АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава пятая. Шарп кинулся в каюту Кромвеля

Шарп кинулся в каюту Кромвеля. Дверь стояла нараспашку, но капитана внутри не было. Шарп попытался поднять крышку сундука, но тот оказался заперт. Тогда Шарп вернулся на шканцы, но Кромвеля не оказалось и там, а первая из длинных французских шлюпок уже швартовалась к борту «Каллиопы».

Шарп вернулся в капитанскую каюту, где обнаружил лорда Уильяма, который в нерешительности мялся у сундука. Превозмогая себя, лорд Уильям обратился к Шарпу:

– Вы видели Кромвеля?

– Нет, – коротко бросил Шарп и направился к сундуку.

Массивный замок выдавал индийскую работу. Обычно такие замки открывались без труда, если только за туземным фасадом не скрывалось хитроумное европейское устройство. Шарп порылся в кармане, вытащил изогнутую проволоку и вставил в щель.

– Что это? – спросил лорд Уильям.

– Отмычка, – ответил Шарп. – Всегда ношу ее с собой. Когда-то с помощью отмычки я зарабатывал себе на жизнь.

Лорд Уильям фыркнул.

– Хвастать тут нечем, Шарп.– Ответа его светлость не дождался. – Может быть, стоит спросить капитана? – не выдержал лорд Уильям.

– У него мои драгоценности, – сказал Шарп, не переставая ковырять отмычкой в замке. – А чертовы лягушатники скоро будут на борту. Ну же, шевелись, неуклюжий ублюдок! – Последняя фраза относилась к замку, а не к его светлости.

– Там должен быть кошелек с наличными, Шарп, – сказал лорд Уильям. – Довольно большой, чтобы хранить в каюте, поэтому я и отдал его Кромвелю… – Лорд Уильям запнулся, решив, что и так сказал слишком много. Замок тихо клацнул. Шарп, придерживая острием карманного ножа первый рычаг, трудился над вторым. – Говорите, отдали драгоценности Кромвелю? – Казалось, лорд Уильям не может поверить, откуда у Шарпа взялись драгоценности.

– Отдал, – отвечал Шарп, – безмозглый я идиот! – Лязгнул второй рычаг, и Шарп откинул тяжелую крышку.

В нос ударила тяжелая вонь давно не стиранной одежды. Шарп сморщился и отшвырнул в сторону грязный плащ, рубашки и исподнее. Кромвель приберегал белье для прачечной на берегу. Наконец Шарп добрался до дна. Ничего. Ни бриллиантов, ни рубинов, ни изумрудов. Ни намека на кошелек с наличными.

– Чертов ублюдок! – выругался Шарп и, не церемонясь, отпихнул лорда Уильяма и выскочил на палубу.

Он опоздал. Капитан уже приветствовал на борту французского капитана в сияющем синем с золотом мундире, красном жилете, синих панталонах и белых чулках. Француз снял треуголку.

– Вы сдаетесь? – спросил он у Кромвеля на хорошем английском.

– Разве у меня есть выбор? – фыркнул Кромвель, покосившись на «Ревенан» – четыре открытых орудийных порта угрожающе зияли в борту французского фрегата. – Ваше имя?

– Капитан Монморан. – Француз поклонился. – Луи Монморан, спешу засвидетельствовать вам свое почтение, мсье.

– Кромвель, – буркнул капитан.

Тот самый Луи Монморан, о котором восторженно отзывался Чейз, тем временем отдавал матросам приказ занять шкафут. Затем француз снова обернулся к Кромвелю:

– Вы даете слово, капитан, что ни вы, ни ваши офицеры не станут препятствовать моим людям? – Монморан дождался угрюмого кивка Кромвеля и с улыбкой продолжил: – В таком случае матросы должны собраться на корме, а вы, ваши офицеры и пассажиры – вернуться в каюты. – Закончив беседу с Кромвелем, француз поднялся на шканцы. – Прошу прощения за причиненные неудобства, дамы и господа, – учтиво промолвил он. – А вы, джентльмены, – капитан обратился к Шарпу и Далтону, облаченным в военные мундиры, – британские офицеры?

– Майор Далтон, – выступил шотландец вперед. – А это мой сослуживец, мистер Шарп.

Далтон хотел отдать капитану свой палаш, но Монморан покачал головой.

– Даете слово подчиняться моим приказам, майор?

– Даю, – отвечал Далтон.

– Тогда можете оставить оружие при себе. – Галантный Монморан широко улыбнулся, а трое французских матросов не спускали Далтона с прицела мушкетов.

Шотландец отступил назад.

– Держитесь меня, Шарп, – прошептал он.

Заметив леди Грейс, капитан отвесил низкий церемонный поклон.

– Прошу прощения, мэм, что пришлось вас побеспокоить. – Ее светлость не ответила, но ее муж с живостью обратился к Монморану по-французски. Капитана явно позабавили слова лорда Уильяма. – Никто не пострадает, – возвысил голос Монморан, – если вы будете вести себя разумно и выполнять мои приказания. А теперь, дамы и господа, прошу вас вернуться в каюты.

– Капитан! – воскликнул Шарп. Монморан обернулся. – Мне нужен Кромвель! – Шарп кинулся к шканцам. Кромвель напрягся, но французский матрос преградил Шарпу дорогу.

– В каюту, мсье, – настойчиво повторил Монморан.

– Кромвель! – Шарп попытался оттолкнуть француза, но в грудь ему уперся еще один штык.

На шканцах появились Полман, Матильда и слугашвейцарец, который снйл скромный серый сюртук и повесил на пояс шпагу, как полагается джентльмену. Бывший слуга приветствовал капитана «Ревенана» на хорошем французском, и Монморан отвесил ему низкий поклон. Больше Шарп ничего не увидел, потому что французские матросы оттеснили пассажиров вниз. Шарп неохотно последовал за Далтоном. Каюта майора оказалась в два раза больше Шарповой каморки, а стенами служили не куски полотна, а деревянные переборки. Каюта была меблирована кроватью, бюро, сундуком и креслом. Далтон жестом пригласил Шарпа присесть на кровать, повесил палаш на дверь, затем откупорил бутылку.

– Французский бренди, – грустно заметил шотландец, – отметить победу французов. – Он налил два стакана. – Вам тут будет удобнее, чем в трюме, Шарп.

– Вы очень добры, сэр.

– Да и сказать по правде, – продолжил майор, – я рад скоротать время в компании. Боюсь, несколько часов нам придется поскучать.

– Скорее всего.

– Они даже не стали запирать нас! – Шотландец протянул Шарпу стакан, затем посмотрел в иллюминатор. – А лодки все прибывают. Что за рожи! Не знаю, что думаете по этому поводу вы, Шарп, но мне показалось, Кромвель не слишком стремился улизнуть от французов. Разумеется, я не матрос, но Тафнелл уверяет, что капитан мог поднять дополнительные паруса. Кажется, он упоминал небоскребы и лисели.

– Пекьюлиа и не пытался, сэр, – угрюмо вздохнул Шарп.

Он уже не сомневался, что свидание с «Ревенаном» вышло не случайным, что Кромвель оставил конвой намеренно и французский линкор дожидался «Каллиопу» посреди океана. Слабые потуги Кромвеля спасти корабль должны были замаскировать то, что «Каллиопу» давно уже продали французам со всеми потрохами.

– Сложно судить, мы ведь не моряки, – пожал плечами шотландец и нахмурился, услыхав шаги над головой. Французы орудовали в каюте Полмана. Что-то тяжелое со скрежетом тащили по полу. – Грабят корабль, – вздохнул майор. – Бог знает, когда они освободят нас, а я так надеялся вернуться домой к осени!

– Должно быть, в Эдинбурге в эту пору холодно, – заметил Шарп.

Далтон улыбнулся.

– Я уже успел забыть, что такое холод. А вы откуда родом, Шарп?

Шарп пожал плечами.

– Я жил в Лондоне и Йоркшире, сэр, но у меня никогда не было настоящего дома. Армия стала мне домом.

– Не такой уж плохой дом, Шарп. Можно сказать, вам повезло.

От бренди у Шарпа закружилась голова, и он отказался от второго стакана. Зловеще молчаливый корабль качался на волнах. Шарп протиснулся в иллюминатор и увидел, что французы переправляют на «Ревенан» рангоутные деревья «Каллиопы». Их товарищи катили по палубе бочонки с вином, водой и провиантом. Французский военный корабль был в два раза длиннее «Каллиопы» и гораздо выше. Даже закрытые орудийные порты выглядели устрашающе. Ниже ватерлинии блестела медь – наверняка днище недавно очищали от водорослей и ракушек.

В узком коридоре послышались шаги, затем раздался стук.

– Войдите! – крикнул майор, решив, что это кто-то из пассажиров, но за дверью оказался капитан Луи Монморан. Высокий француз пригнулся под низкой притолокой. За ним следовал еще один верзила в военном мундире. Каюта словно уменьшилась в размерах.

– Вы старший английский офицер на борту? – спросил капитан у Далтона.

– Шотландский, с вашего позволения, – поправил майор.

– Pardonnez – moi.– Казалось, ответ шотландца позабавил Монморана. – Позвольте представить вам лейтенанта Берси. – Капитан жестом показал на громадного детину, который маячил в дверях. – Лейтенант отведет корабль на Маврикий. – На испещренном оспинами и шрамами грубом лице Берси трудно было что-нибудь прочесть. Правую щеку француза украшал пороховой ожог, сальные патлы свисали на воротник, а мундир был заляпан чем-то весьма напоминавшим пятна засохшей крови. Ладони лейтенанта были черны от просмоленных снастей, а на перевязи по бокам болтались абордажная сабля и длинноствольный пистолет. Монморан что-то сказал Берси по-французски, затем обратился к Далтону: – Я предупредил его, майор, что по всем вопросам, связанным с пассажирами, лейтенант должен советоваться с вами.

– Merci, capitaine, — поблагодарил Далтон и взглянул на Берси. – Parlez – vous anglais?

Несколько мгновений Берси тупо смотрел на шотландца.

– Non, — буркнул он наконец.

– Но я надеюсь, вы говорите по-французски? – спросил Монморан Далтона.

– Вполне сносно, – подтвердил майор.

– Вот и прекрасно. Если не будете перечить лейтенанту Берси, мсье, никому из пассажиров не причинят вреда. Вы можете находиться где угодно, кроме палубы. У каждого люка я поставлю вооруженного матроса, которому велено стрелять, если его приказа ослушаются. – Монморан улыбнулся. – До Маврикия три-четыре дня плавания. Возможно, больше, если ветер не улучшится. В заключение, мсье, позвольте мне еще раз выразить сожаление за причиненные неудобства. С est la guerre [2].

Когда Монморан и Берси ушли, Далтон покачал головой.

– Плохи наши дела, Шарп.

Шум наверху прекратился, и Шарп поднял глаза к потолку.

– Не провести ли нам рекогносцировку, сэр?

– Надеюсь, вы не на палубу собрались? Боже милостивый, Шарп, они ведь могут пристрелить нас. Какое варварство!

Шарп не ответил. Он вышел в коридор и поднялся по узким ступеням, ведущим в кормовую рубку. Далтон следовал за ним. Дверь в обеденную залу была распахнута, и посреди пустой комнаты Шарп обнаружил безутешного лейтенанта Тафнелла. Кресла, занавески из вощеного ситца и люстра исчезли. Тяжелый стол был прибит к полу – очевидно, в спешке французы просто не захотели с ним возиться.

– Мебель принадлежала капитану, – вздохнул Тафнелл.

– Что еще украли? – спросил Далтон.

– Лично у меня ничего, – отвечал Тафнелл, – но французы забрали тросы и рангоутные деревья да еще провиант. Груз не тронули. Вот увидите, они продадут его на Маврикии.

Шарп вернулся в коридор. Дверь в каюту Полмана была не заперта. Внутри, в подтверждение догадок Шарпа, оказалось пусто. Исчезли два обтянутых шелком дивана, арфа Матильды и низкий столик. Остались только тяжеленная кровать и буфет. Шарп отворил створки, но внутри не оказалось ничего ценного, кроме груды пустых бутылок. Исчезли даже простыни, одеяла и подушки.

– Чтоб он сдох! – выругался Шарп.

– Кто? – спросил Полман, входя в каюту.

– Барон фон Дорнберг, сэр, – отвечал Шарп. Он решил и дальше скрывать истинное имя ганноверца. Далтон может спросить, почему Шарп молчал раньше, и тогда ему будет нелегко оправдаться. Впрочем, вряд ли разоблачение Полмана спасло бы корабль – капитан Кромвель был виновен не меньше мнимого барона.

Втроем они отправились в каюту Кромвеля. Ни грязного капитанского исподнего, ни книг, ни драгоценных навигационных приборов. Большой сундук тоже исчез.

– Да чтоб они оба сдохли, грязные ублюдки! – снова выругался Шарп, даже не потрудившись проверить каюту так называемого слуги. – Они продали корабль, сэр, – сказал он Далтону.

– Что они сделали? – ужаснулся Тафнелл.

– Продали корабль. Барон и Кромвель, эти чертовы ублюдки! – Он пихнул ногой ножку стола. – У меня нет доказательств, но мы не случайно потеряли конвой и не случайно встретили «Ревенан»! – Шарп устало поскреб щеку. – Кромвель считает, что война проиграна, вот и решил продаться победителям.

– Нет, это невозможно! – воскликнул Тафнелл.

– Я тоже не верю, – сказал майор, хотя в глазах шотландца Шарп прочел сомнение. – Ладно, барон – иностранец, но Кромвель?

– Не сомневаюсь, сама идея принадлежала барону, сэр. Вероятно, в Бомбее он долго опрашивал капитанов, пока не обрел сообщника в Кромвеле. Они вместе украли драгоценности пассажиров, продали корабль и были таковы! Иначе Пол… барон остался бы с остальными пассажирами! Что ему делать на «Ревенане»? – Шарп едва не назвал Полмана его настоящим именем, но вовремя спохватился.

Далтон присел на пустой стол.

– Кромвель взял у меня на хранение часы, – вздохнул шотландец. – Когда-то они принадлежали моему отцу. Часы показывали неправильное время, но я дорожил ими как памятью.

– Мне жаль, сэр.

– И ничего нельзя сделать, – уныло протянул майор. – Нас обвели вокруг пальца!

– Не могу поверить! – Тафнелл выглядел растерянным. – Кромвель всегда так гордился тем, что он англичанин!

– Значит, деньги он любит больше, чем Англию, – едко заметил Шарп.

– Вы же сами мне говорили, что при желании капитан мог уйти от «Ревенана», – добавил Далтон.

– Пожалуй, вы правы, сэр, – удрученно вздохнул лейтенант.

Затем они отправились в каюту Эбенезера Файрли. Выслушав рассказ Шарпа, торговец хмыкнул, но ничуть не удивился.

– Есть люди, которые родную мать готовы продать ради наживы! А Пекьюлиа всегда отличался алчностью. Присаживайтесь, у меня есть бренди, вино, ром, арак. Нельзя допустить, чтобы все это досталось французским ублюдкам!

– Надеюсь, Кромвель не забрал на хранение ваши драгоценности? – сочувственно поинтересовался майор.

– Я похож на болвана? – фыркнул торговец. – Хотя он пытался. Даже уверял меня, что я обязан сдать драгоценности согласно правилам Компании, но не на того напал!

– Да уж, – задумчиво протянул Далтон, думая об отцовских часах.

Шарп промолчал.

Жена торговца, полная, материнской складки дама, выразила надежду, что французы не забудут об ужине.

– Только не надейся на что-нибудь особенное, матушка, – заметил Файрли, – наверняка нас ждет месиво из овсянки, верно, Шарп?

– Скорее всего, сэр.

– И как только будут обходиться их светлости? – Файрли мотнул головой в сторону каюты лорда Уильяма, затем хитро улыбнулся Шарпу.– Как думаете, оценит леди Грейс вкус овсянки?

– Сомневаюсь, сэр, – честно ответил Шарп.

Незадолго до полуночи французы вывезли с «Каллиопы» все, что посчитали ценным. Они забрали порох, тросы, рангоутные деревья, провиант, воду и шлюпки, но груз оставили в трюмах. Когда последняя шлюпка вернулась на «Ревенан», французы опустили марсели, паруса на фок-мачте поймали ветер, и французский линкор стал поворачивать к западу. Остающиеся на «Каллиопе» матросы столпились на шканцах и махали товарищам.

– Поплывет к мысу Доброй Надежды охотиться за китайскими торговыми судами, – мрачно заметил Тафнелл.

Теперь французский трехцветный флаг развевался на мачте «Каллиопы» прямо над штандартом Ост-Индской компании. Поначалу корабль двигался медленно – маленькой французской команде потребовалось более получаса, чтобы поднять все паруса, но вскоре «Каллиопа», овеваемая легким попутным ветром, уверенно заскользила на восток.

Двум матросам с «Каллиопы» доверили разнести пассажирам еду. Файрли пригласил майора, Тафнелла и Шарпа поужинать в своей каюте. На ужин подали месиво из овсянки с кусочками солонины и сушеной рыбы, однако Файрли заявил, что это лучшее пиршество за все время плавания. Заметив недовольство жены, он добавил:

– В молодости мы едали и похуже, матушка.

– Когда мы поженились, я сама готовила тебе еду! – возмутилась она.

– Думаешь, я забыл? – И Файрли с довольным видом зачерпнул полную ложку овсянки.

Стемнело, но никто не запрещал пассажирам зажигать фонари. Файрли выставил в кормовое окно все лампы, которые смог найти.

– Если где-нибудь поблизости есть британское судно, они нас заметят.

– Я могу развесить фонари в окнах баронской каюты, – предложил Шарп.

– Здорово придумано! – воскликнул Файрли.

– Думаю, вы можете там и остаться, – сказал Далтон, – у меня есть еще одно одеяло.

– Мы дадим вам и одеяло, и простыни, – сказал Файрли. Его жена открыла дорожный сундук, а торговец принес два фонаря из коридора. – Есть трутница?

– Да, сэр.

– По крайней мере, поживете пару дней в человеческих условиях. Бог знает, что ждет нас на Маврикии. Французские вши и блохи. Как-то мне довелось переночевать в Кале, и уверяю вас, грязнее комнаты я не видел в жизни! Помнишь, матушка? Ты еще неделю после этого мучилась запором.

– Генри! – укоризненно воскликнула миссис Файрли.

Захватив постельные принадлежности, Шарп поднялся в баронскую каюту. Там он зажег фонари, выставил их в окно, выходившее на корму, и приготовил себе постель. Скрипели штуртросы. Шарп с силой надавил на разбухшую от сырости оконную раму и отворил окно. Тонкий серп луны серебрил края облаков, но нигде не было видно и следа другого судна. На корме смеялись французы. Шарп снял мундир, отстегнул саблю. Он был слишком напряжен, чтобы заснуть, поэтому просто лежал на кровати, уставившись в крашеный потолок, и думал о Грейс, от которой его отделяла тонкая переборка. Как дать ей знать, что эту ночь они могли бы провести вместе в роскоши баронской каюты?

За стеной послышался шум. Шарп соскользнул с кровати и припал ухом к переборке. Мужские голоса спорили по-французски. Голос лорда Уильяма звучал раздраженно. Наверняка его светлость жалуется на отвратительный ужин. Шарп улыбнулся. Он вернулся на кровать, и тут лорд Уильям по-собачьи взвизгнул. Шарп вскочил на ноги. Наступило молчание. Шарп снова припал к переборке, и снова незнакомый голос настойчиво повторял по-французски какое-то слово. Голос лорда Уильяма прервался, его светлость издал какое-то странное хрюканье – словно получил удар ногой в живот.

Шарп услыхал, как отворилась дверь во вторую комнату. Раздался щелчок замка. Снова кто-то заговорил по-французски, теперь уже в соседней с Шарпом комнате. Леди Грейс что-то ответила и вдруг вскрикнула.

Шарп вздрогнул. Он ждал, что лорд Уильям вмешается, но за переборкой все стихло. И тут Грейс вскрикнула во второй раз. Не помедлив ни мгновения, Шарп со всей силы надавил на переборку. Он мог выскочить в коридор, но это заняло бы больше времени. Тонкая деревянная переборка разлетелась на куски, и Шарп вломился в соседнюю каюту, как в бою вламывался в гущу неприятелей.

Лейтенант Берси навалился на леди Грейс. Одной рукой француз разрывал платье на груди женщины, другой зажимал ей рот. Услыхав шум, Берси обернулся, но опоздал. Шарп левой рукой вцепился в сальные патлы француза и, запрокинув врагу голову, ударил его ребром правой ладони по горлу. Силач Берси стряхнул врага, вцепившегося в спину, и обернулся. Кто-то отчаянно колотил в дверь, но француз успел запереть ее.

Пояс со шпагой Берси снял, но при нем оставалась сабля, которой француз принялся размахивать перед носом Шарпа. Леди Грейс скорчилась в углу, прикрывая грудь остатками платья. По всей кровати валялись жемчужины. Наверняка Берси явился, чтобы ограбить лорда Уильяма, но прелести его жены оказались заманчивее.

Шарп бросился обратно в баронскую каюту, выхватил кавалерийскую саблю из ножен, и как раз вовремя. Француз ворвался в пролом. Берси парировал выпад Шарпа и устремился вперед.

Шарп целил лейтенанту в живот, но громадный француз с легкостью отвел удар и рукояткой абордажной сабли стукнул Шарпа по голове. В глазах прапорщика потемнело. Шарп зашатался и упал навзничь. Он едва успел откатиться вправо, как в дюйме от него в палубу вонзилось лезвие. Шарп отчаянным движением взмахнул саблей. Француз отпрянул. Шарп, шатаясь, поднялся на ноги, и тут раздался треск ломаемой двери. Берси ухмыльнулся. Француз был так высок, что ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть потолочную балку. С рукоятки сабли капала кровь. Кровавая струйка текла по лицу Шарпа. Он помотал головой – перед глазами все поплыло. Враг не уступал ему в скорости и свирепости. Берси пригнулся и бросился вперед. Шарп парировал удар. Француз зарычал и принялся размахивать саблей, словно серпом. Шарп отпрянул к стене. Француз уже предвкушал победу, но тут Шарп неожиданно ткнул соперника саблей, словно копьем. Изогнутое острие вошло противнику в горло.

Чтобы избежать ответного удара, Шарп дернулся влево. На мгновение ему показалось, что его сабля не причинила противнику серьезного вреда, слишком мягко войдя в тело француза, но Берси покачнулся, и кровь хлынула из раны. Правая рука, сжимавшая абордажную саблю, упала. Лезвие воткнулось в палубу. Француз поднес левую руку к горлу, откуда хлестала темная кровь, и изумленно уставился на Шарпа. Затем рухнул на колени и издал горлом булькающий звук. В тот же миг через пролом в каюту ворвался французский матрос и молча уставился на своего командира, который все еще не сводил помутневшего взгляда с Шарпа. Наконец Берси повалился вперед как подкошенный, и кровь заструилась по деревянной палубе, исчезая в щелях.

Матрос поднял мушкет. Внезапно раздался властный голос – майор Далтон велел французу опустить оружие, затем оттолкнул его и посмотрел на Берси, который все еще дергался на палубе в луже собственной крови.

– Ваша работа? – Майор присел на корточки, приподнял голову лейтенанта и тут же опустил. Кровь из раны на горле француза заструилась еще сильнее.

– А что мне оставалось? – возмущенно откликнулся Шарп. Подолом мундира он вытер острие сабли, оттолкнул матроса и бросился в пролом. Грейс все так же сидела в углу кровати, прижимая лоскутья платья к груди. – Успокойтесь, миледи, – промолвил Шарп, – все кончено.

Она молча смотрела на него. Майор что-то сказал матросу по-французски – вероятно, велел доложить о случившемся на шканцы. Сквозь пролом возник лорд Уильям и бросил взгляд на тело Берси и окровавленное лицо Шарпа.

– Что за… – начал он и запнулся. На щеке его светлости красовалась ссадина, явно оставленная Берси. Леди Грейс судорожно вздохнула и зашлась плачем.

Шарп бросил саблю на кровать Полмана, отступил за спину лорда Уильяма и повторил:

– Все кончено, миледи, он мертв.

– Мертв?

– Мертв.

Вышитый шелковый халат, очевидно принадлежавший лорду Уильяму, висел на спинке кровати. Шарп сдернул его и бросил ее светлости. Женщина накинула халат на плечи и зарыдала еще сильнее.

– Простите, – всхлипывала она, – простите меня.

– Вам не за что просить прощения, миледи, – сказал Шарп.

– Оставьте нас, Шарп, – холодно промолвил лорд Уильям. Его светлость немного трясло, а ссадина на щеке кровоточила.

Леди Грейс обернулась к мужу.

– Вы ничего не сделали! – выпалила она. – Вы ничего не сделали!

– Успокойтесь, Грейс! Этот человек ударил меня! – попытался защититься его светлость. – Я хотел остановить его, а он меня ударил!

– Вы ничего не сделали! – повторила леди Грейс. Лорд Уильям позвал служанку.

– Успокойте ее, ради бога, – велел он девушке, затем кивком велел Шарпу убираться.

Сквозь пролом Шарп вернулся в свою каюту и обнаружил там почти всех пассажиров, не сводивших глаз с мертвого француза. Эбенезер Файрли изумленно покачал головой.

– Уж если вы беретесь за дело, юноша, можно не сомневаться, вы его сделаете на славу! Кажется, из него вытекла вся кровь и, похоже, залила нашу кровать.

– Простите, – сказал Шарп.

– На своем веку мне довелось повидать немало крови, юноша. Говорят, что самые страшные вещи на свете случаются в море.

– Вы должны уйти! – В проломе показался лорд Уильям.– Уходите немедленно! – раздраженно повторил он.

– Это не ваша спальня, – прорычал Файрли, – и, если бы вы оказались мужчиной, все сложилось бы иначе!

Лорд Уильям задохнулся от возмущения, но тут в проломе возникла растрепанная леди Грейс. Муж попытался впихнуть ее обратно, но она отвела его руку и потрясенно уставилась на труп, затем подняла глаза на Шарпа.

– Благодарю вас, мистер Шарп, – промолвила ее светлость.

– Был счастлив служить вам, миледи, – ответил Шарп и отвернулся, чтобы встретить входивших в каюту лицом к лицу.

– Новый капитан, officier marinier [3]. Вероятно, это звание соответствует нашему унтер-офицеру, – представил француза майор Далтон.

Долгая морская служба оставила след на смуглом лице немолодого лысеющего моряка. Он не носил формы и, очевидно, был всего лишь старшим над матросами. Француз на удивление спокойно воспринял смерть своего капитана. Очевидно, матрос уже рассказал ему об обстоятельствах, при которых был убит Берси. Новый капитан не задал никаких вопросов, лишь неуклюже и смущенно поклонился леди Грейс и пробормотал извинения.

Ее светлость дрожащим голосом приняла их.

– Merci, monsieur.

Новый капитан заговорил с Далтоном, который перевел его слова Шарпу.

– Он сожалеет о поведении Берси. Называет его животным. Монморан сделал Берси офицером лишь месяц назад, но Берси было неведомо понятие о чести.

– Так я прощен? – Казалось, Шарпа это позабавило.

– Вы защищали даму, Шарп. – Шотландец нахмурился, не одобряя его веселости. – У вас не было выбора.

Француз распорядился, чтобы разбитую переборку завесили чем-нибудь, а тело лейтенанта унесли. Он также настоял, чтобы все лампы в каютах потушили. Шарп поставил лампы в пустой буфет.

– Я останусь здесь, – объявил он, – на случай, если еще какой-нибудь французишка почувствует себя одиноко.

Лорд Уильям открыл было рот, чтобы возразить, но по здравом размышлении почел за лучшее промолчать. Тело Берси унесли, а дыру в стене завесили старым куском парусины. Затем Шарп уснул на кровати Полмана, а корабль нес его к будущей темнице.

Следующие два дня пассажиры изнывали от скуки. Лейтенант Тафнелл рассчитал, что с учетом слабого ветра «Каллиопе» удастся добраться до Маврикия дней за шесть. Пассажирам хотелось верить, что это увеличивает их шансы на спасение – какой-нибудь английский военный корабль вполне мог заметить большое торговое судно Компании, медленно дрейфующее по волнам. Пассажирам запрещалось выходить на палубу, и жара в каютах стояла невыносимая. Майор Далтон одолжил Шарпу роман под названием «Тристрам Шенди»[4], но Шарпу не читалось. Он праздно лежал в кровати и пялился в потолок. Адвокат попытался обучить его игре в нарды, но азарт был совершенно чужд Шарпу, поэтому Фазакерли удалился в поисках более сговорчивой жертвы. Лейтенант Тафнелл учил Шарпа вязать узлы – они часами предавались этому занятию между обедом и ужином. На ужин подавали все ту же овсянку с сушеным горохом. Миссис Файрли вышивала платок, ее муж раздраженно мерил шагами тесную каюту. Майор Далтон трудился над воспоминаниями о битве при Ассайе, и ему постоянно требовались советы Шарпа. Корабль медленно плыл через океан, и за два дня Шарп ни разу не встретил Грейс.

Она пришла на вторую ночь. Шарп спал, и Грейс закрыла ему рот рукой, чтобы Шарп не вскрикнул со сна.

– Служанка уснула, – прошептала Грейс, и в тишине Шарп услышал сквозь полотняный полог посапывание лорда Уильяма.

Они долго молча лежали рядом.

– Он сказал, что хочет мои драгоценности, – наконец прошептала Грейс. – Только и всего. Мои драгоценности. Затем сказал, что перережет Уильяму глотку, если я не отдам их ему.

– Все позади, – попытался успокоить ее Шарп.

Внезапно она резко мотнула головой.

– Он сказал, что ненавидит аристократов и что мы все заслуживаем гильотины. Обещал убить нас обоих, говорил, что это Уильям напал на него, а я скоро умру от лихорадки.

– Сейчас он сам кормит рыб, – сказал Шарп. Прошлым утром он слышал, как тело лейтенанта Берси со всплеском отправилось в вечность.

– Скажи, ты не испытываешь ненависти к аристократам? – спросила Грейс после долгой паузы.

– Из аристократов я знаю только тебя, твоего мужа и сэра Артура. Он тоже аристократ?

Грейс кивнула.

– Его отец граф Морнингтон.

– Что ж, двое из троих мне нравятся. Не так уж мало.

– Тебе действительно нравится Артур?

Шарп нахмурился.

– Мне всегда хотелось заслужить его уважение.

– А как ты относишься к Уильяму?

– А ты?

Грейс помедлила.

– Отец заставил меня выйти за него. Он богат, очень богат, а моя семья бедна. Уильям был очень хорошей партией. Когда-то он даже нравился мне. Но не теперь.

– Он ненавидит меня, – сказал Шарп.

– Просто он тебя боится.

Шарп улыбнулся.

– Он знатный лорд, а кто я?

– Но сейчас со мной ты, а не он. – Грейс прикоснулась губами к его щеке. – Если он застанет меня с тобой, я погибла! Мое имя будет навеки опозорено, передо мной закроются двери всех приличных домов.

Шарп подумал о Брейсуэйте. Секретарь, словно крыса, затаился где-то на нижней палубе.

– Ты боишься, что муж убьет тебя? – спросил Шарп.

– Наверное, Уильям смог бы. – Грейс задумалась. – Хотя, скорее всего, он объявит меня сумасшедшей. Это не так уж сложно. Подкупит докторов, которые назовут меня истеричной лунатичкой и до конца жизни запрут в доме скорби. Там меня будут с ложечки кормить ядовитыми снадобьями, поэтому совсем скоро моя горестная жизнь прервется.

Шарп повернулся к Грейс – в темноте он мог видеть только очертания ее скул.

– Он действительно способен на убийство?

– Уильям на все способен, – вздохнула она. – Мое единственное спасение в том, чтобы вести себя, как подобает жене лорда, и смотреть сквозь пальцы на его содержанок. Муж одержим мыслью о наследнике! Он был счастлив, когда родился наш сын, а после смерти малютки возненавидел меня. Впрочем, он не оставляет попыток обзавестись новым наследником. – Грейс запнулась. – Чтобы выжить, я должна подарить ему сына и вести себя как ангел. Но когда я увидела тебя, то позабыла обо всем на свете!

– Я не дам тебя в обиду, – пообещал Шарп.

– Подумай, вскоре нам предстоит расстаться!

– Нет, – Шарп не хотел смириться с этой мыслью, – не говори так!

– Ш-ш-ш, – прошептала Грейс и закрыла ему рот поцелуем.

На рассвете она ушла. За окном все так же простирался безбрежный Индийский океан. Ветер крепчал, корабль качало и подкидывало на волнах. Шахматные фигурки, которые майор Далтон расставил на столе, имитируя расположение войск при Ассайе, так и норовили съехать вбок.

– Вы должны рассказать мне, что случилось, когда сэр Артур лишился лошади.

– Думаю, вам следует самому расспросить его, майор.

– Но ведь вы наверняка помните об этом не хуже сэра Артура?

– Помню, – согласился Шарп, – но сомневаюсь, что сэру Артуру по душе эта история. Возможно, вам стоит ограничиться упоминанием о том, что на сэра Артура напали неприятели, но помощь подоспела вовремя.

– Все так и было?

– Можно сказать и так, – пожал плечами Шарп.

По правде говоря, он помнил не многое. Как спрыгнул с лошади и принялся размахивать саблей. Едва пришедший в себя после падения, сэр Артур замер за лафетом пушки. Шарп смутно помнил, как убивал врагов, но больше всего в память врезался индиец с тулваром, которому на роду было написано убить его, но сокрушительный удар принял на себя рубин султана Типу. Шарп спрятал камень в кожаном мешочке на косице, куда обычно насыпали песок. От удара рубин выскочил, и, когда все было кончено, сэр Артур подобрал камень и вернул его Шарпу. Генерал был слишком потрясен, чтобы осознать, что держит в руках драгоценность. Наверняка решил, что это простой камушек необычной раскраски, который Шарп неизвестно для чего хранит при себе. Теперь рубин попал в загребущие лапы Кромвеля, будь он проклят!

– Как звали коня сэра Артура? – спросил Далтон.

– Диомед, – ответил Шарп. – Генерал был очень привязан к нему.– Шарп помнил, как сухую землю оросил кровавый фонтан, хлынувший из груди Диомеда, куда вонзилась вражеская пика.

Далтон до самого вечера приставал к Шарпу с расспросами.

– Теперь мне будет чем заняться на досуге, если я когда-нибудь доберусь до Эдинбурга.

– Вы не женаты, сэр?

– Был. Моя дорогая жена умерла. – Майор покачал головой, затем задумчиво посмотрел в окно. – У нас не было детей, – тихо промолвил он и нахмурился, когда со шканцев послышался топот ног.

Французы выкрикивали команды. Внезапно «Каллиопа» накренилась влево. Спускаемые паруса захлопали, словно ружейные выстрелы. Спустя несколько мгновений судно выровнялось, но теперь они шли на север.

– Похоже, что-то испугало французов, – заметил майор.

Никто из пассажиров не знал, почему корабль сменил курс. Из окон кают по-прежнему не было видно чужих парусов, но, возможно, французы с мачты заметили далекий марсель на юге. После смены курса судно болтало сильнее, нос корабля с шумом врезался в волны. Пассажирам велели не зажигать огней, а нарушителей запрета обещали бросить в вонючий трюм к крысам.

– Значит, они заметили другой корабль, – решил майор.

– Главное, чтобы тот корабль заметил нас, – ответил Шарп.

– Как бы то ни было, – мрачно заметил шотландец, – нам остается только ждать.

Шарп взмолился, чтобы неизвестным судном оказался «Пуссель» – корабль капитана Чейза, построенный французами и не уступающий в скорости «Ревенану».

– Я кое-что придумал, – сказал Шарп.

– Что именно?

– Мне нужно поговорить с Тафнеллом.

Вместе с шотландцем они отправились в каюту лейтенанта. После короткой беседы все трое спустились к Файрли. Торговец уже нахлобучил на голову ночной колпак с кисточкой, но внимательно выслушал Шарпа и ухмыльнулся.

– Прекрасная мысль, юноша! Придется вставать с постели, матушка. Мы тут задумали одну проделку.

Заговорщикам недоставало инструментов. У Шарпа был карманный нож, у Тафнелла – короткий кинжал, майор достал длинный шотландский тесак, и мужчины подняли ковер и атаковали половицы.

Старый дуб толщиной в два дюйма поддавался с трудом. Мужчины по очереди кромсали, скребли и резали твердую древесину. Время от времени мистер Файрли подтачивал лезвия с помощью кухонного ножа.

Они проковыряли две дыры на расстоянии фута одна от другой, и лишь после полуночи им удалось отодрать половицу. Работали в темноте. Когда половицу подняли, Файрли зажег фонарь, прикрыв его плащом, и Шарп заглянул вниз. Сначала он не увидел ничего, только где-то рядом скрежетал штуртрос. Файрли пришлось уронить в отверстие фонарь, и только тогда в футе от себя Шарп заметил толстую пеньковую веревку. Каждые несколько секунд туго натянутый трос смещался примерно на дюйм, издавая скрипучий звук.

Трос крепился к румпелю, который поворачивал громадный руль «Каллиопы». От румпеля трос тянулся по бортам судна, проходя через неподвижные блоки и возвращаясь к центру корабля, где еще два блока соединяли его со штурвалом. У «Каллиопы» было два штурвала, один против другого. Чтобы управляться со штурвалами в бурном море, зачастую требовалось не меньше дюжины матросов. Штурвалы соединялись с массивным деревянным барабаном, на который туго наматывали штуртрос. Поворот штурвала натягивал штуртрос, который передавал движение румпелю. Перерезать штуртрос – и «Каллиопа» на время потеряет управление.

– Когда? – спросил Файрли.

– Дождемся рассвета, – предложим Далтон.

– Чтобы перерезать его, потребуется время, – заметил Шарп. Толщиной веревка была около трех дюймов.

Чтобы в каюту не забрались крысы, Файрли накрыл ее ковром.

– Сколько времени им понадобится, чтобы заменить трос? – спросил торговец Тафнелла.

– Опытной команде хватит часа.

– Похоже, они неплохие матросы, – заметил торговец. – Так и быть, дождемся утра.

Ночью Шарп напрасно ждал Грейс. Возможно, она заглядывала в каюту Полмана, когда они трудились над половицей, или лорду Уильяму не спалось. Шарп завернулся в одеяло и проспал до утра. Его разбудил стук в дверь. Матрос принес завтрак.

– По правому борту корабль, сэр, – тихо сказал он. – Отсюда вы его не увидите, но он там. Один из наших.

– Военный?

– Наверняка.

– Далеко?

– В семи-восьми милях. Далековато, да еще ему нужно сменить галс, чтобы приблизиться.– Матрос продолжил шепотом: – Лягушатники опустили свой флаг, поэтому сейчас мы плывем под флагом Компании, хотя вряд ли это их спасет, если тот корабль действительно военный. Флаг никого не остановит, когда речь зайдет о призовых деньгах.

Новость в мгновение ока распространилась по кораблю. Пассажиры воспрянули духом, а французы заметно приуныли. Матросы сбивались с ног, чтобы ускорить ход судна, но для пассажиров, которые не видели того, что творилось на палубе, утро тянулось мучительно долго. Лейтенант Тафнелл предполагал, что суда идут на сближение, но ветер благоприятствовал «Каллиопе». Заговорщики боялись, что, поспешив перерезать штуртрос, дадут французам достаточно времени для устранения неисправности.

В полдень пассажиры поняли, что останутся без обеда. Шарп решил, что пришло время действовать.

– Мы все равно не узнаем, когда наступит самый благоприятный момент, – убеждал он товарищей, – а так хотя бы заставим ублюдков повертеться!

Никто не стал возражать. Файрли поднял ковер, Шарп просунул саблю в отверстие и принялся пилить трос. Веревка постоянно перемещалась, Шарп ворчал и потел, пытаясь приспособиться.

– Может быть, я попробую? – предложил Тафнелл.

– Я справлюсь, – отвечал Шарп.

Самого троса он не видел, но чувствовал, что лезвие глубоко вошло в пеньку – сабля двигалась в его руках, следуя движениям веревки. Правая рука от запястья до плеча горела от напряжения, но он упрямо продолжал пилить, и наконец веревка поддалась. Раздался скрежет руля. Шарп вытащил саблю из отверстия и без сил свалился на пол. С палубы донеслись крики, топот босых ног и долгожданное хлопанье ставших бесполезными парусов.

– Закройте дыру, – скомандовал Файрли, – быстро! Лягушатники не должны ничего заметить!

Судно двигалось резкими толчками – от попыток французов выровнять ход «Каллиопы» было мало толку. Вскоре рулевой «Каллиопы» обнаружил, что штурвал не слушается. Шарп с товарищами услыхали топот ног по лестницам – французы спускались вниз, чтобы обследовать штуртрос.

Раздался стук, и, не дожидаясь ответа, в дверях возник лорд Уильям.

– Кто-нибудь знает, что происходит? – поинтересовался он.

– Мы перерезали штуртрос, – ответил Файрли, – так что ваша светлость может и дальше спать спокойно.– От резкого ответа лорд Уильям опешил, но не успел ничего сказать, как раздался орудийный залп. – Думаю, все кончено! – радостно воскликнул Файрли. – На палубу! Посмотрим, что мы натворили. – Он помог Шарпу подняться на ноги.

Никто из команды не стал им препятствовать. Больше не пытаясь обмануть преследователей, французы опустили флаг Компании. К «Каллиопе» медленно приближался огромный военный корабль с крутыми желто-черными бортами. Позолоченная фигура на носу изображала женщину с исступленным выражением на лице, с мечом и в серебряных доспехах, до половины обнажавших пышную розовую грудь.

– «Пуссель»! – радостно воскликнул Шарп. На помощь англичанам пришла Жанна д'Арк.

Так во второй раз за пять дней «Каллиопа» поменяла хозяев.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 424 | Нарушение авторских прав