АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

При амбулаторном освидетельствовании в настоящее время установлено. Соматоневрологическое состояние: без патологии.

Соматоневрологическое состояние: без патологии.

Психическое состояние: понимает цель проводимого обследования. На момент беседы настроение ровное. Контакту доступна. Жалоб на психическое здоровье не предъявляет. Содеянного не отрицает. В соответствии с ее показаниями в материалах дела рассказала, что на протяжении своей жизни помнит постоянные пьяные скандалы отца в семье, его издевательства над матерью с нанесением побоев, из-за чего отца не любила. Ненависть к нему возрастала. Последние 2 года отец стал проявлять к ней интерес, как к девушке. В пьяном состоянии пытался обнять, поцеловать, мог дернуть за платье и удерживать, хватал за грудь. Неоднократно в нецензурной форме заявлял, что вступит с ней в половую связь. Приводил пример, что у татар отец имеет право на первую брачную ночь. Неприязнь к отцу переросла в ненависть, а затем стали возникать мысли об убийстве отца. Сначала они были мимолетными, затем все более неотступными. 27 ноября вечером вернулась домой и обнаружила родителей спящими, пьяными: «Нервы взяли, не могла уснуть, испытывала обиду, думала, что делать, возникло решение убить его». Нашла колун. Отец проснулся, попросил водки, покурить, предложил ей лечь с ним в нецензурной форме, сказал, что все равно ее изнасилует, брал за -руку. Решение убить его не исчезало, но тряслись руки. Подходила к иконе, «просила у Бога дать силы». Затем, с ее слов, «уже не хотела, но сама стукнула по голове». После нанесения первого удара испугалась, что отец встанет и нанесла второй удар. Написала матери записку. Отец «хрипел». Опять ударила его, не помнит сколько раз. Подумала, что кровь вытечет и он умрет. Оделась и пошла в милицию. Ночь у подруги спала плохо, испытывала страх перед арестом и облегчение. Отпущенная из милиции, вернулась домой, узнала о смерти отца. Считает себя виновной «наполовину». Она «соображала, раз замахивалась несколько раз», но не думала о том, что становится преступницей, что ее осудят за убийство отца. Каких-либо изменений в психическом здоровье после содеянного не отмечала, интеллект, память не нарушены. Психотических расстройств не выявлено. В целом к ситуации критична.

При психологическом исследовании выяснилось, что несмотря на неблагополучную атмосферу в родительской семье, Г. выросла порядочным человеком с обостренным отношением к понятиям добра и справедливости. Долгие годы она питала надежду, что отец когда-нибудь прекратит пить, а вслед за ним и мать. У Г. была иллюзия, характерная для большинства родственников пьющих людей. Она считала, что ее надежда осуществима и надеялась на это. Домой она ехала с этой надеждой и переживала, когда видела, что родители продолжают пьянствовать.

Последние два месяца они пили постоянно. В каждый свой приезд Г. испытывала чувство потери надежды. Когда возникали мысли убить отца, окружали и противоположные мысли о том, что она может испортить себе жизнь и это останавливало ее. Неоднократно возникали мысли о самоубийстве. Жизнь временами воспринимались как нечто более страшное, чем смерть, которая дает избавление.

27 ноября 1993 г. Г. приехала домой и застала спящих пьяных родителей. Возникло чувство, связанное с потерей надежды, появилась мысль: «Все надоело, ждать нечего». Мысль об убийстве отца не вызывала противоположной ей мысли, что это испортит ей жизнь. Появилась новая: «Убью и сразу скажу». Усиливалось чувство ожесточения. Г. вспомнила как отец бил мать, издевался над ней самой. К себе было чувство безразличия. Хотелось лишь защитить мать и сестру, Г. не хотела, чтобы сестра пережила то, что пережила она сама. Думала лишь о худших сторонах личности отца. Не воспринимала его как человека. Это был «зверь, который кричал, орал, бил». Борьба мотивов проявлялась в реакциях тела: руки дрожали, подносила колун к голове отца и неоднократно убирала. После того, как выпила, казалось, что «движения совершаются машинально, не по своей воле, сами собой». В момент ударов сознание Г. было заполнено накопившимися ранее переживаниями. Содеянного не испугалась. До сих пор у Г. сохраняется двойственное отношение к убийству — «сделала справедливое дело», «лучше было бы не преступать закон». По дороге от дома шла без страха, не отдавая отчета, куда идет.

В момент обследования у Г. был выявлен страх, связанный с образом отца. Выявлено преобладание интеллектуального типа реагирования над эмоциональным. Ситуация правонарушения отражается больше на уровне мыслей, а не чувств. Запас знаний, представленный, уровень достижений неравномерны. Наряду с точными формулировками, похожими на определения научных понятий, Г. допускала грубые ошибки суждений, понимала сложные аналогии, но не могла посчитать в уме. Хуже Г. справлялась с заданиями, требовавшими высокого уровня эмоционально-волевой активности. В решениях использовала «латентные» (скрытые, малосущественные) признаки предметов. Профиль личности выявляет шизоидные черты: отгороженность, особую внутреннюю духовность, ориентировку поведения на собственные критерии, хотя социальные нормы усвоены. Круг общения сужен.

Таким образом, в момент правонарушения Г. находилась в состоянии аффекта, возникшего у личности с шизоидными чертами, с преобладанием мыслительного типа реагирования. Аффект возник в длительно существовавшей психотравмирующеи ситуации. Накопившиеся переживания затрагивали самые уязвимые стороны личности Г.: повышенную чувствительность к проявлениям несправедливости, потребность защищать близких, неприязнь к сексуальным домогательствам со стороны отца. Небольшая доза алкоголя высвободила непривычный для Г. тип реагирования. Бывшая ранее внутренняя борьба неожиданно завершилась решением: «Убью и сразу скажу». Постаффективное состояние скорее всего сопровождалось чувством опустошенности («шла без страха, не отдавая отчета куда идет»).

На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что Г. каким-либо хроническим психическим заболеванием в настоящее время не страдает, как и не страдала им в момент совершения правонарушения. Психически здорова. В момент совершения противоправных действий Г. в каком-либо временном болезненном расстройстве психической деятельности, в том числе в состоянии патологического аффекта не находилась. Она правильно ориентировалась в окружающей обстановке, ее поведение было спровоцировано и строилось в соответствии с ситуацией, не обнаруживало признаков каких-либо психотических расстройств. Она помнит об обстоятельствах дела. В момент совершения противоправных действий Г. по своему психическому состоянию и в настоящее время могла и может отдавать себе отчет в своих действий и руководить ими. В отношении инкриминируемого ей деяния Г. следует считать ВМЕНЯЕМОЙ.

Катамнез. (Из писем Г. осенью 2000г.).

«Лежала на кровати и ревела. В голову лезли мысли. Перебирала в памяти свою жизнь, семейную в особенности. В голову лезли мысли, как отец издевался над матерью... Ненавидела их обоих, но маму все равно любила. Вспомнила сказанные матерью слова: "Дочь убила бы тебя, все равно ей за это ничего не будет". Схватилась за эту ниточку. Душа разрывалась. Боялась такой затеи. Проснулся отец, попросил закурить и выпить водки. Глядела на пьяное лицо отца, на его взгляд, слушала его слова. Вспыхнула к нему ненависть и вместе с нею мысль: "Это же надо иметь столько ненависти, чтобы решиться на это?". Подала отцу выпить и закурить. Затем взяла колун. Хотела ударить топором, но не нашла его. Стала позади отца. То поднимала, то опускала колун. Просила у Бога сил, т. к. не могла решиться. Вспомнила про бутылки и немного выпила. Вновь встала около отца в ту же позу с поднятым колуном. И здесь произошло нечто непредвиденное: ударила его по голове. Испугалась, ударила его еще раз. В голове была мысль: "Когда хотела его стукнуть, не могла, а тут не хотела, но стукнула". Затем написала записку: "Мама, прости, так будет лучше". Думала при этом, что теперь матери будет намного легче — не будет издеваться, бить, резать ножом. Затем подошла к отцу. Он дышал. Охватил страх. Ударила еще раз.

Он продолжал "тяжело сопеть". Ушла, т. к. было нехорошо. Тогда было 12.15.»

«Пошла в школу, в другую деревню. Здесь жили подруги по классу. Вначале испытывала страх, т. к. было чувство, что за мною идет отец. Отхлебнула чуть-чуть из захваченной с собой бутылки с водкой. Страх прошел. Думала о том, что завтра пойду в милицию и все расскажу. Подругу дома не застала. Она гуляла. Пошла за ней в клуб. Вела себя так, как будто ничего не произошло — старалась так себя вести. Сидела, смотрела на танцующих и о чем-то думала, о чем не помню. Подруга заметила и повела домой. Спрашивала в чем дело, но я ничего не сказала. Дома сидели, болтали, а я пила водку, которую с собой взяла, хотя она и не лезла помню, а все равно пила одна. Думала все о том же что сяду, что будет суд. Ночью было страшно. На утро пришла в милицию и сказала, что убила отца».

После проведенной АСПЭК Г. проживала совместно с матерью. Младшая сестра находилась в детском доме. Мать продолжала пить, часто уезжала в другие деревни к своим собутыльникам. Г. считала себя виноватой перед матерью за то, что убила отца. Мысленно просила у нее прощения. Называла себя «поганой, эгоисткой»: «Я очень ждала суда и хотела, чтобы меня судили. Были мысли, что так всегда и буду выть одиноким волком». «Хотела исповедаться, но сказали, что нельзя, поскольку не было суда. Когда я видела мать в пьяном состоянии, то бывало жалела о том, что сделала. Ведь в основном я пошла на это ради матери, а после его смерти я увидела, какая она на самом деле. На самом деле с ней только так и надо было поступать, как он поступал — бил ее, чтобы не шлялась везде. В такие моменты были мысли, чтобы повеситься самой, чтобы они жили, как им хотелось. Потом начинала трезво мыслить, что это не выход, и они моей смерти не стоят. Я стараюсь не задумываться над тем, что произошло».

Примерно через год-полтора Г. попала под амнистию, «что было для меня неожиданно». Г. уехала из своей деревни. На новом месте жительства она вскоре вышла замуж: «Почти с первого дня знакомства знала, что стану его женой». Рассказала мужу обо всем, что произошло с ней. В семье Г. установились доброжелательные отношения. Муж согласился взять из детского дома младшую сестру Г. В последующем она взяла в семью и свою мать: «Все надеюсь из нее человека сделать, а то она пропадет». Отказалась лечить ее в психиатрической больнице от алкоголизма: «Надеюсь в этом вопросе на свои возможности». У Г. родилась дочь.

Сообщила, что состоит как бы из двух личностей: «Об этом никто, конечно, не знает. Первая личность — я сама. В действительности я женщина, в которой больше положительных качеств, чем отрицательных: доброта, внимательность к окружающим, может даже жалость. Я могу каждого человека понять и в любой ситуации посочувствовать ему. А вторая личность живет где-то во мне. Это уже что-то более злое, мстительное. Бывает такой гнев наберется, что мне самой страшно становится». В этом состоянии Г. совершает агрессивные поступки, например, может со всей силы ударить по дивану: «Я потом как бы встаю на свое прежнее «Я». Мне за себя страшно».

В декабре 2001 г. акт АСПЭК Г. и полученные катамнестические сведения были обсуждены на совместной конференции экспертов и психологов больницы.

Эксперты пришли к выводу, что в период правонарушения состояние Г. можно было расценить как «протрагированное депрессивное состояние со сверхценными идеями гомицидного и суицидального содержания у шизоидной личности». Психологи не согласились с выводом о том, что в момент совершения правонарушения Г. находилась в состоянии аффекта.

В частной беседе психолог К. высказала предположение, что Г. является больной шизофренией. Психолог Р. позже высказала мнение, что у Г. существует дефицит в эмоциональной сфере. Поэтому момент правонарушения был «рястянут» и в нем преобладал идеаторный компонент.

Сведения из письма Г. от 9 декабря 2001 г.

Г. поселила мать и младшую сестру отдельно от своей семьи. Однако те не смогли так проживать. У матери продолжались запои, а сестра не только не желала учиться, но начала встречаться с женатым мужчиной. Г. опять взяла их обеих в свою семью. Она устроила мать работать сторожем и подрабатывать в школе «техничкой». Мать продолжала пить, чем «опозорила меня, да и себя тоже». Сестра (17 лет) продолжала гулять, постоянно вступала в ссоры с Г., которая делала ей замечания. Муж Г. начал проявлять недовольство и «нервничал» в связи с поведением ее родственников: «Вот и мотаюсь — то мать-муж, то сестра-муж». Г. потребовала от матери, чтобы та не пила «ни капли». Правда и после этого мать «потихоньку» продолжала пить пиво.

Сама Г. устроилась работать, но не написала, куда именно. Сообщила, что «чувство двух людей прошло». «Сейчас я более спокойно себя чувствую, чем раньше, потому что у меня есть семья и все живут рядом под моим присмотром. Бывают, конечно, ссоры с мужем, но все это мелочи по сравнению с прежней моей жизнью».

Ретроспективное дополнение к экспертному заключению.

В характере Г. существуют выраженные шизоидные черты. Их особенность состоит в том, что ее внешнее спокойствие (характеристика матери) сочетается с резко выраженной ранимостью (школьная характеристика), т. е. у Г. отмечается отчетливое «астеническое жало» в форме реактивной лабильности. Кроме того, у Г. очень рано возникла склонность к образованию сверхценных идей. Первоначально их содержание касалось межличностных отношений в семье: сострадание к матери, подвергавшейся агрессивным действиям со стороны отца, которого Г. «уже с школьного возраста ненавидела». С годами содержание сверхценных идей расширялось: «уже в первом классе хотела стать милиционером», т. е. лицом, защищающим, а несколько позже — юристом, чтобы еще и помогать «трудным подросткам и детям, лишенным детства». Таким образом, прежние сверхценные идеи, связанные с семейными межличностными отношениями, и новые, возникшие в пубертате «масштабные» сверхценные идеи имели альтруистическое содержание. В последующие годы сверхценные идеи межличностных отношений начали превалировать. Кроме того, в них заняла место и младшая сестра. Это были аустические, сверхценные идеи, т. к. они не сопровождались противодействием отцу со стороны Г.. Постепенно сверхценные идеи усложнились появлением стойких гемицидных мыслей. Последующее усложнение сверхценных идей происходило и за счет появления суицидальных мыслей — важного признака существования пониженного настроения.

Усиление прежней психогении сексуальными домогательствами отца повлекло за собой твердое решение убить его. Только так можно было избавить от его агрессии всех членов семьи. Принятое решение — свидетельство того, что Г. видела из сложившегося положения лишь один выход. Овладевшая Г. мысль об убийстве может свидетельствовать о том, что в этот период речь шла уже не просто о наличии сверхценных идей, но о появлении сверхценного мировоззрения узкого семейного круга.

Обращает на себя внимание преобладание или отчетливое наличие идеаторного компонента в гомицидных действиях Г. В первый раз она взяла колун, но «передумала убивать».

Идеаторный компонент существовал и в период убийства. Только в этот раз ему сопутствовали выраженные аффективные симптомы, возможно, противоречивые: «возникло чувство ненависти, душа разрывалась». Поэтому можно считать, что непосредственно перед убийством Г. находилась в состоянии выраженного эмоционального напряжения. Последнее и явилось причиной начальной фазы убийства. Первые два удара колуном совершила скорее импульсивно: «произошло нечто непредсказуемое». Последующие действия Г. сопровождались размышлениями, т. е. выявился отчетливый идеаторный компонент: «Почему, когда хотела ударить — не ударила, а когда не хотела — ударила?». Эта фраза и записка матери, написанная в период между ударами, могут свидетельствовать о том, что Г. в определенной мере осознавала свои действия. Последующие за паузой удары сопровождались у Г. появлением выраженного страха — аффективного расстройства. Возможно, что соотношение идеаторных и аффективных компонентов в момент правонарушения у Г. менялось.

В последующие часы у Г. преобладал страх, купировавшийся или ослабевавший под влиянием приемов дробных доз алкоголя и резко усилившийся ночью при его отсутствии.

О том, что Г. осознавала, пусть в различной степени, противоправность своего поступка свидетельствует ее высказывание: «Убью и пойду под суд», т. е. она совершала не только агрессивный, но и осознанный аутоагрессивный поступок: убийство и возмездие за содеянное.

Благоприятно сложившаяся в последующем семейная жизнь Г. повлекла за собой улучшение ее психического состояния, в частности, нормализацию ее настроения. Бывшие у Г. еще в конце 2000 г. симптомы аутопсихической деперсонализации и дис-форические состояния прошли. Однако, свойственная ей и ранее склонность к образованию сверхценных идей узкого семейного круга осталась.

Диагноз: шизоидная психопатия. Г. перенесла в прошлом затяжную субдепрессию с гомицидными и суицидальными сверхценными идеями (патологическое развитие по Ганнушкину). Последнее сгладилось и, возможно, Г. осталась прежним человеком. У Г. наблюдалась одна из форм динамики психопатии.

Дата добавления: 2015-10-19 | Просмотры: 361 | Нарушение авторских прав