с Юрой переглянулись. Вопрос был вполне уместный, но никто не знал на него ответа. А, впрочем, он был и не нужен. Если я запомнил бы имя этой девушки сейчас, то наверняка забыл бы его через месяц, а может даже завтра. Да и если бы не забыл, то какой прок в том, что я его запомню? Мы весело провели время, общаясь на разные темы, но она вышла и осталась в прошлом для нас, так же, как и мы для неё. Теперь она сядет в такси или автобус, потом поселится где-нибудь и наверняка познакомится с кем-то с кем ей будет весело и интересно на протяжении того времени, которое они будут вместе. Потом «каждый пойдёт своею дорогой, а поезд пойдёт своей» - как пелось в одной песне.

Наверно так всё и происходит – декорации меняются, актёры сменяют друг друга, но спектакль продолжается дальше. Я рассказал о своих мыслях Юре и Владу, они переглянулись и в один голос заявили мне, что я меланхоличный нытик. Надо меняться.

Довольно забавно, что вначале я не хотел ни с кем разговаривать, но сейчас рассказываю своим попутчикам свои мысли и идеи. Наверно из за того, что мы больше никогда не пересечёмся, меня не волновало то, что они обо мне подумают или скажут в слух. Я поделился с ними недавними мыслями о суициде, на что они отреагировали по-разному:

- Такое бывает у каждого, - понимающе сказал Влад, - но в последний момент понимаешь, что всё ни так уж плохо, что бывает и хуже.

- И хочется жить дальше, чтобы увидеть это хуже? – поинтересовался я.

- Ну может и так.

Влад не смог подобрать слов, а Юра смотрел на нас с каким-то непониманием и, казалось, пытался угадать шутим мы или говорим серьёзно.

- По мне, так всё это глупо, - сказал он, наконец, - Как можно хотеть убить себя?

- Но ты ведь выключаешь недосмотренный фильм, если он тебе не интересен?- Юра посмотрел на меня с ещё большим удивлением.

- Фильм можно новый включить, а жизнь по-новому не начнёшь.

Как-то всё это пафосно звучало. Видимо мои собеседники поняли это и перевели тему разговора.

Юра, наконец, допил свои два литра почти колы и выглядел так, будто всю ночь крепко спал. Интересно, это способность теряется с возрастом или с появлением депрессивных мыслей? Или, может, депрессивные мысли появляются, когда эта способность утеряна?

И вот мне уже надо выходить. Я взял сумку и вышел, попрощавшись с людьми, которые составили мне компанию в эти сутки. Я сел в поезд с мыслями о том, как правильно следует умереть, а вышел с пониманием того как следует правильно жить. Может это от того, что я сменил обстановку, а может от того, что изменил себя. Я вдохнул воздух незнакомого города, посмотрел вокруг – всё выглядело не похожим на те пейзажи, что я привык видеть обычно. Может, это было от того, что я приехал в другой город, а может от того, что это был уже другой я.

- Такси?

Интересно, сколько я стоял так, рассуждая, с сумкой в руках? Таксист вопрошающе смотрел на меня, и я кивнул. На улице уже темнело и стоило поскорее добраться до гостиницы.

Я сел рядом с водителем и всю дорогу говорил с ним – он рассказывал мне о городе, а я всё спрашивал, не переставая удивляться тому, как люди из маленьких городов любят расхваливать свои маленькие достопримечательности. Прокрутив эту мысль в голове я понял, что она звучит неоднозначно и улыбнулся

- Так что обязательно следует туда поехать… - продолжал таксист, но я уже не следил за ходом разговора и отвечал невпопад.

Когда я расплатился с таксистом, и он поехал дальше – может за новым клиентом, а может домой – я подумал, что вот распрощался с ещё одним человеком, имени которого так и не узнал. Но эта мысль меня совсем не расстроила.

После долгой регистрации я, наконец, вошёл в свой номер и осмотрелся по сторонам. В номере был шкаф, стол, тумбочка, стулья и даже телевизор, но я увидел кровать, разулся, кинул сумку в сторону шкафа и прямо в одежде лёг на покрывало и уткнулся носом в подушку. Пока всё это происходило, в моей голове промелькнула мысль: «От чего же я так и не узнал названия этого города?», но как только мои глаза закрылись, я провалился в сон – тёплый, мягкий, без сновидений.

Через секунду, как мне показалось, я открыл глаза и поднял голову с подушки, посмотрел на часы – прошло 20 часов с момента, как я лёг. За окном был теплый летний вечер, так и манящий выйти из номера с телевизором и пройтись по улице, что я и сделал.

Я шёл и улыбался, потому что мне хотелось идти, хотелось улыбаться – хотелось жить.

22.10.14

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 473 | Нарушение авторских прав