АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Дорнах, 7 июля 1924 года

Мы начнем с того, что вы выскажете мне свои различные пожелания, и затем мы завершим курс. Прошу, выскажите, что еще пламенеет в ваших сердцах, и мы двинемся дальше.

S.: Я хотел бы сказать, что у нас нет больше вопросов,

Итак, в наших рассмотрениях речь шла об углублении нашей вальдорфской педагогики вплоть до тех методов воспитания, которые можно применять к так называемым ненормальным детям. И вы видели из наших обсуждений, что в отношении аномальных детей, если мы действительно хотим их лечить, должны выступить суждения иного рода, нежели в отношении так называемых нормальных детей, и что воспитатели и учителя должны судить об этих вещах иначе, чем это делают сегодня в кругах дилетантов, где в большинстве случаев лишь указывают на ненормальность, но не продвигаются дальше к рассмотрению того, что лежит в основе этой ненормальности.

Сегодня еще не продвинулись так далеко, как Гете в своего в некотором смысле стихийном рассмотрении роста растения, растительного существа. Гете с особой радостью наблюдал уродства у растений. И самые интересные статьи у Гете посвящены изучению этих уродств, когда какой-нибудь растительный орган, который мы привыкли наблюдать в определенной, так называемой нормальной форме, либо вырастает до огромных размеров, либо аномально членится и даже производит орган, который обычно находится на другом месте, и так далее. Как раз в том, что у растения возможны такие уродства, Гете видит исходный пункт идеи прарастения. Ибо он знает, что идея, скрытая за формой растения, как раз особенно проявляет себя в таких уродствах; так что сделав ряд наблюдений в растительном мире, как может впадать в уродство корень, стебель, цветок, какие изменения могут претерпеть плоды – естественно, это нужно наблюдать на целом ряде растений - мы из обозрения уродств смогли бы как раз увидеть Прарастение.

И так же, в сущности, обстоит дело со всем живущим, также и с живущим в духе. Мы все более приходим к тому, что то, что также живет в основе человеческого рода и проявляется в аномальности, это, собственно, духовность человеческого рода, открывающаяся наружу.

И если мы так рассматриваем вещи, мы приходим к тому, как видели и мыслили в древние времена, когда в воспитании видели нечто чрезвычайно близкое к лечению. В лечении видели приближение от ариманических и люциферических образований к тому, что образует среднюю линию между люциферическим и ариманическим в смысле продолжения доброй духовности. В лечении видели равновесие между ариманическим и люциферическим. И поскольку в высшем смысле видели, что человек лишь в течение своей жизни должен прийти к равновесию, постольку в ребенке также в определенном смысле видели еще нечто ненормальное, что в известном отношении является больным и должно быть подвергнуто лечению. Так что первоначальные слова для лечения и воспитания имели одно и то же значение. Воспитание лечит так называемых нормальных людей, а лечение - это лишь его специализация для так называемых ненормальных.

Вполне естественно, что, приняв такие основания как правильные, надо продвигаться в этом направлении дальше и вопрошать дальнейшее. В сущности, при каждой болезни, которая всплывает из внутреннего, мы имеем дело с чем-то духовным, но, в конечном счете, также при каждой болезни, которая выражается во внешнем инсульте, всплывает и нечто во внутреннем. Ибо даже при переломе ноги то, что происходит, выражается в реакции внутреннего на внешнее, и хирургия много бы выиграла, оплодотворив себя таким воззрением.

И рассматривая такие вещи, мы в еще более высоком смысле приходим к вопросу: как, собственно, лечить ребенка с учетом всех соотношений физического и духовно-душевного? Именно у ребенка они полностью внутренне связаны друг с другом, и не следует думать, что если мы дадим ребенку какое-нибудь лекарственное вещество, то оно будет действовать на него - как сегодня считают - только физически. Вещество действует на ребенка даже значительно более духовно, чем позднее на взрослого. И действие материнского молока состоит в том, что в материнском молоке живет то, что древние называли доброй мумией, в отличие от плохой мумии, живущей в других продуктах выделения. Вся мать живет в материнском молоке.

Здесь мы имеем как бы живую силу, которая лишь изменила область своего действия внутри человеческой организации. До рождения ребенка она в основном действует в регионе, принадлежащем системе конечностей и обмена веществ, после рождения она действует главным образом в регионе ритмической системы. Эта сила как бы поднимается в организме этажом выше. Поскольку она поднимается выше этажом, она теряет свое "Я" -содержание, которое было действенным в основном в эмбриональный период, но сохраняет при этом свое астральное содержание.

Если бы эти силы, действующие в материнском молоке, поднялись бы еще этажом выше, в область головы, они утратили бы также и свое астральное содержание и действовали бы только как физическая и эфирная организация. В этом и состоит вредное воздействие на мать, когда они поднимаются этажом выше. И здесь мы видим все патологические явления, которые проявляются у матери.

Так что в молоке матери мы имеем еще астральные формообразующие силы, которые действуют совершенно духовно, и мы должны задуматься о том, какую ответственность мы берем на себя, переводя ребенка на собственное питание.

Сегодня совершенно не осознают того, как во внешнем мире повсюду действует духовное: как, восходя от корня к цветку и плоду, растение становится все более и более духовным. Если мы начинаем с корня растения, то мы имеем в нем то, что действует, как корень, в высшей степени недуховно. Корень имеет сравнительно сильную физическую и эфирную связь с окружающим миром, но в цветке растения начинается жизнь, которая как бы страстно стремится к астральному. По мере роста вверх растение одухотворяется. И далее мы можем себя спросить: в каком отношении ко всеобщим мировым взаимосвязям находится корень растения? В системе мировых взаимосвязей он врастает в земную почву.

Да, мои дорогие друзья, этот корень так же врастает в почву Земли, как мы своей головой вросли в свободный воздух и свет, так что мы можем сказать: здесь внизу у растения мы имеем органы восприятия, а здесь, вверху, мы имеем пищеварительное, питающее (см. табл. 14). Здесь, вверху, у растения мы имеем то, что содержит стремящуюся к системе конечностей и обмена веществ духовность и поэтому находится в сродстве с человеческой системой конечностей и обмена веществ. И если мы рассмотрим, с одной стороны, материнское молоко, а с другой стороны то, что парит над растением как исходящее от растения астральное, то мы получим для оккультного воззрения чрезвычайно близкое сродство не полную идентичность - между той астральностью, которая приходит от матери с материнским молоком, и той астральностью, которая нисходит из Космоса на цветки растений.

Все эти вещи говорятся не затем, чтобы знать иногда нечто теоретическое, но чтобы мы обрели правильные чувства в отношении того, что окружает человека и входит в сферу, его деятельности. И таким образом мы будем стараться так постепенно приучить ребенка к внешнему питанию, чтобы поддерживать его систему обмена веществ с помощью плодового и цветочного, а то, чем он обеспечивается со стороны головы, с помощью тонкого подмешивания корневого. Только эти вещи должны, я бы сказал, приобретаться теоретически. На практике они должны изливаться в применение, но изливаться в применение духовным образом.

Видите ли, все идет ныне к тому, что сегодня исключительно трудно, основываясь на том, чему учат, учат во всех областях, трудно вообще приобрести правильное воззрение на человека. Взгляд постоянно отклоняется от того, что как раз является существенным. Так случилось, что в первой половине 19-го века взгляд на существенное начал отмирать. Еще в первой половине 19-го века существовало представление, которое еще сегодня продолжает жить лишь в языке, в гении языка. Это можно охарактеризовать следующим образом.

Существуют, если рассмотреть человеческий род, разнообразнейшие заболевания. Подходя абстрактно, эти разнообразнейшие заболевания можно было бы описать. И если их изобразить на плоскости, можно изготовить карту, наподобие географической: в одном углу родственные заболевания, в другом углу смертельные, их можно очень хорошо расположить; затем на такой карте заболеваний можно увидеть, к какой области принадлежит определенным образом организованный ребенок. И можно было бы думать, что то, что выступает как склонность к определенному виду болезней, схематическим образом было бы изображено на листе кальки и на нем можно было бы написать имя ребенка, которому эта склонность присуща. И когда-то имели такие представления и работали с ними.

В первой половине 19-го столетия имели еще такое представление: там, где нужно написать название болезни, всегда можно указать то или иное животного. Существовало мнение, что животный мир вписывает в природу все возможные заболевания. Каждое животное, если правильно его рассматривать, означает какое-нибудь заболевание. Для животного болезнь, это, так сказать, здоровое состояние. Если это животное входит в человека, замещая его собственную организацию, то человек вырождается в организацию животного, он болен. Такие представления имели еще в первой половине 19-го века, и их имели не просто люди, отягченные предрассудками, это было даже представлением Гегеля, и это было весьма плодотворное представление.

Подумайте только, как проясняется для нас существо какого-нибудь человека, когда мы говорим, что он похож на льва, орла, быка, или же он выглядит человеком, в котором очень сильно духовное. Или, если идти дальше, когда вы замечаете, что, скажем, эфирное тело становится слишком мягким, имеет тесное сродство с физической субстанцией, вы тогда находите в человеке организацию, которая обычно может иметь место только в низших природных царствах. Это основополагающие представления, которые вы должны усвоить. И то, что вас как воспитателей должно привести к самовоспитанию, в какой-то мере заключается в следующем.

Вы ведь можете исходить из вполне определенных медитаций. Особенно сильная медитация для воспитателей та, которую я вам здесь дал. Но плодотворность того, что вы как медитацию упражняете с определенной ориентацией, вы увидите благодаря тому, что вы как бы в бестелесности, в absentia corporis своих чувств, как бы в астральной волнующейся купели будете вносить ее в мир, предстающий вам также слегка волнующимся и дающий вам возможность видеть вокруг себя вещи, могущие дать вам ответы на ваши вопросы. Но только вы должны, чтобы вообще достигнуть таких возможностей, на самом деле, а не просто теоретически придерживаться того, что, например, дано в "Как достигнуть познаний высших миров?" как предпосылки медитативного развития.

Не правда ли, там как одно из препятствий на пути такого развития упоминается человеческий эгоизм, в том смысле, что человек слишком сильно концентрирует свои суждения на своем собственном "Я". Поразмыслите о том, что, собственно говоря, означает концентрация на своем "Я". Мы имеем физическое тело, происхождением которого мы обязаны эпохе Сатурна, оно искусно сформировано на протяжении четырех величественных этапов. Мы имеем эфирное тело, которое трижды искусно образовано, затем астральное тело, которое преобразовывалось дважды. Но все они не попадают в область земного сознания, в область земного сознания попадает "Я" только "Я".

Но это, собственно, лишь видимость "Я", ибо истинное "Я" можно видеть, только оглядываясь на прежние инкарнации. Наше теперешнее "Я" находится лишь в стадии становления, оно обретет реальность только в следующих инкарнациях. Нынешнее "Я" - младенец. И кто видит эти вещи, тот, наблюдая кого-нибудь плавающим в своем эгоизме, имеет перед собой имагинацию доброй бонны, которая растроганно наблюдает за маленьким ребенком; но там эта растроганность вполне обоснована, поскольку ребенком там является другой. При эгоизме же имеют пред собой этот образ, но младенцем является сам человек, и поистине нежно любят этого младенца. И так сегодня расхаживают люди - если изобразить их астрально - носящими на руках своего ребенка. Египтяне еще могли формировать известных скарабеев, где собственное "Я" было несомым, по меньшей мере, головной организацией. Сегодняшний человек носит свое собственное "Я" на руках и сердечно его любит.

Сравнить этот образ с тем, что мы делаем ежедневно - еще одна исключительно полезная медитация для воспитателей. И тогда мы придем к тому, что я обозначил как плавание в волнах духовной купели. Чтобы мы могли получать ответы на вопросы, исходя из нашего воззрения, нам, естественно, необходим внутренний покой, который мы должны пытаться обрести в такие мгновения. И тогда сразу становится ясным, достиг ли человек чего-либо в этом направлении. Это узнается по тому, жалуется ли человек на какие-либо помехи, или нет. Кто достиг чего-либо на пути внутреннего развития, тот никогда не жалуется на то, что его могли сдерживать. Ибо в действительности нас не может сдерживать то или иное. Вполне мыслимо выполнение действенной медитации перед выполнением какого-нибудь дела, или после выполнения какого-нибудь важного дела, с полным забвением того, что было пережито в ходе этого дела. Ибо речь идет о том, чтобы быть в силах вырвать себя из одного мира и освоиться в другом мире. И это вообще является началом всякой апелляции к внутренним силам.

Пронаблюдайте как-нибудь, какое различие в том, подходите ли вы к ребенку более или менее равнодушно, или вы подходите к ребенку с действительной любовью. И как только вы научитесь подходить к ребенку с действительной любовью, как только вы избавитесь от мнения, что какими-либо искусственными техническими приемами вы сможете больше сделать, чем действительной любовью, вы тотчас почувствуете действенность ваших воспитательных мер, особенно в отношении анормальных детей.

И надо однажды увидеть, как, в сущности, из каждого основного положения для специальной деятельности внутри антропософского движения расцветает определенное душевное настроение. То, что я вам даю, действительно должно рассматриваться как корни, из которых должны развиться растения душевного настроения. Это действительно необходимо, чтобы прежде всего субстанциально-антропософское ощущалось как реальность. Вы ничего не достигнете, это можно сказать заранее, если примете то, что слышите здесь, как какое-то заимствование, если оно не будет формировать душевное настроение.

И это было уже тогда очевидной и становящейся все более очевидной предпосылкой того, что мы теперь, начиная с Рождественского Собрания, должны существовать как Антропософское Общество. И здесь как вполне реальное должно рассматриваться то, что исходит от Гетеанума в его различных учреждениях, и в будущем не должно быть не иначе, то, что должно в будущем действовать антропософски, будет проходить через его различные секции. Ибо после всего того, что вы ощутили из наших обсуждений, должен образоваться организм Антропософского Общества, в котором как живая кровь будет циркулировать чувство ответственности. И эти вещи уже взаимодействуют правильным образом, если они правильно ощущаются.

Как для исполнения определенных функций в человеческом организме должны взаимодействовать сердце и почки, чтобы образовалось единство, так и для того, к чему вы стремитесь, должны взаимодействовать секции, которые особенно заботятся о той субстанции, за которую они ответственны. Те же, кто нечто предпринимают в мире, должны объединять в своих действиях то, что исходит от секций, и эти антропософские воздействия надо воспринимать реально.

Итак, вы намерены действовать в области воспитания неполноценных детей. Прежде всего вам надо познакомиться с тем, что в антропософском движении живет как педагогическое течение. Это педагогическое течение должно быть для вас тем, что должно в том виде, в каком оно здесь существует, влиться в вашу собственную деятельность. И вам должно быть ясно, что в том, что содержит в себе педагогическое течение, имеется то, что исцеляет типичного человека, так, чтобы он мог утвердиться в мире.

Далее, вы должны себе уяснить, что только медицинская секция может дать вам то, что может углубить педагогику в отношении аномальности человека. И если вы углубитесь в это правильным образом, вы скоро обнаружите, что это следует давать не так, как если бы мы говорили: это хорошо для того, а это хорошо для этого, но так, чтобы возникала постоянная живая связь. Ни в коем случае не должен произойти разрыв живой связи. Здесь не уместен эгоизм специализации, но лишь стремление вникнуть в целое.

Поскольку лечебная эвритмия подходит вплотную к лечебной педагогике, следовательно, и вся эвритмия также подходит к лечебной педагогике вплотную. Отсюда вы можете видеть, что также и в этом направлении нужно искать живые связи, и это должно выразиться в том, что те, кто применяет лечебную эвритмию, должны знать также основы эвритмии. Лечебная эвритмия должна вырастать из общего знания, хотя и не обязательно доведенного до художественного совершенства, знания звуковой (Laut-) и тон-эвритмии (Toneurythmie). Но прежде всего человека должно пронизать то, что он должен соединиться с человеком, и поэтому лишь там, где практикуют лечебную эвритмию, можно искать врачебной поддержки. И должно быть поставлено условие, что там, где дают лечебную эвритмию, ею нельзя заниматься без связи с врачом. Все это уже указывает на то, как должны переплетаться, живо переплетаться вещи, которые изживаются в антропософии.

Но к этому добавляется еще и следующее: в будущем в Антропософском Обществе наступит решающий момент, когда все будет зависеть от того, имеется ли у его членов чувство ответственности или нет. Вы можете мне не верить, но из всего происходящего можно видеть: в то время, когда мы организовывали Рождественское Собрание, это чувство ответственности резко бросилось в глаза, с некоторой, возможно, многих резко коснувшейся исключительностью, если брать качества присутствовавших там человеческих личностей. Поскольку по этой причине в Гетеануме образовано Правление, его следует рассматривать в рамках происходящего в Антропософском Обществе как вполне авторитетный орган. Для отдельных рассматриваемых вещей следует просто рассматривать это Правление как вполне авторитетный орган. Поймут ли это в антропософском движении в будущем?

Вот и все, что я хотел сказать в смысле основополагающих указаний по случаю начала вашей деятельности. И если критика не прекратится - кри тика ведь никогда не направлена на содержание учения, но на содержание того, что действует - если эта критика не прекратится, если действительно в отношении вещей, где действует оккультное, не установится принцип авторитета - не в учении, но в действии - то антропософское движение не сможет стать тем, чем оно должно стать, если ему суждено жить. В будущем не должно остаться скрытого сопротивления тем, кто несет на себе ответственность; и тогда члены Общества должны будут внести в Школу коррективы; если же не будет необходимого понимания, то Школа прекратит свое существование.

Можно сказать, что до Рождественского Собрания дело обстояло так, что, поскольку тогда не было Правления, то в намерении действовать эзотерически мышление и чувства были предоставлены мне. Волю же каждый из Общества принимал в расчет в той мере, в которой это было для него приемлемым. Это прафеномен, существовавший вплоть до Рождественского Собрания. Если нужно было в антропософских вещах обратиться к мышлению или к чувствам, то шли ко мне, как идут к сапожнику, чтобы он изготовил башмаки. И это происходило тем интенсивнее, чем меньше это замечали, но думали при этом как раз противоположное. Но курировать целое можно только в том случае, если есть уверенность, что также и воля Общества исходит от Правления Гетеанума. И в нем действительно можно найти понимание без принуждения.

Но образ мыслей весьма примечателен. Вы слишком цепляетесь за слова. Вчера мне это представилось гротескным, как везде цепляются за слова, раздуваются от слов, и от слов воспламеняется стремление к действию. Так, в Бреслау я должен был сказать о Правлении Свободного Антропософского Общества, что другие вышли из него и осталось как бы туловище Правления. Из этого тотчас же сделали заключение: это туловище Правления, оно должно получить голову. - Но, видите ли, здесь просто придрались к слову: поскольку здесь голова названа туловищем, просто из словоупотребления, то придрались к слову, не видя того, что прежде всего Правление в Гетеануме в полном созвучии с этим так называемым туловищем Правления. Иначе говорилась бы чепуха или что-нибудь в этом роде. Однако чепухи нет, факт в том, что пока что есть согласие. И речь здесь о том, чтобы судить согласно фактам.

И это особо важно для достижения созвучия с антропософским движением. Поэтому необходимо, чтобы вы свое основание Лауэнштайна, которое ведь может подавать большие надежды, понимали так, что оно действует в полном согласии со всем антропософским движением; чтобы вы, с одной стороны, прониклись сознанием, что антропософское движение это то, чему вы должны сказать "да", что вы должны оберегать и поддерживать, но только так оберегать и поддерживать, как это соответствует его организации после Рождественского Собрания. С другой же стороны, дело должно обстоять так, что такая отдельная часть Общества, все, что тут делается, должно служить усилению антропософского движения.

Я хотел бы, мои дорогие друзья, чтобы вы все это приняли близко к сердцу; рассматривайте все эти идущие от сердца слова как то, что я хотел вам дать в качестве импульса, который будет действовать дальше.

Если вы намерены сделать наше духовное движение плодотворным для практической жизни, то само это духовное движение вы должны рассматривать как живое.

Желаю Вам, мои дорогие друзья, сил, твердого курса и направленной к добру воли!

ПЕРВЫЙ ДОКЛАД

Дорнах, 25 июня 1924 года

И так, мои дорогие друзья, у нас есть целый ряд детей, которые должны быть воспитаны с учетом их развития, остающегося неполным, и, соответственно, насколько это возможно, излечены. Некоторая часть этих детей находится здесь, в клинико-терапевтическом институте, а часть детей в Лауэнштайне. Обсуждаемое здесь мы будем направлять таким образом, чтобы оно сразу же было нацелено, по возможности, на практическую работу. Благодаря тому, что г-жа д-р Вегман предоставила для демонстрации - в нашем кругу это возможно - находящихся здесь детей, мы также сможем здесь непосредственно, ad oculos, рассмотреть несколько случаев.

Но здесь я хотел бы прежде всего поговорить сегодня о существе таких детей. Естественно, тот, кто хочет воспитывать детей с неполным развитием, должен прежде обрести знание, действительно проникновенное знание практики воспитания здоровых детей. Это знание необходимо усвоить каждому, кто хочет воспитывать таких детей. Ибо нужно полностью уяснить, что все, что может проявиться у детей с неполным развитием, болезненных детей, можно более интимным образом заметить также и в так называемой нормальной душевной жизни, надо лишь быть в состоянии соответствующим образом наблюдать нормальную душевную жизнь.

Можно сказать, что в конечном счете у каждого человека где-то в уголке душевной жизни сидит так называемая ненормальность. Такая, как, скажем, небольшая рассеянность мыслей, или неспособность делать в речи правильные паузы между словами, так что слова либо набегают друг на друга, либо в промежутке между двумя произносимыми словами слушатель может совершить небольшую прогулку, а также другие расстройства такого рода, которые могут выступать в волевой или в чувственной жизни и которые, по крайней мере в задатках, заметны у многих людей. Позже подобные расстройства еще будут обсуждаться, поскольку они должны служить в качестве симптомов тому, кто хочет подойти с воспитательными или лечебными целями к более серьезным неправильностям.

Надо быть в состоянии обучаться на этих вещах симптоматике, подобно тому, как врач в случаях болезней говорит о симптомах, по которым он распознает заболевание, а также говорит о симптомокомплексах, на которых он может обозревать болезненное, но никогда не надо смешивать то, что заключено в симптомокомплексе, с тем, что является субстанциальным содержанием заболевания.

Так что то, что мы замечаем в душевной жизни детей с неполным развитием, мы не должны считать чем-то иным, нежели симптомами. Так называемая психография - это, собственно, не что иное, как симптоматология. И если сегодня психиатрия занимается, в сущности, описанием аномальных душевных явлений в мышлении, чувствах и воле, то это означает лишь, что ею достигнут определенный прогресс в точном описании симптомокомплексов и что она, однако, не в состоянии выйти за рамки такой психографии, абсолютно неспособна проникнуть в субстанциальное заболевания. Нужно войти в субстанциальное заболевания. И тут вам может оказаться полезным представление, на котором я прошу вас задержаться.

Представим себе, что мы имеем здесь (см. табл. 1, в центре) физическое тело человека, как оно выступает перед нами в росте маленького ребенка. Мы имеем тогда как бы восходящую, пробивающуюся из этого физического тела человека душевную жизнь. И эта душевная жизнь, которая может выступать нам навстречу как проявление детской души, может быть нормальной или аномальной.

Мы, в сущности, не имеем вовсе никакого права иначе говорить о нормальности или ненормальности детской душевной жизни или душевной жизни человека вообще, кроме как сравнивая с такой душевной жизнью, которая в среднем является "нормальной". Нет никакого другого критерия, помимо того, что признается общепринятым сообществом филистеров. И если это сообщество где-то что-то признает разумным или толковым, то "ненормальной" душевной жизнью считается все, что по воззрению этих филистеров не является "нормальной" душевной жизнью. И нет никакого другого критерия. Поэтому так часто случаются конфузы, когда, констатировав аномальность, начинают применять все возможное для ее устранения - а вместо этого лишают человека элемента гениальности.

Но с такими суждениями вообще нельзя приступать к делу, и первое, что должно произойти, это чтобы врач и воспитатель отклонили подобное суждение, чтобы они преодолели высказывание: то или иное разумно или правильно согласно общепринятым мыслительным привычкам. Как раз в этой области насущной необходимостью является вообще не упражняться ни в какой критике, но рассматривать вещи в чистом виде. Ибо что, собственно, имеет место у человека?

Отвлечемся теперь полностью от этой душевной жизни, которая и так постепенно обнаруживается и в которой зачастую принимают участие ве сьма сомнительные воспитатели. Отвлечемся от этой душевной жизни, и тогда за телесностью мы обнаружим другое духовно-душевное, духовно-душевное, которое между зачатием и рождением нисходит из духовных миров. Эта душевная жизнь не является тем, что нисходит из духовно-душевных миров, но это другая душевная жизнь, которая поначалу для земного сознания внешне невидима. Схематически я это представлю так (см. табл. 1, желтый).

Вся эта душевная жизнь, которая тут нисходит, овладевает телом, строящимся согласно наследственности последовательностью поколений. И если эта душевная жизнь такого рода, что конституирует больную печень, когда захватывает субстанцию печени, или же находит в физическом и эфирном теле обусловленное наследственностью болезненное, и от этого возникает болезненное ощущение, тогда имеет место заболевание. Точно так же любой другой орган или любая другая система органов могут быть неправильно вчленены в то, что нисходит из душевно-духовного космоса.

И лишь только когда имеется эта связь, связь между тем, что нисходит, и тем, что было унаследовано, когда образовалось это душевно-телесное, возникает - но больше лишь как отражение - то, что является нашей душевной жизнью и что обычно мы наблюдаем как мышление, чувство и волю (фиолетовый). Это мышление, чувство, воля суть вообще лишь отражения, и как отражения они гаснут, когда мы засыпаем. Собственно продолжающаяся душевная жизнь находится за ними, нисходит, она проходит через повторяющиеся земные жизни и запечатлевается в организации тела. Как же она в ней запечатлевается?

Рассмотрим сначала человека в трех его членах: нервной системе, ритмической системе и системе конечностей и обмена веществ. Видите ли, нервно-чувственная система, как мы ее себе представляем - об этой нервно-чувственной системе мы думаем, что она главным образом, но схематически, локализована лишь в голове, и обсуждая нервно-чувственную систему, мы говорим о системе головы; тем более мы вправе это делать, рассматривая ребенка, когда созидаемая часть нервно-чувственной системы исходит из головы и действует во всем организме. Эта система, эта нервно-чувственная система локализована в голове. Это синтетическая система.

Она синтетична. Что я имею при этом в виду? Она объединяет все деятельности организма. Видите ли, в голове, в сущности, определенным образом содержится весь человек. Если мы говорим о печеночной деятельности, а мы должны, в сущности, говорить лишь о печеночной деятельности - то, что я вижу как печень, это лишь фиксированный печеночный процесс - то эта печеночная деятельность сосредоточена, естественно, полностью в нижней части тела. Но всякой такой совокупности функций соответствует деятельность в человеческой голове.

Если я схематически изображу это (см. табл. 1, справа), то будет, это выглядеть так: пусть здесь будет печеночная деятельность. Этой печеночной деятельности соответствует какая-то деятельность в человеческой голове или в мозгу. Здесь, в нижней части тела, печень относительно обособлена от других органов, от почек, желудка и тому подобного. В мозгу же все втекает друг в друга, здесь печеночная деятельность сливается с другими деятельностями, так что голова является большим объединителем всего того, что происходит в организме. Эта синтетическая деятельность вызывает процесс расщепления. Субстанциальное выпадает в осадок.

Точно так же, как мы имеем в голове синтетический процесс, во всем остальном организме, особенно в системе конечностей и обмена веществ, мы имеем аналитический процесс. Здесь все разделено, здесь в противоположность голове все разделено. Если в голове почечная деятельность соединяется с деятельностью кишечника, то в противоположность этому в остальном организме все разделено, так что мы можем сказать, изображая далее схематично, например, печеночную деятельность, желудочную деятельность, что здесь все отделено друг от друга; в голове же одно втекает в другое, все стекается воедино, все синтезируется.

И это слияние - в то же время с непрерывным выпадением субстанции, как если бы шел дождь - эта синтезирующая деятельность головы лежит, в сущности, в основе всякой мыслительной деятельности. Чтобы человек мог мыслить, чтобы человек обнаружился и стал деятельным, то, что приходит из духовно-душевного, должно подействовать в голове объединяющим образом, вследствие чего происходит синтетическое расчленение наследственной субстанции. Тем самым в синтетически расчлененной наследственной субстанции можно видеть зеркало.

Таким образом, вы имеете следующее: если в голове это выступает при нисхождении, что голова организует синтетически, то голова становится зеркалом и внутри нее отражается внешний мир; и это дает мышление, которое мы обычно наблюдаем. То есть мы должны различать две мыслительные деятельности: ту, которая стоит за воспринимаемым, которая строит мозг - это пребывающее - и мыслительную функцию, которая вовсе не является реальностью, которая является лишь отражающей, постоянно погашается при засыпании и пропадает, когда мы не размышляем.

Другая же часть того, что нисходит из духовно-душевного, аналитически строит систему конечностей и обмена веществ, строит органы, которые обособляются, которые имеют отчетливо различимые отдельные контуры. Если рассмотреть все тело с его отчетливо различимыми отдельными контурами, то мы увидим внутри печень, почки, сердце и так далее, с которыми связана система конечностей и обмена веществ; ритмическую систему мы не видим, все то, что наполнено физической субстанцией, принадлежит системе конечностей и обмена веществ; также и то, что мы видим в мозгу, есть обмен веществ. И то, что является этими отдельными аналитически построенными органами, лежит в основе всей волевой жизни человека, как синтетическая деятельность лежит в основе мышления. Так что все, что находится в органах, лежит в основе волевой жизни.

Теперь рассмотрим следующее: представим себе уже достаточно взрослого человека. Что произошло с этим весьма взрослым человеком во время прохождения им своей земной жизни? Вероятно, в семь лет он получил вторые зубы; в четырнадцать лет он достиг половой зрелости; потом он достиг 21-летнего возраста и вместе с тем возможности консолидации своей душевной жизни.

Теперь, если мы хотим вообще понять развитие ребенка, мы должны строго различать тело, которое несет человек, прошедший смену зубов, и тело, которое несет ребенок, не прошедший смену зубов. То, чему здесь будут приведены особенно наглядные примеры, происходит постоянно. Тело обновляется ежегодно. Мы постоянно выталкиваем наше тело наружу, это постоянно направленный вовне центробежный поток, выталкивающий тело. Это приводит к тому, что тело фактически каждое семилетие полностью обновляется.

Видите ли, это обновление особенно важно в период смены зубов, на седьмом году жизни. Почему? Дело в том, что тело, которое несет человек от рождения до смены зубов, это, в известной мере, только модель, которую мы приняли извне от наших родителей, оно содержит наследственные силы, в них строят предки. И мы сбрасываем его, это тело, в течение первых семи лет. И что же?

Возникает совершенно новое тело; то тело, которое человек носит после смены зубов, построено не силами наследственности, оно целиком и полностью построено нисшедшим духовно-душевным, так что субстанциально человек носит унаследованное тело только до смены зубов, и, сбрасывая его, он из своей индивидуальности строит новое. Наше собственное тело мы приобретаем, собственно, лишь со сменой зубов.

Дело обстоит так, что унаследованное тело мы используем как модель, и в зависимости от того, сильна или слаба духовно-душевная жизнь, в зависимости от того, в состоянии ли это духовно-душевное выступить более индивидуально против того, что тут имеется как унаследованная форма, или же оно подчиняется унаследованной форме, должно быть сформировано второе тело, как первое было сформировано родителями.

Таким образом, то, что обычно преподносится в теории наследственности - это просто вздор. В том, что здесь обычно преподносят, законы роста, справедливые до смены зубов, просто распространяют дальше, на всю позднейшую жизнь. Но дело обстоит так, что то, что имело значение как наследственность, имеет силу не далее, чем до смены зубов; теперь этим овладевает индивидуальность и образует второе тело.

То есть именно у ребенка мы должны различать унаследованное тело и то, что как следствие унаследованного тела вступает в индивидуальное тело. Оно образуется постепенно, это индивидуальное тело, которое только и можно назвать телом человеческой личности.

И здесь, видите ли, в возрасте между семью и четырнадцатью годами развертывается интенсивнейшая работа, на которую только способна индивидуальность: либо она преодолевает наследственные силы, и тогда человек, прошедший через смену зубов, замечает, что он высвобождается от наследственных сил, или же - мы можем это видеть совершенно отчетливо и учитывать это, будучи воспитателями - индивидуальность целиком подпадает под власть наследственных сил, под власть того, что содержится в модели. И тогда это наследственное уподобление родителям просто продолжается за пределы семилетнего возраста.

Это зависит от индивидуальности, а не от наследственных сил. Представьте себе, что какой-нибудь художник предлагает мне нечто для копирования, но я в копируемой картине радикально все изменил; и как я в этом случае не могу сказать, что моя живопись воспроизводит то, что мне предложено, так же я не могу сказать, что все, что мы имеем за пределами семилетнего возраста, что мы несем в себе по истечении первого семилетия, получено нами по наследованию. - И мы должны усвоить это, так сказать, в духовном постижении, и знать, как сильно в том или ином случае действует индивидуальность.

Таким образом, между седьмым и четырнадцатым годами жизни человек проходит через рост и становление, и здесь сильнейшим образом выражается нисшедшая индивидуальность человека. Поэтому человек в этот период относительно замкнут в отношении внешнего мира. Именно в это время представляется возможность наблюдать удивительное развертывание его индивидуальных сил. И если бы это развитие продолжалось, если бы человек только с таким развитием вступил в последующую жизнь, он стал бы ужасно отрешенным от мира существом, он стал бы глухим в отношении внешнего мира.

Но к этому времени он уже строит свое третье тело, которое появляется вместе с половой зрелостью. Оно, в свою очередь, строится с учетом сил, действующих в земном окружении. То, что выступает как отношение к полу, это еще не все; переоценка в этом отношении - лишь следствие наших материалистических воззрений. В действительности же все отношения к внешнему миру, выступающие с наступлением половой зрелости, в сущности, однородны. Поэтому в принципе следует, пожалуй, говорить, не о половой зрелости, а о земной зрелости; и под земной зрелостью надо было бы понимать зрелость чувств, зрелость дыхания, и ее составной частью должна быть также и половая зрелость.

Так обстоит дело в действительности. Здесь человек достигает земной зрелости, здесь он снова воспринимает в себя чужеродное, здесь он достигает способности не быть глухим к своему окружению. Он способен воспринимать впечатления от окружающего мира. До сих пор он был неспособен получать впечатления от другого пола, но также и от остального окружения. Таким образом, здесь человек образует свое третье тело, которое действует до начала двадцатых годов.

То, что низошло из духовного мира, уже нашло свое завершение через смену зубов, действовало в первом семилетии, до смены зубов, и вплоть до двадцатого года. Оно уже оформилось в имеющихся органах и привело человека к индивидуальной зрелости и земной зрелости. Если же здесь выступает какая-нибудь аномальность в душевной жизни, которая соответственно отражается в строении органов и которая обусловлена всем развитием в целом, тогда, естественно, душевная аномальность действительно имеет место. Но если по прошествии двадцати одного года выступает аномальность в печени или другом органе, то этот орган уже настолько стал самостоятельным и обособленным, что душевное воли может сохранять свою независимость от этого. И эта независимость тем меньше, чем меньше возраст ребенка.

У взрослого человека душевная жизнь, поскольку органы уже имеют определенную направленность, относительно самостоятельна, заболевания органов не так сильно действуют на душевную жизнь и лечить их можно как заболевание органов. У ребенка все еще действует слитно, больной орган действует вплоть до душевной жизни.

Видите ли, нынешние болезни, которые обычно диагностируют в нашей сегодняшней патологии, это более грубые болезни. Более тонкие болезни, в сущности, недоступны гистологии, они коренятся в жидких частях, которые пронизывают орган, например, печень, они коренятся в движении жидкости или даже в движении газообразного, пронизывающего печень. И прогревание такого органа имеет особое значение для душевной жизни.

Таким образом, в детском организме, если речь идет о каком-то дефекте воли, нужно прежде всего спросить: с каким органом, с какой патологией органа, с каким заболеванием органа связан такой дефект воли? - Этот вопрос более важен.

Мыслительный дефект не обладает столь неимоверной важностью. Большинство дефектов - это дефекты воли; и если вы имеете дефект мышления, вы должны тщательно разобраться, в какой мере дефект мышления является дефектом воли. Ибо если вы мыслите слишком быстро или слишком медленно, ваши мысли при этом могут быть совершенно правильными, но дело здесь в том, что имеется дефект воли, которая вовлекается в мышление. Нужно посмотреть, в какой степени действенна воля там, внутри.

Собственно говоря, вы можете только тогда констатировать мыслительный дефект, когда независимо от воли выступают деформации мыслей, обман чувств. Они совершенно бессознательно проявляются, когда мы соотносим себя с внешним миром, и тогда становится неправильным сам образ представлений. Или же мы имеем навязчивые представления, и то, что они являются навязчивыми представлениями, происходит из воли. Но мы должны прежде всего обращать внимание на то, с каким дефектом мы имеем дело, с дефектом воли или дефектом мышления.

Дефекты мышления большей частью относятся к области обособленного лечения. С дефектами воли мы имеем дело большей частью при воспитании детей с неполным развитием.

Теперь задумайтесь о том, как целостное существо человека втягивается в свое развитие. Вы могли бы судить об этом, исходя из того, что является ведущим в этом развитии человека.

Если мы возьмем только первые семь лет жизни, то тут могут быть дефекты наследственности, поэтому речь идет преимущественно об этих дефектах. Но такой наследственный дефект мы не должны рассматривать таким ужасным образом, как это делает сегодняшняя наука; он выступает перед нами не как случайность, он выступает перед нами как кармическая необходимость. Прежде всего из-за своего незнания, еще в духовном мире мы выбираем тело, имеющее наследственный дефект.

Таким образом, там, где обнаруживаются дефекты наследственных сил, там перед зачатием имеет место незнание человеческой организации. А именно, прежде, чем низойти на Землю, нужно совершенно точно знать человеческий организм, иначе мы можем неправильным образом вступить в первое семилетие и неправильным образом его преобразовать. И то знание, которое приобретают в отношении внутренней организации между смертью и новым рождением, оно совершенно несоизмеримо с теми крохами знаний, которые приобретает сегодня извне физиология и гистология. Последнее ничтожно. Но то знание, которое мы там имеем, которое погружается затем в тело, и которое, поскольку оно погружается в тело, забывается, оно не обращается посредством чувств на внешний мир. Это знание, оно суть нечто неизмеримо-величественное. Но это знание, однако, повреждается, если мы в земной жизни не развиваем интереса к нашему окружению или что-то препятствует этому интересу.

Представьте себе, в какую-нибудь эпоху цивилизации людей, запирают в отдельном помещении и держат их там с утра до вечера, так что они не могут развивать интереса к внешнему миру. Как действует такая цивилизация? Она закрывает человеку познание внешнего мира. И когда человек с этим замкнутым бытием проходит через смерть и приносит с собой в духовный мир мало предрасположенности к познанию в этом духовном мире человеческого организма, то такой человек низойдет на Землю со значительно меньшими знаниями по сравнению с человеком, который приобрел свободный взгляд на окружающий мир.

Другая тайна состоит в следующем: вы идете через мир. И проходя через мир, вы представляете, например, один день, вы полагаете его чем-то весьма незначительным: это действительно нечто незначительное для обычного сознания, но это совсем не незначительное для того, что в обычном сознании образует подсознательное. Ибо если вы прожили лишь один день и точнейшим образом его рассмотрели, это уже является условием для познания внутреннего у человека. Внешний мир в земной жизни - это духовный, внутренний мир во внеземной жизни. И мы будем говорить о том, как действует наша цивилизация и почему появляются неполноценные дети.

Люди, живущие сегодня замкнуто от мира, когда-нибудь придут снова с незнанием человеческого организма, и они выберут себе предков, которые иначе остались бы бесплодными. Будут выбираться как раз люди, поставляющие плохие тела, могущие же поставлять хорошие тела останутся стерильными. Действительно, от всего развития цивилизации зависит, как при нисхождении человека строится род. И когда мы рассматриваем ребенка, мы должны видеть, что в этом ребенке живет от прежних земных жизней. Нужно понять, почему он выбрал органы, больные в силу наследственности, почему он, опять-таки вследствие несовершенно развитой индивидуальности, вступил в это тело.

Подумайте, какие возможности возникают для ребенка вплоть до смены зубов, ведь не всегда то, что нисходит, совершенно адекватно тому, что предлагается. Может оказаться, что, например, ребенок имеет хорошую модель, которая хорошо организована в районе печени. Но поскольку индивидуальность неспособна понять, что заложено там внутри, то во вторую жизненную эпоху она образуется несовершенно, и тогда возникает значительный дефект воли. Именно, поскольку печень несовершенно строится по модели печени, возникает волевой дефект, который выражается в том, что, хотя ребенок волит, дело не доходит до исполнения воли, но воля застревает в мыслях. Ребенок тотчас начинает хотеть чего-то другого, и воля застаивается, воля запруживается.

Все дело в том, что печень - это не просто орган у человека, который описывает сегодняшняя физиология, она, в самом высоком смысле, суть тот орган, который дает человеку смелость действительно выполнить задуманное дело. И может случиться, что я, как человек, организован таким образом, что вот трамвай отправляется, я знаю, что мне надо ехать в Базель - есть и такие люди - и я уже на платформе, но в последний момент я не могу подняться в вагон, меня что-то хочет удержать, я не могу подняться!

Видите ли, так подчас нечто открывается примечательным образом, когда происходит застой воли. Но если происходит нечто подобное, то в таком случае всегда имеется тонкий дефект печени. Печень всегда посредничает при переводе намеченной идеи в осуществляемое посредством конечностей деяние. И так каждый орган в чем-то посредничает.

Видите ли, мне рассказывали об одном молодом человеке, у которого действительно было это заболевание, так что когда он стоял на платформе и подходил трамвай, он неожиданно оставался стоять и не входил в вагон. Никто из окружающих не знал, почему он не входит. И сам он тоже не знал. Он остается стоять. Воля запруживается. Но что здесь проявляется?

Очень сложная вещь. Отец этого молодого человека был философ, он примечательнейшим образом подразделял душевные способности на представления, суждения и силы симпатии и антипатии, и не учитывал в числе душевных сил волю. Воля не причислялась им к душевным силам. Но он хотел быть честным. Он хотел говорить только о том, что представлено в сознании. Это зашло так далеко, что для него стало естественным не иметь никакого представления о воле.

Относительно в позднем возрасте у него родился сын. Он, отец, вследствие систематического игнорирования воли, вложил в печень задатки неспособности претворять субъективные побуждения в действие. У сына это выступило как заболевание. И здесь вы можете видеть, почему индивидуальность сына выбрала именно этого отца: потому что она ничего не знала о внутренней организации печени. Она выбрала себе конституцию, при которой не нужно заниматься печенью. Так что у печени не было той функции, которой был лишен вступающий в земную жизнь. Таким образом, вы видите, что если мы хотим понимать ребенка, мы должны очень внимательно всматриваться также и в его карму.

Это все, что я хотел вам рассказать сегодня, мы продолжим завтра в это же время.

ВТОРОЙ ДОКЛАД

Дорнах, 26 июня 1924 года

Вчера я обратил внимание - мы попытаемся эти вещи основательно, так сказать, проработать, чтобы затем перейти к практическому -на то, что обычная поверхностная душевная жизнь может быть понимаема лишь как симптомокомплекс. Если мы хотим подойти к существу какой-либо так называемой душевной болезни или так называемого слабоумия у какого-нибудь ребенка, мы при этом видим, что все сегодняшние способы рассмотрения духовного страдают тем, что они просто описывают поверхностные душевные состояния и затем не могут найти перехода к тому, что лежит глубже, то есть в те области, где, как мы вчера видели, функционирует собственно душевная жизнь.

Здесь не следует углубляться в то, как обстоит дело у взрослых душевнобольных, у которых всегда и во всех отношениях налицо нечто проблематичное. Но что возможно сделать для детей, это должно в эти часы предстать перед нашей душой. Насколько недостаточно при этом рассмотрение поверхностной душевной жизни - я имею в виду поверхностной не в смысле ущербной, а в смысле места - насколько ошибочным может быть рассмотрение поверхностной душевной жизни, я хотел бы вам предварительно показать на ярком примере, который имеет особое значение для нашей задачи.

Видите ли, есть такой бывший государственный прокурор Вульфен. Он занимался различными духовными аномалиями с точки зрения криминальной психологии и написал толстые книги об этом. Как такой человек, который прежде всего исходил не из медицины, пришел к своим выводам? Естественно, во время своей службы чиновником он имел богатые возможности изучать аномальную душевную жизнь, затем, уже вполне в зрелом возрасте, он познакомился со всяческими медицинскими вещами, затем связал то, что он узнал из своей профессиональной деятельности, с тем, что он прочел позднее, и из этого образовалась теория, которая просто должна сегодня возникать из так называемых научных предпосылок. Потому что стоит принять все эти вещи всерьез, и тогда выходит нечто подобное тому, что получилось у Вульфена, если же это не принимать всерьез, то необходимо исходить из антропософской точки зрения. Средний путь всегда является весьма сомнительным компромиссом.

Недавно в Цюрихе этот прокурор Вульфен сделал доклад, притом из области уголовной психологии, в котором он говорит о патологической душевной жизни. Это важно, внимательно рассматривать подобные вещи, ибо вы подвергаетесь этому ежеминутно. Если вы поразмыслите сегодня о том, что вы изучали, если вы берете в руки научную книгу, если вы берете в руки какую-либо книгу, написанную из научного образа мышления, вы везде находите мыслеформы, образ мыслей, который здесь, у этого юриста, выражен лишь более радикальным образом, так что должно быть ясно, куда именно в области так называемой аномальной душевной жизни должна вести сегодняшняя наука.

Прежде, чем я прочту вам отрывок из газетной статьи, обращаю ваше внимание на то, что прокурор все еще является намного более крупной величиной и имеет больше прав, чем журналист, который об этом пишет и может лишь веселиться по этому поводу, поскольку он сегодня, слава Богу, еще имеет за своей спиной публику, настроенную против психиатрии и уголовной психологии. Естественно, что в этом случае для вас не должен иметь значения тон этого сообщения, ибо журналист все же намного слабее Вульфена, он может только смеяться над этими вещами, но он совсем не подозревает при этом, что смеется над сегодняшней наукой, а не над Вульфеном. Ибо наука, в которую погружен и из которой творит Вульфен, должна, собственно, везде говорить таким образом, будучи откровенной и честной.

Теперь, поскольку это нас заинтересовало, рассмотрим этот газетный отрывок. Статья озаглавлена: "Шиллер подвергнут психоанализу прокурором". Но ее нужно было бы озаглавить "Фридрих Шиллер подвергнут психоанализу сегодняшней психологией или психопедагогикой.

"Фриц Шиллер, небогатый, швабского происхождения, бывший некогда профессором истории в Иене, автор различных революционных пьес, в прошлую пятницу, 29 февраля 1924 года, был подвергнут резкой критике широко известным за пределами узкого круга специалистов и почтенным дрезденским прокурором д-ром К. Н. Вульфеном в блестяще построенной речи "Уголовная психология в применении к Фридриху Шиллеру". Речь имела решительный успех в многочисленной аудитории цюрихских юристов, тем более, что посмертно осужденный не мог присутствовать на собрании и, вероятно, лишь его невидимая рука указывала на написанное ею при жизни.

Г-н прокурор со своей стороны выступил с хорошо обоснованными выводами; доказательства были безупречны; прокурор привлек к делу даже личную корреспонденцию Шиллера, и вот с помощью д-ра Вульфена у аудитории упала с глаз пелена. Оказывается, любовь народа и юношества к Шиллеру просто заложена в его отвратительных корнях: Шиллер популярен благодаря его врожденной свирепости, его склонности к наслаждению мрачным великолепием ужасного, побудившей его написать такие баллады, как "Детоубийца", "Ивиковы, журавли", "Водолаз", "Перчатка", "Хождение на железный завод" - где, например, в издевательских словах: "Печь нажралась и зубы скалит. Пусть граф рабов своих похвалит!"многозначительно обнаруживается ненасытная свирепость, проистекающая из борьбы Шиллера со своим чахлым телом. И трагедии Шиллера, возбуждающие в зрителе страх и сострадание, почему они столь сценичны? Потому что апеллируют к латентным преступным наклонностям публики и делают возможным безопасное изживание опасных инстинктов.

Все это говорил г-н прокурор Вульфен и в заключение объявил себя убежденным почитателем Шиллера; он даже закончил свою речь гетевским эпилогом к "Колоколу": "Храни нас Бог от наших друзей!"

Конечно, г-н прокурор, несмотря на тяжкий груз доказательств, признает все же для Шиллера смягчающие его вину обстоятельства: его стремление к свободе, которое по причине раннего угнетения вылилось в комплекс неполноценности, внезапно вспыхнуло в "Разбойниках" и постепенно облагораживалось, чтобы, наконец, прославить в "Телле" революцию на основе порядка. - В остальном же отношение Шиллера к добру и злу существенно определяется эстетической точкой зрения, и, как уже сказано, г-н д-р Вульфен быстро нашел и обозначил главные артерии, питающие его поэзию: свирепость и стремление к свободе. Борьба с этими страстями, которую он изживал в поэзии, и привела Шиллера на путь к совершенству". Здесь вы имеете комплекс неполноценности, в его детские годы, естественно.

Теперь, не правда ли, нам должно быть ясно, что вышло бы в том случае, если бы сегодняшняя наука перешла в педагогику, и педагоги стали бы преподавать в духе этой науки в этой школе, где как раз сидел бы такой Шиллер. В этом необходимо совершенно ясно отдавать себе отчет.

И собрав все то, что я сказал вам вчера, вы увидели бы, что как в иных случаях заболеваний из иных ориентировочных симптомов можно делать заключение, собственно, о существе дела, так же и из того, что представляет собой душевную жизнь, из мышления, чувствования и воления можно апостериорно усмотреть собственное существо дела или сделать о нем заключение.

И мы видели на примере печени, как причина душевной патологии, состоящая в том, что упомянутый больной не может перейти от намерения что-то сделать к действительному делу, как, собственно, причина этого должна быть искома в некоторой тонкой аномальности печени, и как с этим нужно обходиться при лечении, при воспитании или терапевтическом лечении.

Теперь, прежде чем переходить к отдельным практическим случаям, оглянемся еще раз на детскую душевную жизнь. С одной стороны мы видели, что тело в течение первого семилетия представляет собой модель, по которой индивидуальность вырабатывает второе тело, выполняющее свои функции между сменой зубов и половой зрелостью.

Если индивидуальность сильнее, чем то, что заключено в унаследованных качествах, то ребенок в ходе смены зубов в большей или меньшей степени преодолеет наследственность и явится как индивидуальность, также и внешне телесно, во всем своем душевном облике. Если же индивидуальность ребенка слаба, то она подавляется наследственностью, она рассматривает модель таким образом, что становится телесно видимой рабская копия модели. И тогда можно говорить об унаследованных свойствах в собственном смысле.

Ибо между сменой зубов и половой зрелостью все это обстоит так, как вытекает из индивидуальности. Унаследованные свойства выступают постольку, поскольку индивидуальность была слишком слаба, чтобы их преодолеть, чтобы работать в своем духе соответственно карме. От этого собственно кармический импульс заглушается унаследованными свойствами.

Видите ли, мои дорогие друзья, мы это должны теперь рассматривать как генеральную симптоматологию - как мышление в своем развитии относится к развитию воли у ребенка. Вчера вы уже видели, в каком смысле это можно рассматривать лишь как симптоматическое. Вы видели, что в основе мышления, как оно проявляется в поверхностной душевной жизни, лежит синтетическая деятельность, которая заключается в построении и организации мозга, и что в основе проявления воли лежит аналитическая, разделяющая деятельность, лежащая в основе органов, главным образом человека конечностей и обмена веществ.

Рассмотрим теперь прежде всего мышление с лежащей в его основе синтетической деятельностью мозга. Тогда мы должны уяснить себе, что же такое, собственно, мысли. Ибо мысли в детском организме всегда выступают поштучно. Взрослый человек также мыслит то, что вообще может мыслить человек, более или менее в фрагментах. Один имеет более обширную совокупность мыслей, другой менее обширную.

Но что такое, собственно, мысли? Сегодняшнее воззрение, вырождающееся в вульфенизм, рассматривает мысли как нечто, ступенчато возникающее в человеке по мере развития. И когда человек приходит к тому, чтобы иметь такие мысли, которые годятся для мира, говорят: он развил эти мысли из себя.

Но если действительно исследовать человека, исходя из антропософского воззрения, вовсе не приходят к тому, чтобы открыть в нем нечто такое, из чего возникают мысли. Все исследования, направленные на то, чтобы найти, из чего могут возникать мысли, являются для духовной науки подобными тому, как если бы некто обнаруживал ежедневно утром у себя на столе горшок с молоком (см. табл. 2, справа) и однажды начал бы рассуждать о том, каким образом глина, из которой сделан горшок, каждое утро производит из себя молоко. Но в глине, из которой сделан горшок, невозможно найти ничего такого, из чего могло бы происходить молоко.

Представим себе, что какая-нибудь служанка, или нет, скажем, какая-нибудь современная домохозяйка из бывших гувернанток - хотя это почти и невозможно - но все же, не правда ли, это могло бы однажды случиться, чтобы кто-то никогда не видел, как молоко попадает в горшок: если бы он стал рассуждать о том, как молоко из глины выделяется в молочный горшок, его посчитали бы глупцом. Это ведь в самом деле гипотеза, сама себя приводящая к абсурду, если кто-то придет к такому воззрению относительно молочного горшка.

Наука же в отношении мышления приходит к этой гипотезе. Она глупа, эта гипотеза, несомненно глупа. Если мы приступим к исследованиям, вооруженные всеми средствами, которые предлагает нам духовная наука, о которых говорилось уже более двадцати лет назад, если подходить с этими средствами, то мы также никогда не найдем во всем том, что представляет собой человеческую организацию, ничего, что могло бы производить мысли. Просто ничего этого нет. Так же, как молоко должно быть налито в горшок, чтобы оно в нем было, так и мысли должны войти в человека, чтобы быть внутри него.

И откуда приходят они в жизни, рассматриваемой пока между рождением и смертью? Где они пребывают? Так же, как мы можем исследовать происхождение молока, мы должны выяснить, где пребывают мысли. Где же пребывают эти мысли?

Видите ли, мы окружены физическим миром. Но также и эфирным миром, из которого непосредственно перед Нисхождением в нашу физическую инкарнацию взято человеческое эфирное тело. Ведь человеческое эфирное тело взято из общего мирового эфира, который есть абсолютно везде. Вот этот мировой эфир, мои дорогие друзья, и является в действительности носителем мыслей. Этот мировой эфир, общий для всех, и является носителем мыслей, здесь пребывают мысли, здесь пребывают именно те живые мысли, о которых я вам всегда говорил в антропософских лекциях, что в них соучаствует и человек в своей предземной жизни, перед своим нисхождением на Землю. Все, что вообще существует как такие мысли, пребывает в живом состоянии в мировом эфире и никогда не извлекается из мирового эфира в жизни между рождением и смертью, никогда; но все, что человек содержит в себе как живой мыслительный запас, он воспринимает в тот момент, когда нисходит из духовного мира, то есть покидает свой собственный живой мыслительный элемент, когда он нисходит и образует свое эфирное тело. Внутри него еще пребывают живые мысли, в том, что у человека формирует и организует.

Итак, если я еще раз нарисую вчерашнюю схему (см. табл. 2, середина), если вы видите здесь человека, если мы имеем здесь симптоматическую душевную жизнь, имеем мышление, чувствование, воление, если мы за всем этим имеем действительную душевную жизнь, то часть этой действительной душевной жизни мы имеем в мыслях.

И эти мысли, которые мы извлекли из всеобщего мирового эфира, образуют нам преимущественно наш мозг и, в широком смысле, нашу нервно-чувственную систему. Это живое мышление образует нам мозг как орган распада, орган, который в известной мере обходится с материей следующим образом.

Когда мы взираем на окружающий мир, мы имеем вокруг себя земную субстанцию в ее различных процессах и разного рода воздействиях. Эти процессы, живущие в природе, деятельностью живого мышления подвергаются ступенчатому распаду, так что здесь (см. табл. 2) непрерывно происходит распад, то есть процессы, которые являются природными процессами, останавливаются, застопориваются. Таким образом, в мозгу положено начало тому, чтобы природные процессы стопорились и материя постоянно выпадала в осадок.

Эта выпадающая материя, то есть выделившаяся и ставшая негодной к употреблению материя - нервы. И эти нервы получаются оттого, что они упомянутым образом обрабатываются живым мышлением, оттого, что они постоянно умерщвляются, это способность, подобная отражающей способности. Тем самым они получают способность отражать мысли окружающего эфира, и вследствие этого возникает субъективное мышление, поверхностное мышление, состоящее лишь из отраженных образов, которое мы несем в себе между рождением и смертью.

Таким образом, благодаря тому, что мы носим в себе ткущее, живое мышление, мы становимся способными противопоставлять мир нашей нервно-чувственной системе, преобразовывать впечатления, живущие в окружающем эфире, в отраженные образы и запечатлевать их в нашем сознании. Так что это мышление и представления поверхностной душевной жизни есть не что иное, как отражение мыслей, живущих в мировом эфире.

Но если вы сравните самого себя со своим зеркальным отражением, то вы придете к тому, что вы суть нечто иное, нежели ваш отраженный образ. Точно так же вы можете сравнить мысли с их отраженными образами и получите вследствие этого мертвое мышление, так же, как отразившийся в зеркале образ мертв по сравнению с вами, живым, стоящим перед зеркалом человеком. В мировом эфире никогда не может быть искаженной, нелогичной, нелепой мысли. Но мысли, содержащиеся в обычной поверхностной душевной жизни, это лишь отражения мыслей мирового эфира. Откуда же может прийти извращенная, нелепая мысль? Оттого, что зеркало, все то, что возникло как организация мозга, не в порядке.

Таким образом, речь идет о том, чтобы мы правильным образом нашли обратный путь от искаженных мыслей к тому, что, собственно, действует в человеческом мозгу и соответственно в нервно-чувственной системе, что человек построил себе из действительной жизни живых мыслей. Отсюда вы видите, что дело в чрезвычайно сильной степени заключается в том, чтобы мы исходили из сознания: к самому содержанию мыслей, к собственно мыслям мы подойти не можем вовсе, ибо они пребывают в мировом эфире в своей абсолютной правильности.

Мы должны попытаться сделать все, чтобы воспитанник, который нам доверен, мог правильным образом подойти к этому мировому эфиру. Но мы никогда не сможем этого сделать, если мы как воспитатели не проникнемся в действительности ощущением того, что в мировом эфире содержится истинно-правящая жизненность мыслей. Без такой космической религиозной установки мы не сможем развить правильное поведение по отношению к ребенку. И все зависит от этой установки. И я хочу вам показать, почему все зависит от этой установки.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 412 | Нарушение авторских прав