АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

МИНИСТЕРСТВО ЗДРАВООХРАНЕНИЯ УКРАИНЫ 5 страница

Будучи колониальным миром и не имея возможности развиваться естественным путем, Этла не располагала ни государственными границами, ни вооруженными силами. Полицейский корпус планеты составляли солдаты Империи под командой Телтренна. Именно они нападали на корабль Лонвеллина. Телтренн, говорилось в отчёте, гордец, который жаждет власти, но жестокости, обычно присущей такого рода личностям, в его характере не отмечено. В обращении с туземным населением – имперский представитель родился не на Этле – Телтренн выказывал разумность и справедливость.

Конечно, он относился к аборигенам достаточно снисходительно – глядел свысока, словно они существенно уступали ему в развитии. Но он не презирал их, по крайней мере в открытую, и не издевался над ними.

Конвей отшвырнул папку. Очередная чушь! Внезапно он понял, что Этла ему опротивела. Он поднялся и вышел в приемную, с грохотом захлопнув за собой дверь. Стиллмен дернулся и посмотрел на него.

– Бросьте свои бумаги до утра! – велел Конвей. – Сегодня мы будем услаждать плоть. Ляжем спать в наших каютах…

– Спать? – перебил Стиллмен и ухмыльнулся. – А что это такое?

– Не знаю, – сказал Конвей. – Я думал, может, вам известно. Слышал только, что это новое ощущение – непередаваемое счастье, к которому быстро привыкнешь. Вы не против рискнуть?

– После вас, – отозвался Стиллмен.

Снаружи было прохладно. На горизонте виднелось рваное облако, а над головами ярко сверкали звезды. Этла находилась посреди звездного скопления, что подтверждалось ежеминутно чертившими небосвод метеорами.

Зрелище одновременно вдохновляло и успокаивало, но Конвея не отпускала тревога. Он был уверен, что упустил нечто крайне важное, и под ясным небом беспокойство его только усилилось. Вдруг ему захотелось как можно скорее прочитать доклад об Империи.

– У вас не было такого, – спросил он Стиллмена, – когда вы о чем-то думаете и вам неожиданно становится чертовски стыдно за подобные мысли?

Стиллмен фыркнул, видимо сочтя вопрос риторическим, и они зашагали было к звездолету, но внезапно остановились.

На юге словно всходило солнце. Небо приобрело бледно-голубой оттенок, который дальше переходил через бирюзу в черноту, а нижние слои облаков окрасились розовым и золотистым. Прежде чем земляне успели сообразить, что к чему, новоявленное солнце поблекло и превратилось в алое пятно на горизонте. Земля под ногами дрогнула, а немного времени спустя в отдалении как будто прогремел гром.

– Корабль Лонвеллина! – крикнул Стиллмен.

Они побежали.

Рубка «Веспасиана» представляла собой подобие водоворота, в центре которого находился капитан. Когда появились Стиллмен и Конвей, уже были отданы распоряжения загрузить на курьерский бот и имеющиеся в наличии вертолеты дезактивирующие средства и спасательное оборудование и отправляться к месту взрыва. На то, что уцелели этлане, которые окружали корабль Лонвеллина, рассчитывать, естественно, не приходилось, но поблизости были хутора и одна крохотная деревушка. Спасателям предстояло сразиться с радиацией и справиться с паникой: этлане ведать не ведали о том, что такое ядерный взрыв, и наверняка воспротивятся эвакуации.

На поле космодрома, увидев взметнувшееся к звездам пламя и осознав, что произошло, Конвей испытал приступ слабости. А теперь, вслушиваясь в четкие приказы Вильямсона, он почувствовал, как у него выступает на лбу и катится струйками по спине холодный пот. Облизнув губы, он проговорил:

– Капитан, я хочу вам кое-что предложить…

Он не повышал голоса, но в его тоне было что-то такое, что заставило Вильямсона оглянуться.

– Гибель Лонвеллина означает, что руководство проектом переходит к вам, доктор, – произнес капитан. – Вы тут главный.

– Тогда, – сказал Конвей тем же негромким голосом, – вот мой приказ: Отзовите спасателей и верните на корабль людей, всех до единого. Мы должны взлететь до того, как начнется бомбардировка…

Все, кто был в рубке, уставились на него – потные лица, испуганные глаза, – и он понял, что его слова неправильно истолкованы. Вильямсон выглядел разгневанным и полностью сбитым с толку, но через несколько секунд оправился, повернулся к офицеру рядом, что-то ему приказал и перевел взгляд обратно на Конвея.

– Доктор, – сообщил он сухо, – я распорядился установить дополнительный противометеоритный щит. Всякий твердый объект диаметром крупнее дюйма, который будет приближаться к кораблю с любого направления, немедленно попадет под наблюдение на расстоянии в сто миль, а затем отражатели переведут его на безопасную для нас траекторию. Поэтому могу вас уверить, что нам не страшна гипотетическая атака ракет с ядерными боеголовками. Позвольте сказать также, что ваша идея, доктор, смехотворна. На Этле попросту нет атомного оружия. Наши приборы… Ну, да вы должны были прочитать отчёт. Я предлагаю, – закончил капитан таким тоном, словно советовал младшему навигатору подправить курс, – оказать всю возможную помощь тем, кто выжил после взрыва, который произошел, вероятно, из-за неисправности реактора на корабле Лонвеллина.

– Да не было у него никакой неисправности! – хрипло воскликнул Конвей. – Лонвеллин, подобно прочим долгожителям, панически боялся смерти, и с прожитыми годами страх этот становился все сильнее. Он завел себе личного врача, чтобы ни одна болезнь не смогла подточить его организм изнутри, а звездолет его, по моему глубокому убеждению, был надежнейшим чудом техники. Лонвеллина убили, – подытожил он угрюмо, – а причина, по которой они подорвали первым его корабль, а не наш, состоит, должно быть, в том, что они ненавидят инопланетян. Приятно сознавать, что крейсер защищен, но если мы стартуем прямо сейчас, они, может статься, не повторят залп, а следовательно, останутся в живых и наши люди и этлане…

«Бесполезно», – подумал Конвей устало. Вильямсон, похоже, заупрямился: злится на очевидно бессмысленные приказы, недоумевает, ибо Конвей, по его мнению, ведет себя как перепугавшаяся старуха, артачится, потому что считает правым себя, а никак не Конвея. «Да соберись ты с мыслями, полоумный осел!» – мысленно прикрикнул Конвей на капитана. Вслух он эту фразу произнести не решился: все-таки перед ним был монитор в чине полковника, окруженный вдобавок младшими офицерами. И потом, уж кем-кем, а ослом Вильямсон не был. Он был рассудительным, толковым боевым офицером, у которого просто не было времени правильно оценить ситуацию. Он не имел ни медицинского образования, ни присущей Конвею подозрительности…

– Вы готовили для меня отчёт по Империи, – сказал Конвей. – Могу я на него взглянуть?

Вильямсон кинул беглый взгляд на обзорные экраны, на которых вовсю кипела бурная деятельность: один вертолет собирался взлететь, второй, явно перегруженный, едва оторвался от площадки, к шлюзу курьерского бота цепочкой тянулись люди со средствами дезактивации.

– Сейчас?

– Да, – ответил Конвей и покачал головой: ему на ум пришло другое.

До того он безуспешно старался вынудить Вильямсона к старту, оставляя объяснения на потом, а теперь вдруг сообразил, что ему лучше объясниться, и поскорее.

– У меня есть теория, которую должен подтвердить ваш отчёт. Но если я перескажу вам, не читая, содержание отчёта, поверите ли вы мне настолько, чтобы послушаться меня и улететь?

Оба вертолета медленно поднимались в ночное небо, на курьерском боте закрывали шлюз, вдоль периметра сновали наземные транспортные средства как мониторов, так и этлан. Конвей знал, что добрая половина экипажа «Веспасиана» там, снаружи, вместе с мониторами с базы, и что все они направляются к месту взрыва и расстояние между ними и крейсером увеличивается с каждой секундой.

Не дождавшись ответа Вильямсона, он сказал:

– Моя догадка такова: мы столкнулись именно с империей, а не со свободной федерацией вроде нашей собственной. Это подразумевает наличие многочисленного войска для удержания покоренных в повиновении; правительства на отдельных мирах по необходимости также будут составлены из военных. Все подданные Империи – ДБДГ, как этлане, так и мы сами, – по большому счету, ничем особым не отличаются, за исключением вражды к инопланетянам, с которыми до сих пор встречались очень редко. – Он глубоко вздохнул. – Жилищные условия и технологический уровень развития, вероятно, соответствуют нашим. Налоги, скорее всего, высокие, но правительство наверняка контролирует средства массовой информации, а значит, убеждает людей в обратном. Я полагаю, Империя достигла порядочных размеров и включает в себя от сорока до пятидесяти населенных миров…

– Сорок три, – удивленно проговорил Вильямсон.

– …Все обитатели которых знают о бедственном положении Этлы и сочувствуют этланам. Быть может, они наложили на планету постоянный карантин, но пожертвуют всем, чтобы помочь ей…

– Верно! – перебил Вильямсон. – Наш человек пробыл на одной из окраинных планет, прежде чем его отправили в метрополию на встречу с главным заправилой, всего два дня. Но этого времени ему вполне хватило, чтобы узнать отношение людей к Этле. Куда бы он ни посмотрел, всюду висели фотографии страдающих этлан. Порой их количество превышало даже число рекламных щитов. Словом, имперское правительство на деле проявляет милосердие. Судя по всему, доктор, они приличные ребята.

– Разумеется, капитан, – отозвался Конвей. – Но не кажется ли вам немного странным подобное милосердие: сорок три обитаемых планеты – и один корабль раз в десять лет?

Вильямсон раскрыл рот, потом сжал губы и задумался. В рубке установилась тишина, которую нарушали лишь поступавшие по радио доклады.

Внезапно стоявший за спиной Конвея Стиллмен выругался и буркнул:

– Я понимаю, куда он клонит, сэр. Надо взлетать!

Вильямсон перевел взгляд с Конвея на Стиллмена и обратно и пробормотал:

– Когда помешался один, не страшно, а вот если двое…

Три секунды спустя всем членам экипажа было приказано вернуться на борт. Срочность распоряжения удостоверялась ревом сирены общей тревоги.

Отозвав все свои приказы, отданные какие-то минуты назад, Вильямсон вновь повернулся к Конвею.

– Продолжайте, доктор, – попросил он. – Сдается мне, я догадываюсь, на что вы намекаете.

Конвей облегченно вздохнул и пустился в объяснения.

– Этла начинала как обычная колония, с одним-единственным космопортом, чтобы принимать оборудование и колонистов, затем на ней выросли поселения, а жителей заметно прибавилось. А следом, должно быть, нахлынула первая волна болезней, угрожавшая уничтожить все живое. Прослышав о беде, Империя встрепенулась, как то бывает с людьми, когда их друзья страдают от невзгод, и вскоре Этла получила помощь.

На первых порах она, скорее всего, поступала мелкими партиями, но постепенно возрастала в объеме по мере того, как вести о постигшем этлан несчастье достигали окраин Империи. Впрочем, этланам-то как раз из нее доставались сущие крохи. Сумма пожертвований была настолько внушительной, что от этого дела не могли отмахнуться ни имперское правительство, ни сам император. Но они и не стали отмахиваться. Уже в те дни могучая галактическая Империя потихоньку гнила изнутри. Требовалось все больше и больше денег на содержание императора и его двора и на управление бесчисленными провинциями. Естественно, правительство присвоило себе львиную долю пожертвований, а впоследствии широко разрекламированная помощь Этле сделалась одним из важнейших источником государственного дохода.

Вот так все и началось. Этлу поместили в строгий карантин, хотя и без того полететь на неё соглашались разве что умалишенные. И тут, видимо, этлане стали выздоравливать сами по себе. Источник доходов грозил высохнуть, поэтому следовало незамедлительно принять меры. Чиновники без зазрения совести обрекли население Этлы на вымирание: сперва отнимали деньги, а теперь додумались до того, что время от времени принялись заражать этлан сравнительно неопасными болезнями – естественно, такими, какие должны были ещё сильнее разжалобить мягкосердечных простаков на остальных мирах, например, теми, которые делали человека уродом или инвалидом. Но прирост населения не должен был уменьшиться ни в коем случае, поэтому-то на Этле были так хорошо поставлены гинекология и забота о детях. Для наблюдения за положением дел на планете на неё был назначен специальный представитель с характером, вполне соответствовавшим столь ответственной должности. Этлане перестали быть людьми и превратились в ценных своими болячками животных. Похоже, представитель императора относился к ним именно так.

Тут Конвей выдержал паузу. Капитан и Стиллмен выглядели так, словно внезапно захворали. Конвей и сам чувствовал себя не в своей тарелке с момента взрыва Лонвеллинова звездолета – момента, который расставил все по своим местам.

– В распоряжении Телтренна находится отряд, способный отогнать от планеты или уничтожить случайных гостей, – сказал он. – Из-за карантина всякий гость почти наверняка окажется инопланетянином, отсюда та ненависть: аборигенов научили ненавидеть инопланетян вне зависимости от размеров, количества или намерений.

– Но как… как они могут быть такими жестокими? – выговорил Вильямсон.

– Может статься, – устало ответил Конвей, – чиновники того и не хотели, все получилось как бы само собой. Мы же, вмешавшись, чуть было не покончили с весьма выгодным имперским рэкетом. Поэтому теперь Империя постарается покончить с нами.

В этот миг старший связист доложил Вильямсону, что экипажи обоих вертолетов возвратились на борт вместе со всеми, кто находился в пределах слышимости сирены – то есть в городе не осталось практически никого из землян. Тем, кто не успевал, приказано было уйти в укрытие и дожидаться прибытия корабля-разведчика, который чуть позже заберет их с Этлы. Едва дослушав офицера, капитан отдал команду на взлет, и Конвей ощутил секундное головокружение – это заработали антигравитационные установки, сохраняя нормальную силу тяжести при старте с максимальным ускорением.

«Веспасиан» стрелой рванулся в небо, а следом, десять секунд спустя, стартовал курьерский бот.

– Должно быть, вы посчитали меня глупцом… – сказал Вильямсон.

Продолжить ему помешали руководители спасательных партий, которые явились к капитану с докладами. Один из вертолетов был обстрелян, людям, которые работали в городе, велено было не покидать его. Приказ исходил лично от имперского представителя и предписывал убивать всех, кто попытается бежать. Однако между этланскими полицейскими и мониторами существовала если не дружба, то уважение, и потому этлане нарочно целились поверх голов.

– Да, хуже некуда, – проговорил Стиллмен. – Мне кажется, в том, что произошло с кораблем Лонвеллина, а также во всех смертях и разрушениях обвинят не кого-нибудь, а нас. Наши поступки будут намеренно искажены и нас назовут злодеями. И готов поспорить, после нашего отлета на Этле вспыхнут новые эпидемии, что, разумеется, поставят в вину тоже нам! – Он выругался и прибавил:

– Вы знаете, как в Империи смотрят на Этлу. Бедная, несчастная сестра-горемыка и гадкие чужаки, которые осмелились причинить ей зло…

Слушая майора, Конвей снова вспотел. Он пришел к своим выводам, обобщив все известные медицинские сведения, и занимал его только медицинский аспект, поэтому ни о чем другом он какое-то время просто не мог думать. Но теперь…

– Это же война! – воскликнул он.

– Верно, – согласился Стиллмен, – и, быть может, имперскому правительству именно того и надо. Судя по тому, что они творят с Этлой, Империя прогнила до основания. Через несколько десятилетий она, возможно, распадется, и вряд ли кто о том пожалеет. А чтобы объединить разваливающуюся Империю, нет ничего лучше войны, причем войны якобы за справедливость. Если они не напортачат, то их Империя просуществует ещё сотню лет.

Конвей ошарашенно покачал головой.

– И как я не догадался, – пробормотал он. – Если бы мы открыли глаза этланам…

– Не корите себя, доктор, – перебил капитан, – без вас мы бы до сих пор торчали на той планете. А открывать глаза нужно не только этланам, но и всем остальным, иначе это гиблая затея…

– Говорит старший артиллерист, – раздался голос из динамика. – Сэр, мы засекли след в секторе двенадцать-тридцать один. Сейчас передадим изображение на экран пять. Судя по излучению, объект прикрывается противоракетным щитом и использует радар. Распоряжения, сэр?

Вильямсон взглянул на пятый экран.

– Первыми не начинайте, – проговорил он и вновь вернулся к Стиллмену с Конвеем. Его твердый, спокойный голос был голосом старшего офицера, который принимает на себя и несет полную ответственность, который советует подчиненным не волноваться, ибо он – с ними.

– Не стоит так переживать, господа, – сказал капитан. – Угроза галактической войны существовала всегда, и к отражению её готовились. По счастью, у нас достаточно времени, чтобы развернуть наши боевые порядки. С пространственной точки зрения Империя – этакий крошечный сгусток миров, а Федерация охватывает половину галактики. Наша задача – обшарить звездное скопление, где обитаемые планеты имеются у одного солнца из пяти. По сравнению с Империей мы в выигрышном положении, ибо они могут найти нас не раньше, чем года через три, и то, сели им повезет, а если нет – то лет через двадцать. Повторяю, времени у нас достаточно.

Конвея его выкладки отнюдь не убедили. По-видимому, капитан заметил это и принялся отвечать на ещё не прозвучавшие вопросы.

– Да, им может помочь наш агент. Он может по доброй воле, поскольку не знает о конфликте, поведать им о Федерации, об организации и силе Корпуса мониторов. Но ведь он медик, следовательно, его сведения заведомо будут неполными или неточными, и Империя, сделав ставку на него, здорово просчитается. Узнать же наше местонахождение они смогут, лишь захватив в плен навигатора или звездолет, на котором не позаботились уничтожить карты, а против подобного исхода мы, уверяю вас, примем все меры предосторожности. Наши агенты имеют гуманитарное или медицинское образование. Их познания в астронавигации равны нулю. Разведочные корабли, которые доставляют их к месту назначения, немедленно возвращаются на базу, как того требуют правила безопасности. Так что проблема, конечно, серьезная, но с решением её можно не торопиться.

– Разве? – поинтересовался Конвей.

Вильямсон и Стиллмен воззрились на него, пристально и настороженно, словно он был бомбой, которая, взорвавшись полчаса назад, похоже, собирается повторить свое выступление. Конвей даже пожалел их за то, что им предстояло разделить с ним страх и беспокойство, которые пока снедали только его одного. Он облизал губы и произнес негромко, но внятно:

– Что касается меня, то я знать не знаю координат Тралты, Илленсы, Земли или той земной колонии, где родился. Однако есть такой набор цифр, который известен и мне, и любому другому врачу в нашем секторе. Координаты госпиталя! По-моему, у нас совсем нет времени.

Единственное, что Конвей сделал полезного на пути от Этлы к госпиталю, это то, что он налег на сон. Правда, сны его настолько часто омрачались кошмарными видениями грядущей войны, что приятнее было бы не спать вообще. Периоды, когда бодрствовал, он проводил в дискуссиях с Вильямсоном, Стиллменом и прочими старшими офицерами «Веспасиана».

Вильямсон, судя по всему, пребывал под впечатлением событий последнего получаса на Этле и обращался к Конвею за советом по всякому поводу, хотя что мог понимать врач, даже такой опытный, в разведке, тыловом обеспечении и маневрах космофлота?

Однако беседы проходили интересно и напоминали Конвею его сны – были какими угодно, но только не приятными.

Полковник Вильямсон утверждал, что завоевательная галактическая война – сущий бред, а вот обыкновенная война на уничтожение – штука несложная и в ней могут участвовать все, у кого в достатке сил и кого не пугает мысль об убийстве разумных существ. Сил у Империи хватает, а что до страха, то Корпусу мониторов ещё предстоит вселить его в сердца обитателей сорока трех имперских миров.

Если бы позволяло время, агенты Корпуса могли бы проникнуть в Империю. Мониторам известно было местонахождение одной из планет, а поскольку между ней и остальными поддерживалась постоянная связь, они быстро определили бы координаты других. Собрали бы необходимые сведения и… Работа подразделения пропаганды Корпуса никогда не вызывала нареканий. В подобной ситуации, когда противник не стесняется прибегать к откровенной лжи, мониторы наверняка позаимствовали бы его уловки. По своей сути Корпус являлся полицейским формированием, в обязанности которого входило не столько ведение войны, сколько обеспечение мира. А раз он был полицейским формированием, свобода его действий ограничивалась теми последствиями, которые могли затронуть невиновных – в данном случае подданных Империи наравне с населением Федерации.

Вот почему планом по подрыву Империи следовало воспользоваться, хотя он вряд ли мог принести какие-либо результаты до первой стычки. Вильямсон искренне надеялся – точнее, молился, чтобы было так, – что агент, угодивший в руки Империи, не знает, а потому не сможет раскрыть врагу координат госпиталя. Полковник был реалистом и отдавал себе отчёт в том, что если агенту что-либо известно, это «что-либо» рано или поздно из него извлекут. Однако даже при самом неблагоприятном исходе Империя узнает лишь местоположение госпиталя, а значит, оборонять придется только его, если, правда, императору не взбредет в голову разослать свой флот по галактике в поисках миров Федерации – на что мониторы в определенной степени рассчитывали.

Конвей пытался не думать о том, что произойдет, когда у госпиталя появятся мобильные вражеские силы.

За несколько часов до тревоги Корпус получил очередной доклад агента, который сейчас находился в имперской столице. Первому на то, чтобы достичь Этлы, понадобилось девять дней, зато второй, с пометкой «Совершенно секретно», дошел за восемнадцать часов.

Агент сообщал, что в метрополии к инопланетянам относятся терпимее, чем на Этле и на прочих планетах. Жители столицы считают себя космополитами, и порой на улице можно нос к носу столкнуться с инопланетянином. Однако по целому ряду признаков можно заключить, что эти существа имеют дипломатический статус и являются уроженцами миров, с которыми у Империи имеются мирные договоры – видимо, она намерена в будущем присоединить вышеназванные миры к себе. Лично с ним, продолжал агент, обращаются просто наилучшим образом, через несколько дней его обещал принять сам император. Однако, как следовало из отчёта, он пребывал в некоторой растерянности. Конкретных фактов он привести не мог, ибо был врачом, которому дали задание «подготовить почву», а не специалистом по культурным контактам. Тем не менее, у него сложилось впечатление, что в отдельных случаях его рассказы об устройстве Федерации и её целях не поощрялись, тогда как в другое время – наоборот, приветствовались. Ещё его беспокоило то, что ни в одном из виденных им выпусков новостей не было упомянуто о его прилете. Здесь агент замечал, что если бы в столицу Федерации прилетел представитель Империи, это событие обсуждалось бы в средствах массовой информации в течение дней, если не недель. Он попутно задавался вопросом, не слишком ли распускает язык, и выражал сожаление относительно того, что приемник гиперсвязи не такой маленький, как передатчик, а потому инструкций по нему не запросишь.

Больше об этом агенте никто не слышал.

* * *

Возвращение Конвея в госпиталь было совсем не таким, каким он представлял его себе несколько недель назад. Тогда он воображал себя этаким героем, с честью выполнившим задание, ему мнились приветственные возгласы коллег и Мэрчисон, поджидавшая его с распростертыми объятиями.

Хотя последнее было довольно сомнительно, но в мечтах Конвей воспарял и на такую высоту. А на деле – он вернулся с проваленного задания, тихо уповая на то, что коллеги не станут его ни о чем расспрашивать; Мэрчисон встретила его в шлюзе дружелюбной улыбкой, однако отнюдь не торопилась раскрывать объятия. «Да, – подумал Конвей кисло, – чем не встреча двух верных друзей после долгой разлуки – и ничего больше.» Мэрчисон сказала, что рада его видеть, он ответил, что взаимно, а когда она собралась было что-то спросить, он заявил, что сейчас у него куча дел, но потом он её найдет, и улыбнулся, словно только что назначил ей свидание. Но улыбка вышла кривой и неискренней, и Мэрчисон, заметив её фальшивость, сказала: «Да, конечно» – и быстро удалилась.

За время, проведенное вдали от нее, Мэрчисон не утратила для Конвея ни красоты, ни желанности, тем не менее он явно оскорбил её в лучших чувствах – однако Конвею, признаться, было все равно. Его мысли были заняты предстоящей встречей с О'Марой. А когда, чуть погодя, он явился в кабинет главного психолога, ему почудилось, что начали сбываться его наихудшие предчувствия.

– Садитесь, доктор, – буркнул О'Мара. – Итак, вы всё же умудрились втравить нас в галактическую войну?

– Не смешно, – пробормотал Конвей.

О'Мара пристально поглядел на него. Этот взгляд зафиксировал и выражение лица Конвея, и его позу, и положение рук. О'Мара не придавал серьезного значения чинопочитанию, но, несомненно, отметил, что Конвей не прибавил «сэр», и приплюсовал данный прискорбный факт к остальным. На анализ ситуации у психолога ушло около двух минут, и в течение их он ни разу не моргнул. Он сидел совершенно неподвижно, не загибал пальцы, не вертел чего-либо в руках, а черты его отличались выразительностью, свойственной разве что замшелому валуну. Неожиданно он состроил почти благодушную гримасу и произнес:

– Вы правы, ничуть не смешно. Но вам прекрасно известно, что мы всегда считались с возможностью того, что какой-нибудь докторишка с благими намерениями втянет нас в заваруху. В госпитале частенько появляются существа самых различных пород, которые требуют срочного лечения, и как правило, у нас нет времени на поиски их друзей, какие могли бы подсказать нам, верно мы поступаем или нет. Возьмите, к примеру, ианскую хризалиду, над которой пришлось трудиться вам. Официального контакта с ианами тогда ещё установлено не было, и, если бы не вы со своим диагнозом – перед нами, мол, растущая куколка, а не злокачественная опухоль, которую нужно немедленно удалить – что наверняка погубило бы пациента, – у нас наверняка возникли бы неприятности.

– Так точно, сэр, – ответил Конвей.

– Можете думать, что я сделал вам комплимент – вернее, не вам, а вашей догадливости. Быть может, и зря. Ну, ну! Если вы надеетесь, что я извинюсь, значит, вы верите в чудеса. Расскажите-ка мне об Этле. Учтите, – добавил О'Мара, – на моем столе и в мусорной корзинке полным-полно всяких отчётов, в которых излагаются возможные последствия. Я хочу услышать от вас оценку собственным действиям.

Конвей пустился рассказывать, избегая вдаваться в подробности, и понял, что ему мало-помалу становится легче. Мысль о грядущей войне и о том, чем она грозит миллионам разумных существ, госпиталю и ему самому, по-прежнему страшила его, однако он уже не ощущал себя ответственным за то, что все сложилось именно так. О'Мара сперва обвинил его как раз в том, что он и сам полагал своей виной, а потом без лишних слов сумел доказать смехотворность подобного обвинения. Но когда Конвей упомянул о взрыве корабля Лонвеллина, то вновь почувствовал себя виноватым. Если бы он раньше сообразил, что к чему, Лонвеллин не погиб бы…

О'Мара, должно быть, уловил изменение в настроении Конвея, однако позволил ему закончить и лишь затем изрек:

– Меня удивляет, что Лонвеллин с его-то способностями и возможностями не различил того, что углядели вы. Кстати, о способностях. По-моему, вы достаточно успешно справляетесь со своими обязанностями, поэтому я приготовил для вас новую работу. Она не такая сложная, как этланское задание, госпиталь вам покидать не придется, и провалить вы её не должны. Я хочу, чтобы вы организовали эвакуацию госпиталя.

Конвей судорожно сглотнул.

– Что вы уставились на меня будто оглушенный? – рявкнул О'Мара. – Или вас и впрямь чем-нибудь стукнуть? Где ваша хваленая догадливость? К моменту появления имперских сил в госпитале не должно остаться ни единого пациента, равно как и штатских, кроме тех, кто вызовется добровольцами. И потом, следует удалить отсюда тех, кто имеет представление о местоположении любой из планет Федерации. Я поручаю это вам потому, что у вас налицо склонность командовать старшими по званию, судя по тому, как вы гоняли бедного полковника…

Конвей почувствовал, как краснеет, прикинулся, что не уловил намека на Вильямсона, и проговорил:

– Я полагал, что эвакуация будет полной.

– Нет, – ответил О'Мара сухо, – госпиталь слишком ценен для нас со стратегической, финансовой и даже сентиментальной точек зрения. Мы думаем поддерживать в рабочем состоянии несколько уровней, где будут лечить раненых. В случае чего обращайтесь за помощью к полковнику Скемптону. Вы по какому времени живете, доктор?

Конвей сказал, что не отвык ещё от корабельного, но помнит, что сошел с «Веспасиана» часа через два после завтрака.

– Отлично, – заявил майор. – Свяжитесь со Скемптоном – и за работу. Мне, честно говоря, давно пора соснуть, но я прикорну прямо здесь, чтобы вы или полковник смогли сразу найти меня. Спокойной ночи, доктор.

Он снял китель, аккуратно сложил его, стряхнул с ног ботинки и улегся на койку. Не прошло и минуты, как его дыхание сделалось глубоким и ровным.

Конвей рассмеялся.

– Лицезреть главного психолога в таком виде! – фыркнул он, – это не может не травмировать. Боюсь, сэр, наши отношения уже не будут прежними.

– Ну и хорошо, – пробормотал О'Мара сонно. – Иначе вы меня вгоните в гроб своей кислой физиономией.

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 642 | Нарушение авторских прав