АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Психотерапия между идеографическим и номотетичес-ним самоосознанием

Характерным для психотерапии не является, однако, четкое отнесение самоосознания к чему-то определенному, исключительно идеографическому с целью достижения по возможности свободного от предубеждений понимания, фокусирующегося только на индивидуальности отдельной личности. Если бы психотерапия в этом смысле захотела определить себя феноменологически, ее ноу-хау состояло бы только в способности свободного от предубеждений и любого категоризирова-ния наблюдения. В противоположность этому, отдельные школы психотерапии располагают также знаниями об определен-

ных регулярностях и закономерностях, или же, высказываясь более осторожно, знаниями об определенных связях и образцах, которые, несмотря на индивидуальность, всегда можно описать в их проявлениях (а в некоторых теориях универсально). Итак, эта напряженность между номотетическим и идеографическим самоосознанием кажется мне характерной для психотерапии. В психоанализе же внимание к напряженности между герменевтическим пониманием идиосинкразии отдельного случая и обобщающими высказываниями, призванными расширять знания о структуре личности и душевных процессах, имеет давнюю традицию (ср. Lorenzer, 1985). Моделл (Modell, 1984) называет в этом контексте психоанализ «наукой всех наук», потому что он требует постоянного обмена между эмпатичной идентификацией и естественнонаучной позицией наблюдателя. Штренгер (Strenger, 1991) помещает психоанализ между герменевтикой и номотетикой, потому что в нем идет речь, с одной стороны, о понимании неосознанных структур смысла, а с другой — об объяснении душевных процессов. Поэтому нисколько не удивительно, что этим вопросом занимались главным образом психоаналитики, ведь психоанализ является не только учением с наиболее широкой и наиболее разработанной клинической теорией, но и имеет самую давнюю традицию научно-теоретической постановки вопросов. Однако в принципе это отношение напряженности характерно и для всех других направлений психотерапии.

В конкретной ситуации лечения герменевтический круг образуется между вопросами, служащими пониманию индивидуальности отдельного лица, и рефлексией этой информации на фоне соответствующей психотерапевтической теории. Таким образом, характерная для определенного направления клиническая теория предлагает тот фон, на котором только и можно охватить индивидуальность пациента, которую в отрыве от него даже нельзя было бы выразить мыслями или словами. Поскольку особенное и общее пребывают в диалектической связи между собой, то индивидуальность следует понимать и объяснять только как индивидуальное общее (ср. Tress, Fischer, 1990). Таким образом, в психотерапевтической практике каждый раз представляют интерес индивидуальные констелляции общих типов интеракций, развития личности, возникновения симптомов и т. п.

Исходя из этого, способ «рассмотрения» собеседника в психотерапии отнюдь не «свободен от предубеждений», как к этому стремится феноменологическое созерцание сущностей, а всегда «профильтрован через теорию». Каждая школа психотерапии в своей теории обращает внимание на определенные взаимосвязи, что делает терапевтов восприимчивыми к усвоению определенных образцов. Психоаналитик оттачивает свое восприятие феноменов переноса, когнитивный поведенческий терапевт за каждым симптомом угадывает когнитивную дисфункциональность, семейный терапевт сосредотачивает внимание на образце семейной интеракции. Итак, то, что воспринимается в терапевтической ситуации, а также выбор дальнейших вопросов, отвечает, конечно же, не только индивидуальности отдельного клиента, но и теоретическим конструкциям терапевта.

Итак, наблюдения приводятся во взаимосвязь друг с другом вдоль оси специфичной для каждой отдельной школы психотерапии ведущей дифференции: в психоанализе — по оси ведущей дифференции «сознательное/бессознательное», в системной терапии это преимущественно контекстная зависимость, а в когнитивной поведенческой терапии — связь между восприятием и когнитивным актом. Тем самым специальные терапевтические теории, кроме специфического профессионального языка, предлагают еще и знания, о взаимосвязях между феноменами. В соответствующих техниках разных школ, кроме того, инструментализируются специфичные для разных школ гипотезы. Так, например, при помощи циркулярных опросов в системе терапии инстру-ментализируется фундаментальное предположение о существовании некоей сети, при помощи интерпретации в психоанализе выражается связь между сознательным и бессознательным содержанием, а при помощи систематической десенсибилизации в поведенческой терапии воплощаются учебно-теоретические концепции.

Если говорится о том, что психотерапевт видит клиента сквозь очки своих теоретических конструкций, то это еще не означает, что из-за этого восприятие терапевта ограничено, словно из-за ношения инфракрасных очков (не пропускающих, как известно, ультрафиолетовые лучи). Если бы терапевт действительно воспринимал только то, для чего в

своем теоретическом языке он мог бы находить слова и модели, то не могли бы возникать новые теории, а уже существующие — критиковаться или пересматриваться. Очевидно, между специфичным для соответствующей школы образованием и восприятием или формированием терапевтического процесса не существует замкнутого круга. Специфические для разных школ теории — это не разные формочки для пирожных, при помощи которых из любого теста можно вырезать одни и те же формы. Формы пирожных не могут меняться из-за теста, в то время как сумма терапевтического опыта очень сильно влияет на изменения в теоретическом ландшафте. Это находит свое выражение, во-первых, в многократно удостоверенном феномене, что практики опытных психотерапевтов различных школ намного более похожи друг на друга, чем практики новичков, а во-вторых — в возникновении новых и модификациях уже существующих теоретических конструкций.

Итак, мы вынуждены исходить из того, что существуют очень сложные и отчасти симультанные взаимосвязи между теоретическими конструкциями и конкретным терапевтическим опытом. Теоретические предварительные предположения хотя и влияют на восприятие терапевта и структурируют его деятельность, но все же не определяют их однозначно, так как терапевтическую деятельность нельзя вывести из теории при помощи неуклонной дедукции.

Ввиду сложностей этих взаимосвязей, а также сложности самой психики, не следует исходить из того, что теории психотерапевтических школ можно просто опровергать на базе конкретных эмпирических данных. Заявка на опровержимость высказываний как попперовский критерий их научности не должна подаваться психотерапией, не потому, что психотерапия не есть наука, а из-за того, что этот критерий не соответствует сложности психической жизни, а следовательно, здесь не пригоден. Социологические, политические или экономические теории ведь тоже не могут опровергаться при помощи отдельных наблюдений, и, как убедительно продемонстрировал историк науки Кун, принцип опровержимости не в состоянии даже показать развитие естественных наук, ибо «ни °дин процесс, открытый до сих пор вследствие изучения истории научного развития, не имеет никакого сходства с мето-

дологическим шаблоном опровержимое™ при помощи непосредственного сравнения с природой» (Kiihn, 1988).

В этой связи психотерапия должна поставить вопрос о со. отношении между теорией и практикой, поскольку психотерапевтическая практика ни в коей мере не следует из непосредственного применения теорий. Если в естественных на-уках, как того и требует критический рационализм, из теории выводятся конкретные гипотезы, проверяемые затем в эксперименте, то для психотерапии этот сценарий отсутству. ет. Решающим критерием при экспериментальной проверке гипотез является исключение интерферирующих изменений (чтобы показать, что все тела падают с одинаковой скоростью вне зависимости от веса, нужно было исключить сопротивление воздуха, создав вакуумный насос), что в естественно научном эксперименте в большинстве случаев возможно, однако этого никогда не удается достичь в терапевтической ситуации. Это означает, что теоретические концепции в психотерапии не служат однозначным и детализованным определением терапевтической практики, а служат в качестве эвристики — для решения проблем и нахождения решений. Они структурируют коммуникации сквозь практику, делают ее понятной, связной и прозрачной благодаря редуцированию комплексности. В этих функциях теоретические концепции в большей или меньшей мере могут быть верными, тем не менее здесь речь идет отнюдь не о проверке эмпирической попытки опровержимое™ (ср. Manteufel und Schiepek, 1995).

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 416 | Нарушение авторских прав