АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ПСИХОЛОГИЯ И НАУКА

Прочитайте:
  1. I. 3. ВАКЦИНОЛОГИЯ — наука о лекарственных профилактических биопрепаратах — вакцинах
  2. I. Историческая наука страдает недугом неудовлетворительного формулирования рассматриваемых ею вопросов
  3. Аналитическая психология
  4. Аналитическая психология К.Г. Юнга.
  5. Анатомия как наука, её место среди биологических наук и связь с ними.
  6. Анатомия как наука. Классификация и направления анатомии
  7. Валеологія як наука
  8. Валеологія як наука
  9. ВВЕДЕНИЕ В ПОНЯТИЕ «НАУКА»
  10. Взаимосвязь возрастной физиологии с другими науками

6.1. О метафорах

При помощи метафор зачастую существо дела можно выразить гораздо лучше, чем при помощи длительных рассказов (Ortony, 1979). Однако они требуют интерпретатора, который когнитивно создает их благодаря своей способности «видеть — как» (Buchholz, 1994). В дискуссии об отношениях между исследованием и практикой психотерапии важную роль ифают три группы метафор. При описаниях отношения между лицами и группами лиц (исследователями и практиками) очень часто используются метафоры с отрицательным значением. Так, Дэвид Ольсон (David Olson) уже два десятилетия тому назад называл отношения между практиками и исследователями в семейной терапии «холодной войной». Буххольц и Штрек (Buchholz und Streck, 1994) говорят о «патологии дискурса» (клиническая метафора), Эва Егги (Eva Jaeggi, 1994) — о «проблематичном», или «разорванном отношении» между этими двумя отраслями. Для описания отношения между этими двумя рабочими отраслями — исследованиями и практикой — наиболее часто употребляемыми метафорами являются следующие: «зазор», «мост» или «наведение мостов» (Kanfer, 1990; Reiter-Theil, 1991; Weisz


et al., 1995; Welter-Enderlin, 1992; Wirsching, 1991). Однако и другие обозначения, такие, как «напряжение», «проблематичное отношение», «дилемма», «разногласие» (Manteufel und Schiepek, 1995), указывают на то, что трудности содержатся в самом предмете. Интересным является также и выбор понятий и метафор, когда речь заходит о стратегии взаимопонимания между исследованиями и практикой. Поскольку идею «прикладной науки» в последние годы активно критиковали, то сейчас все чаще применяются другие понятия. Мантейфель и Шипек (Manteufel und Schiepek, 1995) говорят об «использовании» теоретических знаний в клинической практике, Лангталер и Шипек (Langthaler und Schiepek, 1995) — о «направленности исследований на практику», или о «научной ориентации практической деятельности». Хантер (Hunter, 1989) видит во врачебной практике «рациональное мероприятие, использующее науку для лечения болезней».

Одна из интерпретаций изложенной здесь метафорики могла бы звучать следующим образом: между исследованиями и практикой по необходимости существует некое отличие («зазор»; «inevitable gap»), тем не менее между этими двумя мирами нужно установить некое посредничество («мост»). А то, что пока это не удается в полной мере, зависит не столько от самого предмета, сколько от лиц или группировок. Здесь царят «война» или другие патологические состояния («болезни»). Эта метафорика показывает, что современные трудности следует искать в первую очередь не в самой проблеме, а во взаимоотношениях действующих лиц. Часто это приводит к констатации морального дефицита в смысле пренебрежения другими. Таким образом, все зависит от (имплицитной) антропологии читателя, признает ли он ответственными за такое состояние вещей структурные компоненты (например, проталкивание групповых интересов, мешающих делу) или скорее личные мотивы (например, индивидуальная патологию в смысле болезненного стремления к власти). Другими словами: по сути, здесь возможно достижение мира, если бы конфликтующие партии только этого захотели или по крайней мере осознали то обстоятельство, что они сами этому миру и мешают.


6.2. Исследователи психотерапии классического и нового типа

В публикациях по психотерапевтическим исследованиям отличие между исследователями психотерапии классического типа и исследователями нового типа подчеркивается слишком мало. Здесь мы хотели бы предложить эскизы этих двух типов по Рейтеру (Reiter, 1996b)14:

Исследователь психотерапии классического типа большую часть своего рабочего времени проводят с пациентами или теми, кто проходит супервизию. Как правило, они имеют частную практику и лишь изредка какой-либо более высокий академический статус. Рефлексия их клинической деятельности происходит в форме казуистики и/или клинико-теоретических публикаций. В качестве терапевтов-тренеров (обучающих терапевтов — прим. ред.) их часто привлекают к системе образования их ассоциаций, в которых они нередко играют важную роль. Они делают доклады на конференциях, посещаемых преимущественно практиками, в рамках образовательных мероприятий, организуют семинары и тренинги. Таким образом, существенным признаком исследователей классического типа является их тесная связь с практикой и высокая сЛпень вовлеченности в мероприятия образования, усовершенствования и повышения квалификации. Публикации, за небольшими исключениями, исполняются авторами в одиночку. Призыв Фрейда объединять исследования и лечения осуществляется в первую очередь в этой группе. С точки зрения социологии науки эта деятельность отвечает скорее типу «малой науки» («ученой кельи»), по Прайсу (Price, 1974).

Психотерапевтические исследования нового типа смогли возникнуть только после того, как они вошли в стадию «большой науки» по Прайсу (1974) и Кларку (1974)15.

Похожие разделения находим и в исследовании (Jandl-Jager et al., 1996) о состоянии психотерапевтических исследований в Австрии. В нем авторы проводят размежевание между клинической теорией (терапевтическими концепциями) и научной теорией (проверка клинических теории) при помощи исследований, контролируемых специфическими исследовательскими методами). Сторонником подобной традиции является и Вольф (Wolf, 1995).

В качестве стандартной работы, соответствующей новейшему состоянию психотерапевтических исследований, укажем на следующую: (Ж11 and Garfield «Handbook of Psychotherapy and Behavior change» uyy4). Первое издание этой книги появилось еще в 1971 году.


Представители этого типа находятся преимущественно в университетских учреждениях, делают более успешную академическую карьеру; они, как правило, являются носителями высших академических ступеней, лечат заметно меньшее количество пациентов, чем представители классического типа, или же вообще (или уже) не занимаются терапевтической практикой16. Они не играют заметной роли в учреждениях образования, усовершенствования или повышения квалификации психотерапевтических обществ. Рамки этой сравнительно большой группы, объединенной преимущественно в «Society for Psychotherapy Research», охватывают очень разнообразные позиции по поводу основ и методики исследований в этой отрасли. Эта дискуссия включает и сам предмет исследования; так, к примеру, для многих исследователей психотерапия не представляет какого-либо единства. У Говарда и др. (1992) описано, как сложно поставить в общий контекст эпидемиологические данные, предложения по лечению и результаты психотерапевтических исследований. Эти авторы придерживаются мнения, что поле психотерапии является слишком разнородным, чтобы составлять единую профессию. Исследователям далеко не ясно, какие интервенции или методы лечения могут считаться «психотерапевтическими». Вопрос о том, чем отличается разговор занесенного в список психотерапевтов практика со своим клиентом в отношении его психотерапевтической действенности от разговора, проводимого психиатром или консультантом, не получил, по мнению этих авторов, достаточно исчерпывающего ответа со стороны этих профессий. Публикации исследователей нового типа, как и в медицине, являются по преимуществу результатами коллективного труда и зачастую создаются многими авторами. Эти публикации стараются соответствовать стандартам академической науки и приспосабливаться к критериям, необходимым для защиты диссертации или назначения на должность17. Деятельность исследователя отличается от

16 Goldfried (1995); цит. по Gitzinger-Albrecht (1995).

17 Следствием развития психотерапевтического законодательства в не
мецкоязычных странах стало возникновение нового типа журналов, со
здаваемых специально для практиков, в которых появляются публика
ции работ ведущих клиницистов и иccлeдoвaтeлtq (напр.,
«Psychotherapie Forum»; более детально см. Reiter, 1995a, 1995b).


деятельности практика не только различными ведущими диф-ференциями, но и структурой ежедневной профессиональной деятельности (Kluwer, 1988). Так, Рейнес (1991), оглядываясь на медицину, пишет: «Кабинетные ученые и медики занимают специфичные социологические ниши в среде медицинских исследований» (цит. выше, S. 185).

6.3. Наука как окружение профессиональных систем Упомянутый уже центральный тезис нашей статьи звучит так: психотерапия — не наука, а профессия, в окружении которой оказывается наука, а именно психотерапевтические исследования. Вследствие различия функций для общества в целом, между наукой и психотерапией (в качестве профессиональной системы практики) по необходимости возникают значительные асимметрии, находящие свое выражение в специфических для этих систем деятельности, ролях для публики, генерализованном коде и ведущих диффе-ренциях. Для систем науки бинарным кодом и ведущей диф-ференцией является «истинно/ложно», тогда как различные системы терапевтической деятельности следуют другим ориентирам (например, для системы здоровья ведущей диффе-ренцией является «больной/здоровый»). Как психотерапия, так и наука ориентируются на свойственные их системам возможности различения, а не на рациональность по отношению к другой системе; в этом отношении они автономны. Профессиональные системы занимаются «преодолением критических пороков и угроз человеческой жизнедеятельности» (Stichweh, 1994), ориентируясь при этом на основополагающие ценности общества. Как подчеркивают исследователи профессии, в этой деятельности не может быть беспроблемного «применения научных знаний». Интуиция, способность суждения, готовность рисковать и принимать ответственность является важными компонентами в тех ситуациях, где преобладают незнание и неуверенность. Таким образом, профессионалы в своей деятельности снова и снова сталкиваются с парадоксами (Schiitze, 1992). К этому прибавляется еще и дилемма, которая возникает вследствие стремительного возрастания релевантных для профессиональной деятельности знаний: для профессионала становится все тяжелее поддерживать беспроблемные отношения с практикой, так как именно в


деятельности проявляется то, на каком огромном количестве незнания и неуверенности оно базируется (Stichweh, 1994). Наряду с другими факторами это ведет к тому, что с точки зрения разнообразия знания отношения «деятельность/бездеятельность» (а не «знание/незнание») становится решающим пунктом для профессионала в его отношении с клиентами. Постулированное Мюнхом (1995) «единство практики» соответствует описанному Тельнером (Toellner, 1993) «приоритету деятельности, который является предпосылкой единства» не только в медицине, но и в психотерапии. Самостоятельность профессионала в противовес науке вообще находит среди исследователей профессии высокое признание. Так, например, Штер (Stehr, 1994, S. 355) пишет: «Разнообразие экспертных знаний позволяет предположить, что, хотя эксперты по понятным причинам зачастую и претендуют на науку как когнитивную инстанцию, но ясно, что их «знание» лишь изредка подчиняется этой инстанции и поэтому не может быть непосредственно измерено научными масштабами». Предложенная здесь концепция науки как среды профессиональных систем, впрочем, отнюдь не отвергает психотерапевтических исследований (нового типа). Если исходить из теории систем Люмана, то она совсем не подразумевает иррелевантно-сти обобщенных теоретических знаний по сравнению со знаниями, приобретенными в практической деятельности. Здесь речь идет скорее о надлежащем понимании соответствующих отношений «система — среда» в обеих системах. В историческом развитии профессии университетская система все более превращалась в их релевантную институциональную среду. Это обстоятельство, а также проблемы, из него вытекающие, на сегодняшний день активно обсуждаются18. В этой статье, в соответствии с ведущей темой настоящей книги, речь идет об основополагающем определении местоположения, что мы и делаем, обращаясь прежде всего к исследованиям профессий (системно-теоретическим). То обстоятельство, что психотерапевтам трудно осознавать себя в качестве представителей про-

18 По поводу психологии см., напр., «Journal fur Psychologie» №2, 1993, ведущая тема «Профессиональная практика и наука — невыясненные отношения».


фессии, более широкой, чем ее отдельные направления (этому препятствует их тесная связь с их школами), наверное, и является причиной отставания для этого обсуждения. Здесь надо заметить, что авторы Граве и др. (Grawe et al., 1994), несмотря на то, что включили в заглавие своей много обсуждавшейся книги понятие «профессия», часто пренебрегают связанной с этим понятием проблематикой. Знание того, что делает профессию профессией, авторами берется за основу. Мы, напротив, отстаиваем ту точку зрения, что используемая Граве и др. концепция психотерапии как прикладной психологии с общей оценкой всех терапевтических направлений, которая отсюда вытекает, не представляет истинной научной перспективы на общем профессиональном поле и не передает комплексности понятия «профессия». Вместе с тем не принимается во внимание, в числе прочего, структура клинического знания, а процесс возникновения клинических инноваций и актуальное состояние исследования профессий освещается недостаточно. И, как критически замечают сегодня такие исследователи психотерапии, как Рудольф (Rudolf, 1991), результаты психотерапевтических исследований не могут достичь психотерапевтической практики, а это могло бы послужить поводом для того, чтобы задуматься об отношениях между исследованиями и психотерапевтической практикой и взглянуть на них по-иному, чем ранее. Остро необходимая рефлексия приоритетов профессиональной деятельности должна быть проведена в дискурсе по основам, как это было недавно сделано с медициной, и то же самое можно было наблюдать в соседних рабочих областях (о педагогике см., например, Alisch et al., 1990; Dewe et al., 1992b)19.

19 Из наблюдений за навыками чтения психотерапевтов (Welter-Enderlin, 1992) и не публиковавшихся опросов практиков нам известно, что практики не читают результатов психотерапевтических исследований. Исследователям психотерапии нового типа следует задуматься над этим фактом и излагать результаты своих исследований в такой форме, которая вообще была бы доступна практикам. Не так давно авторы (Stehr, 1994 и Stichweh, 1994) указали на то, что в сфере образования, усовершенствования и повышения квалификации профессионалов неписьменные формы коммуникации (доклады, лекции, видео показы и т. д.) занимают намного более важное место, чем чтение специализированных журналов и книг. Если же принять во внимания еще и результаты практиков (напр., Ahlers und Gam, 1989), то теория «двух отдельных миров», в одном из которых живут исследователи психотерапии, а в другом - практики, не будет казаться такой уж абсурдной.


6.4. Концепция «Клинической полезности»

На основе ряда библиографических исследований (Reiter, 1991, 1994; Reiter und Steiner, 1994), первый из авторов этой статьи осуществил собственное исследование, которое дает эмпирически подтвержденный ответ на вопрос, каким критериям должны отвечать публикации в журналах по семейной и системной терапии для того, чтобы быть вообще воспринятыми, следовательно, неоднократно цитируемыми. Самым важным результатом является то, что практики следят за профессиональной литературой с помощью различения клинически полезные/клинически неполезные (Reiter, 1995а). Иллюстрация 6 представляет те признаки, которые в своей совокупности определяют концепцию «клинической полезности».

труды должны быть новаторскими

♦ должна существовать непосредственная связь с прак
тикой

♦ должна существовать широкая сфера применения

♦ все публикации должны быть на актуальном уровне те
оретического и клинического развития

♦ концепции не должны противоречить актуальному со
стоянию исследований

Им. 6. Критерии «клинической полезности» по Рейтеру (Reiter, 1995a)

В то время как четыре первых критерия можно было определить эмпирически, последний из них на основании проделанной автором работы по актуальному состоянию исследований профессий был добавлен позднее. Исследователи подчеркивают, что система наук стала самой важной окружающей средой профессиональных систем и что профессиональные знания сегодня не только должны удовлетворять критерию эффективности (достижение поставленных целей), а также что эмпирически содержательные высказывания, которые содержатся в практических теориях, должны иметь тесную связь с актуальными


исследовательскими знаниями20. Деве и др. (Dewe et. al., 1992а) детально занимались рассмотрением роли исследовательских знаний в осуществлении профессиональной деятельности и характеризуют это отношение такими терминами, как реляционирование, резонанс и рефлекс. Вместо модели трансфера, которая потерпела крушение, теперь ориентируются на то, что со стороны науки невозможно прямо влиять на практическо-профессиональную деятельность, а предложение знаний должно быть реконструировано в профессиональном контексте. Профессиональное знание понимается «как самостоятельная сфера между практическим деятельным знанием, с которым оно разделяет постоянный груз принятых решений, и систематическим научным знанием, совместно с которым оно подпадает под возрастающую необходимость обоснования. В профессиональной деятельности научное и практическое знание, идя навстречу друг другу, и делают профессионализм тем узлом, в котором потенциально контрастируют и реляционируют оба типа знания» (там же, S. 81). История психоанализа и психотерапии показывает, что инновации были сделаны прежде всего на практике и почти не делались в исследовательских учреждениях. Научные обоснования клинических открытий почти всегда происходят постфактум. Поэтому мы считаем, что критерий истинности лучше всего было бы применить в форме, приведенной в иллюстрации 6: клинические теории не должны противоречить хорошо обоснованным результатам исследований. Речь идет об несколько сниженном критерии, который, однако, отвечает состоянию проблемы и видит полезность в клинических познаниях даже тогда, когда они еще не могут быть объяснены достаточным образом21.

20 Людвиг (Ludewig, 1988b) занимается исследованием клинической ре
левантности знания. Критерий клинической полезности для системной
терапии рассматривался также авторами Loth, 1990, и Ludewig, 1988a.

21 Примером этого может служить предложенный недавно (Shapiro,
1995) метод лечения последствий травм (EMDR), который автор от
крыла эмпирически и эффективность которого была научно подтверж
дена только позднее.


Затронутую проблематику следует еще раз объяснить с помощью схемы, которая предоставляет четыре основных типа отношения между «клинически эффективным» и истинным знанием (илл. 7).

Илл. 7. Отношения между «клинической эффективностью» и «истинностью» теорий

Тип 1

Здесь идет речь об идеальном случае клинического знания, который содержит все критерии клинической полезности (см. илл. 6). Теории считаются практически полезными, или же эта полезность подтверждается с помощью исследований эффективности. Кроме того, они не содержат никаких высказываний, которые могли бы быть опровергнуты исследованием. Примером может считаться эмпирически содержательная часть психоаналитического учения о защите, которая не только является особенно важной для клинической деятельности психоаналитика, но и была эмпирически проверена многочисленными исследованиями (Cramer, 1991).

Тип 2

Хотя знание этого типа подкреплено исследованиями, однако для работы практиков оно почти не имеет значения. Но определение знания этого типа зависит также от настроений времени. Познание психоаналитической теории объектных отношений существенно изменило осознание расстройств этих отношений. Тем не менее, например, в системной терапии, которая занимается прежде всего вопроса-


ми отношений, эти открытия до сих пор не играют никакой роли. Но такое положение вещей может в скором времени измениться, если в системном поле произойдут изменения в формировании клинической теории. Одним из возможных путей интеграции является теория схем.

Тип 3

Это тип наиболее противоречивый. Если в психоанализе у последователей Фрейда соответствие клинического знания истине является ведущим представлением, то в семейной терапии, под влиянием американского прагматизма, долгое время господствовало представление, будто бы достаточно, чтобы теории удовлетворяли только критерию полезности (эффективности). После «эпистемологического переворота» (Buchholz, 1990) и заимствования «радикального конструктивизма» в качестве основы системной терапии критерий истинности — с измененными обоснованиями — стал рассматриваться как менее важный.

Тип 4

«Знание» — это всегда провереннее знание. Потому Тип 4 не отвечает, строго говоря, понятию знания и не должен фигурировать в профессиональных системах. Однако ежедневное знание («этиология профанов») богато «теориями» этого типа, которые часто становятся основанием для самолечения. Их надо учитывать в процессе терапии, поскольку клинические концепции терапевта должны быть связаны с этими представлениями (Andersen, 1987).

История психотерапии богата концепциями, которые сначала отвечали типу 1, но потом, вследствие отрицания эмпирически содержательных высказываний, содержавшихся в них, приписывались типу 3. Примерами этого являются «раковая личность» и типологии специфик в психосоматике (например, «язвенная личность») и системной семейной терапии (например, маниакально-депрессивная семья). Масштабные исследования смогли показать, что специфики, которая утверждается в этих понятиях, просто не существует. Несмотря на это, многочисленные клиницисты и до сих пор


работают с этими концептами. Знание типа 3 с определенным опозданием во времени выделяется из существующего репертуара профессиональных знаний. Этот путь изображен на илл. 7сплошными стрелками. С помощью этой схемы можно продемонстрировать значение исследования для профессиональных знаний. В лучшем случае эти исследования могут быть использованы как критическая инстанция для того, чтобы можно было «пройти» изображенный на илл. 7 с помощью пунктирной линии путь: опровергнутые части теорий быстро выбрасываются из корпуса профессиональных знаний. Это отвечало бы также современному пониманию профессий с более короткими циклами обновления знаний.

6.5. Ренессанс казуистики

Как в медицине, так и в психотерапии в последние годы состоялась интенсивная дискуссия о значении и новой оценке клинических казуистических демонстраций (например, Davison and Lazarus, 1994; Mahony, 1993; Stuhr und Deneke, 1993). Такие авторы, как GaBler (1994) и Spiro et. al. (1987), показывают, что профессиональные практики приобретают необходимую для их деятельности гибкость не только из теоретических учебников, но и благодаря большому количеству случаев (личных, опубликованных и т. п.). Этому факту уделяется большое внимание также в биографиях для получения образования по психотерапии. Гантер (Hunter, 1989), имея в виду медицинскую казуистику, нашел формулировку, которая отвечает значению казуистических демонстраций в психотерапии: «Индивидуальный случай является пробным камнем для медицинского знания, а сосредоточение на случае каждого отдельного пациента является очевидным в присущем клиницистам скептицизме, в их отказе от обобщений, и, прежде всего, в их педагогическом и мнемоническом применении идеографических, хронологических описаний болезни» (там же, S. 194). Автор подчеркивает значение аккумулирования знания с помощью работы над случаями в противовес приумножению знания через общие теоретические знания: «То, в чем сосредоточена мудрость, которая возникает из тщательного исследования отдельных моментов, не является делом теоретических принципов, а


проверенным накоплением обобщений: практическими ориентирами, клиническими догмами, практической оценкой всего предыдущего опыта» (там же, S. 195).

7. СМЕЖНЫЕ ПРОФЕССИИ ПСИХОТЕРАПИИ

Какие рассуждения можно найти в системно-теоретической литературе о смежных профессиях психотерапии (медицине, психологии, педагогике, социальных профессиях), принимая в расчет избранные разграничения и самоопределения их профессиональной деятельности? Центральным для общественной функциональной системы является, по Люману, возникновение двузначного кода, который перекрывает весь спектр системы. Функциональным системам присущи бинарные схематизмы, обе стороны которых в разной мере можно интегрировать в систему. Далее мы кратко покажем, как в названных четырех системах сформировался этот центральный код и что служит ведущей дифференцией в каждой из систем. Следует подчеркнуть, что эти коды являются различениями, доступными для наблюдения, а тем самым и для изменений. Илл. 8 описывает необходимые признаки кода.

код должен отвечать функции системы, переводя их в
ведущую дифференцию

♦ код должен полностью охватывать функциональную
сферу системы

♦ код должен быть избирательным в направлении окру
жения

♦ код должен быть информативным внутри системы, не
задавая слишком жестких параметров системе

♦ код должен быть открытым для дополнений (программ)

♦ код должен предлагать критерии, по которым можно
определить, какие стороны обеих показателей кода спо
собны к подсоединению

Илл. 8. Признаки экспертной деятельности по Винограду и Флоресу (Winograd und Flores, 1986)


В общем подтверждается, что исторически более старые функциональные системы (религия, экономика, право, медицина, наука) имеют бинарный код, а младшие (педагогика, социальная работа), напротив, — другие формы ведущих дифференций. При развитии ведущих дифференций речь идет об эволюционном процессе. «Выживают» те кодирования, которые оказываются незаменимыми и, как следствие, ограничивают возможности других функциональных систем (Luhmann, 1988).

7. 1. Медицина

Если следовать аргументам Люмана (Luhmann, 1990a), то система лечения больных является автономной функциональной системой общества, даже если она во многих своих проявлениях структурно переплетена с финансовыми операциями, наукой, применением права и т. п. Отграничение функциональной системы «медицина» вследствие формирования асимметрически построенного кода (больной/здоровый) произошло из-за отказа лечить здорового, который, возможно, является больным. Для врачей только болезнь инструктивна, здоровье не побуждает их к деятельности. Врачи размышляют только над тем, чего не хватает, только тогда, когда кто-то болен. Соответственно болезней много, но лишь одно не определено — здоровье (Luhmann, 1990a, S. 186f; Galtung, 1994). Это также является причиной, почему в отрасли здравоохранения («здоровой жизни») медицина стоит в одном ряду с другими дисциплинами: диетологией, психологией, экологией и т. п. О здоровье медицина может сказать так же много или так же мало, как и другие дисциплины.

Особенный интерес для обсуждаемой здесь темы представляет позиция психиатрии. Она может быть определена как такая система профессиональной деятельности, которая наблюдает и лечит психические системы с помощью ведущей дифференций «больное/здоровое». То, что эта деятельность, которая длится уже более двухсот лет, до сих пор была только отчасти успешной, показывает продолжающийся дискурс основ, ко торый сопровождает историю психиатрии, а также попытю прежде всего университетской психиатрии определить ее ка!


часть биомедицины. Эту стратегию разграничения, которая многократно определялась как «ребиологизация» психиатрии, следовало бы лучше описывать как переход к редукционистскому эмпиризму (Karlsson und Kamppinen, 1995; Mooij, 1995; Schleifter, 1994a)22. Возникновение профессии «психотерапия» можно рассматривать в связи с описанным процессом.

7.2. Психология

В психологии заметна отчетливая тенденция приписывать «прикладным» психологическим исследованиям статус «психологической профессии» (Peterson and Peterson, 1994). В немецкоязычном мире эту точку зрения отстаивают Граве и др. авторы. По Граве и др. (Grawe et. al., 1994), психотерапия не является чем-то демонстративным, а только одной из возможностей лечения определенного класса болезненных состояний (там же, S. IX f.). Она определяется применением психологических методов влияния, причем связанные с этим вопросы и ответы являются предметом изучения психологии. В рамках образования клинического психолога все эти основные вопросы охватываются основательным введением в психологию отдельных психических расстройств, которые отвечают также медицинско-психиатри-ческим классификациям. Граве и др. (там же) критикуют недостаточное образование врачей в таких отраслях, как психология и психотерапия, причем существующие структуры приводят заинтересованных психологией медиков к психоаналитическому образованию, то есть именно к тому направлению терапии, которое «не обращает никакого внимания на состояние знаний эмпирической психологии». (...) Это слияние профессионального сословия и терапевтической ориентации приводит к тому, что психологи в общем добиваются лучших результатов в терапии, чем врачи, потому что те формы лечения, в которых получили образование психологи, являются, как правило, значительно более действенными, чем психоанализ, к тому же это касается широкого спектра психических и психосоматических расстройств (там же, S. 19). Большая часть других психотерапев-

22 Попытки «подойти» к психической системе через ее структурную связь с органическими системами являются чрезвычайно трудными из-за самореференциональности обеих этих систем (Schleiffer, 1995).


тических школ также подвергается последовательной критике. Однако в своей аргументации авторы избегают одной проблемы, которая все чаще обсуждается в психотерапевтических исследованиях и важна для оценки релевантности их результатов: в каком отношении находятся «экспериментальные психотерапии» к «клиническим психотерапиям» как в психотерапевтических практиках, так и в институциях? (Clarke, 1995; Hengelleret. al., 1995; Weisz et. al., 1995.)

7.3. Педагогика

Под воспитанием понимают изменение личности вследствие специализированной коммуникации, в отличие от «естественной» социализации. Речь идет о преднамеренной коммуникации с целью улучшения психических систем воспитываемых (Luhmann und Schorr, 1992). По мнению авторов, система воспитания не сформировала двузначного кода (Luhmann, 1991,1992b). To, что делает коммуникацию в системе воспитания пригодной для совмещения с другими и символизирует единство этой системы, это — намерение воспитания. Воспитание предвидит, что есть кто-то, кому оно необходимо. Этим объектом является ребенок, культурное открытие которого во времена средневековья детально описал Ариес (Aries, 1975). Каким же образом, несмотря на это, воспитание все же возможно и откуда воспитатели берут смелость начать коммуникацию? Ответ Люмана состоит в том, что все это стало возможным вследствие конструкта «ребенка», — пока еще не взрослого существа, которое нуждается в воспитании. Педагогике нужна концепция ребенка (воспитанника), так же как медицине — концепция болезни, для того чтобы определить границы систем и допустимые коммуникации.

7.4. Социальная работа

По вопросу о том, имеет ли социальная работа статус профессии, является ли она функциональной частичной системой общества, существуют весьма противоречивые суждения (Stichweh, 1992; Schiitze, 1992). Если прислушаться к аргументации Беккера (1994), то можно определить функциональную частичную систему общества, называемую автором «социальной помощью», которая определяется с помощью


бинарного кода (помогать/не помогать). Все процессы нацелены на компенсацию дефицита. «Помогать» — это определенная коммуникация, которая информирует о том, что существует определенный дефицит, извещает, что этот дефицит должен быть устранен, и дает понять, что между существующим дефицитом и его устранением существует контингентная связь» (там же, S. 99). «Помогать» — это позитивная ценность: когда помощь уже оказывается, продолжить ее легче.


Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 444 | Нарушение авторских прав







При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.013 сек.)