АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Чуйская долина. Александр Зеличенко, полковник, куратор

Прочитайте:
  1. ТЕМНАЯ ДОЛИНА
  2. ЧУЙСКАЯ ДОЛИНА
  3. ЧУЙСКАЯ ДОЛИНА
  4. Чуйская долина
  5. Чуйская долина

Александр Зеличенко, полковник, куратор

антинаркотиковой программы ООН "Ошский узел"

Чуйская долина — это север Кыргызстана, юг Джамбулской и Чимкентской областей Казахстана, это громадные пространства от Ташкента на западе до Алматы на востоке, от кыргызских гор на юге до пустыни Муюн-Кум на севере. Это три с лишним миллиона гектаров, занятых дикорастущей коноплей. Особой коноплей, имеющей особые наркотические свойства, каких нет ни у какой другой конопли, обычного сорняка на полях Сибири и Центральной России, Северного Казахстана и Поволжья... Что такое три с половиной миллиона гектаров? Вспомним: вся страна, Советский Союз, осваивала целину, и усилиями всей страны в Казахстане было распахано, окультурено восемнадцать миллионов гектаров... Вот и сравнивайте.

Если подняться на вертолете, на самолете и попробовать окинуть долину взглядом, то это — необозримый океан, по которому перекатываются волны конопли в рост человека и выше.

Как бороться с коноплей? Наверно, никто не знает. Конопля — вековечное растение, самое неприхотливое, самое стойкое. Будет жара, сушь, засуха — она выживет. Начнется ливень, всемирный потоп, грязь, болото — она прорастет. Ничего с ней нельзя сделать. С корнями — не вырвешь, корни глубокие, чуть ли ни три метра. Распахать — поди попробуй. Во-первых, горючего не хватит, во-вторых, все равно бесполезно, пробьется, а в-третьих, конопля здесь растет не сама по себе, она выполняет природой уготованную роль. Своей мощной корневой системой она удерживает пески. Стоит только уничтожить, свести ее на каких-то пространствах — а на ограниченных участках это возможно, — как начинается наступление песков на села и аулы. Видите, какая получается сложная ситуация?

В Казахстане, на громадных пространствах, где на сотнях тысяч гектаров конопля стоит стеной выше человека, еще можно применять и применяют гербициды, поливают ее нещадно ядохимикатами с самолетов. Но и там урон для природы невосполнимый. А у нас, в Кыргызстане, на малых площадях, при большой плотности населения — и вовсе невозможно применение химии. Ведь гербициды сжигают все: и коноплю, и траву, то есть пастбища, и все живое там погибает: звери, птицы, скотина там больше не будет пастись, человеку туда уже не ступить ногой.

Вот какая проблема.

Американцы, правда, нашли способ. Вот я взял у своих американских коллег (достает из ящика горсть необыкновенно красивых, как игрушки, синих, красных, розовых кубиков со сглаженными углами. — С. Б.) несколько гранул. Это экологически безвредные гербициды в желатиновой оболочке, которые действуют только на коноплю. Одна гранула — один цент. Они выстреливаются специальной пушкой. Желатин растворяется, жидкость вытекает, обволакивает растения — ведь конопля ранней весной всего лишь низенькая-низенькая травка — и затормаживает процесс фотосинтеза. Одним залпом накрывается площадь в четыре гектара, один залп обходится в восемьсот долларов. То есть только для обработки гербицидами на Чуйскую долину необходимо от восьмисот миллионов до одного миллиарда долларов. Как минимум. Не считая всех остальных прямых и побочных, сопутствующих расходов.

Так что пока остаемся реальной силой в основном мы, милиция. Но силы наши... несопоставимы с территорией, которую надо контролировать. Раньше, пока Советский Союз не распался, было легче: мощное МВД Союза всегда помогало, хотя бы теми же вертолетами. Чтобы представить масштаб, приведу такой пример... В конце июня, в июле и августе, когда в Чуйскую долину устремляются гонцы, группы, банды со всей страны, мы здесь проводили чуть ли не войсковые операции, полки выходили на оцепление... И все равно не справлялись: по только им известным тропкам, ложбинам, тайным дорогам заготовители утекали, просачивались, как вода между пальцев. Мы перехватывали лишь малую часть...

А сейчас вся тяжесть легла на плечи двух республик, да вот международная ассоциация по борьбе с незаконным оборотом наркотиков материально поддерживает. Так что Чуйская долина – это джунгли… И хищники здесь всех родов – от самых мелких до самых крупных. Например, однажды проследили мы гастролеров, которые за крупные деньги прямо с конвейера автосборочного завода сняли восемь грузовиков, загрузили в машины кирпич, цемент, доски, а между ними, в мешках, упрятали две тонны марихуаны и уже готовы были вывезти все за пределы республики. Две тонны!..

А помимо них кружатся над Чуйской долиной птицы калибром помельче, зато количеством несметным. Как воронье!

В этой связи я хочу сказать вот о чем: о несовершенствах нашего уголовного законодательства, судопроизводства, и вообще — об отношении общества, общественного сознания к наркомании в целом и к наркобизнесу в частности. Мне мои американские коллеги рассказывают: суд присяжных там все может принять во внимание, с самым матерым, закоренелым преступником, с убийцей разбираются. Где убил, как убил, какой была его жизнь, несчастное детство, бедность, гетто, родители-пьяницы, личная месть... — все принимают во внимание и все обсуждают. Но как только речь заходит о наркотиках, о торговле наркотиками — тут суд присяжных абсолютно беспощаден. Что, продавал детям кокаин? Покушался и подрывал мозг, интеллект, генофонд, будущее нации? Все. Максимальный срок. Если девяносто лет — он просидит в тюрьме все девяносто лет. Если пожизненно, то - до конца дней... И никаких условно-досрочных освобождений, как в стране победившего пролетариата, а затем победившего его капитализма. У нас же к дельцам наркобизнеса все еще относятся как к незначительным преступникам, витает в нашем обществе некое не то благодушие, не то, простите меня, элементарное непонимание и глупость: продавал, мол, и продавал, а ты не покупай...

И что еще очень печально и тревожно: перемена в настроениях местных жителей. Раньше они нам помогали, поддерживали. Ведь заготовщики и им не давали покоя: угоняли машины, мотоциклы, скотину угоняли, посевы травили... С начала девяностых годов начался перелом. Понятно, что он связан с кризисом в экономике, с распадом государственных предприятий, колхозов и совхозов. Десятки тысяч людей оказались без работы и без денег. В общем, местные занялись заготовкой. Приезжаешь на чабанскую точку, а там неподалеку стоит стожок скошенной конопли. Подходишь к чабану: аксакал, почему не сожгли? А он отвечает: у меня бензина нет! Приезжай и сам жги! Так и получается: он выжидает, кто первым приедет. Если мы, то сожжем. Если гонцы, то они возьмут уже готовый, высушенный товар...

Да чабаны-то еще на виду. А как быть с тысячами и тысячами просто людей, для которых заготовка марихуаны стала чем-то вродеработы на приусадебном или дачном участке? И будем смотреть правде в глаза: когда в наркоторговле участвует уже население, когда начинается борьба с населением, власть проиграет в любом случае…

СОН
ВТОРОЙ

Игорь Дацко, 18 лет, учащийся ПТУ, Минеральные Воды

У меня друг был, мы с ним с детства, с детского сада вместе. Всю жизнь. Это даже не брат, это больше брата, как второй «я» — вот он кем был для меня. И вот он умер, 15 февраля, месяца не дожил до восемнадцати лет. Передозняк, как у нас говорят. То есть передозировка. Ну и остановилось сердце.

Мы с ним и курить вместе начали, с девяти лет. В смысле — анашу курить, травку. У нас все курят. А первый раз я укололся в четырнадцать лет, четыре года назад, и было это, как сейчас помню, 13 апреля. Перед этим к нам с другом приехали знакомые ребята и стали говорить, что у них начинаются ломки, а денег нет, чтобы соломы, то есть маковой соломки купить. Стали у нас просить. А у нас деньги были: мы ребята кавказские, уже тогда зарабатывали разными способами, имели... Мы им дали. Они предложили нам уколоться. Мы, конечно, отказались. На следующий день — то же самое, деньги просят. И на третий день — тоже. И как-то у нас одновременно с другом мысль появилась: вроде деньги мы даем, а получать ничего не получаем, как в яму. Мы ж понимали, что деньги даются без возврата, какой там возврат. Как бы жалко, что ли, мол, хоть что-то да получить бы... И решили попробовать.

Мне это до сих пор странно. Я с детства очень сильно боялся уколов, а тут сам, по своей воле. Ну, первый раз мне нехорошо было, никакого кайфа, второй раз — тоже. А они говорят: попробуй, это только вначале нехорошо, потом кайф будет.

С того дня и началось. И ничего особенного, вроде так и надо. Я вообще мальчонка общительный, знакомых у меня много. И половина из них — колется. Обычное дело.

Но я лично никого не уколол, никого не соблазнял, не уговаривал. Не хочу, чтобы потом человек считал меня своим врагом, проклинал, как я тех пацанов, которые меня уговорили. Это самое гнилое дело. Хотя нет: самое гнилое — это барыги, которые сами не колются, а только продают, деньги делают.

А я сам — жулик. Никогда не воровал, не фарцевал, не барыжничал и презираю это дело. Даже когда мы в Москву переехали жить и я здесь стал как бы новенький, то и здесь не потерялся. Говорю же: я мальчонка общительный. Сразу вычислил, где и как можно делать деньги, кого обжуливать. Нашел товарища с машиной, тоже жулик-мошенник, наладили мы с ним разные игры, наперстки и прочее. И неплохо зарабатывали. Говорят, что наркоманы — грязные, опустившиеся люди, которые все из дома тащат, а по-нашему говоря — крысятничают. Крысятничать — самое последнее дело. Но вы же видите, что я не такой, никогда не крысятничал, не унижался. Сам покупал и жил в чистоте.

Здесь, в Москве, доза у меня выросла до полутора стаканов в день. Это много. И еще я всегда оставлял на утро, чтобы раскумариться. Это вроде похмелья, как у алкашей. У нас называется — кумар. То есть кайфа уже не было. Понимаете, вначале ловишь кайф, а потом привыкаешь и уже нет ничего, только бы раскумариться. Вначале кайф, а потом вся жизнь идет на то, чтобы только стать нормальным. Уколешься с утра — и вроде голова прояснилась, глаза все видят, соображаешь, что к чему. То есть просто становишься нормальным, как все, а о кайфе уже и речи нет. И как бы получается, что овчинка выделки не стоит.

Хотя можно и потом ловить кайф. Это если перейти на более сильный наркотик. У меня был случай, когда я закупил большую партию ташкентского опиумного мака. Это совсем другое дело, не то что московский мак-самосей. Можно переехать в Ташкент и вновь начать кайф. Но я отвечаю за свои слова, что там, перейдя на ташкентский мак, человек больше двух лет не протянет.

Конечно, случалось, что и у меня не было денег. И мака — тоже. То есть начинались ломки. Ну как их описать? Это постоянная зубная боль во всех мышцах. А кости, суставы как будто сверлит зубная бормашина. Человека всего выворачивает из суставов; если на кровати лежит, то до потолка подлетает. Это страшно, когда у тебя ломки начинаются, и ты знаешь, что вон в том доме, в известной тебе квартире стоит раствор, а ты не можешь его взять, нет денег. Это страшно.

Первый раз я задумался, когда позвонили из Минеральных Вод и сказали, что от передозировки умер мой друг. Он был для меня всем — и вот так вдруг уйти. А второй раз, когда однажды проснулся дома в одном пальто на голое тело. Стал вспоминать. Из дома я ушел, как всегда, в костюме и в галстуке. Денег не было. Вспомнил, что на Даниловском рынке отдал барыге за одну дозу и костюм, и рубашку, и галстук. А домой, значит, пришел вот в таком виде.

Я всегда считал себя крепким пацаном, который никогда не будет унижаться, крысятничать, с себя снимать. А тут такая история. И я подумал: а что же дальше будет, если даже моих денег не хватает?

Всем известно, что будет. Для начала станешь шестеркой у барыги. Барыга тебе скажет: хочешь получить дозу, приведи, найди мне людей, которые купят, которым надо. Побежишь искать, никуда не денешься. Но так много не набегаешься, доза нужна каждый день. Рано или поздно увидишь открытое окно в магазине, какую-нибудь вещь на прилавке, которая лежит и дразнит: вот она, кучу денег стоит, схватил и убежал! И - попал в зону...

Все это я подумал, представил, очень ясно увидел.

И еще. Среди наркоманов есть такие, которые на какой-то определенной стадии перестают есть. Совсем. Я к ним отношусь, как выяснилось. Мне восемнадцать лет, рост — 181 сантиметр. Когда меня привезли в больницу, весу во мне было 39 килограммов.


Дата добавления: 2015-08-06 | Просмотры: 465 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.005 сек.)