АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава XV

УРСУЛА

Урсула родилась в мире, который имел очень мало общего с нашим. Сорок пять тысяч лет назад на Земле было гораздо холоднее, чем сейчас, и похолодание все усиливалось по мере того, как надвигались тысячелетия великого ледникового периода. Урсула появилась на свет в неглубокой пещере, у подножия той горы, которая впоследствии стала называться Парнасом, рядом с местом, где позднее возник древнегреческий город Дельфы. Из пещеры открывался прекрасный вид на расстилающуюся на тысячу футов широкую равнину, уходившую на двадцать миль на юг, к морю. Сейчас эту равнину покрывает темная зелень древних оливковых деревьев; тогда же ландшафт был совсем иным – редкие, невысокие деревца, жмущиеся к склонам гор, да поросшие травой луга. Береговая линия в те времена отстояла дальше от пещеры на много миль, в наши дни море приблизилось. Уровень моря в то время был ниже, поскольку значительная часть океанских вод была скована льдом на полюсах, а долины крупнейших горных хребтов были заполнены громадными ледниками. Падение температуры воздуха продолжалось еще двадцать пять тысяч лет, этот период похолодания был частью климатического цикла, общей продолжительностью не менее четырехсот тысяч лет,– этот цикл не прекратился и сейчас.

Конечно, Урсуле были абсолютно безразличны эти долгосрочные прогнозы. Для нее и ее общины, состоящей примерно из двадцати пяти человек, имело значение лишь то, что происходило в настоящий момент. Урсула была вторым ребенком у своей матери. Первого малыша, когда ему было всего два года, утащил леопард, совершивший набег во время ночного привала. Это трагическое событие не было, однако, редкостью в том мире. Многие дети и даже взрослые становились добычей львов, леопардов и гиен. Для матери Урсулы потеря ребенка была ударом и серьезным потрясением, хотя, с другой стороны, она означала для нее возможность новой беременности. На время, пока женщина кормила сына грудью, менструации у нее прекращались, не было овуляций, и она не могла снова зачать. Такова была вынужденная эволюционная адаптация, необходимая, чтобы от рождения одного ребенка до другого проходили значительные промежутки времени. Только после того, как первый ребенок вставал на ноги и начинал достаточно уверенно ходить, чтобы, не отставая, следовать за взрослыми во время дальних сезонных переходов, у его матери появлялась физиологическая возможность зачать нового ребенка. Интервал между рождениями детей составлял три, а то и четыре года. Но тут ситуация сложилась по-иному – через год после того, как несчастная женщина потеряла сына, она родила Урсулу.

Произошло это в марте, дни становились длиннее, то было благоприятное время года – мать Урсулы всегда с нетерпением ждала весны. Побережье зимой было сырым и скудным. Там не было пещер, где можно было бы надежно укрыться, и ей приходилось ютиться в убогом шалаше из кольев и звериных шкур. Жилище было убогое, и сказать, что жить в нем было трудно и неудобно, значило бы выразиться слишком мягко. Но спускаться на зиму к побережью приходилось: в горах было слишком холодно, а главное – животные, от которых зависела их жизнь, уходили в низины, где зимой легче было добыть корм. Мелкая и крупная дичь заполняла равнину, но добыть ее стоило большого труда. Матери Урсулы нравились могучие бизоны, большие стада которых паслись в это время года на равнине. Охота на бизонов на открытой местности была слишком опасна. Это были осторожные и довольно агрессивные животные, тем более что зимой они и сами были голодны. В прошлом году на зимней охоте община потеряла двух молодых мужчин, их насмерть затоптало разъяренное стадо. Потеря была ощутимой, с тех пор люди решили не охотиться на бизонов зимой. Для маленькой общины гибель двух охотников была серьезной потерей: на каждого охотника ложилась дополнительная забота кормить осиротевших женщин и их детей. Но община могла выжить только при таком условии.

Когда охота на бизонов была неудачной, то единственной доступной пищей для зимующих было собирательство (в ход шло все, что попадалось на глаза и могло быть употреблено в пищу). Собирательство было тяжким, удручающим занятием и небезопасным. Приходилось ходить с утра до ночи, зорко оглядывая окрестности и внимательно выискивая остатки трапезы хищников. Иногда случалось добить раненого оленя, устроив засаду в лесу выше по склону. Если повезет, то в ясный день можно было увидеть в небе кружащих над пирующими львами хищных птиц.

Но и в этом случае, прибежав на место, люди часто довольствовались тем, что слушали жуткий «хохот» опередивших их гиен, обгладывающих тушу. Чтобы справиться со стаей гиен, требовалось не меньше пяти человек – они с диким шумом устремлялись к туше и разгоняли огрызающихся гиен. Двое из группы принимались торопливо срезать с костей недоеденное мясо, а остальные отражали атаки пронзительно орущих гиен, пытавшихся вернуть утраченные позиции. Люди отпугивали гиен дикими криками, резкими движениями и брошенными камнями до тех пор, пока не заканчивалась разделка туши. Разделывали очень экономно – брали в пищу не только мякоть, но и кости, богатые костным мозгом. Отходить от скелета приходилось торопливо, снова бросая камни в гиен и вопя как можно громче, пока опасность не минует. Тут была и еще одна хитрость: на костях животного оставляли немного мяса, а то, что удавалось срезать, прятали под шкурой. В этом случае гиены возвращались к скелету доедать то, что оставалось. Тяжкая, опасная работа. Гиены агрессивны и ужасны с их устрашающим «хохотом» и такими мерзкими мордами, с которых капала слюна. Чтобы не умереть с голоду, приходилось добывать пропитание. Весной община торопилась распрощаться с топкими, болотистыми равнинами и вернуться в горы, где их ждали менее безопасные пещеры и где можно было, по крайней мере, как следует поохотиться.

Как только над головой появлялись первые стрижи, прилетевшие домой из Африки, люди собирали пожитки, сворачивали лагерь и отправлялись на север, к горам. Надо было постараться оказаться там раньше, чем бизоны направятся к летним пастбищам на Парнасе. Опередив бизонов, можно было подстеречь их, когда они будут проходить через узкую теснину с отвесными стенами. Но и это было совсем не просто. Если даже на открытом пространстве существовал риск, что испуганные животные затопчут насмерть, то представьте, насколько опасней становилось стадо, когда протискивалось сквозь узкий проход шириной каких-нибудь десять метров. Обычно среди охотников начинались споры, как лучше подобраться к стаду. Так было всякий раз. Одни предполагали перекрыть ущелье, направить вожака в боковой распадок, а там забить его камнями и копьями. Слабым местом этого дерзкого проекта было то, что у некоторых бизонов, которые каким-то образом догадывались о подвохе, имелась скверная привычка: загнанные в угол, они разворачивались и мчались с опущенной головой прямо на охотников. Люди при виде несущейся на всех парах тонны мускулов и рогов не выдерживали и бросались под защиту скал. Беглец, возбужденно фыркая, весь в поту, присоединялся к остальным бизонам, тут паника охватывала все стадо, и оно на всем скаку направлялось к ущелью. Сторонники менее опасного метода возражали против такой прямой атаки, указывая на чрезмерный риск, доказывали, что гораздо проще дождаться, пока основное стадо пройдет по ущелью, и отрезать дорогу отставшим. Может, героическим такой способ охоты не назовешь, зато срабатывал он наверняка.

Хотя в конце бизоньего стада обычно держались старые животные, их мясо все равно было намного вкуснее, чем отбитая у гиен падаль.

Пока шел спор между охотниками, мать Урсулы схоронилась в пещере, где устроили весеннюю стоянку. В пещере было сухо, и солнце, которое поднялось уже высоко, прогревало ее своими лучами. Удачно, что она успела забраться сюда, пока роды еще не начались. Нередко женщинам общины приходилось рожать в период больших переходов, но, конечно же, на стоянке, в пещере роженицам было куда удобнее. Из глубины пещеры доносился запах, не оставлявший никаких сомнений в том, что зимой здесь была берлога пещерного медведя. Эти громадные и жуткие твари, крупнее самого рослого современного гризли с Аляски, представляли реальную угрозу для общины. Они часто нападали на охотников, а если медведя удавалось убить – это было настоящим событием. Медведь, что зимовал в пещере, давно ее покинул и вернется сюда никак не раньше осени.

Урсула появилась на свет без осложнений. Матери помогала ее старшая сестра, которая перерезала пуповину острым кремневым ножом и перевязала. Как и все дети, Урсула оповестила мир о своем приходе громким криком, когда воздух в первый раз вошел все легкие. Мать поспешила приложить ее к груди, и она, зачмокав, начала поглощать благодатное материнское молоко, в котором уже содержались антигены, необходимые ей, чтобы противостоять инфекциям. Если бы, как это иногда случалось в общине, роды прошли неудачно для матери, ее смерть автоматически означала бы и гибель младенца, так как искусственного вскармливания молоком животных тогда еще не было.

Урсула провела в пещере с матерью всего несколько дней, а затем ее мать вернулась к основному занятию, своему и всей общины – поиску пищи. Расположение весенней стоянки было хорошо продумано; отсюда открывался отличный вид на поросшие лесом склоны и на ущелье, через которое должны были пройти бизоны, возвращаясь на летние пастбища в горы. Охотники не так давно приметили это место, они обследовали окрестности к востоку от своей основной стоянки, но это место было уже занято, но не такой же общиной, а другими, совершенно не похожими на них людьми, неандертальцами. Охотники обошли их, не затевая ссоры. Чужаки были очень крепкие, коренастые и мускулистые, словно созданные для того, чтобы выдержать суровую зиму, но особой агрессии по отношению к чужакам они не выказали.

Вернувшись на следующий год, они обнаружили, что место пустует. Хотя неандертальцам под силу было справиться в открытой схватке с группой охотников, они каким-то образом почувствовали мощь и превосходство пришельцев, испугались и предпочли бросить стоянку и отступить вверх в горы, решив не рисковать и избежать столкновения. В коллективной мифологии общины было сложено множество историй о неандертальцах, историй, которые рассказывались и повторялись холодными зимами у костров. Теперь их вспоминали все реже, но раньше истории о неандертальцах наверняка были очень популярны. Практически во всех старых покинутых пещерах члены общины находили грубые каменные топоры, которые были у неандертальцев основным орудием. На взгляд соплеменников Урсулы топоры были грубыми и примитивными; сами они обрабатывали тот же камень, что и неандертальцы, но у них это выходило куда лучше. Они могли, например, откалывать тончайшие лезвия из кремня и затем, оббивая, заострять их тупые края. Каждый должен был научиться делать кремневые ножи и скребки, но у кого-то это неизбежно получалось лучше, чем у остальных – либо они умели правильно выбрать самый подходящий кусок кремня, либо лучше чувствовали, где и как нужно ударить по нему, чтобы получить самые тонкие пласты. Неандертальцы, судя по оставшимся в пещерах камням, так и не преуспели в этом искусстве.

Странные это были создания, эти неандертальцы, с которыми община предпочитала не сталкиваться и которые сами избегали встреч. Они явно умели охотиться, это было видно по всему. Старые пещеры были усеяны крупными бизоньими костями, а на одной из стоянок была лощина, заполненная костями диких зверей, на которых были видны надрезы, как от ножа; создавалось впечатление, что животных сознательно подгоняли к обрыву, а потом разделывали туши там, куда они падали. Охотникам и теперь порой случалось встречать небольшие группки неандертальцев в лесу или на дальних склонах гор. Они были очень осторожны и сразу же скрывались за деревьями, избегая столкновений. Охотники, в свою очередь, никогда не нападали на неандертальцев. Кое-кто

в голодное время подумывал о том, чтобы поохотиться на них, однако большинство относилось к этой идее с глубочайшим отвращением, это было почти табу – уж слишком эти существа были похожи на них самих, это были почти люди.

К тому времени, когда родилась Урсула, неандертальцы встречались уже совсем редко. Ее предки очень медленно, на протяжении поколений, перемещались с Ближнего Востока через Турцию. Они перебрались через Босфор, отделявший огромное озеро (современное Черное море) от Эгейского моря. Урсула продвинулась со своей общиной в Европу намного дальше, чем когда-либо; и на этот раз, в отличие от своих далеких предков, они не отступили на юг, когда снова начался холодный период.

Члены общины Урсулы заметно отличались от неандертальцев по внешнему виду. Они были ненамного выше ростом, но заметно более изящного сложения, выдающего приспособление к более теплому климату Ближнего Востока и Африки, где жизненно важна была способность отдавать тепло, а не сохранять его, как в более северных районах. Адаптация к холодному европейскому климату на протяжении более четверти миллиона лет привела к тому, что неандертальцы стали коренастыми, с короткими конечностями – это способствовало уменьшению поверхности тела и снижало расход тепла. Их лица имели скошенный лоб, подбородок практически отсутствовал, а над глазами нависали костные выступы (надбровные дуги). У соплеменников Урсулы носы были небольшие, короткие, а у неандертальцев были гораздо крупнее, выдавались вперед – холодный воздух успевал согреться, проходя к легким.

Эти физические характеристики сами по себе не могут служить объяснением того, почему неандертальцы постепенно начали сдавать позиции, по мере того как соплеменники Урсулы и их современники медленно продвигались в глубь Европы. Постепенное вымирание неандертальцев продолжалось еще около пятнадцати тысяч лет, прежде чем последний их представитель умер где-то на территории нынешней южной Испании. Не было ожесточенных битв, не было сознательного подавления «лучшим народом» неандертальцев. Не было ничего, что могло бы сравниться с европейской колонизацией, осуществлявшейся во всех частях света в последние столетия. Во-первых, соплеменники Урсулы еще и близко не достигли уровня политической организации, необходимого для осмысленной колонизации. У них не было государства, с территориальными притязаниями и армией. Эти группы людей, единственной целью которых было выжить, скорее можно было бы назвать стаями. Их навык в обработке кремня тоже не был определяющим обстоятельством. Самыми важными факторами, определившими высокие шансы народа Урсулы на выживание, оказались коммуникативные способности и более высокий уровень организации.

Урсула провела первый год жизни за спиной у матери, которая целые дни занималась собирательством. По большей части женщины искали съестное в лесу недалеко от своих пещер. Весна была голодной порой, плоды на деревьях и растениях появлялись гораздо позже. Община зависела от мужчин-охотников, которые старались добывать пищу. Как только Урсула начала ходить, она стала помогать матери. Нужно было ловить лягушек по берегам ручьев, искать в кустах птичьи яйца, палочкой или куском оленьего рога выкапывать корни и клубни. Осень в лесу была лучшим временем: появлялись орехи, на кустах висели спелые ягоды, на земле росли грибы. Времена года сменяли друг друга, и община перебиралась с одной стоянки на другую. Лето проводили в горах, занимаясь охотой, осенью перемещались в дубравы и устраивали стоянку у теснины, где подстерегали возвращающиеся стада. А потом наступала зима, и людям приходилось до весны снова уходить вниз, на равнины. Это повторялось из года в год. Были удачные годы, сытые, с обилием дичи, тогда меньше погибало детей. В голодные годы дети и старики умирали от голода в долгие зимы. Жизнь была сурова и трудна, и выживание зависело от крепости, здоровья и в очень большой степени от удачи.

Урсула была среди тех, кому повезло, она выжила. Ее мать умерла в возрасте двадцати девяти лет, когда Урсуле было двенадцать. К тому времени ее мать потеряла часть зубов, а осенью сломала ногу. Перелом был тяжелый, рана воспалилась, и через полтора месяца женщина умерла от заражения крови. Сравнительно ранняя потеря матери не очень сильно повлияла на жизнь Урсулы. Она была уже почти взрослой, опекать ее стала тетя, для которой еще одна пара рук была совсем не лишней: ей, с двумя малышами, нелегко было управляться с ежедневными делами. Прошло совсем немного времени, и Урсула, похорошевшая и развившаяся физически, стала привлекать взоры молодых мужчин. Они старались понравиться ей, устраивали бег наперегонки или боролись друг с другом, чтобы привлечь ее внимание. Один подарил ей ожерелье из полированных кусочков кости, вырезанных из оленьей лопатки и нанизанных на конские волосы. Другой преподнес затейливо украшенный кремневый нож – скорее произведение искусства, чем орудие. Третий заходил всякий раз после охоты и позволял ей первой выбирать долю из его дневной добычи. Каждый из них на свой лад старался показать Урсуле, что он хороший добытчик, способный обеспечить ее и их будущих детей. Она должна была определиться – и выбрала того, кто подарил ей нож с прекрасным орнаментом.

На следующую весну, когда Урсуле было пятнадцать лет, она родила. Так же, как это делала и ее собственная мать, она кормила дочку, носила ее за спиной, бродя по лесу в поисках пищи. Через четыре года на свет появилась вторая дочь. Обе девочки росли здоровыми и крепкими, и Урсула прожила достаточно долго, чтобы увидеть своих внучек – по одной от каждой из дочерей. Умерла она через несколько лет после их рождения, в возрасте тридцати семи лет – когда у нее выпали все зубы, она быстро слабела – не могла пережевывать твердую растительную пищу. Пришло время в очередной раз спускаться на зиму с гор в долину. Урсула поняла, что она не перенесет этот сложный переход, и попросила оставить ее умирать в пещере, где родилась она сама и ее дети. Семья отказывалась бросить ее, но в то же время все понимали, что общине не под силу иметь иждивенцев на длинном и трудном пути к побережью. Поэтому родные устроили ее поудобнее и завернули в медвежью шкуру, чтобы ей было теплее. Дочери со слезами на глазах простились с Урсулой и поспешили вдогонку – все остальные уже отправились в путь. Урсула легла у входа в пещеру, глядя на широкие равнины, что расстилались внизу, и ей показалось, что в мелких точках она различает своих соплеменников, направлявшихся к морю. А может, ей это только показалось, когда она засыпала. Наутро ее уже не было. Только обрывки кожи, растерзанные и окровавленные, свидетельствовали о ее страшном и быстром конце. Медведь вернулся.

Урсула, конечно, не была уверена, что обе ее дочери вырастут, тем более не подозревала она о том, что через внуков и правнуков их потомство по материнской линии расцветет и дойдет до наших дней. Она и не догадывалась, что станет родоначальницей клана, единственной женщиной своей эпохи, соответствующей этому определению. От каждого отдельного члена ее клана можно проследить прямую и неразрывную линию назад в прошлое, к Урсуле. Члены ее клана – первые современные люди, которым удалось успешно колонизировать Европу. За сравнительно короткий отрезок времени они расселились по всей европейской территории, вытеснив неандертальцев и поставив их на грань вымирания. В настоящее время 11% европейцев – прямые потомки Урсулы по материнской линии. Они проживают в самых разных частях Европы, но особенно хорошо клан представлен на западе Британии и Скандинавии. Чеддерский человек, пожалуй, один из наиболее знаменитых представителей прошлых поколений клана.

Дата добавления: 2015-08-14 | Просмотры: 466 | Нарушение авторских прав