АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 15. Всю ночь лило. Шарп это знал, поскольку был на ногах, прислушиваясь к непрерывному шуму воды, завываниям ветра и редким выстрелам французской пушки

Всю ночь лило. Шарп это знал, поскольку был на ногах, прислушиваясь к непрерывному шуму воды, завываниям ветра и редким выстрелам французской пушки, пытавшейся помешать строительству батарей. Ответного огня с британской стороны не было: осадные орудия все еще покоились в соломе и мешковине, ожидая перемены погоды, когда их можно будет втащить на холм и установить на позиции.

Шарп сидел на холме бок о бок с Харпером и глядел вниз, на тусклые огни города. Из‑за дождя они казались размытыми, бесконечно далекими, Шарп с трудом угадал собор – и подумал о больном ребенке где‑то там.

Харпера рядом с ним не должно было быть. Он находился под арестом, приговоренный к порке и разжалованный в рядовые, но Шарп просто попросил часовых посмотреть в сторону, пока они с Харпером взбирались на холм. Шарп глянул на ирландца:

‑ Мне очень жаль.

‑ Не о чем жалеть, сэр. Вы сделали все, что могли.

То есть очень мало. Шарп просил, почти умолял, но рамка с филигранью – достаточное доказательство для полкового трибунала. Шарп свидетельствовал, что Харпер был с ним в тот день, отражая атаку французов, и что его собственная подзорная труба пропала в это же время, так что сержант не может быть виновен, но Уиндхэм был непреклонен. Подзорная труба, говорил он, могла быть украдена другим вором. Харпер был признан виновным, разжалован в рядовые и приговорен к порке.

А Харпер думал об утре. Голос донегольца был мягок:

‑ Сотня плетей, да? Могло быть хуже, – максимальным наказанием было двенадцать сотен.

Шарп передал ему бутылку. Они прятались под куском рогожи, нещадно поливаемой дождем.

‑ Мне дали две сотни.

‑ Армия становится слишком мягкой, да, ‑ усмехнулся Харпер и глотнул еще. – И снова чертов рядовой! Они меня даже стрелком не назовут в этом чертовом полку! Чертов рядовой Харпер! А когда, как они считают, я спер эти чертовы штуки?

‑ Во вторник.

‑ Боже, храни Ирландию! В день Св. Патрика?

‑ Тебя же не было в части.

‑ Господи Иисусе! Я ж с вами был. Пил.

‑ Я знаю. Я им сказал.

Повисла тишина, наполненная горестным сочувствием. Со склона донесся перестук кирок: площадки под батареи утапливали ниже уровня земли. По крайней мере, подумал Шарп, они вдвоем могут хорошенько выпить: солдаты из легкой роты предоставили им все свои запасы, а потом стянули еще, где могли, так что под рогожей стояло не меньше дюжины фляг с ромом или вином.

‑ Прости, Патрик.

‑ Поберегите дыхание, сэр. Мне будет совсем не больно, ‑ он знал, что лжет. – Я убью этого сукина сына!

‑ Только после меня, ‑ они посидели еще немного, получая удовольствие от мысли об убийстве Хэйксвилла. Тот принял меры предосторожности, укрывшись на ночь всего в нескольких ярдах от промокших насквозь офицерских палаток, и Шарп понимал, что сегодня нет надежды утащить его в какое‑нибудь тихое и не сильно людное местечко.

Ирландец тихо кашлянул, и Шарп вопросительно глянул на него:

‑ Что?

‑ Я вот думал о полковнике. Что там было, на этом чертовом портрете?

‑ Его жена.

‑ Наверное, редкая красавица.

‑ Нет, ‑ Шарп откупорил еще одну флягу. – Похоже, злобная сука, хотя по портрету не всегда скажешь. В любом случае, наш полковник чтит узы брака. Считает, что они не дают человеку влипать в неприятности.

‑ Может, и правда. Я тут слышал, вы и мисс Тереза женаты. Как, черт возьми, это случилось?

‑ Это я наврал полковнику.

‑ Вы? – Харпер расхохотался. – Честно говоря, вам бы на ней жениться. Она должна быть порядочной женщиной.

‑ А как насчет Джейн Гиббонс?

Харпер улыбнулся: он видел эту блондинку, сестру убитого им человека – но потом покачал головой:

‑ Она не для вас. Она родилась в большом поместье и должна выйти за человека своего круга: много денег и все такое. А вы – всего лишь солдат‑пехотинец, как и все мы, и красной орденской ленточкой ее в постель не затащите. Во всяком случае, больше чем на одну ночь.

Шарп усмехнулся:

‑ Значит, ты считаешь, я должен жениться на Терезе?

‑ А что б нет? Она, конечно, худышка, да, но мясо‑то можно и нарастить, были б кости, ‑ Харпер совершенно не разделял любви Шарпа к стройным женщинам.

Они снова помолчали, слушая перестук дождя по рогоже и радуясь этой странной дружбе, которой так редко дается шанс проявиться. Шарп заработал себе репутацию человека, скупого на слова, и это была правда для всех, кроме горстки друзей: Харпера, Хогана, Лоссова, немецкого кавалериста – да, пожалуй, и все. Все – изгнанники, оторванные от своей страны, сражающиеся в чужой армии. Шарп тоже был изгнанником – чужаком среди офицеров.

‑ А знаешь, что говорит генерал?

Харпер помотал головой:

‑ Нет, расскажите, что такого говорит генерал.

‑ Он говорит, никто, поднявшийся из низов, хорошо не кончает.

‑ А он откуда знает?

‑ Говорит, они слишком много пьют.

‑ А кто в этой армии не пьет? – Харпер пнул флягу в сторону Шарпа. – Вот, держите, напейтесь.

Какой‑то идиот приоткрыл люк в накате параллели – и чуткие французские артиллеристы его тут же заметили: укрепления Бадахоса моментально расцвели вспышками орудий. Со стороны земляных работ послышались крики, свет погас, но глухие удары ядер не прекращались, а из траншеи иногда раздавались вопли ужаса и боли.

Харпер сплюнул:

‑ Нам никогда не взять этот чертов город.

‑ Не можем же мы остаться здесь навсегда.

‑ То же самое вы, англичане, говорили, когда впервые приплыли в Ирландию.

Шарп усмехнулся:

‑ Вы нас так приветливо встретили, что нам расхотелось уезжать. Опять же, погода хорошая.

‑ О, можете забрать ее себе, ‑ Харпер прищурился в темноту. – Господи Иисусе! Хоть бы дождь прекратился!

‑ Я думал, ирландцы любят дождь.

‑ Ну, да, дождь мы любим, но это ж не дождь вовсе!

‑ А что же?

‑ Это чертов всемирный потоп, который положит конец всему промокшему грешному миру.

Шарп откинулся на сломанный габион, брошенный землекопами, и глянул в небо:

‑ Я не видел звезд уже неделю. Нет, дольше.

‑ Это точно.

‑ Я люблю звезды.

‑ Как им приятно, должно быть, ‑ Харпер был слегка удивлен: выпивка не так‑то часто развязывала Шарпу язык.

‑ Нет, правда: ты любишь птиц, я – звезды.

‑ Птицы хоть что‑то делают: летают, гнезда строят. За ними интересно наблюдать.

Шарп ничего не ответил. Он вспомнил ночи, проведенные в полях: голова на ранце, тело завернуто в стеганое одеяло, ноги в рукавах мундира, перевернутого наоборот и застегнутого на животе, как часто спали солдаты. Но иногда он просто лежал и глядел на искры в небе, отблески костров невообразимо огромной армии. Легион за легионом, где‑то там, в небе, и он знал, что каждую ночь они подходят все ближе – и их так трудно было связать с тем, что описывали пьяные проповедники, иногда забредавшие в сиротский приют, где он рос. Звезды смешивались в его голове с четырьмя всадниками апокалипсиса, трубным зовом, вторым пришествием, восставшими из мертвых, и ночные огни казались кострами армии, несущей конец света.

‑ Мир не погибнет в воде – его прикончат байонеты и батальоны последней, черт возьми, великой битвы.

‑ Пока мы среди застрельщиков, сэр, я не против, ‑ Харпер глотнул еще рома. – Надо оставить что‑то на утро.

Шарп резко сел, вспомнив:

‑ Хэгмен подкупает барабанщиков.

‑ Это никогда не срабатывает.

Харпер был прав: мальчишки‑барабанщики отвечали за порку, и друзья жертвы их частенько подкупали, но под суровым взглядом офицеров им приходилось бить изо всех сил.

Шарп поглядел на темную громаду Бадахоса, освещенную несколькими расплывчатыми огоньками. В одном из многочисленных дворов замка горел костер. Унылый краткий звон донесся от собора: колокол пробил полчаса.

‑ Если бы только ее там не было... – он запнулся.

‑ Что?

‑ Не знаю.

‑ Если бы ее там не было, ‑ ульстерский акцент Харпера проявился сильнее: он явно пытался тщательнее связывать слова, – вы бы сбежали, да? Туда, в горы, сражаться среди партизан?

‑ Не знаю.

‑ Все‑то вы знаете. Думаете, никто больше этого не хочет? – Харпер имел в виду себя. – Вы же умеете воевать не только в хорошую погоду.

‑ Скоро начнется дезертирство.

‑ Ага, если Хэйксвилла сперва не похоронят.

Из батальона давно никто не дезертировал. Другие батальоны теряли людей – каждый день десяток‑другой ускользал в Бадахос. Перебежчиков в обратную сторону тоже хватало – Хоган как‑то говорил Шарпу, что французский сержант‑инженер даже принес ему план укреплений, в котором таилась пара сюрпризов – не считая подтверждения догадки, что западный гласис обильно заминирован.

Шарп сменил тему:

‑ Знаешь, сколько сегодня погибло?

‑ Сегодня? – Харпер казался удивленным. – Кажется, что уже неделя прошла.

‑ С нашей стороны около сотни. Французов насчитали сотни три, а еще есть те, кто утонул. Несчастные ублюдки.

‑ Французов всегда удваивают. А сами они, наверное, говорят, что у нас убитых до тысячи, ‑ в голосе Харпера проскользнуло презрение.

‑ Ну, они не так‑то много успели сделать.

‑ Нет, ‑ французы надеялись продлить осаду на недельку‑другую, заставив британцев по новой рыть целую параллель. А лишняя неделя могла бы дать возможность французской полевой армии прийти на помощь гарнизону.

Харпер открыл новую флягу:

‑ Атака будет непростой.

‑ Угу.

Дождь все лил, заставляя мокрую землю вскипать пузырями и монотонно барабаня по рогоже. Становилось холодно. Харпер предложил Шарпу флягу:

‑ Есть идея.

‑ Ну, рассказывай, ‑ Шарп зевнул.

‑ Думаю, как бы вас поддержать.

‑ И что думаешь?

‑ Запишусь‑ка в «Отчаянную надежду».

Шарп фыркнул:

‑ Не будь дураком, черт возьми. Жить хочешь?

‑ Я не дурак и хочу снова стать сержантом. Попросите за меня?

‑ Меня больше не слушают.

‑ Я говорю, попросите? – Харпер был упрям.

Но Шарп не мог представить Харпера мертвым. Он покачал головой:

‑ Нет.

‑ Для себя, значит, оставляете? – слова прозвучали резко. Шарп повернулся и посмотрел на здоровяка: отказываться было бессмысленно.

‑ Как ты узнал?

Харпер рассмеялся:

‑ Сколько мы уже вместе? Мария, Матерь Божья, думаете, я дурак? Потеряли капитанство – и что же? Лезем с воплями в какую‑нибудь чертову брешь, размахивая своим палашом, потому что лучше умереть, чем потерять чертову гордость?

Шарп знал, что это правда, но просто так согласиться не мог:

‑ Ну а ты сам?

‑ Я хочу назад свои нашивки.

‑ Тоже гордость?

‑ А почему нет? Говорят, ирландцы – глупцы, но немногие осмеливались надо мной смеяться.

‑ Так это из‑за твоих размеров, а не из‑за твоих нашивок.

‑ Ага, может, и так, но я не дам им повода сказать, что я неудачник. Так что, вы записались?

Шарп кивнул:

‑ Да. Но пока командира не выбрали – и до атаки не выберут.

‑ А если выберут вас, возьмете меня?

‑ Да, ‑ слова выходили неохотно.

Ирландец кивнул:

‑ Будем надеяться, они выберут именно вас.

‑ Молиться надо о таком чуде.

Харпер расхохотался:

‑ Нет, чудес нам не надо. Из них вечно ерунда выходит, ‑ он глотнул еще. – Св. Патрик выгнал всех змей из Ирландии – и что же? Мы настолько обленились, что разрешили англичанам взять верх. Наверное, бедняга Патрик ворочается в гробу. Змеи‑то явно лучше!

Шарп замотал головой:

‑ Если бы Ирландия была в пять раз больше, а Англия в пять раз меньше, вы бы с нами то же самое сделали.

Харпер снова расхохотался:

‑ А вот за такое чудо стоило бы помолиться!

Пушки бухнули справа, за рекой – форт Сан‑Кристобель обстреливал параллель через Гвадиану. Длинные языки пламени отразились в темной воде. Артиллеристы в городе, не желая проигрывать заочный спор, дали залп, и воздух наполнился гулом.

Харпер поежился:

‑ И за еще одно чудо я помолюсь.

‑ Какое?

‑ За шанс достать Хэйксвилла, – он повернулся к городу. ‑ Где‑то там, в одном из этих маленьких переулочков, я отрежу ему его чертову башку.

‑ А почему ты считаешь, что мы вообще переберемся за стену?

Харпер усмехнулся без тени веселья:

‑ Вы ж не думаете, что мы упустим победу?

‑ Нет, ‑ но он не думал и о том, что упустит капитанство, что упустит свою роту. И даже в страшном сне ему не могло присниться, что он однажды увидит, как секут Патрика Харпера. Холодная мокрая ночь барабанила по рогоже, заставляя сбыться самые дурные сны.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 351 | Нарушение авторских прав