АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 1. Огурец в носу.

Мне тогда было 4 года, я в саду перед нашим домом. Возле меня умудренные жизнью родители. Мама в растерянности судорожно пытается оказать мне первую медицинскую помощь, заталкивает огурчик, если его можно так назвать, еще глубже в носик, который настолько маленький, а извлекаемый объект еще меньше, раз он уместился в точечке - ноздре. Мамин палец закрывает мой нос полностью, у нее испуг не меньше моего, я часто моргаю, хлопают длинные черные реснички, почти не дышу, меня как будто сковало, это колючее существо никак не хочет вылезать наружу! Отец, как всегда спокойный, берет инициативу в свои руки: закрывает одну ноздрю, просит сморкнуть посильнее. После нескольких неудачных попыток пришло освобождение. Позже я услышала страшную историю соседки, как ее сынишка засунул в нос горошинку, и та успела прорасти, прежде чем они разобрались, отчего их сын так трудно дышит. Так прошло мое первое знакомство с миром растений, и я усвоила свой первый незабываемый урок о несовместимых предметах.

Глава 2. Запахи детства. Запахи для меня всегда имели очень важное значение, в них хранится безграничная и ценная информация, память происходящих событий, места, где эти события происходили, информация о самых интересных и самых страшных моментах твоей жизни. Первая память и первая серьезная психологическая травма - детский сад для малышей. Запахи хлора от горшков, поджаренных макарон и сладкий запах отварного мяса из рук пышечки дочки повара, ежедневно гуляющей с нами на прогулке с большим куском в руке. Ей разрешалось все: выбегать за забор, носиться по площадке везде, где она только пожелает, что было строго запрещено другим. Никто из воспитателей никогда не делал ей замечаний и не просил съесть то, что она держала в руках отдельно от всех. А самое главное: ее свобода заключалась в том, что она могла видеть свою маму в любое время. Мясо перед обедом можно было перетерпеть, но «Мама!». Без нее сжималось и рвалось на частички маленькое детское сердечко, это пережить было трудно, в носу чесалось, и на глаза снова наворачивались слезы, их показывать было нельзя никому, тебя начнут называть ревой - коровой. Но самое страшное было осознание того, что все это будет повторяться изо дня в день, нравится тебе это или нет. Тебя все равно приведут и сдадут против твоей воли туда, где распределение игрушек проходит по принципу: «Кто сильнее -у того и самая красивая кукла, лучшее место в игровом уголке возле домика». «Бери, что осталось и будь довольной или будь пошустрее, думай заранее и тогда, возможно, тебе повезет». Сон в таком месте имеет другой смысл и другое значение. Все должны лежать два часа не шевелиться с закрытыми глазами, хоть тебе совсем не хочется спать. Если кто-то эти жесткие требования не выполнял, то воспитатели и нянечки грозились оставить таких детей до позднего вечера или не отдать родителям вовсе. «Ах, да!» был еще угол – страшное, пахнувшее свежевыкрашенной побелкой место. Я там никогда не была в наказание, но не посетить такой уголок, и не обследовать его, было выше моих сил. Впечатления не для слабонервных, будто это была другая зона! Тебя еще не забрали, а ты уже чувствуешь, что наступит утро и все повторится сначала. Я плакала тихо не в голос только глазами, крупные капли соскальзывали с ресничек сами, им не за что было зацепиться. Их было так много, что одна слезинка, подталкиваемая другой, образовывали единый горько-соленый ручеек. Я наблюдала за другими детьми и замечала, что некоторые ребята плачут, широко открыв рот, громко крича при этом, дрыгают ногами. Их уловки также не срабатывали, тем более их лица становились жутко некрасивыми. И мы оставались и оставались один на один с чужими нам людьми «Надо терпеть! Мамы должны идти на работу!» где также, наверное, были свои приятные и неприятные запахи.

Глава 3.

Мои родители переехали жить на целину, когда мне было только два с половиной года: все когда-то начинают самостоятельную жизнь. Мама первая приняла такое непростое решение сорваться с места оттуда, где ты чувствуешь себя в безопасности, где ты родился и вырос, где твои близкие. Она решилась на это из-за меня. Дом, где жила ее мать Амина, был большой и просторный, но, поженившись, мои родители вынуждены были ютиться в маленьком домике родителей отца, где постоянно было густо накурено дедом, который часто заходился удушающим кашлем, в его легких застрял осколок еще со времен войны. Мама очень боялась за мое здоровье: с самого рождения я дышала табачным дымом, от чего плохо спала, часто нервничала и плакала. Несколько раз мама пыталась остаться в своем родном доме на ночь, но на следующий день с ней переставали разговаривать, этот бойкот мог продолжаться долго. Один отец понимал ее. В доме отца, состоявшем из двух маленьких комнатушек, одна из которых была кухонька жила сестра отца Антонина. Она не упускала момента зацепить, чем-нибудь невестку–Альфию-татарку: ненароком сбросить аккуратно расставленные детские игрушки с полки или настроить против нее домочадцев. Молодожены спали на полу около или почти под кроватью родителей, откуда по-низу простирался кислый запах от помойного ведра, в которое мочился дед по ночам. Сестра спала на диване, откуда за молодыми велось постоянное наблюдение. Однажды, моя терпеливая мама не выдержала и после приглашения другой отцовской сестры Розы переехала с нами в Казахстан в зерносовхоз Львовский, рядом с городом Алма-Ата. Там нужны были хорошие комбайнеры, мой отец был лучшим. Это замечалось по размерам его зарплат. Достаток и изобилие были во всем: в еде, одежде. С маминых слов это были самые счастливые годы жизни. Если ты не был на целине, то не сможешь понять, как она выглядит и пахнет. Мы могли бродить с мамой часами по степи среди изобилия цветов, напоминающих бархатный дорогой ковер. Всюду торчали огромные головки желтых, красных, белых источающих ароматы тюльпанов. Шапки, приятно режущие своей яркостью и чистотой цвета, маков. Мы утопали в этом роскошном богатстве среди жужжания насекомых и хлопанья крылышек крупных и мелких бабочек. Это был наш мир: он и все, что нас окружало, принадлежал только нам. Мы пребывали в сказке. «Какая же все таки, красивая у меня мама!» - думала я. Она в белом платье в горошек радостно кружилась и гладила рукой цветы была похожа на сказочный персонаж. Стройная женщина с длиннющими черными волосами: это была копна блестящих по пояс волос и улыбка добрая и открытая, как ее душа. Мы напевали детские и не совсем детские песни, чаще это были песни современных исполнителей, как правило, о любви. Нам это нравилось, нам было хорошо. Не было ничего и никого лишнего, там были только мы вдвоем. По возвращении домой, наше ведро заполнялось большим букетом, который впоследствии был разделен на множество маленьких, расставленных во всех комнатах нашего дома. Сказка продолжалась. Сразу - же по приезду на место нам был выделен небольшой, но уютный дом с приусадебным участком, который мы полюбили. Так же быстро моим родителям нашлась работа. Много молодежи в то время переехало жить на целину. Мама устроилась кондитером в столовую, а папа был специалист по тракторам разного вида и категорий. Мой отец был сильным во всем. Это был человек крепкий телом, духом и выдержкой. Высокий стройный мужчина, обладатель военной выправки и строгой дисциплины. Все эти его внешние и внутренние качества скреплялись и держались на двух его главных чертах характера: взвешенность мыслей и спокойствие. Не помню, чтоб он ныл, жаловался на судьбу. Работая на комбайне, уходил рано и приходил тогда, когда мы уже готовились ко сну. Отец всегда перевыполнял план по уборке зерновых. Мама часто рассказывала мне, как он неоднократно в одиночку насаживал слетевшую гусеницу с бульдозера, когда пересаживался на другую технику с комбайна на гусеничный трактор. Для этого нужно было иметь определенную сноровку и невероятное терпение. Как и все влюбленные и заботливые родители он просто обожал свою дочурку. Я была с ним везде: на рыбалке, на крыше, в комбайне. Он приносил мне целую груду цветных фланелевых тряпочек для моих кукол. У меня кружилась голова от такого изобилия. Комбайнерам часто выдавали ветошь для вытирания рук от солярки и бензина. Его руки я помню всегда были чистыми, как руки хирурга, он никогда не пачкал рукава рубах, был аккуратен и бережлив к маминому труду. Еще одна детская радость: на зависть мальчишкам у меня была целая коллекция железных шариков из подшипников. Их можно было складывать в баночку и смотреть, как они перекатываются по ее дну, можно было раскатывать по полу, после собирать, пересчитывая несколько раз, их можно было делить на группы по размерам, вдруг, неожиданно перемешав, запускать в них руки, чувствовуя их металлический блеск и холод. А еще мой папка приносил мне с поля «Заюшкин хлеб» и даже если тебе не хочется кушать. Хлеб от самого зайчика был необычайно волшебным, такое нельзя было оставлять, он мог на меня обидится, а как от него пахло полем, травой, свежестью! Мне тогда было невдомек, что подарки от заюшки готовились на нашей кухне мамиными руками отцу на обед в поле. «Заяюшка» никогда не забывал обо мне.

Дата добавления: 2016-03-26 | Просмотры: 317 | Нарушение авторских прав