АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Бытие в соприкосновении. Мы не можем рассчитывать, что люди, находящиеся в разрыве с реальностью, в том числе и с реальностью их тел

Мы не можем рассчитывать, что люди, находящиеся в разрыве с реальностью, в том числе и с реальностью их тел, могут быть ответственными взрослыми. Они не могут принимать реальную ответственность за свою жизнь или поступки, они находятся в разрыве с динамическими силами, которые определяют их поведение и реакции. В прошлом такие люди могли подчиняться установленным нормам поведения, уверенные в том, что если они следуют этим нормам, то их будет не в чем упрекнуть. Но в мире, который больше не признает и не принимает формальные модели отношений, ответственность за значимые эмоциональные отношения переносится на индивида. Такую ответственность человек может принять на себя полностью, только если он находится в соприкосновении с самим собой.

Бытие в соприкосновении означает осознание своего тела, его выражение, состояние его открытости и характер его напряжения. Когда человек находится в соприкосновении со своей телесной самостью, он живет не только на основе умственных образов, которые могут соответствовать или не соответствовать этой самости. Бытие в соприкосновении также означает, что человек обладает некоторым пониманием тех переживаний, которые сформировали его личность, особенно на телесном уровне. Я не смогу переоценить важность того факта, что тело является пробным камнем человеческой реальности. Человек, который думает, что он знает себя, и при этом находится в разрыве со свойством и смыслом своих физических реакций, действует на основе иллюзии. Он принимает намерение за само действие. В своем сердце он хочет тянуться, но импульсы не могут протекать свободно через мышечную броню. Действие становится нерешительным, незаконченным и противоречивым. Естественно, оно вызывает такую же незаконченную и противоречивую реакцию. Подобная ситуация может приносить одно неудовлетворение и разочарование и даже может привести к возникновению чувства обиды, если человек не осознает своих проблем. В этом случае он может сказать: «Я хочу тянуться навстречу вам, но мне уже столько раз причиняли боль, что я волей-неволей должен сомневаться и быть все время настороже».

На такое высказывание мы можем без колебаний отреагировать с сочувствием и любовью.

Когда напряжения в теле носят более тяжелый характер, вытягивание может трансформироваться в акт жестокости или садизма. Я наблюдал, как это происходило со множеством пациентов, когда я давал им свою руку. Сначала они брали ее мягко, но по мере того, как чувство нарастало, их ладони становились жестче, а хватка усиливалась настолько, будто они хотели оторвать мою руку. В терапевтической ситуации это позволит нам исследовать глубинные чувства пациента, они имеют губительные последствия для отношений, построенных на любви. Мы сможем понять это явление, когда осознаем, что импульс любви трансформируется в ярость, после того как он задействует негативные чувства, запертые мышечной броней.

Сочетание любви и гнева, направленное на одного и того же человека, принимает садистский характер, то есть оно становится потребностью причинять боль в качестве выражения любви. В противоположность человеку, испытывающему враждебность или ненависть, садист причиняет боль тому, кого он любит. Райх считал, что импульс любви расщепляется, когда проходит через сжатую мускулатуру, и что попытка восстановить его целостность превращает его в грубое и жестокое действие. В этой ситуации человек, который находится в соприкосновении с самим собой, вместо того чтобы причинять боль любимому человеку, сказал бы: «Я не могу любить. Во мне слишком много враждебности».

Бытие в соприкосновении — это не только предпосылка для ответственности, но также и ее суть. Взрослый, в отличие от ребенка, несет ответственность за свое собственное самочувствие. Это не та ответственность, которая налагается извне, а та, которая свойственна внутренней природе взрослой особи — человека или животного. Однако общеизвестно, что многие люди, особенно те, которые находятся в депрессии, не в состоянии принять такую ответственность. Их тревожат чувства лишения, зародившиеся еще в детстве и подрывающие их чувства самообладания и уверенности в себе. Они ищут одобрения и, кажется, хотят заручиться поддержкой и вновь обрести уверенность в своих силах. Их поведение можно описать как незрелое. Их отношения с другими людьми можно охарактеризовать зависимостью. Они являются личностями, ориентированными на внешний мир, потому что у них нет контакта ни со своими чувствами, ни со своим телом.

В ходе терапии я часто слышу, как пациенты выражают свою потребность, чтобы о них заботились и любили. Что ж, я очень хорошо понимаю, откуда у них такие чувства, поскольку эти основные потребности не были удовлетворены в их ранние годы жизни. Но что можно поделать с этим сейчас? Я уже указывал раньше, что терапевт не может заботиться о своих пациентах или любить их так же сильно, как должны были это делать их родители. Он может выразить им свое сочувствие, поддержку и понимание, но он не может быть матерью или отцом для своих пациентов. Тем не менее потребность пациента в любви — обоснованная реальность. Через любовь, то есть через любовь матери, которая выражается в том, что она носит ребенка на руках, прикасается и отзывается ему, он обретает чувство своего тела, а также свое отождествление с ним. При отсутствии любви тело становится источником боли; потребность в контакте становится мучительной тоской, и ребенок отвергает свое тело точно так же, как мать отвергла его. Губительным последствием потери материнской любви является потеря тела. Даже для взрослого потеря глубоко любимого человека вызывает онемение всего тела, чувства теряют свое содержание, и тело умирает.

Каждый пациент нуждается в том, чтобы к нему прикасались, и это особенно актуально в отношении депрессивного пациента. Прикасаясь к нему, можно оживить его чувства. Находясь с ним в соприкосновении, можно выразить свою симпатию и понимание его. И наконец, физическое прикосновение с теплом и с чувством передаст любовь, в которой он так нуждается. Время от времени, если возникает такая потребность, терапевту необходимо поддержать пациента с помощью тактильного контакта или обнять его. Такая поддержка выполняется не с тем чувством, которое мать испытывает к своему ребенку или любящий к своей возлюбленной, а с теми теплыми чувствами симпатии и нежности, которые человек, не боящийся прикасаться и любить, может проявить по отношению к другому человеческому существу. Физический контакт между терапевтом и пациентом был и до сих пор находится под запретом в традиционном психоанализе. Это предпринято, чтобы избежать вовлечения каких-либо сексуальных чувств между аналитиком и пациентом. Но это табу оказало совсем противоположный эффект. Оно только усилило сексуальный перенос, замуровав его, и заставило пациента испытывать страх прикосновения к аналитику. Так как это является проблемой самого пациента и основной причиной его потребности в терапии, табу на прикосновение стало препятствовать терапевтическому лечению.

Хотя прикосновение к пациенту имеет важное значение, но не менее, а может, и более важно — восстановить в нем самом способность прикасаться и тянуться к другим. Через соприкосновение мы обретаем контакт с другими людьми. Прикасаясь ко мне, пациент соприкасается не только с тем, кто я есть, но и с тем, кто он есть. Поэтому я предлагаю, чтобы пациент вытянул руки и коснулся ими моего лица. Удивляет то беспокойство, которое вызывает эта перспектива. Некоторые пациенты дотрагиваются до меня лишь кончиками пальцев, как бы боясь установить более полный контакт. Другие ощупывают пальцами мое лицо, как маленькие дети, которые пытаются почувствовать человеческое тело. Но есть и те, кто отталкивает мое лицо, как бы защищаясь от любого реального контакта или соприкосновения со мной. Такие реакции позволяют мне проанализировать и понять беспокойства пациента, связанные с прикосновением. Если этого не сделать, то как можно ожидать, что пациент будет находиться в соприкосновении с жизнью?!

Однако самое важное заключается в том, чтобы пациент соприкоснулся с собой не через посредничество другого человека, что сделало бы его зависимым от него, а с помощью своих собственных сил. Этого можно достичь, обучив пациента различным дыхательным и экспрессивным упражнениям, описанным ранее. Сначала он обнаружит, насколько велик его разрыв с самим собой, но это первый шаг к бытию в соприкосновении. На следующей стадии он обнаружит, что первые соприкосновения с собой — это болезненная процедура, она вызывает чувства, которые были подавлены в тот момент, когда стали невыносимы. Она так же болезненна и на физическом уровне, потому что поток крови, энергии и чувств в сжатых и напряженных тканях часто причиняет боль. Заручившись некоторой поддержкой и доверием, пациент может принять эту боль как положительное явление. Эта боль исчезает, как только ткани расслабляются и пациент в конечном итоге обнаруживает, что бытие в соприкосновении составляет сущность удовольствия.

Пока человек находится в разрыве со своим телом, он привязан к потере, которая породила такое его состояние. Каждое его усилие имеет неосознанную мотивацию восполнить эту потерю. Он будет строить иллюзии, чтобы отрицать окончательность своей потери, но, действуя таким образом, он не дает потере занять надлежащее ей место в прошлом с тем, чтобы сам он мог жить как ответственный взрослый в настоящем. Иллюзия мешает человеку находиться в контакте с реальностью, особенно с реальностью его тела в настоящий момент, и, таким образом, она удерживает ощущение потери. Я думаю, это объясняет, почему так много людей страдают от страха быть брошенными или от тревоги остаться одним.

Если терапевт не может восполнить пациенту потерянную любовь, он может помочь ему заново обрести свое тело. Это не уменьшит боль, наоборот, она может стать даже более острой, но это будет уже не та боль, которая угрожает целостности личности. Он принимает потерю и, делая это, становится способным жить полностью в настоящем. Вместо того, чтобы пытаться восполнить свою потерю, добиваясь любви, он направляет свои чувства на то, чтобы быть самому любящим или дарить любовь другим. Такое изменение в его отношении диктуется не рассудком (еще с детства нам говорили о том, что очень важно любить; как правило, это были пустые слова, поскольку нам не говорили, как надо любить), а потребностями тела. Тело ищет удовольствия и находит свое самое большое удовольствие в самовыражении. Из многочисленных путей самовыражения любовь является самым значительным и самым приятным вознаграждением. Находиться в соприкосновении с телом значит находиться в соприкосновении с потребностью любить.

Одна из моих пациенток на биоэнергетической терапии высказала свое замечание, которое я нахожу очень интересным. Она сказала: «Вы дали мне нечто, во что можно поверить». Она сказала это, уходя из моего кабинета, поэтому я попросил ее по возможности подумать еще раз на досуге о том, что она имела в виду, и прислать мне ее мысли на этот счет. Я бы хотел процитировать некоторые из ее соображений, которые она изложила в нескольких письмах.

В первом письме она написала следующее: «Когда вы сказали, что мое тело — это инструмент, я думала, это метафора. Моя ярость, слезы, боль и другие чувства — любовь, сексуальность, веселость, удовольствие — не могут быть «услышаны» без возрастающего ощущения своего тела. Моцарт на бумаге, без оркестра, был бы не Моцартом. Поэтому я поверила в свое материальное тело. Но я боюсь быть здесь, на земле, без матери, которую я хотела бы любить и которая любила бы меня. Сейчас я столкнулась со страхом того, что если буду работать со своим телом, то однажды я сама стану для себя хорошей матерью, и мне уже не нужно будет ничего бояться».

Ее второе письмо содержало следующее: «Я прониклась доверием к такой работе над собой и над своим телом, потому что она облегчает боль. До этого я никогда не получала удовольствия от упорной и тяжелой работы над чем-либо. Она (работа) приводит к подлинному наслаждению от творчества, от преподавания, от уборки в моем доме и т. д. Она изменила мое отношение к работе.

Я больше не стремлюсь так сильно к тому, чтобы другие люди давали мне уверенность в реальности моего тела. Раньше я использовала отношения с другими людьми, чтобы через чье-то прикосновение ко мне еще раз убедиться в том, что я нахожусь здесь и что я жива. Но когда я оставалась одна, чувства омертвения возвращались снова. Сейчас же мне кажется, я ощущаю свое тело будто заново рожденным. Когда я просыпаюсь утром, мне хочется играть, как ребенок в своей кроватке, — просто от того, что я живу здесь, в этом мире. Это новое для меня чувство, и оно всегда появляется, когда я думаю о нем. Может быть, сейчас у меня появится возможность любить человека, испытывая глубокие внутренние чувства».

В третьем письме она добавила очень важную запись: «Теперь я чувствую больше веры в себе, могу быть более отзывчивой, если другой человек открыт и честен. Я чувствую больше сострадания к другим людям, которые работают и стараются изо всех сил. Я верю в мою связь с ними, в мою общечеловеческую природу. Это дает мне то, во что можно верить, поверить, что я взаимосвязана с людьми, а не просто являюсь внешним фоном в мире других. Я чувствую себя уже не такой одинокой, менее изолированной. Я стала более человечной».

Я уже слышал от многих пациентов высказывания, что после соприкосновения со своим телом они начинают выполнять ту работу, которую не смогли сделать их матери. Они готовы и горят желанием принять на себя ответственность за свое собственное благополучие. Они больше не обращаются к другим, чтобы те дали им чувство одушевленности или ощущения самости. Но даже более важным является тот факт, что это новое чувство ответственности не ограничивается их «я», но простирается также и во внешний мир.

Как заметил Фритц Перлз, ответственность — это способность реагировать с чувствами. Она не является эквивалентом долга или обязанности, ибо ей присуще спонтанное свойство, которое напрямую связано со степенью одушевленности или открытости организма. Она является телесной функцией, потому что требует чувства, и в этом отношении она отличается от долга, который есть умственная конструкция, независимая от чувств, долга, который может вынуждать человека действовать против своих чувств. Таким образом, ответственность — это свойство человека, присущее ему на уровне тела.

Быть кем-то, то есть быть в соприкосновении с тем телом, которое есть у человека, автоматически делает его ответственным человеком.

То, что является общим для нас всех, человеческих существ, — это наше человеческое тело. Наше происхождение может отличаться, наши убеждения и представления могут конфликтовать, но все мы похожи друг на друга в телесном функционировании. Если мы уважаем свое тело, то мы уважаем тело другого человека. Если мы чувствуем, что происходит в наших телах, мы также ощущаем, что происходит в теле другого существа, к которому мы близки. Если мы находимся в соприкосновении с желаниями и потребностями наших тел, то мы знаем потребности и желания других. И наоборот, если мы находимся в разрыве со своими собственными телами, то мы разорваны с самой жизнью.

Некоторое представление о степени нашего разрыва с жизнью можно получить из того разрушения, которое мы причинили нашей окружающей среде. Возьмем, например, проблему загрязнения воздуха. Оно уже продолжается в течение многих лет, а мы все это время игнорировали его, потому что были так поглощены производством, что у нас не было времени дышать. Человек, не сознающий своего дыхания, не может осознать и загрязнения воздуха, по крайней мере до тех пор, пока воздух не станет настолько испорченным, что им будет вообще невозможно дышать. То же самое можно сказать об искоренении сельской местности, уничтожении дикой природы; повсюду только отходы и мусор. Находясь в разрыве с нашими телами, мы также находимся в разрыве с телом нашей естественной окружающей среды. Мозг, кажется, может функционировать адекватно в офисе или в библиотеке, но тело нуждается в естественной среде, если мы хотим, чтобы оно было живым и отзывчивым.

Без тела мы никто. Мы является частью массовой системы, однако при этом мы чувствуем себя одинокими и изолированными. Мы не принадлежим жизни, так как принадлежим миру машин, — мертвому миру. И никакие слова не изменят эту ситуацию, никакое количество денег не изменит наше состояние. Мы можем вернуться к жизни, только установив связь с нашими телами. Сделав это, мы обнаружим, что существует вера в жизнь и что тело человека — тело Бога, то, во что можно верить.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 520 | Нарушение авторских прав