АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 4. Бригада Нэна перестала существовать

Бригада Нэна перестала существовать. Обескровленные в битве, лишённые командира батальоны распределили по другим бригадам. Причина была чисто административная. Военачальников у руля армии сменили столоначальники, и столоначальники жаждали скорее избавиться от воинства, собственными ногами промерившего расстояние от побережья Португалии до внутренних областей Франции. Фредериксон разжился в книжной лавке Тулузы старыми картами и обескураженно поделился с Шарпом открытием:

— Тысяча километров! Ворона за сколько этот отрезок пролетит? За месяц? За два? А мы тащились шесть лет!

Тысяча обычных километров, но десять, двадцать тысяч километров солдатских. Километров дорог, стылых и продуваемых ветрами зимой, раскисших весной и осенью, пыльных летом. Солдатских километров, исчисляемых облезшей под лямками тяжеленного ранца кожей, погибшими друзьями, осадами и битвами. Солдатских километров, оставшихся навсегда в прошлом, потому что армии теперь предстоял единственный марш — две сотни километров до Бордо, где солдат ждали корабли. Какие-то батальоны они отвезут в заморские колонии, какие-то — на игрушечную войнушку в Америку, какие-то — в Англию для расформирования.

Рота Фредериксона должна была отправиться на родину. Батальон, частью которого она являлась, подлежал роспуску, а его бойцы — распределению по иным германским батальонам. Записавшиеся в роту во время войны испанцы уже слиняли. Они присоединились к зелёным курткам только, чтобы убивать французов, полулегально, и на их уход Фредериксон смотрел сквозь пальцы, причём тем глазом, что прикрывала повязка. Оставшийся после расформирования бригады не у дел Шарп получил дозволение вернуться в Англию со стрелками и через три недели после капитуляции французов плыл с зелёными куртками на плоскодонной барже, нанятой в качестве транспорта для доставки британских войск по Гаронне к причалам Бордо.

За считанные минуты до того, как баржа оттолкнулась от пристани, нарочный из штаба дивизии привёз мешок с почтой для роты Красавчика Вильяма. Корреспонденции было немного. В роте мало кто умел читать и писать, а у грамотеев редко имелись любящие родственники. Одно письмо адресовалось парню, погибшему ещё под Фуэнтес де Оноро. Его матушка, отказываясь верить в смерть сына, и по сей день писала ему каждый месяц пространные послания, наставляя служить честно, быть ревностным христианином и не позорить семью.

Нашёлся в мешке и толстый пакет для майора Ричарда Шарпа. Пакет шёл к адресату целый месяц, направленный сначала в Собственный принца Уэльского Добровольческий полк, оттуда — в штаб-квартиру, переправившую пухлый конверт в дивизию.

— А вы тревожились. — сказал Фредериксон, — Джейн написала вам, как только смогла.

— Верно.

Шарп удалился с пакетом на нос баржи и, волнуясь, вскрыл сургучные печати. Из оболочки выпали два письма.

Первое было от сумасшедшего ланкаширца, изобретшего уникальную цепную пулю, что, будучи выстрелена из мушкета или винтовки, ломала ноги кавалерии противника. Прожектёр умолял героя-майора замолвить словечко перед армейским начальством, чтоб оно купило удивительную пулю, пышно именуемую автором «Патентованным Конным Ноголомом Армбрюстера». Шарп письмо скомкал и швырнул за борт.

Второе послание было от лондонских банкиров Шарпа. Они с искренним почтением уведомляли клиента, что, в соответствии с доверенностью, наделявшей миссис Джейн Шарп правом распоряжаться открытым у них счётом майора, ей были выданы средства со счёта, включая четыре процента годовых, и доставлены на квартиру на Корк-стрит, в Вестминстере. Банкиры благодарили Шарпа за честь и доверие, выражая надежду, что он будет пользоваться и впредь услугами дома Хопкинсон и сын. Также сообщалось, что расходы на обслуживание счёта составили шестнадцать фунтов стерлингов сто сорок пять пенсов[11], каковая сумма и была вычтена из выданных миссис Джейн Шарп денег. В заключение Шарпу напоминали, что у Хопкинсонов находится на хранении его сабля, подаренная Патриотическим фондом.

Хозяин баржи поднял гафель, и просмоленные ванты подозрительно затрещали. Посудина тронулась по реке, но Шарп этого не заметил. Он хмуро перечитывал письмо.

— Хорошие новости? — нарушил его одиночество Фредериксон.

Вместо ответа Шарп протянул другу письмо. Тот пробежал его глазами:

— Ух ты! Я и не знал, что вас так побаловал Патриотический фонд!

— За взятого под Талаверой Орла. Сабля гиней за пятьдесят.

— Качественная?

— Так себе. — Шарп недоумевал, почему капитан, не придав значения тому, что действительно важно, интересуется пустяком, — Клинок из золингеновской стали, ножны работы Кимбли. Я саблю и надевал-то, по-моему, лишь раз.

— Отлично будет смотреться на стене. — Фредериксон отдал майору послание, — Рад за вас. Новости и правда хорошие.

— Что же в них хорошего?

— Джейн получила деньги, так что вас, вероятно, ждёт в Дорсете уютное гнёздышко.

— За восемнадцать тысяч гиней?

Рот Фредериксона приоткрылся от изумления. Он часто-часто заморгал:

— Господь Всемогущий! У вас восемнадцать тысяч гиней?

Шарп нехотя пояснил:

— Мы взяли бриллианты под Витторией. Вообще-то, их нашёл Патрик, но разделил их со мной.

Капитан присвистнул. Он слышал о том, что при разграблении французского обоза под Витторией пропали драгоценности испанской короны; он знал, что Шарп и Харпер неплохо «прибарахлились» там же, однако никогда не связывал обе истории между собой. Да, фортуна благоволила к Шарпу. На восемнадцать тысяч гиней человек сто лет мог жить припеваючи.

— Можно купить приличное жильё за сто гиней. — зло сказал Шарп, — На кой чёрт снимать восемнадцать тысяч?

Фредериксон присел на основание бушприта. Шарп в потрёпанной зелёной куртке и сказочное богатство плохо вязались друг с другом.

— Зачем вы дали ей право распоряжаться счётом?

— Перед дуэлью. — произнёс Шарп с досадой, — В случае чего не хотел, чтоб она нуждалась.

Капитан попытался утешить друга:

— Вероятно, Джейн отыскала лучшее место для помещения капитала.

— Почему же не написала мне?

Неизвестность и беспокойство за Джейн мучили Шарпа. Одинокая женщина с деньгами — лакомый кус для проходимцев всех мастей, каких в Лондоне полно.

— Где эта Корк-стрит?

Фредериксон наморщил лоб:

— Где-то возле Пикадилли. Приличный район.

— Ну, она может себе это позволить.

Фредериксон уставился на проплывающие мимо болотистые берега:

— Какая разница, Ричард? Три недели — и вы дома.

— Верно.

— Женщины — как винтовки. — глубокомысленно изрёк Фредериксон, — Без должной профилактики вскоре перестают слушаться. Кстати, о профилактике. Некоторые мои бездельники полагают, что, раз война кончена, оружие чистить необязательно. Сержант Харпер! Проверка оружия, быстро!

Так они плыли домой.

Болота на берегах сменились заливными лугами. День клонился к вечеру. Шарп стоял на носу с Харпером.

— Что будете делать, сэр?

— Наверно, продам офицерский патент.

Шарп проводил взглядом лодку с двумя рыбаками в белых рубахах и соломенных шляпах. Мирная картинка.

— Поедешь в Испанию, к Изабелле?

— А у меня получится, сэр?

Для Харпера это было чрезвычайно важно. В армию захватчиков его родной Ирландии Патрика привели голод и нужда. Теперь же он, благодаря взятой под Витторией добыче, был человек богатый, и надеялся с помощью Шарпа избавиться от солдатской лямки. Майор хотел выправить другу отставку по состоянию здоровья, что оказалось сложнее, чем он ожидал. Шарп собрал и оформил все необходимые бумаги, но их требовалось завизировать у старшего офицера медслужбы батальона и командира подразделения их подписями и печатями, что после смерти Нэна было затруднительно. Армия не выпускала легко тех, кто имел несчастье попасть ей в зубы.

— Есть другой способ. — неуверенно сообщил Шарп.

— Какой?

— Ты станешь моим денщиком.

Харпер нахмурился. Не потому, что его оскорбляла перспектива сделаться офицерским слугой. Он не понимал, как это поможет ему вырваться из армии.

Шарп разъяснил:

— В качестве офицера я имею право на денщика. Денщик всюду ездит со мной. Мы прибываем в Дорсет, и я пишу рапорт о том, что тебя до смерти закусали клопы или лягнула в лоб кобыла. На полкового хирурга нам начхать, ибо ты умер не в расположении полка. Понадобятся свидетельства штатского доктора и следователя, однако, думаю, за некоторое вспомоществование нам напишут что угодно, даже то, что ты скончался при родах. Всё. Для армии ты — труп.

Харпер поразмыслил и кивнул:

— Звучит подходяще, сэр.

— Имеется одна загвоздка.

— Загвоздка?

— Согласно правилам нельзя делать денщиками лиц из числа младшего командного состава, к коему относятся сержанты.

— Вы поднаторели в правилах, сэр.

— Да уж.

Харпер усмехнулся и потрогал чёрными от въевшегося пороха пальцами обтрепавшиеся полоски на рукаве:

— Как я не хотел их тогда принимать!

— Помнится, мне пришлось поколотить тебя, чтобы ты их нашил.

— Вам, между прочим, от меня тоже перепало.

Затрещали нитки. Харпер сорвал сержантские нашивки, подержал в кулаке, с сожалением выбросил за борт и смущённо рассмеялся:

— Добро пожаловать в рядовые.

Шарп смотрел, как вода уносит светлые полоски. Вот так же стремительно уносился в прошлое привычный уклад нехитрого военного бытия: то, с чем сжились, стерпелись и, по-своему, полюбили.

А что ждёт впереди? В конце тихой реки с рыбаками, цаплями и камышами? Будущее было призрачно и туманно. Шарп коснулся кармана, где лежало письмо. Всё будет хорошо. Он приедет к Джейн, и всё будет хорошо.

Фредериксон изумлённо воззрился на невыгоревшие участки ткани там, где рукав Харпера украшали нашивки сержанта.

— Я разжаловал стрелка Харпера в рядовые. — нарочито высокомерно объяснил Шарп.

— Могу я полюбопытствовать, за что?

— За то, что чёртов ирландец, за что же ещё? — ухмыльнулся Шарп, с грустью думая, как ему будет не хватать дружбы Патрика Харпера. Ничего, утешил он себя, зато рядом будет Джейн.

Стольких кораблей в Бордо не видели много лет, с тех пор, как английский флот перекрыл французские гавани. Торговые суда выстраивались в очередь к каменным причалам, на которых было тесно от солдат и затянутых сетями стопок и груд всякой всячины. Трюмы заполнялись испуганно ржущими лошадьми, стволами пушек, разобранными орудийными лафетами. Британская армия, не опомнившись толком от победы, спешила убраться из Франции. Харпер ворчал:

— Могли бы ради приличия хоть разок по Парижу нас провести.

Его недовольство меркло перед разыгрывавшимися ежедневно на пристанях трагедиями. Источником их являлся армейский приказ, оговаривавший, что солдатской женой считается особа, вступившая в брак с нижним чином на основании письменного разрешения его старшего воинского начальника. Только те счастливцы, что имели подобный документ, могли плыть с мужьями. Остальных бросали в Бордо вместе с детьми.

Большей частью это были испанки и португалки. Некоторых из них солдаты по обычаю выкупили у их семей. Пять гиней, насколько помнил Шарп, составлял свадебный выкуп за юную крепкую девушку. Многие венчались в сельской церквушке, многие обходились и без этого. С точки же зрения армейских чинуш законными супругами не являлись ни первые, ни вторые, если у них не было заветной бумажки с закорючкой полковника. Тысячи баб с ребятнёй толпились на причалах, отделённые от мужей вооружёнными мушкетами профосами. Плач и причитания не смолкали ни ночью, ни днём.

— Каким же образом, по мнению чернильных душ, они должны вернуться домой? — осведомился Харпер.

— Пешком. — буркнул Фредериксон.

— Спаси, Господи, Ирландию. — покачал головой тот, — Не армия, а куча навоза.

В то утро, когда рота стрелков влилась в столпотворение на пристанях, три красномундирника пытались воссоединиться с супругами. Один прыгнул с причала и погрёб вверх по реке, не обращая внимания на пули, вспенивающие воду вокруг. Вдогонку беглецу спустили гичку, однако странным образом вёсла перепутались, и солдат благополучно скрылся. Шарп предположил, что матросы, по-человечески сочувствуя беглецу, намеренно сорвали погоню. Двух других красномундирников поймали в момент, когда они перелезали через стену доков. Несчастные были взяты под стражу как дезертиры.

Фредериксон поспешно выписал брачные свидетельства шести своим стрелкам. Шарп на правах майора подмахнул их, указав себя, как «временного командира бригады». А вдруг номер пройдёт? Попытка — не пытка.

Шарп и Фредериксон, собрав ротную документацию: журналы боевых действий, списки, рапорты, понесли её в контору департамента путей сообщений, охраняемую профосами. Шарп питал слабую надежду, что его слава и заслуги ускорят процесс оформления необходимых бумаг. Едва стрелки вошли в здание, в Бордо наперебой растрезвонились колокола церквей, возвещая полдень. Чиновники, как по команде, захлопнули гроссбухи. Шарпу с Фредериксоном было объявлено, что перерыв на обед продлится до трёх часов. Если господа офицеры пожелают осмотреть город и перекусить там, оцеплению дано указание их пропустить.

Ротой в отсутствие друзей распоряжался Харпер, знакомиться с Бордо они потребности не испытывали, но решили, что заморить червячка было бы неплохо. Едва офицеры миновали линию профосов, как тут же их обступили гомонящие солдатки. Одна протягивала стрелкам младенца, будто его невинность могла смягчить офицеров, а через них — чёрствые сердца власть предержащих. Шарп растолковал горемычным, что ни он, ни его друг никаким влиянием на чиновную братию не обладают. В эту стайку сбились испанки. За душой у них не было ни гроша, с мужьями им видеться не разрешали, а на родине никто не ждал. Власти на них плевать хотели. Много лет они стойко переносили невзгоды, выпадавшие на долю их единственного дома — армии, и вот армия вышвырнула их на помойку.

— Мы, что же, шлюхи? — взывала к Шарпу худая смуглянка, — Он хочет сделать из нас шлюх!

Она гневно ткнула пальцем в стоящего поодаль французика, одетого с пошлым шиком, выдающим в нём сутенёра. Заметив взгляд Шарпа, французик оскалился и поклонился.

— Не нравится он мне. — мягко проронил Фредериксон.

— И мне.

Французик напустил на себя скучающий вид.

— Как считаете, — осведомился Шарп, — не будет ли с нашей стороны невежливо продемонстрировать пройдохе, что он нам не нравится?

— Если говорить любезно, поздороваться, то — нет. — рассудил капитан, — Отрежете ему пути отступления?

Шарп высвободился из кольца солдаток и прошёл мимо сводника. Французик терпеливо дожидался своего часа. Дамочки бросались к каждому английскому офицеру. Скоро они перестанут трепыхаться и придут к нему. Некоторые из них очень даже ничего. Французик закурил сигару и, глядя на чаек, парящих в лесе мачт, мысленно похвалил себя за сообразительность. Он в нужное время в нужном месте. Никто и никогда ещё не брал потаскух так дёшево и оптом. Сутенёр повернулся к своему будущему товару и обомлел. К нему рысил беззубый циклоп в военной форме. Французик попятился, кинулся наутёк, но очутился нос к носу с высоким стрелком со шрамом на щеке.

— Добрый день. — вежливо, как указывал капитан, сказал Шарп, развернул сутенёра и пинком под зад отправил к Фредериксону.

Капитан, снявший, как всегда перед дракой повязку и вставные зубы, ловить негодяя не стал, а что есть силы врезал ему сапогом между ног.

Француз свалился. Глаза его выпучились, несколько секунд он не в состоянии был дышать, скрючившись на земле от жуткой боли. А, когда, наконец, заработали лёгкие, он пронзительно завизжал, вспугнув чаек. Вопль привлёк внимание профосов, но, рассмотрев двух бывалых офицеров-стрелков, они раздумали вмешиваться.

— Пасть заткни, тварь!

Шарп рассчитанным движением, так, чтобы наверняка вышибить подонку пару зубов, заехал ему каблуком по щеке. Затем бесцеремонно, будто тот был трупом на поле боя, вывернул его карманы, отыскав десяток монет. Фредериксон нагнулся и вставил в распахнутый рот сутенёра выпавшую сигару, заботливо пропихнув её поглубже за щеку. Реквизированные деньги Шарп раздал солдаткам. Он понимал, что это капля в море; что он — не Иисус Христос, и жменей монет, как пятью хлебами, не утолит печалей тысяч верных солдатских спутниц, толкающихся у порта; но на душе у него стало не так гадко.

Друзья завернули в первую же таверну. Фредериксон, вернувший человеческое обличье, французским владел свободнее Шарпа. Он заказал ветчину, сыр, хлеб и вино. У входа в трактир безногий калека просил на пропитание, используя французский пехотный кивер как миску для подаяния.

Солдатки, увечный воин, некогда гордо шагавший под полковым Орлом. Тоска сжала сердце Шарпа ледяной рукой. Записки, пришпиленные к стене трактира, не улучшили настроения. Фредериксон перевёл некоторые. «Жан Бланшар из сто шестого полка линейной пехоты ищет жену Мари, жившую на улице Рыбников. Если вам что-то известно о ней, пожалуйста, расскажите трактирщику, он мне передаст.» Мать умоляла помочь ей найти сына, сержанта артиллерии, пропавшего три года назад. Семейство, переезжавшее в Аржантен, сообщало свой новый адрес, буде кто-то из их четырёх сыновей вернётся с войны. Шарп начал считать записки, да сбился на второй сотне. Он никогда не задумывался, какой неожиданный и печальный рикошет могут дать пули, выпущенные им и его товарищами на полях сражений.

— Подозреваю, что в город мы выперлись зря. — Фредериксон шумно отодвинул от себя тарелку. Сыр был подсохший, вино — кислым, но охоту есть отбивало не это, а отчаяние, которым, казалось, насквозь пропитался город, — Хоть бы нас отправили на первом же корабле.

К трём Шарп и Фредериксон вернулись в контору. Писарь зарегистрировал их имена и предложил подождать в пустом зале со столами, покрытыми толстым слоем пыли. Шарп выглянул в окно. Снаружи он увидел привязанного для порки к треугольным козлам солдата, одного из тех двух, что хотели бежать к жёнам через ограду порта. Выпоротый много лет назад Шарп с омерзением отвернулся и заметил в дверях комнаты пустоглазого тощего капитана-профоса.

— Вы — майор Ричард Шарп, сэр?

— Я.

— А вы — Фредериксон?

— Капитан Фредериксон. — неприязненно уточнил одноокий стрелок.

— Моя фамилия Сэлмон. — профос протянул лист бумаги, — Я уполномочен доставить вас в префектуру.

— Доставить? — Шарп ознакомился с документом, ничего не добавившим к словам Сэлмона. Подпись была Шарпу незнакома.

— Таков данный мне приказ, сэр. — бесстрастно подтвердил Сэлмон.

В невозмутимости его чувствовалась уверенность человека, которого ждёт в коридоре взвод солдат. Холодок пробежал по спине Шарпа.

— Мы арестованы?

— Нет, сэр.

Лёгкая заминка Сэлмона не укрылась от Шарпа:

— Выкладывайте полностью, капитан.

Профос поколебался и сказал:

— Если вы откажетесь следовать за мной, мне приказано взять вас под арест.

Может, это чья-то дурацкая шутка? Нет, Сэлмон был серьёзен и сосредоточен.

— Из-за чего сыр-бор, капитан? Не из-за разбитых в яичницу причиндалов сутенёра же?

— Насчёт сутенёра, сэр, мне ничего не известно.

— Из-за чего же?

— Не могу знать, сэр.

— А кто может знать?

— Вам стоит взять вещи с собой, сэр. Я объясню вашим денщикам, куда в префектуре их принести.

— У меня денщика нет. — отрезал Фредериксон, — Хотите, Сэлмон, несите сами.

Профос на дерзость не отреагировал:

— Двинемся, джентльмены?

— Сначала я поговорю с денщиком. — Шарп уселся на стол, всем своим видом демонстрируя, что не пошевелится, пока не придёт Харпер.

Вызванному ирландцу пустоглазый капитан растолковал дорогу в префектуру, и офицеры, сопровождаемые подчинёнными Сэлмона, вышли из здания. Во дворе профосы обступили стрелков тесней. Свистели плети, всхлипывал подвергаемый порке бедолага. За оградой выли солдатки и их детишки.

— Армия мирного времени во всей красе. — буркнул Фредериксон.

И друзей повели навстречу неизвестности.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 406 | Нарушение авторских прав