АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Психея и ее возлюбленный-демон

История Эроса и Психеи рассказана в романе "Золотой осел" древнеримского писателя Апулея. Апулей издавна привлекал внимание юнгианских теоретиков. Эрих Ной увидел в сюжете странствий Психеи парадигму женского развития. В отличие от него, фон Франц и Уланов рассматривали ее как модель развития анимы у мужчины. Джеймс Хиллман прочел в этой истории архетипическую драму, метафорическое изображение страстного стремления Психеи к Эросу и Эроса к Психее. Недавно Лина Росс проинтерпретировала этот сюжет как "борьбу за отделение от коллективного при сохранении связи с божественным".

В некоторой оппозиции к вышеупомянутым авторам мы рассмотрим эту историю как изображение того, что мы назвали архетипической системой самосохранения. Для нас это рассказ о том, как эта система "спасает"(руками Эроса) травмированное невинное эго (Психею). В этой истории спаситель Психеи становится ее любовником-демоном. Здесь изображен процесс исцеления травмы, состоящий из двух стадий. Первая стадия ознаменована появлением на сцене защищающего и любящего аспекта Эроса, вторая стадия характеризуется проявлением его демонического аспекта. По мере того как разворачивается история, и Эрос и Психея должны испытать страдание от утраты иллюзий, зато в итоге всей коллизии устанавливаются отношения между связанным с реальностью эго и амбивалентными нуминозными энергиями, представленными в образе Эроса как в его защитной, так и преследующей форме. Итак, Эрос и Психея представляют собой диаду, во многом напоминающую диаду колдунья/ Рапунцель, и эта архетипическая структура характеризует систему самосохранения травмированного пациента с ее начальным сопротивлением изменению и принятием, в конце концов, неизбежности изменений (которая является одним из условий человеческого существования).

Применяя гностическую метафору к сюжету нашего повествования, мы могли бы сказать, что этот двухступенчатый процесс отражает два этапа нисхождения духа в материальный мир - воплощение (incarnation) личностного духа (daimon) в теле. Процесс "вселения" осуществляется, вероятно, в два этапа. На первом этапе отчужденное (травмированное) эго повествования (Психея или Рапунцель), "захваченное" демоном-хранителем (колдуньей или божеством), увлекается в замок или башню фантазии. После достаточного отрезка времени, проведенного в этой трансформационной камере, питаемое по ночам амброзией, приносимой демоном-хранителем, невинное, неинициированное эго повествования становится достаточно сильным (и Психея и Рапунцель беременны), чтобы принять риск отчуждения от позитивной стороны Самости, с которой оно идентифицирует себя. В этот момент совершается жертвование, и начинается второй этап. В сказке о Рапунцель момент жертвования мы видели в эпизоде, когда Рапунцель с Принцем вступают в конфронтацию с фрау Готель и оказываются выброшены из башни. Идея жертвы получает развитие в процессе страданий и скитаний, когда Эрос и Психея оказываются мучимы "темной стороной" своей слепой любви. Однако эти страдания включают и позитивный внутренний элемент и, следовательно, в корне отличаются от непреодолимого бедствия, с которого начинаются наши истории. Это страдания сакрализованного эго — эго, отныне находящегося под руководством Самости и ее энергий индивидуации.

Как и большинство сказок, наша история начинается с ситуации нарушения баланса между нуминозным миром богов и человеческой сферой. Другими словами, что-то нарушилось в передаче архетипических энергий, и дисбаланс должен быть откорректирован. В истории Эроса и Психеи нет стены, которая разделяла бы нуминозное и реальное, здесь скорее имеет место не защитное разделение между нуминозным и реальностью, а защитное использование нуминозного в контексте неадекватно установленной связи "реальность-эго". В этом проблема нарциссизма, т. е. идентификации эго с красотой, богатством или знатностью — со всеми общими ценностями, которые раздувает (подвергает инфляции) эго посредством нуминозных, архетипических энергий, не принадлежащих ему в полной мере. Психея "инфляцирована" желаниями других людей (она несет их проекции), но ее собственное желание еще не проснулось. Ее "дух сломлен", она полна самообличений — та же картина, что мы видели в последствиях ранней психической травмы. Только ее внешняя красота поддерживает ее самооценку. Внутри же она пуста, у нее нет аутентичного "я".

В этой ужасной ситуации, лишенная человеческой любви, обреченная на рабство у демонического любовника, Психея находится в положении, которое напоминает ситуацию Лунной Леди Юнга, после того как она подверглась инцестуозному насилию со стороны своего брата. Однако "Безвыходное положение человека —удобный случай для Бога", и в этот момент невыносимого страдания трансцендентное "существо" приходит на помощь осажденному эго, перенося его во внутренний мифический ландшафт, растворяя его в божественных энергиях для того, чтобы оно смогло восстановиться. В нашем случае любовник-демон Психеи есть не кто иной, как сама "Любовь". Однако "Эрос" сам, по-видимому, нуждается в развитии, так как в первый раз мы встречаем его в нашей истории в роли маменькина сынка, одержимого, так сказать, своей божественной матерью Афродитой, которая целует его "полуоткрытым ртом". Итак, наша история повествует о спасении и трансформации травмированного эго и вместе с тем о спасении и трансформации демонического партнера этого эго, который оказывается вовлеченным в коллизии человеческих отношений из любви к этой раненой женской части "я".

Мы предположили, что одной из причин расщепления личности является необходимость сохранения личностного духа неизменным, что Самость, реагируя на травму, является организующим фактором расчленения переживания, необходимого для выживания индивида. В наших клинических примерах мы были свидетелями того, как в таких случаях негативно констеллировалась Самость, препятствуя интеграции или индивидуации. Мы видели также, как, защищая личностный дух, Самость в то же время преследовала его и лишала свободы.

Если мы полагаем Самость как потенциальную целостность личности, которая постоянно ищет воплощения в эго и его объектных отношениях, то расчленение, разрушение отношений между Самостью и принадлежащим реальности эго, причиной которого является травма, означает, что Самость, так сказать, приносит себя в жертву, т. е. приносит в жертву саму свою сущность, которая и есть эти отношения. В лице демона или бога (Эроса в нашем рассказе) Самость отрезает себя от возможности своего воплощения в реальности (Психеи) — так сказать, расчленяет самое себя, разрушая свои отношения с эго и внешним миром. В итоге, пара Эрос/Психея представляет собой две половины исходного единства личностного/трансперсонального (внутреннего/внешнего), которое было расчленено травмой.

Огромная заслуга Юнга состоит в том, что он понял истинную природу этого внутреннего пристанища, открывающегося после травмирующего события. В отличие от Фрейда, который видел лишь регрессивный, сексуальный мир исполнения желаний, в который уходит эго (инцестуозная регрессия в материнскую утробу), Юнг считал, что регрессировавшее эго спускается еще глубже, на коллективный уровень психики, и здесь находит поддержку трансперсональных энергий, которые абсолютно необходимы, если эго суждено когда-нибудь снова "прогрессировать".

Регрессирующее либидо, по всей видимости, десексуализирует себя, отступая шаг за шагом назад к досексуальной стадии раннего младенчества. Но даже и здесь это отступление не прекращается, и, в некотором смысле, это регрессирующее либидо продолжает свое движение обратно к внутриутробному, пренатальному состоянию; и на этом пути, покинув сферу личной психологии, ввергается в коллективное психическое, где Иона узрел "мистерии" ("коллективные представления") в чреве кита. Либидо, таким образом, достигает нечто вроде зачаточного состояния, в котором, подобно Тезею и Пирифою в их путешествии в подземное царство, оно может быть легко и основательно застрять. Но оно может также легко вырвать себя из материнских объятий и возвратиться на поверхность с новыми жизненными возможностями.

Здесь мы видим описание инкапсулированного мира, который известен в психопатологии под термином "шизоидной защиты", однако с важным дополнением Юнга, касающимся поддерживающих жизнь энергий, к которым там открывается доступ. Внутри этого мира иллюзий в омертвелом, слабом эго Психеи поддерживается жизнь: оно, подобно гидропонному растению, питается по ночам нектаром любви Эроса, т. е. архетипической фантазией. Одно из чудес психологической жизни состоит в том, что таким образом травмированная психика сохраняет свою жизнь (хотя и платя за это огромную цену).

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 572 | Нарушение авторских прав