АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Стремление к инверсии как попытка защиты

Пациентка Б. В., двадцати четырех лет, является самым младшим ребенком в семье больного табесом и с пяти лет страдает навязчивыми явлениями. Еще год назад она испытывала заметные затруднения в речи. Она запиналась, тщетно подыскивала слова и при этом постоянно испытывала чувство, будто во время разговора за ней наблюдают. Поэтому, пока ей так жилось, она избегала любого общества, выглядела очень подавленной и не могла получать удовольствия от занятий, к которым стремилась, чтобы получить дальнейшее образование. Ее мать, нервная, вечно недовольная и жадная женщина, пыталась отвлечь ее от мрачных мыслей и избавить от затруднений в речи, обращаясь с дочерью строго, а иногда и прибегая к лечению у специалиста по нервным болезням. Но поскольку это не принесло успеха, она отправила дочь к родственникам в Вену, и по возвращении домой затруднения в речи дочери исчезли полностью. Как только девушка обменивалась с кем-либо парой слов, ей постоянно казалось, что собеседнику неприятны и тягостны и ее общество, и ее персона. Эти навязчивые представления, занимавшие пациентку и дома, и когда она была одна, всякий раз вновь повергали ее в мрачное настроение, так что она, как и прежде, избегала любого общества*. Навязчивые мысли имели для нее такое же значение, как и прежний дефект речи, - они давали ей возможность уклониться от общества.

 

* Параноидный характер (вина другого человека) проявляется более отчетливо.

- 136 -

Я часто прибегаю к испытанному методу - использую первые сообщения пациентки для того, чтобы составить примерное представление о том, чего она добивается с помощью своего недуга. Эту картину надо формировать по образу фикции - по образу “как если бы”, в твердой уверенности, что последующий анализ добавит к ней дополнительные штрихи. При этом необходимо в соответствии с собственным опытом ответить на вопрос, какую картину мог бы или должен был бы обнаружить заболевший человек в своем нормальном состоянии. Таким образом появляется необходимая отправная точка для сравнения и возможность оценить отклонение от нормы и социальный вред болезни. При этом постоянно обнаруживается, что именно та картина, которую можно было ожидать в норме, в силу каких-то причин пугает пациента и он старается ее избежать.

В нашем случае нетрудно было догадаться: то, от чего девушка стремится защититься, - это нормальное отношение к мужчине. Было бы большим заблуждением предполагать, что благодаря такой констатации загадка уже разрешена, хотя на основании моих предыдущих психологических работ можно заранее предвидеть главный мотив этого уклонения - страх перед мужчиной, боязнь потерпеть поражение. Надежда же на излечение основывается на раскрытии особого рода неправильного развития, которое должно быть аннулировано путем педагогического вмешательства. Такое педагогическое вмешательство начинается с отношения пациента к врачу, которое непременно должно отражать все фазы социальной установки больного. Это тоже должно предполагаться заранее, поскольку в противном случае список проявлений пациента будет неполным и легко можно пропустить важные установки больного по отношению к врачу.

Уже первые сообщения подтверждают и дополняют эти предположения. Пациентка утверждает, что всегда была здоровым, жизнелюбивым ребенком и во всем превосходила своих товарищей. Из пестрого обилия своих воспоминаний она выделяет следующее.

Когда ей было восемь лет, ее старшая сестра вышла замуж. Муж сестры очень беспокоился о своей репутации и внешних

- 137 -

приличиях и выговаривал пациентке за то, что она общалась с бедными и плохо воспитанными детьми. Да и вообще к ней многие придирались. Она вспоминает об одном школьном учителе, который несправедливо с ней обходился, из-за него она часто бывала сильно обиженной.

Когда пациентке было восемнадцать лет, в ее окружении появился молодой студент, за которым увивались все ее подруги. Только ей одной была неприятна его самоуверенность, и между ними нередко возникали бурные стычки. Ее отношение к нему резко ухудшилось из-за того, что студент всячески ее обижал и ущемлял, и поэтому она все больше и больше избегала бывать в обществе. Однажды он передал через девушку, испытывавшую к ней неприязнь, что он ее раскусил: она всего лишь играет роль, а на самом деле совсем другая. Это столь поверхностное и несущественное замечание повергло мою пациентку в состояние чрезвычайной неуверенности в себе*. Девушка постоянно размышляла над его словами и из-за этого была крайне рассеянной в общении с другими людьми. Когда она вступала в беседу, в ее мыслях неизменно возникал студент со своим замечанием, и это мешало ей вести себя непринужденно в любом обществе. Пациентка нервничала, взвешивала каждое свое слово и поэтому часто запиналась во время разговора. Таким образом оказалось, что для ее лучше всего находиться в одиночестве, что для нее означало замкнуться в обществе своей сварливой матери, в котором, однако, она тоже не нашла покоя. Девушка часто лечилась у врачей, и лечение всякий раз завершалось безрезультатно. Очень важно иметь в виду точку зрения ее матери, которая невзирая ни на что постоянно заявляла, что у ее дочери все это “воображение”, и если бы она только захотела, то давно могла бы стать совсем другой. Материнская критика всегда вызывала у дочери раздражение, и в ответ на это она говорила, что мать не понимает, что с ней происходит.

 

* В напряженных отношениях с людьми это переживание было для нее весьма кстати. Воспоминание о нем закрепилось, поскольку благодаря ему она получила возможность установить для себя дистанцию в вопросах любви. В дистанции же она нуждалась, чтобы избежать зависимости, поражения. Для нее было унижением, когда требовалось “жертвовать” собой, “служить” другим, что-то им отдавать, то есть проявлять дух солидарности.

- 138 -

Так прошли четыре года, пока наконец не возникло решение отправить девушку, все реже появлявшуюся в обществе, одну к родственникам в Вену. Она провела там несколько недель и внешне здоровая, т. е. без признаков заикания, вернулась обратно. Но теперь она стала еще более замкнутой и молчаливой.

Вскоре после ее возвращения (а именно после бурной сцены со студентом, пытавшимся вновь унизить ее перед подругой) у нее опять появились навязчивые мысли.

Пациентка рассказала и о других своих воспоминаниях. Однажды тот же студент, чтобы отомстить одной девушке, устроил против нее заговор и добился того, что никто из молодых людей не приглашал ее во время танцев, из-за чего та в слезах покинула зал. Еще об одной девушке он высказался, что если бы он захотел, то она ради него стояла бы на голове. На мой вопрос, вызывает ли у нее студент антипатию, она без всякого давления ответила: да.

На следующем занятии она сообщила мне о сновидении, которое я хочу привести здесь вместе с его толкованием, чтобы показать взаимосвязь этих впечатлений.

“Я шла по улице впереди одного рабочего, который вел маленькую белокурую девочку”. Тут пациентка, колеблясь, сказала, что не знает, каким образом пришла к подобным чувственным мыслям: “Отец непозволительным образом поднял на девочку руку. Я закричала ему: “Оставьте ребенка в покое!”.

После дружеских уговоров она решается на следующее признание. Когда год назад, находясь в Вене, она была в театре, то во время спектакля увидела перед собой мужчину, совершавшего развратные действия со своей маленькой дочкой. Но этот человек не был рабочим. Примерно в это же время на прогулке ее кузен попытался залезть ей под юбку. Она дала ему отпор и закричала: “Оставьте меня в покое!”.

Маленькая белокурая девочка - это она сама в детстве. Задолго до этого она прочитала в газете об одном рабочем, изнасиловавшем своего ребенка.

- 139 -

Исходным пунктом этого сновидения были мысли о болезни и смерти ее отца. Взбудораженная вопросом, заданным во время лечения, она спросила об этом свою мать и услышала, что отец умер от сухотки спинного мозга. На мой вопрос, известны ли ей причины этого заболевания, она ответила, что слышала будто болезнь возникает от “чрезмерной жизни”. Я сообщил ей, что это неверно, хотя до последнего времени повсюду так считалось. Затем она поведала об отце, что тот прожил жизнь в праздности и, к бесконечной досаде матери, целыми днями просиживал в трактире или в кофейной. Когда он умер, пациентке было шесть лет. Три года назад ее первая сестра покончила с собой из-за того, что ее бросил жених.

В ответ на мой вопрос, почему во сне она идет впереди рабочего, ей пришло в голову, что “наверное, потому, что все эти события лежат позади нее”. Кто такой “рабочий”, пациентка объяснить не смогла, она знает лишь, что он был длинный, худой и плохо одетый. Верный своему предвзятому мнению, я напомнил ей о том, что она хочет быть впереди, выше мужчин, что муж сестры предостерегал ее от общения с плохо одетыми детьми, по-видимому, детьми рабочих, и, таким образом, это предостережение находит свое продолжение в сновидении, но уже с иной целью - а именно с тем, чтобы уберечь ее от общения с мужчинами. В ответ пациентка молчит. На вопрос, был ли отец таким же длинным и худым, как и рабочий в сновидении (напрашивающийся в связи с разговором об отце, а также из-за явно проявляющейся проблемы инцеста), следует утвердительный ответ.

Уже само по себе, но особенно наглядно в контексте психической ситуации пациентки, толкование сновидения обнаруживает явное предостережение относительно мужчин и вместе с тем подтверждает нашу рабочую гипотезу о том, что заболевание девушки должно служить тому, чтобы защитить ее от мужчин. Соответственно, и сон и болезнь представляются проявлением предосторожности, чем и обусловливается психогенный характер заболевания. На этом ядре невроза, равно как и сновидения, которое, на мой взгляд, является знаком предвосхищения с целью обеспечить себе личное превосходство и выгоды, я хочу остановиться более подробно, используя данный материал.

- 140 -

Нормальное человеческое мышление, а также его предпсихические (бессознательные) акты испытывают на себе давление защитной тенденции. Подобным же образом изображает психику Штейнтхаль - как органическую созидательную энергию, в высокой степени подчиняющуюся требованиям целесообразности. Авенариус и другие авторы тоже указывают на эмпирическую целесообразность человеческого мышления. Из последних работ отметим Файхингера (Философия “как если бы”, 1913), со взглядами которого я познакомился значительно позже того, как мною были проанализированы и описаны защитные тенденции и аранжировки. Кстати, им собран богатый материал, заимствованный также и у других авторов, отстаивающих аналогичные точки зрения. Клапаред же неоднократно пытался истолковать невротические симптомы как атавизм; его попытку, которую, как и попытку Ломброзо и учение фрейдовской школы, следует отмести как неудачную, поскольку в направлении наименьшего сопротивления всегда могут заново оживать возможности всех прошедших времен, независимо от ранее существовавших защитных образований. Понятие целесообразности включает в себя, однако, телеологию. Тем не менее оно ничего еще не говорит о способе и внутренней природе приспособления.

В соответствии с моим пониманием этой “целесообразности” совершенно очевидно, что господствующая тенденция психики определена существованием предосторожности, возвышающейся в качестве компенсаторной надстройки над органически обусловленным ощущением неуверенности в себе. Более мучительное ощущение неуверенности в себе и неполноценности у детей с неполноценными органами или с более выраженной относительной неполноценностью по отношению в своему окружению приводит к более тяжелым последствиям, к усилению защитных тенденций, крайняя степень которых влечет за собой в лучшем случае невротическую диспозицию, а то и психоз или самоубийство. Как мы помним, сестра нашей пациентки на стадии усилившегося чувства неполноценности, когда с пренебрежением была отвергнута ее любовь, совершила самоубийство. В психическом отношении это выражение ярости и мести, которое я считаю основополагающим для понимания суи-

- 141 -

цидальной констелляции. В необычайную, заполняющую всю жизнь динамику в качестве усиливающей линии привнесен мужской протест, “как если бы” быть мужчиной означало быть уверенным в себе, полноценным.

Здесь пациентка рассказывает о борьбе, которую она вела с мастурбацией. Однако основной мотив этой борьбы заключался в том, что она опасалась стать из-за этого чувственной и пасть жертвой первого попавшегося мужчины. Таким образом, мы вновь приближаемся к нашему изначальному предположению, состоящему в том, что пациентка страдает боязнью мужчин и, чтобы надежно защититься, преувеличивает собственную чувственность, которая, несомненно, ни на йоту не отличается от нормальной, но в данном аранжированном состоянии не может быть верно оценена. Можно с уверенностью сказать, что пациента переоценивает свою чувственность, но мы будем остерегаться считать ее такой на самом деле. Она поступает как подкупленный судья, ее суждение о своей чувственности служит конечной цели защитить себя.

Уже начальные стадии этого анализа показывают, что пациентка ради своей собственной безопасности дискредитирует мужчину. “Все мужчины плохие - хотят подавить, осквернить, поработить женщину!”

На этом основывается предположение, что пациентка могла предпринимать множество типичных и нетипичных попыток, в целом направленных на то, чтобы при любых обстоятельствах казаться выше других, ликвидировать мнимые и реально существующие в нашем обществе привилегии мужчины, иначе говоря, благодаря соответствующим чертам характера, а иногда попыткам устроить путч лишить мужчину его преимуществ. В ее манерах поведения будут использоваться все средства социальной борьбы за эмансипацию женщины, только они будут искаженными, превращенными в нечто бессмысленное, детское и бесполезное. Эта индивидуальная борьба, так сказать, частное предприятие против мужских привилегий, будучи аналогом, предшественником и нередко спутницей огромной, бушующей социальной борьбы за равноправие женщины показывает, что она проистекает из чувства неполноценности, из желания быть

- 142 -

равной мужчине и стремится добиться компенсации (см. Деннигес “Мемуары”).

Более или менее выраженные, будут встречаться следующие черты характера: упрямство, особенно по отношению к мужчине (в нашем случае по отношению к студенту), страх одиночества, робость, нередко замаскированная заносчивостью, антипатия к посещению какого-либо общества, явное или скрытое нежелание вступать в брак, презрение к мужчинам, но наряду с этим и стремление понравиться им, чтобы покорить, нерешительность и т. д. Невротические симптомы нашей пациентки занимают место черт характера. Ее заикание при разговоре возникло вместо робости; избегание общества и навязчивые мысли о том, что против нее замышляют недоброе, приводят ее к той же самой цели и проистекают из ощущения своей собственной враждебности к людям, из недостаточного чувства общности, а постоянное недоверие должно довершить построение самозащиты. Часто это приводит к несуразностям и нелепостям, к желаниям, чтобы все было по-другому, к необычайно сильному духу противоречия, что затрудняет контакты с пациентом. Врач, словно настоящий воспитатель, должен заниматься всеми этими чертами характера, и не потому, что пациент “переносит”, а потому что эти черты, если смотреть с социальных позиций, выражают все силы и стремления пациента, потому что антисоциальная установка пациента является причиной того, что он, круто обращаясь со всеми остальными, вынужден занять агрессивную позицию по отношению к ним.

Наряду с этим иногда встречаются мужские по форме попытки путча или выпады против мужчины, которые довольно часто приходится “расследовать” врачу. Их можно “перевести” следующим образом: “Нет, я не хочу подчиняться, я не хочу быть женщиной. Они не добьются у меня успеха. Они должны оказаться неправыми!” Или же появляются попытки поменяться ролями, распоряжаться во время лечения, поставить себя (буквально или фигурально) на место врача, возвыситься над ним. Так, пациентка, о которой говорилось выше, явилась однажды ко мне с сообщением, что за время лечения она стала еще более возбужденной. В другой раз она рассказала, что накануне впервые сходила

- 143 -

на курсы стенографии и была ужасно взволнована. “Как никогда раньше!” После того, как я указал ей на то, что она настроена против меня, пациентка перестала сопротивляться. Не потому, что само сопротивление перестало существовать, а потому, что у нее сложилось впечатление, что я не воспринимаю всерьез подобные нападки и не собираюсь ее принижать.

При таких симптомах нетрудно было предугадать, что в этом настроении у пациентки возникнет установка, которая вызовет желание все перевернуть. “Как если бы” благодаря этому можно было избавиться от внешних проявлений женской сущности. Пациентке, о которой шла речь вначале, в таком расположении духа снилось, что все девочки стояли на голове. Толкование сновидения выявило желание быть мужчиной и уметь стоять на голове, как это часто делают мальчики, но по правилам поведения не положено делать девочкам. Это различие закрепляется “в качестве примера” и действует почти как символ. Весьма часто это приводит к отказу посещать врача и к просьбам о том, чтобы врач, наоборот, навещал пациента в его квартире. Но чаще всего тенденция к перевороту встречается в сновидениях в виде замены мужчины женщиной, причем одновременно проявляется тенденция к дискредитации, обозначенная в целях еще большей предосторожности с помощью символа гермафродитизма или мыслей о кастрации, которые, как показано мною, Фрейдом и другими авторами, встречаются чрезвычайно часто. Согласно Фрейду и его сторонникам, несомненно, менее важная сторона этих мыслей заключается в нервном потрясении, вызванном угрозой кастрации. Мною установлено, что в фантазии о кастрации выражают возможность превращения из мужчины в женщину и свидетельствуют о сомнении в своей половой роли. Сон нашей пациентки настолько хорошо иллюстрирует подобный ход мыслей, что может считаться учебным примером.

“Я была на приеме у отоларинголога. Из-за операции врача не было дома. Ассистентка удалила мне кость”.

При анализе этого сновидения, которое пациентке представляется совершенно безобидным, мы выясняем, что несколько

- 144 -

лет назад она лечилась по поводу наростов в носовой полости. Врач был ей необычайно симпатичен. Этого ей оказалось достаточно для того, чтобы пуститься наутек. Связь этого воспоминания с предыдущим днем свидетельствует о явном отношении к моей персоне. В обход сложившемуся предубеждению пациентки против мужчин мне тоже удалось вызвать ее симпатии, и поэтому в сновидении дала о себе знать защитная тенденция, чтобы предостеречь пациентку относительно будущего. Ее “большая чувственность”, “животная похоть мужчины” - все это угрозы, от которых она заранее хочет защититься в сновидении. В действительности ассистентка не была врачом и никогда не оперировала. Во сне на должность врача назначается женщина. В контексте, однако, речь идет о превращении мужчины в женщину и о дальнейшем его обесценении до ассистентки. Это направляет наши мысли на проблему превращения. Отрезанная кость означает мужской половой орган. Поскольку пациентка сообщает это о себе сама, то можно предполагать, что, будучи ребенком, она верила в возможность превращения в женщину в результате кастрации - предположение, которое пациенткой отвергается. Многочисленные примеры научили меня тому, что эта теория полов и ее аналоги могут оставаться в предпсихическом состоянии, т. е. что имелись все условия для ее возникновения, но они не привели к осознанному суждению либо к вербализации (Уотсон). Во многих других случаях удается найти доказательство подобной осознанной фикции. Тот факт, что такие осознанные фикции встречаются часто, а также то обстоятельство, что пациенты, имеющие предпосылки к развитию этой фикции, ведут себя так, словно эта фантазия осознана и имеет под собой основания, позволяет сделать важный вывод, который должен звучать следующим образом: действенным в психике является не осознание, а чувство особой неполноценности и неуверенности в себе, изначально намечающее в предпсихике линии, которые затем могут оформиться в сознательное суждение, в фантазию, как только это становится необходимым *. Если же чувство неполноценности основывается на ощущениях, которые расцениваются как женские, то в ведущей

 

* Подобным же образом это изложено также у Фуртмюллера и у Вильяма Штерна.


- 145 -

фикции, в тенденции невротика мы можем усмотреть компенсацию в форме мужского протеста.

Приведенное выше сновидение достаточно понятно, чтобы увидеть, что пациентка сожалеет о своей женской сущности (потере кости), не протестуя против того, что мужчина ее превосходит. Ее мужской протест придерживается личного идеала равенства: врач тоже должен превратиться в женщину. Тот, кто не придирается к словам, не увидит в этом желании разницы с ее потребностью быть мужчиной. Ведь устранение чувства неполноценности и является целью, к которой она стремится! А она достигает этого как благодаря возвышению своей персоны, так и в результате дискредитации более высоко оцениваемого мужчины.

Пока нам еще непонятно следующее место в сновидении: “Из-за операции врача не было дома”. На этот счет пациентка может сообщить только то, что о подобных визитах отоларинголога она никогда не слышала. В соответствии с направленностью сновидения это можно интерпретировать как устранение мужчины и его замену врачом-женщиной (по принципу: “Чтобы всем мужчинам пусто было!”).

Вряд ли можно было ошибиться еще в одном предположении. Приведенный выше ход мыслей с большой очевидностью указывает на возможность аранжировки гомосексуальности. Схема сновидения, а также психическая ситуация пациентки отчетливо демонстрируют ее склонность делать из мужчины женщину. В дальнейшем управление по этим линиям отступления перед мужчиной берут на себя воспоминания и впечатления мастурбационного характера из детских эротических игр с девочками.

В заключение хочу заметить, что у пациентки имеются воспоминания о том, как ее приезд был недоброжелательно воспринят старшей сестрой и матерью. В частности, старшая сестра обходилась с ней чрезвычайно сурово и между ними всегда были плохие отношения. Учитывая охарактеризованные выше линии отступления перед мужчиной, результатом этого должно быть то, что пациентка будет сопротивляться попыткам подчинить себя со стороны женщин. И в самом деле в течение всей

- 146 -

жизни она стремилась превзойти девочек и женщин своего круга, а также сверх меры защищалась от попыток матери повлиять на нее. Относительно первичной, врожденной гомосексуальности в понимании ряда авторов нет никаких данных, равно как и во всех остальных случаях. Наоборот, отчетливо видно, как переживания и стремления пациентки навязывают ей эту “как бы” гомосексуальную позицию и, кроме того, вплоть до деталей ее детерминируют, не позволяя ей проявиться решительным образом.

Поэтому поведение пациентки будет восприниматься в некоторых направлениях как “искаженное”, отчасти даже как “извращенное”, ведь, руководствуясь фикцией равенства с мужчиной, она старается все или многое перевернуть, изменить, рассматривать искаженно. Но это стремление, которое при определенных обстоятельствах может появляться в виде бреда*, является большей частью неосознанным и может быть вылечено только в том случае, если пациентке будет предоставлена возможность его понять, углубить свою интроспекцию. Эта возможность зависит от педагогического такта врача.

Пациентка случайно дает понять другим способом, что мы на верном пути. Ей приходит в голову мысль, что у нее была не такая уж полная антипатия к любовным отношениям. Главное только, чтобы было исключено все сексуальное. В этой формулировке тоже прорывается мужской протест.

В качестве дополнения пациентка, испытывая большие колебания, рассказывает, что симпатичный ей врач не раз ее целовал, чему она оказывала лишь слабое сопротивление. После того, как он насильно попытался заполучить ее поцелуй, а она нашла в себе силы сказать, что находит его поведение отвратительным, и надолго с ним распрощалась, ее недуги исчезли и почти три месяца пациентка прекрасно себя чувствовала. Затем произошла стычка со студентом, и вскоре после его, в сущности, банальной фразы, что она выдает себя не за ту, что есть на самом деле, появилась навязчивая мысль: ей нельзя ни с кем общаться, потому что она производит на всех неприятное впечатление.

 

* Нельзя не признать родства этого случая с параноидной деменцией.

- 147 -

То, что пациентка так легко позволяла целовать себя врачу, на первый взгляд кажется удивительным и вроде бы противоречит предположению о мужском протесте. Однако опыт учит нас тому, что по-мужски хвастливая жажда завоеваний нередко прибегает к женским средствам, а полученный поцелуй и пробуждение любви могут приносить удовлетворение как доказательство своей власти. Правда, только до известной степени. В тот момент, когда партнер, прибегнув к силе, попытался показать свое превосходство, ей обязательно нужно было доказать, что она его выше.

По своей психологической структуре этот случай настолько типичен, что понятен, пожалуй, любому. Наверное, каждый знает, как еще не покоренный партнер, кажущийся недостижимым, может усилить “любовь”, тогда как открыто проявляемая симпатия, как правило, воспринимается негативно. Поэтому невротические девушки в любых отношениях с мужчиной в итоге будут терпеть неудачу из-за того, что в любви домогающегося их партнера им прежде всего бросается в глаза картина собственного подчиненного положения, любовная зависимость, что для них невыносимо. Легкая победа, полный триумф улаживает эту проблему. Улучшение самочувствия нашей пациентки легко понять, так как она торжествовала по поводу своей победы над врачом и над своими чувственными желаниями, расцениваемыми как женские. Когда девушка осталась в проигрыше в борьбе со студентом, а ему удалось отбить у нее даже подругу, она приписала его словам прежний смысл. Она боялась, что по ее поведению смогут догадаться о ее онанистических манипуляциях и “женской” чувственности. Слова студента звучали совершенно неопределенно - он видит, что она другая, чем кажется. И таким образом она с легкостью придала его словам свой смысл - что по ее лицу каждый может догадаться о ее чувственности и позволить себе нечто подобное тому, что сделал врач. Сама же она слишком слаба, чтобы защититься от мужчины и заблаговременно его приструнить.

Этому признанию, которое далось ей с большим трудом, предшествовало занятие, на котором она жаловалась на свое состояние и выражала сомнение в возможности излечения.

- 148 -

Нетрудно было понять, что эти действия были направлены против меня. И столь же ясно было, что своим состоянием она пыталась защититься от меня, вырвавшего у нее признания в “своей слабости”. Таким образом, чтобы оставаться сильной по отношению ко мне, ей нужно было продемонстрировать свое ухудшившееся состояние, а на нынешней стадии лечения это уже означало, что у меня нет больше власти, я не могу оказать на нее влияния.

Я хочу вкратце показать, как страх мужчины тоже пытается “инвертировать”, в частности, ход мыслей: пусть мужчина боится. Для невротического восприятия пациентки эти мысли совпадают с аффективной волной “снизу вверх”. Это стремление к инверсии, иногда выражающееся в том, чтобы перевернуть все “вверх дном” - столы, кресла, коробки и тем самым восстать против логики фактов, встречается не только в неврозе, но и в психозе, прежде всего при паранойе и слабоумии. Психологически этому равнозначна известная негативистическая установка, которую всегда можно мысленно заменять лозунгом “Наоборот!”. Помимо этого, следует отметить, что у нашей пациентки проявлялись и другие мысли, известные нам по психозам, - ощущение, что ее видно насквозь, что каждый, находясь возле нее, испытывает неприятное чувство, что каждый может на нее воздействовать. Однако в отличие от психотических больных она знает о своей детской фикции, всякий раз настолько соотнося ее с реальностью, что впечатления о психозе не возникает. Стало быть, дело не в фикции, которая в нашем случае служит тому, чтобы сделать пациентку еще более осмотрительной, а в соотносительной слабости коррекционных путей, в отношении к логике.

Для защиты от своей женской слабости наша пациентка стремится еще больше усилить свою фикцию, вести себя так, как если бы она была мужчиной. Она всегда будет находить в корреляции своего коррекционного аппарата новую защиту и вести себя “разумно”. Тем самым мы сближаемся с точкой зрения Блейлера, который в качестве характерной черты шизофрении рассматривает “рыхлость ассоциаций”. С нашей точки зрения, для психоза характерна относительная неполноценность

- 149 -

коррекционного аппарата, компенсаторных возможностей которого становится уже недостаточно, как только фантазирующий аппарат принимается за более тяжелую работу.

Несколько лет назад я наблюдал одного пациента со слабоумием. Однажды он показал на свору собак и с многозначительной миной сказал, что все это известные, прекрасные дамы, которых он всех назвал мне по именам. Он находился под влиянием страха женщин и защищался путем обесценивания обычно глубоко уважаемого женского пола, превратив их всех в собак, то есть сделав “все наоборот”. Его коррекционный аппарат был недостаточно сильным и не настолько соотносился с реальностью, чтобы, допустим, обратить это в шутку или воспринять как оскорбление. Компенсаторные возможности коррекционного аппарата оказались недостаточными по сравнению с мощной дискредитирующей тенденцией защитного аппарата.

Сновидение нашей пациентки, которое она увидела на следующий день после своего рассказа о поступке врача-отоларинголога, демонстрирует аналогичные психические побуждения.

“Я отправилась покупать шляпу. Когда я возвращалась домой, то увидела вдалеке собаку и очень испугалась. Но мне захотелось, чтобы она сама меня испугалась. Когда я подошла поближе, она на меня бросилась. Я усмирила ее и похлопала по спине. Затем я вернулась домой и легла на диван. Меня пришли навестить две кузины. Моя мать впустила их, нашла меня и сказала: “Вот она”. Мне было неприятно неожиданно очутиться в такой ситуации”.

Толкование выявляет недовольство по поводу своего рассказа, которым она поделилась со мной. Она должна быть настороже*. Это усиление ее защитной тенденции. Ведь пациентка продемонстрировала передо мной свою слабость, оказалась побежденной, а я - собака - на нее набросился. То есть она воспринимает свое поражение в сексуально-символическом образе, который отнюдь нельзя понимать буквально. Но имен-

 

* Игра слов: auf der Hut sein означает “быть настороже”, “держать ухо востро”, die Hut - “шляпа”. - Прим. переводчика.

- 150 -

но символическое выражение, которое она находит для своего “поражения”, для чувства “женской слабости” и которое при сравнении себя с другими, несомненно, заходит слишком далеко, защищает ее благодаря сделанному предупреждению, причем причиной самого этого символа является предостерегающая, защищающая тенденция. Таким образом, она принижает меня до собаки, причем следующей фразой она прямо указывает на то, каким путем она стремится “перевернуть” случившийся факт моего превосходства: “Мне захотелось, чтобы она сама меня испугалась!” Усталость и необходимость отдохнуть на диване она ощущала в первые дни лечения, когда возвращалась к себе домой. Эти симптомы явно были аранжированы, чтобы доказать себе, как сама пациентка случайно упомянула, что беседы со мной не успокаивали ее, а, наоборот, утомляли. Но, что значительно важнее, после операции на носовой полости у нее появилась тайна о враче, который ее при этом поцеловал, а я эту тайну у нее “вырвал”.

Обе кузины в то время были замужем. Раньше, когда они еще не были замужем, она с ними общалась. Затем, когда у них было свободное время, они стали приходить чаще, но не одни, а в сопровождении своей матери или тети. Ибо они считали неприличным ходить куда-либо без сопровождения. Она же ходит одна, например, ко мне на лечение, так же как одна ходила к врачу-отоларингологу, где с ней такое случилось. В сновидении она одна идет покупать шляпу. Ее последняя покупка шляпы происходила в обществе сварливой матери и очень ее раздосадовала, потому что мама жаловалась на постоянную трату денег. Усмирение собаки указывает на то, как однажды она утешала одного отверженного жениха в его горе. Стало быть, это тоже относится ко мне.

Проблему, которая решается в этом сновидении, можно обозначить так: “Должна ли я ходить одна или с мамой? Последнее малоприятно, поскольку мать всегда пытается подчинить меня себе. Но я не хочу подчиняться и хожу одна. Однако я боюсь мужчин и хочу попытаться поменять роли. Однажды я глубоко обидела мужчину, который хотел ко мне приблизиться. Я испугалась дальнейших шагов и оттолкнула его. И такой же страх я испытываю всякий раз, когда беседую с мужчиной. Но только

- 151 -

так я впервые смогла дать ему почувствовать свое превосходство. Чем чаще я хожу к доктору, тем более слабой себя ощущаю. К тому же это еще и неприлично”. Из этого аранжированного превосходства проистекает ее стремление вести себя пристойно, которое при случае могло было бы быть использовано и против меня. И в самом деле спустя два дня она без каких-либо объяснений не явилась на лечение.

Короче говоря, ощущение собственной слабости проистекает из боязни мужчин и делает возможным только один способ коррекции - вести себя так, как если бы она была мужчиной. Однако на этом тернистом пути возникают большие противоречия, являющиеся следствием иррациональности ее фикции. Ведь в реальности к ней относятся как к женщине, и сама пациентка, как бы ни старалась, не способна вытеснить женские побуждения. Подчеркивание же своих женских побуждений является началом инверсии и осуществляет, так сказать, кислотную реакцию, переходящую затем в защитную тенденцию. Я не хочу быть женщиной, я хочу быть мужчиной! И она пробует делать это повсюду - и по отношению к другим девушкам, и по отношению к врачу. Но здесь ее защитная фикция должна быть нивелирована и приведена в соответствие с действительностью.

Продолжение лечения и в самом деле заключалось в наитруднейшей задаче, стоявшей перед врачом-невропатологом - привести пациента в такое расположение духа, в котором он мог бы стерпеть то, что им руководят. Пациентка появляется с дурным настроением, которое заметно по ее взгляду, и никак не реагирует на мой вопрос, что бы она хотела мне сегодня рассказать. Наконец, когда я указываю ей на то, что ее дурное настроение, должно быть, все еще связано с недружелюбным отношением ко мне, она отвечает: “Ну и что из этого?” Эти слова я слышу из ее уст не впервые. Она произнесла их, когда вместе с матерью приходила знакомиться со мной, точнее, когда мать при составлении истории болезни вставила критическое замечание, что дочь не любила прилагать стараний. Таким образом, я предполагаю, что пациентке удалось мысленно поставить меня на место матери, т. е. как в приведенном ранее сновиде-

- 152 -

нии, смотреть на меня так, как если бы я не был мужчиной. Это и есть цель ее намерений, и благодаря такой дискредитации моей персоны она приободряется. Кроме того, в этот же день она высказывает скрытые упреки в мой адрес из-за ухудшения своего состояния, причем настолько субъективного характера, что это явно бросается в глаза, а также с враждебными интонациями выражает мысли, что на некоторое время ей нужно отказаться от лечения. Легко понять, что все это направлено против меня, даже если сама пациентка такое осознанное намерение отрицает. Я делаю предварительное предположение, что это ее поведение является вынужденным ответом на ощущение собственной слабости, подчиненности, социальной включенности, кооперации. При этом сама собой выявляется связь с формой ее заболевания. Ощущения пациентки таковы, что в других, и прежде всего в мужчине, она чувствует более сильного, превосходящего, враждебного человека, потому что вследствие защитной тенденции и стремления к власти она изначально акцентировала свои собственные, в общем-то нормальные ощущения, односторонне их группировала и представляла их себе в виде пугала.

Для защиты от этой фикции (так как пациентка оценивает ее как женскую) она обращается тут к мужскому протесту, проявляющемуся, например, в ее негативном отношении ко мне. В механизме мужского протеста защитная тенденция продолжает действовать дальше и усиливает все ощущения превосходства и враждебности мужчины. Поэтому все ее первые воспоминания касались случаев, когда мужчина оказывался более сильным. Следовательно, психика пациентки находится под влиянием, так сказать, движения по восходящей, исходным пунктом которого является полная сил и энергии фикция: я подчиняюсь, то есть я слишком женственна, а желанной конечной целью является столь же сильная фикция: я должна вести себя так, как если бы была мужчиной, то есть я должна принизить мужчину, потому что я слишком женственна и в противном случае потерплю поражение. В рамках этих двух фикций разыгрывается невроз, а все преувеличения и акцентирования сохраняются благодаря защитной тенденции.

- 153 -

Какие же жалобы были у пациентки? У нее было ощущение, что она производит на людей неприятное впечатление, что они недружелюбны по отношению к ней! Эта навязчивая мысль неизбежно вытекает из психической ситуации пациентки, ведь помимо того, что эта мысль явно выражает женскую фикцию пациентки и действует как предостережение, она вместе с тем предоставляет поле для деятельности и мужской фикции: теперь пациентка может отбросить свою женскую роль и по мере возможности следовать по мужской линии жизни, может вести себя так, как если бы была мужчиной и как ведет себя, например, по отношению к матери. Ведь мать - это единственный человек, с которым с момента своего заболевания она постоянно соприкасается и над которым властвует благодаря своему заболеванию, но мать еще и приводит ее в отчаяние. Свою собственную враждебность она с легкостью обнаруживает у других, ибо “несчастья боится тот, кто несчастен”. Следует обратить внимание на большой дефицит чувства общности.

Вспомним также, что этой навязчивой мысли предшествовало еще одно болезненное явление: заикание в разговоре, а также чрезмерная робость перед другими людьми. Это и в самом деле было первым актом проявившегося невроза пациентки, выражением ее повышенной напряженности по отношению к другим людям. Похоже, что при разговоре ей в основном хотелось защищаться - чтобы не потерпеть поражение и благодаря родственной заиканию системе по-прежнему быть способной постоянно демонстрировать себе защитную функцию своей фиктивной слабости. А из-за нападок лиц мужского пола, врача, родственников она вынуждена защищаться еще сильнее, защищаться с помощью мужского протеста - бороться или убегать. Именно в таком состоянии она и явилась ко мне, как явствует из всего изложенного выше. Анализ заикания позволяет выявить такую же динамику. Заикание пациентки представляет собой попытку лишить других их превосходства с помощью своего рода пассивного сопротивления, его причиной является углубленное чувство неполноценности, его упорно преследуемой целью - выслеживание, контроль и осторожный шпионаж за действиями партнера, причем одновременно воз-

- 154 -

никает мысль с помощью такой мазохистической позиции добиться подчиняющего влияния на других людей. Далее: “Чего бы я только не достиг, если бы у меня не было заикания!” Таким образом эти пациенты в конечном счете находят утешение и при этом обходят стороной свою собственную чувствительность.

Мне известно, что некоторые читатели, знакомые с моими прежними работами, именно в этом пункте усмотрели большие сложности и задают вопрос, каким же это образом с помощью
женских средств человек может прийти к мужскому протесту. Аналогия с пассивным сопротивлением, возможно, тоже внесет разъяснение. При анализе такого образа действий часто обнаруживается, что “женские” и “мужские” линии практически совпадают по времени, создают компромисс, однако сохраняющаяся защитная тенденция придерживается своего движения вверх, не очень заметного для начинающего. Наиболее отчетливо это проявляется у типа Мессалины, когда поражение воспринимается как завоевание. Действительно ли так сложно это усвоить?

Вернемся опять к нашей пациентке. Мы можем теперь классифицировать течение ее мыслей, касающихся меня. Ее острые замечания, субъективно ухудшившееся самочувствие являются такими же выпадами против меня, как и угроза оставить лечение; первые больше напоминают ее нынешнее болезненное явление, последнее - предыдущее. Известен нам также и повод к усилению ее мужского протеста - ее податливость при лечении. Теперь пациентка рассказывает, что ей снился сон, но она знает только, что проснулась от крика.

Подобные отрывки из сновидений вполне годятся для толкования. Это похоже на то, как если бы благодаря широкой бреши был получен доступ к психике, не позволяющий, однако, врачу видеть дальнейшие детали. На мой вопрос, как же она закричала, пациентка рассказывает о воспоминании из своего детства. Будучи ребенком, она жутко кричала, если кто-то из детей или взрослых хотел ее обидеть. Однажды она оказалась запертой в подвале, при этом ее напугали, что там есть крысы. Она сильно кричала и у врача-отоларинголога. Я указываю на

- 155 -

то, что подобная ситуация должна была быть и в сновидении, т. е. она кричала во сне под действием фикции, что нечто подобное должно произойти с ней в будущем.

Любое сновидение лучше всего начинать переводить со вступления: “Допустим, что...”. Об этом я уже давно рассказывал в своих небольших работах и теперь могу сделать более обстоятельные сообщения. При этом можно подтвердить ценность определенной части фрейдовской теории сновидений, а кое-что окажется второстепенным и ошибочным. Так, нельзя не подчеркнуть, что только работы Фрейда о содержании сновидения, о мыслях в сновидении и о значении предшествовавших событий дали возможность анализировать сновидения. Что же касается основной, по мнению Фрейда, функции сновидения - оживлять старые сексуальные желания из детского возраста и исполнять их в сновидении, то теперь, в настоящее время, от этой ведущей, ошибочной и не имеющей большого значения идеи следует отказаться. Она не была и не могла быть больше, чем вспомогательной величиной, которая, несмотря на свою внутреннюю противоречивость и несоответствие реальности, тем не менее мастерски справилась со своей задачей - подчинить сон упорядоченному мышлению. Сам по себе принцип исполнения желания был не более чем фикцией, и все же он удивительным образом оказался пригоден для того, чтобы в значительной мере продвинуться в понимании сновидения. То, что с точки зрения логики обозначение принципа исполнения желания вспомогательным приемом может показаться само собой разумеющимся, является еще одним ограничением такой абстракции, включая нереализованную часть желания, способную прерывать все душевные побуждения. Значит, надо только выяснить из отрывков мыслей лежащие за ними реальные или возможные побуждения, изменить при случае знак на противоположный, и данная идея будет фрагментом осуществленного желания. И тем не менее фрейдовские формулы позволили нам, неврологам, упорядочить и проследить материал сновидений. С их помощью удалось осуществить “вычислительный” подход (Файхингер). Возникшее вскоре противоречие, что акцент делался на старых переживаниях детства, которые “пробудились

- 156 -

и высосали всю кровь” в результате аналогичных констелляций в настоящем (тогда как новое противоречие благодаря прошлому опыту конечно же должно было бы разрешиться в сновидении, как это доказала индивидуальная психология), выявило несостоятельность фрейдовской формулы и вынудило этого исследователя к новым фикциям*. Наиболее близкой ему была мысль о фиксации детских инцестуозных отношений, которые, однако, ради этих целей должны были обобщиться и исказиться в форме грубой сексуальности. Последнее просто потому, что фикции сновидения нередко приходится иметь дело с сексуальными аналогиями, чтобы выразить другие отношения, существующие не только в детской, но и в гостиной.

Кроме того, как только фрейдовская формула сделала возможным “вычислительный подход”, именно благодаря этой формуле то, что в сновидении бросалось в глаза больше всего, оказалось затушеванным и варварским образом отодвинутым на задний план, - заботящееся, предусматривающее, защищающее, то, что создает и наполняет любое сновидение. Главная линия сновидения идет параллельно попытке защитить собственную ценность и личное превосходство. Тем самым мы уже дали соответствующее нашим воззрениям определение основного характера работы сновидений: человек, видящий сон, стремится обрести мужские линии и сообразно своему жизненному стилю подобно невротику и художнику защищается от зарождающегося чувства своего поражения. Его оценки мужского и женского проистекают из детства, они имеют индивидуальные различия, по-разному обоснованы и в силу своей противоречивости создают основу для главной фикции невротика. Движение мыслей сновидящего и невротика завершается в аналогиях, символах и прочих фикциях, в основе которых лежит противопоставление верха и низа, что равнозначно противопоставлению мужского и женского, причем всегда выражена направленность к верху, к мужскому протесту, аналогичная повороту тела, возвышению спящего.

Если мы применим теперь эти две категории, в соответствии с которыми должен направляться сон (ведущие образы, как го-

 

* Недавно Фрейд отказался от своей точки зрения и выдвинул на передний план “влечение к смерти”.

- 157 -

ворит Клагес в своих “Принципах характерологии” [Лейпциг, 1910]), к этому крохотному фрагменту сновидения, к моторному выражению аффекта, которое становится понятным из рассуждений пациентки, то можем констатировать, во-первых, то, что пациентка опасается акта насилия, подобного тому, что испытала в детстве от одного мальчика, а совсем недавно во время лечения у врача-отоларинголога, во-вторых, то, что на это предвидение она реагирует подобно тому, как в детстве реагировала на унижение. Кроме того, следует также отметить, что пациентка сообщает об одном намеке, который она услышала от меня. То есть в разговоре, рассказывая о различии типов психической реакции у мужчины и женщины, я упомянул, что среди мужчин и женщин, одетых в женскую одежду, женщин, как правило, можно легко узнать по тому, как они будут вести себя при появлении мыши. Женщины будут прижимать свою одежду руками к ногам. Это упоминание вновь возвращается в приведенном выше воспоминании о заточении в подвале и крысах. Таким образом, психическим содержанием крика, как моторного выражения аффекта, является следующее высказывание: “Меня запрут, меня захотят покорить, меня унизят (подвал!), потому что я девушка!” А дальше как бы в виде самообороны и с учетом отношения к женской роли еще одно психическое содержание - мужской голос, который говорит ей: “Кричи! И тебя услышат, тебя не будут притеснять и оставят в покое!”

Если мы сопоставим оба этих мыслительных процесса, поддерживающих друг друга, с ее поведением по отношению ко мне, то обнаружим, что второй ход мысли воспроизведен абсолютно точно и явно связан со мной. Пациентка “кричит”, т. е. она враждебно ко мне относится, защищается от моего “превосходства” и заявляет, что хочет “быть свободной”, т. е. оставить лечение. Следовательно, первый ход мыслей - “Меня подавляют, меня принижают, меня держат под стражей” - должен быть представлен в забытой части сновидения. Когда я заявляю ей, что в сновидении должен был бы появиться я в качестве мужчины, который ее превосходит, это утверждение принимается без возражений. Пациентка продолжает сопротив-

- 158 -

ляться, а объяснение, что из-за чрезмерной предосторожности она сконструировала себе ненужный устрашающий образ, в соответствии с которым она опасается, что окажется ниже меня и протестует против этого с помощью крика, оказало на нее лишь незначительное влияние.

Ее ощущение женской роли, возможность испытывать потребность в любви тоже явно преувеличено в целях самозащиты, ее либидо, от которого она хочет защититься, соответственно искажено. Пациентка ведет себя так, словно оказалась по сравнению со мной более слабой, и считает эту фикцию истиной, потому что благодаря этому, как ей кажется, защищаться проще всего. Теперь становится понятным, что означает ее стремление к инверсии. Пациентка хочет быть более сильной и опасается, как бы таким не оказался я.

К сожалению, мне не удалось удержать пациентку у себя больше, чем на несколько дней, что также говорит о тяжести ее недуга, о ее неподступности и неспособности к чисто человеческим контактам. Год спустя я у шал, что за границей ее состояние ухудшилось.


Дата добавления: 2015-11-28 | Просмотры: 349 | Нарушение авторских прав







При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.021 сек.)