АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 4. Весь день комендант Анри Лассан наблюдал за кораблями из одной башенки форта при помощи складной подзорной трубы

Весь день комендант Анри Лассан наблюдал за кораблями из одной башенки форта при помощи складной подзорной трубы, которая досталась ему от деда.

Над фортом не развевался флаг. Один из местных рыбаков, которым доверял Лассан, выплыл на своей лодке к банке Лакано, где британский бриг подошел к его смаку с наветра и пригласил рыбака подняться на борт. Был подан ром, за рыбу заплачено золотом, и рыбак сообщил, что гарнизон полностью покинул форт. Они ушли на север, сказал рыбак, и стены защищает только немногочисленная местная милиция. Если британцы поверят в обман, то Лассан сможет заманить их в зону действия своих тяжелых пушек, и у него были основания полагать, что его ложь сработала, ибо бриг теперь направился к югу.

Теперь вместо брига на горизонте с западной стороны появился целый ряд парусов. Лассан оценивал расстояние до них в восемь-девять миль и понимал, что видит британский конвой с людьми и вооружением, направляющийся к армии на юг.

Это зрелище вызывало у Лассана чувство одиночества. Император был где-то далеко, он был один на этом берегу, а вражеский флот мог безнаказанно отправлять конвои, и чтобы уничтожить их, требовался флот. Но флота у Франции больше не было. Последний был уничтожен адмиралом Нельсоном девять лет назад, а те суда, что остались, догнивали на якорных стоянках.

Было несколько каперов, американских и французских, но это всего лишь дворняжки, пытающиеся укусить за пятки стадо слонов. Даже капитан Киллик на его великолепной «Фуэлле» не смог бы захватить корабль конвоя. Киллик мог поджидать отставших, но только флот мог поломать строй конвоя и рассеять его.

Было больно видеть эту неприкрытую демонстрацию силы, такой могучей и угрожающей. В трюмах этих кораблей лежало оружие, которое должно было принести смерть южной армии Сульта, а Лассан ничего не мог сделать. Он мог выиграть маленькое сражение, если бы оно состоялось, но большего сделать не мог.

Он обругал себя за такие мысли и пошел в маленькую часовню форта помолиться. Возможно Император, маневрируя по замерзшим северным дорогам, сможет одержать большую победу и сломать альянс, окруживший Францию, но пока опустевший форт свидетельствовал об отчаянии Императора. Франция уже мобилизовала всех, кого могла, потом еще раз, и теперь многие рекруты следующего возрастного класса прятались в лесах и холмах от сержантов, пришедших собирать пушечное мясо из парней, еще не ставших мужчинами.

Стук каблуков, крик и скрип ворот, которые, как часто их ни смазывай, все равно издавали страшный визг, возвестили о чьем-то прибытии. Лассан спрятал четки, перекрестился и вышел в вечерние сумерки.

— Ублюдки! Хитрые ублюдки! Добрый вечер, Анри. — Корнелиус Киллик кивнул коменданту, но лицо его было перекошено от ярости. — Ублюдки!

— Кто?

— Те сволочи из Бордо. Не прислали меди, не прислали дубовых досок. И что мне делать? Затыкать дыры бумагой?

— Может, хотите вина? — дипломатично предложил Лассан.

— Да, пожалуй хочу. Американец вошел за Лассаном в его комнату, которая больше напоминала библиотеку, нежели комнату солдата. — Сволочь Дюко! Я бы вышиб ему зубы.

— Я думал, — мягко сказал Лассан, — что гробовщик предоставил вам вяз?

— Предоставил? Ублюдок запросил тройную цену! К тому же я не хочу плавать на корабле с кормой, сделанной из гробов.

— А, морские суеверия. — Лассан разлил вино в хрустальные бокалы, на которых был герб его семьи. Последний граф де Лассан умер на гильотине, но Анри никогда не считал, что может использовать титул как свой. — Вы видели эти корабли, плывущие на юг.

— Весь день на них смотрел, — хмуро сказал Киллик. — Захвати один из них, и тебе улыбнется удача. Не такая, как с «индийцем»,[12]конечно. Он допил вино и налил еще. — Я рассказывал вам про «индийца», которого захватил.

— Да, — учтиво сказал Лассан. — Трижды.

— А то, что его трюмы были забиты шелком, специями, сокровищами Востока, павлиньими перьями? — Киллик громко рассмеялся. — Нет, мой друг, он был забит селитрой. Селитрой чтобы делать порох, порох, чтобы толкать пули, пули, чтобы убивать британцев. Так любезно со стороны наших врагов дать нам то, что потом их же и убьет, не так ли? Он присел возле камина и взглянул на узкое, как у студента, лицо Лассана. — Ну что, друг мой, ублюдки уже на подходе?

— Если им нужны шасс-маре, — мягко сказал Лассан, — то им придется прийти.

— А погода позволит им высадиться в безопасности, — сказал американец. Протяженное бискайское побережье, способное кипеть шумным прибоем, на этой неделе было в хорошем настроении. Волны позади залива были всего пять или шесть футов высотой, и могли напугать новичка в морском деле, но остановить высадку на лодках они были не способны.

— Да уж, — Лассан, все еще надеявшийся, что его обман убедит британцев в необязательности высадки на берег, все же допускал такую возможность.

— И если они пойдут берегом, — жестоко сказал Киллик, — они побьют вас.

Лассан посмотрел на распятие между книжными полками. — А может и нет.

Американец, казалось, не заметил, что Лассан обращался к Богу, говоря эти слова. — А если они возьмут форт, продолжил он, — они возьмут под контроль весь залив.

— Это верно.

— И захватят «Фуэллу». — Киллик произнес это мягким, спокойным голосом, но воображение нарисовало ему картину того, как его прекрасный корабль захватывают эти мошенники, британские матросы. «Фуэлла» пойдет в Англию как приз, и американская шхуна, созданная для океанских просторов, станет сопровождать британские торговые конвои. — Клянусь Богом, им она не достанется!

— Мы сделаем все, что сможем, — сказал Лассан, хотя если расчет четырех орудий сможет отразить атаку британцев, то это будет чудом. У Лассана не было сомнений, что его орудия могут нанести немалый ущерб, но если британцы обнаружат, что орудия есть кому заряжать и стрелять из них, они высадят морских пехотинцев и окружат форт. А Лассан не сможет защищать одновременно защищать его со всех сторон.

Зловещие новости заставили американца замолчать. Он уставился на огонь в камине, нахмурился, а затем каким-то странным голосом спросил, — А если я тоже буду сражаться? — Вы? — Лассан не смог скрыть удивление.

— Я могу драться, Анри, — ухмыльнулся Киллик. У меня в трюме имеются эти чертовы двенадцатифунтовые орудия. Он вдруг загорелся энтузиазмом, разложил на столе карту, прижав ее углы книгами. — Они ведь высадятся к югу от Аркашона?

— Бесспорно.

— А отсюда всего два пути на север. По берегу или по дороге! — На лице у него появилась гримаса раздумья, и Лассан увидел, что американец испытывает удовольствие от этой маленькой военной проблемы. Лассан уже встречал таких людей: храбрецов, сделавших себя знаменитыми на всю Францию и вошедших в историю благодаря своим отчаянным действиям. Он бы хотел, чтобы таких людей осталось больше после окончания войны.

— Вы моряк, — тихо сказал Лассан, — а битва на берегу не похожа на морское сражение.

— Но если они нас не ждут, Анри! Если эти напыщенные ублюдки воображают, что они в безопасности! Мы можем устроить им засаду! — Киллик был уверен, что его люди, опытные канониры, справятся с французскими орудиями и в своем воображении уже видел, как картечь сметает британские ряды. — Боже мой, мы можем это сделать, Анри!

Лассан поднял руку, чтобы поумерить пыл американца.

— Если вы действительно хотите помочь, капитан Киллик, то вам следует разместить своих людей в форте.

— Нет. — Киллик прекрасно знал, что британцы сделают с захваченной командой капера. Если Киллик собирался драться за «Фуэллу», он должен был предусмотреть возможность отступления в случае поражения. Пока он не видел изъянов в своем плане устроить засаду на британцев, пока они будут колонной идти к форту. Морские пехотинцы будут в шоке от внезапных залпов картечи, а «Фуэлла» будет в безопасности.

Анри Лассан, глядя на карту, раздумывал, не был ли план американца тем самым чудом, за которое он молился. Если британцы не захватят форт, они не смогут захватить шасс-маре, а без них они окажутся в ловушке между реками, когда наступит весеннее половодье.

В ловушке. И возможно Император, разгромив врагов на севере, вернет войска на юг и разгромит британцев.

Пока же Веллингтон не сталкивался с гением Императора, хотя и побил всех маршалов и генералов, которых посылали драться с ним. Лассан мечтал о том, чтобы этот высокий красивый американец нашел способ задержать британцев на время, чтобы Император вернулся на юг и преподал этим мерзавцам урок военного искусства. Затем он вернулся от мечтаний к реальности и счел нужным рассмотреть возможность поражения.

— А что вы будете делать, мон ами, если британцы победят?

Киллик пожал плечами.

— Снесу мачты у «Фуэллы» и сделаю так, что она будет выглядеть, как развалина, и буду молиться, чтобы британцы не обратили на нее внимания. А что будете делать вы, комендант?

Лассан печально улыбнулся.

— Сожгу все шасс-маре, разумеется. — Сделав это, он обречет двести человек команды и их семей на нищенское существование. Мэр и кюре умоляли его сохранить их, чтобы даже в случае поражения не отбирать хлеб у людей, но долг Анри Лассана — сжечь эти лодки в случае поражения. — Будем надеяться, что до такого не дойдет, — сказал он.

— Я этого не хочу, — Киллик помахал сигарой, оставив клуб дыма, в точности такой же, как оставляет горящий запал бомбы. — Ладно, Анри! Устроим мерзавцам почетную встречу?

В сумраке зимней ночи они пили за победу, а тем временем далеко на юге, разминувшись с большим океанским конвоем, двигался к северу маленький отряд Шарпа

Ночью пошел снег. Шарп стоял возле вонючих просмоленных канатов на полуюте и смотрел на снежинки, кружащиеся в свете ходовых огней. Огонь на камбузе все еще горел и освещал красным светом огромное полотнище фока. Дым от огня сдувало к северу, прямо к огням "Возмездия".

Это было хорошее время для «Амели». Рулевой так сказал и даже капитан Тремгар, ворчавший в своей койке в два часа утра, с этим согласился.

— Никогда не знал, что старушка способна так плыть, сэр. Вы не спите?

— Нет.

— Не пропустите со мной по глоточку рома?

— Нет, спасибо. — Шарп понимал, что капитан проявляет любезность, но не хотел напиваться, да и из-за бессонницы.

Он в одиночестве стоял возле поручней. Иногда, когда корабль наклонялся из-за порывов ветра, фонарь отбрасывал луч света на гладкую морскую поверхность. Снег уносился в небытие. Через час после короткого разговора с Тремгаром далеко на востоке Шарп увидел крошечную искорку света.

— Корабль? — спросил он у рулевого.

— Да нет, сэр, — донес ветер голос рулевого, — это, должно быть, земля!

Свет в доме? Или солдаты разожгли костер? Шарп не знал. Огонек мерцал, иногда совсем исчезал, но снова появлялся на темном горизонте, и вид этого далекого, непонятного огня заставил Шарпа почувствовать неудобство солдата на море. Его воображение рисовало ему потерпевшую кораблекрушение «Амели», огромные серые волны, захлестывающие доски, среди которых плавали его люди, как крысы в бочке. Этот одинокий маленький огонек символизировал безопасность, и Шарп предпочел бы быть за сотню миль во вражеском тылу, но на твердой земле, нежели на корабле в вероломном море.

— Вам не спится? Как и мне.

Шарп повернулся. Перед ним появилась призрачная фигура графа де Макерра с волосами, белыми как его плащ, застегнутый на шее серебряной застежкой. Граф потерял равновесие, когда в «Амели» ударила большая волна, и Макерр вынужден был схватиться за руку Шарпа.

— Мои извинения, майор.

Устоявший с помощью Шарпа, граф присел на орудие, которое было придано «Амели» для защиты.

Граф, чьи волосы были удивительно гладко причесаны для столько позднего времени, посмотрел на восток.

— Франция, — сказал он с почтением и даже с любовью.

— Сен-Жан де-Люз тоже Франция, — не очень вежливо сказал Шарп, давая понять, что компания графа ему неприятна.

Граф проигнорировал этот комментарий и глядел на огонек так, будто это был сам Грааль.

— Я был в отъезде восемнадцать лет, майор, — сказал он с трагической интонацией. — Ждал свободу, чтобы возродить Францию.

Корабль опять опустился вниз и Шарп успел увидеть воду, пока на нее падал свет. Все говорят о свободе, думал он. Монархисты и анти-монархисты, республиканцы и анти-республиканцы, бонапартисты и Бурбоны, все носятся с этим словом так, будто это джинн в бутылке, а они — единственные владельцы штопора. Но если сейчас спуститься вниз, в трюмы, разбудить солдат, спящих в тесноте и вони второй палубы и спросить каждого, что он хочет в жизни, то ни от кого он не услышит — «свободы». Они хотят хорошую жену, дешевую выпивку, жаркий огонь зимой и обильный урожай летом, ну и еще они хотят свой собственный винный погреб. А многие даже и не знают, чего хотят.

Многие, но не Шарп. Он вдруг отчетливо увидел больную Джейн, дрожащую от лихорадки. Это видение, столь необычайно реалистичное, заставило задрожать его самого.

Он потряс головой, отгоняя видение, и сказал себе, что у Джейн было всего лишь расстройство желудка, а дрожь вызвана зимним холодом, но солдатские суеверия крепко сидели в нем и он знал абсолютно точно, что уплывает от умирающей жены. От тоски он захотел завыть в темное заснеженное небо, но помощи там не найти. Помощи не было нигде. Она умирала. К счастью, это видение было почти неуловимым, но Шарп ощущал его.

— В задницу твою свободу, — грубо сказал он.

— Майор? — граф услышал голос Шарпа, но слов не разобрал и поэтому наклонился пониже к перилам.

Джейн умрет, а Шарп вернется к ее холодной могиле. Ему хотелось плакать от отчаяния.

— Вы что-то сказали, месье? — упорствовал граф.

Шарп повернулся к графу. Стрелок был поглощен своими мыслями, но теперь сосредоточился на высоком бледном аристократе.

— Зачем вы здесь?

— Зачем, месье? — спросил де Макерр. — Затем же, что и вы. Чтобы дать Франции свободу.

Теперь инстинкты Шарпа были настороже. Он чувствовал, что в игру вступил новый игрок, игрок, который мог перепутать экспедиции все карты.

— Так зачем же? — настаивал Шарп.

Де Макерр пожал плечами.

— Моя семья из Бордо, майор, и я получил письмо, в котором говорится, что жители города собираются поднять бунт. Мне приказано подтвердить это.

Черт, предчувствие его не обмануло. Шарп надеялся выведать настроения французов, но Вигрэм, понимая, что Шарп вернется с неутешительным ответом, в последний момент послал этого аристократа. Несомненно, Макерр принесет Вигрэму ответ, который тот хочет услышать, и этот ответ приведет к безумию. Шарп громко рассмеялся.

— Вы полагаете, что две роты стрелков смогут поднять восстание в Бордо?

— Нет, месье, — граф де Макерр переждал, пока корабль перестал крениться на волне. — Я полагаю, что две роты стрелков при помощи морских пехотинцев, смогут удержать форт в Аркашоне до тех пор, пока не прибудет подкрепление на ваших шасс-маре. Ведь вы для этого их собираете? Для вторжения? А Аркашон — лучшее место для этого.

Шарп не ответил. Эльфинстоун приказал ему притормозить амбиции Вигрэма, но теперь этот пижон-француз усложнил задачу. Было бы проще выкинуть его за борт прямо сейчас.

— Но если Бордо готово восстать, — де Макерр, к своему счастью, не мог прочитать мысли Шарпа, — мы можем сбросить режим Бонапарта, майор. Мы можем поднять восстание, мы сможем избавиться от тирана. Мы можем завершить войну. — И снова Шарп не ответил, а граф де Макерр посмотрел на крошечный мерцающий свет в холодной тьме. — Конечно, продолжил граф, — если я добьюсь успеха в разжигании бунта, мне потребуются в помощь ваши войска.

Шарп изумленно повернулся и посмотрел в бледное лицо графа де Макерр.

— У меня не было такого приказа.

Граф тоже повернулся, взглянув на Шарпа взглядом еще более бледных глаз.

— У вас есть приказы, майор, оказывать мне любую помощь в пределах ваших полномочий. У меня есть полномочия вашего Принца-регента и моего Короля. Так что вы будете подчиняться приказам.

Корабельный колокол избавил Шарпа от необходимости отвечать. Он раздраженно подумал, почему моряки не обозначают каждый час также как и все остальные люди, а вызванивают колокольчиками какие-то непонятные звуки. По палубе застучали чьи-то шаги, сменилась вахта, и ярко засветил нактоузный фонарь когда подняли крышку нактоуза.

— Вашим первым заданием, майор, будет безопасный спуск моих лошадей на берег, — граф не обращал внимания на фигурки, поднимающиеся по лестнице на полуют.

Терпение Шарпа лопнуло.

— Моим первым заданием, милорд, будут мои люди. Если вы не можете сами спустить ваших лошадей на берег, то они останутся здесь, и я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь вам. Всего хорошего. — Он широким шагом пересек палубу, что было весьма непростым на пошатывающейся "Амели, которая ложилась на новый курс, подчиняясь сигналу фонарей на корме "Возмездия".

Светало. Перестал идти снег, и Шарп увидел в утренних сумерках, что берег, который оказался удивительно близко, совершенно не населен. Бриг был еще ближе к берегу, и на его бизани развевались яркие сигнальные флаги.

— Его вчера с нами не было, — кивнул в сторону брига Милашка Вильям, выглядевший бодрым и отдохнувшим. Он принес Шарпу чашку чая. — Должно быть, будет кружить вокруг форта. — Плохо спали?

— Совсем не спал. — Шарп взял чашку и отхлебнул горячего, кисловатого чаю. Берег выглядел очень пустынным. За бурунами волн были песчаные дюны, а за ними виднелись низкорослые сосны. Домов не было. Далеко вдали виднелись очертания холмов, а к северу в океан врезался мыс.

— Аркашон, — указал на этот мыс капитан Тремгар. Он отвернулся от двух офицеров и прокричал в рупор приказы. Шарп услышал грохот якорной цепи в клюзе. Паруса, мгновение назад еще наполненные ветром, захлопали как крылья гигантской летучей мыши, когда начали сворачивать паруса. «Возмездие», выглядящее огромным в утреннем мареве, уже стояло на якоре и спустило шлюпки.

— Вот крестные муки, — сердито произнес Милашка Вильям. Он посмотрел на шлюпки, скопившиеся рядом с "Возмездием".

Шарп достал свою подзорную трубу из футляра и раскрыл ее. Подзорная труба была подарком Императора Франции своему брату, Королю Испании, но этот подарок пропал среди прочей добычи в Витории и достался британскому стрелку.

— Господи Иисусе, — в тон Фредриксону подхватил Шарп. «Возмездие» спустило три больших шлюпки, которые заполнялись морскими пехотинцами в красных мундирах. — Там должно быть их сотня, — он смотрел на людей, осторожно спускающихся в покачивающиеся лодки. Море было чудесно спокойным это утро, на поверхности была лишь небольшая зыбь. Шарп поднял подзорную трубу выше, потому что слабое покачивание «Амели» затрудняло наведение, и увидел еще больше морских пехотинцев, ожидающих на палубе «Возмездия». — Да этим ублюдкам мы вообще и не понадобимся!

— Чтобы захватить форт, да, — Милашка Вильям зажег сигару, — но при марше на Бордо обученные стрелки будут чертовски полезны.

— Черт бы его побрал! — Шарп наконец-то понял. Вигрэм послал де Макерра для продавливания плана, а Бэмпфилд спрятал морских пехотинцев для его осуществления.

Несмотря ни на что, Вигрэм и Бэмпфилд все же решили захватить Бордо, а Шарп оказался в середине. Глядя, как заполненные шлюпки движутся в сторону прибоя, он испытал горькую злость на Бэмпфилда, который солгал насчет болезни своих морских пехотинцев и смог потренировать стрелков для своей сумасбродной идеи. Даже солнце, пробившееся сквозь облака, впервые за неделю не умерило гнев Шарпа.

— Я убежден, — сказал Фредриксон, — что он делает это из-за тебя.

— Меня?

— Видимо он высокого мнения о твоих возможностях, — сухо сказал Фредриксон. — Если выдающегося майора Шарпа постигнет неудача, то никто не упрекнет капитана Бэмпфилда. А если же ему будет сопутствовать успех, то это будет исключительно благодаря Бэмпфилду.

— Сволочь Бэмпфилд, — сказал Шарп.

Шлюпки высадили «красных курток» на берег и поплыли обратно, гребцы резкими рывками гнали шлюпки против ветра и прилива. Они поплыли не к «Амели», а снова направились к «Возмездию», где высадки ожидало еще множество морских пехотинцев. Уже наступило утро. Завтрак из размоченного хлеба лежал перед стрелками, ждавшими на палубе «Амели». Те морские пехотинцы, которые высадились на берег, уже выстроились в колонны и, к изумлению Шарпа, около полуроты направились вглубь материка, чтобы укрыться под темными соснами. Самого Шарпа, который, как предполагалось, должен был командовать наземной операцией, полностью игнорировали.

— Капитан Тремгар!

— Сэр!

— Может ли шлюпка доставить меня на берег?

Тремгар, мужчина средних лет, закутанный в матросскую штормовку, вытряхнул остатки табака из трубки, постукивая ей об латунную крышку нактоуза.

— У меня нет таких приказов, майор.

— Я даю вам такой приказ.

Тремгар повернулся. Одна из шлюпок отчалила от «Возмездия» и на ней, вместо морских пехотинцев, находилась группа морских офицеров в синих мундирах. Тремгар пожал плечами.

— Почему бы и нет, майор.

Двадцать минут занял спуск с «Амели» небольшого баркаса и еще через пять минут Шарп сидел на кормовой банке. Граф де Макерр, увидев возможность покинуть вонючее угольное судно, настоял на том, чтобы занять место на баркасе. Он сменил британский мундир на одежду коричневого цвета.

С палубы «Амели» море выглядело очень спокойным, но здесь, на маленькой лодке, оно волновалось гораздо сильнее, и коготки страха впились в спину Шарпа. Весла брызгали на него водой, волны перехлестывали через планширь, и Шарп ожидал, что в любой момент лодка перевернется. Граф, закутанный в свой плащ, выглядел так, будто болел морской болезнью.

Шарп повернул голову назад. Корпус «Амели», весь в пятнах смолы и соли, возвышался над ним. Кок вылил ведро отходов за борт и чайки, вопя как банши,[13]устремились вниз, дерясь за каждый кусочек.

Граф, оскорбленный отказом Шарпа помочь ему выгрузить лошадей, сидел молча. Медленно, взмах за взмахом, четыре гребца тащили маленькую лодку от «Амели», и отдаленный рокот прибоя становился все громче и громче.

Шарп инстинктивно взялся за свое оружие. Ствол его винтовки был заткнут от брызг морской воды, а замок замотан тряпкой. Палаш со стуком бился о борта тесной лодки. Волны поднимали лодку и двигали ее вперед к прибою, который казался Шарпу струей пены, крутящейся ветром и волнами, затем шлюпка заскользила по воде, покрытой плавающими водорослями.

Это был опасный момент, когда лодка переходила границу между спокойным морем и довольно бурным береговым прибоем. Несколько лет назад Шарп видел, как на таком же берегу как этот, в Португалии, такая же лодка была перевернута волной и разбросала людей в море как тряпичные куклы. Он помнил, как тела выбрасывало на берег, мундиры были разорваны вздувшимися телами, и собаки еще долго потом поедали их.

— Налегайте! — кричал боцман. — Сильнее, ублюдки.

Гребцы налегли, и лодка, будто телега, груженная пушечными ядрами, взобралась на гребень волны. Весла сгибались от напряжения, затем море подхватило лодку, и она двинулась вперед, внезапно освободившись от давления воды, а боцман позади Шарпа всей массой навалился на румпель.

Крик боцмана был похож на вопль животного и сливался с шумом прибоя. Мир стал черно-белым в зеленых полосах, и в его центре находилась маленькая лодчонка, подхваченная огромной волной прибоя. Правая рука Шарпа побелела, с такой силой он ухватился за борт, затем нос лодки окунулся в воду и Шарпа окатило холодными брызгами, а в ушах все еще стоял крик боцмана, и он ощущал страх, присущий человеку, находящемуся в опасности и не имеющего возможности повлиять на ситуацию.

Нос вынырнул, лодку кружило и трясло, и вдруг она оказалась между полос воды, и Шарп услышал сильный шум, производимый тоннами песка, который откатная волна увлекает за собой в море.

— Давай! — закричал боцман, — вперед, дикари! — носовые гребцы, выпрыгнув за борт и стоя по колено в пузырящейся воде, потащили лодку на пологий берег.

— Все, майор. Ничего сложного, — хладнокровно сказал боцман.

Шарп, стараясь не показывать обуявший его страх, перешагнул через банку. Оставшиеся два гребца, усмехаясь, помогли ему выбраться. Еще одна волна, захлестнув берег, подняла лодку и наклонила ее на борт так, что Шарп упал прямо на огромного черноволосого человека, рассмеявшегося над его неуклюжестью.

Шарп восстановил равновесие, балансируя на носу лодки и спрыгнул в схлынувшую волну. Даже твердая земля, даже зеленая лужайка в самой мирной английской деревне не сделали бы его более счастливым в этот момент. Он шагнул на песок, тихонько порадовавшись тому, что находится в безопасности. Под его ногами хрустели ракушки и куски дерева, показывающие высоту зимних приливов.

— Майор! — приветствовал его чей-то голос. Лейтенант Форд, помощник Бэмпфилда, шел по вязкому песку. Добро пожаловать на берег. Вы поспешили, верно, сэр?

— Поспешил? — перекрикивая шум ветра и прибоя, сказал Шарп, снимая тряпье с винтовки.

— Вам не было приказано высаживаться на берег, сэр. — Форд сказал это уважительно, но Шарп прекрасно понимал, что это Бэмпфилд послал юного лейтенанта передать ему порицание. Сам капитан, в бело-голубом мундире, расшитым золотом, стоял на берегу в пятидесяти ярдах от них.

— Позвольте напомнить вам, лейтенант, — сказал Шарп, что наземной операцией командую я.

Граф де Макерр, серый от пудры на его лице, отряхнул плащ, зашагал в сторону Бэмпфилда.

Форд взглянул на графа и снова обратился к Шарпу.

— Понимаете ли, майор, лейтенант не мог скрыть своего смущения, — наши морские пехотинцы чудесным образом выздоровели.

— В самом деле. — На берегу были сотни пехотинцев и Шарп видел как минимум еще полсотни, ушедших дальше от берега.

— Капитан полагает, — Форд осторожно встал так, чтобы Шарп не смог пойти в сторону Бэмпфилда, — что будет лучше, если мы сами позаботимся о деле. Он улыбнулся так, будто принес великолепные новости.

Шарп уставился на молодого лейтенанта.

— О деле???

— Захватим форт Тест-де-Бюш. — Форд все еще улыбался, будто хотел обрадовать Шарпа такими известиями.

Шарп пристально посмотрел на Форда. — Вы стоите у меня на пути, лейтенант.

— О! Извините, сэр! — Форд шагнул в сторону.

Капитан Бэмпфилд явно по-дружески приветствовал графа де Макерр, но, видя, что подходит Шарп, оставил его и быстро пошел навстречу стрелку.

— Доброе утро, Шарп! Как любезно!

— Что?

— Погода! Бог смилостивился над моряками. — Порыв ветра сыпанул песком по сапогам Шарпа.

— Лейтенант Форд, сэр, сообщил мне, что вы не нуждаетесь в моих услугах.

— Не в Тест-де-Бюш. Один из наших вчера допросил рыбака, Шарп. Кажется, лягушатники покинули форт. Что вы на это скажете, а? Осталось всего несколько человек, так что не вижу причин, по которым нужно беспокоить вас. Полагаю, более благоразумным будет, если вы выдвинетесь вглубь берега.

— Вглубь, сэр?

— Разве вы не собирались устроить диверсию на дороге? Однако я хочу, чтобы вы вернулись с докладом не позднее полудня во вторник. Это вам ясно?

Шарп посмотрел мимо надутого, уверенного в себе Бэмпфилда на морских пехотинцев, стоящих строем на песке. Они высадились налегке, оставив свои рюкзаки и шинели на «Возмездии». Все они выглядели здоровыми, и их вид разозлил Шарпа.

— Ваши люди выздоровели чудесным образом, капитан.

— А почему бы и нет, майор? — улыбнулся Бэмпфилд, находящийся в прекрасном расположении духа. Ruse de guerre [14], майор, понимаете?

Шарп все еще был в ярости.

— Хитрость, сэр?

— Мы не хотели, чтобы вражеские агенты в Сен-Жан-де-Люз прознали наши планы. Они бы доложили, что морские пехотинцы больны и имеются только немного солдат, которых хватит лишь, чтобы пасти отару овец, но не на захват Бордо. — Бэмпфилд видел недоверие Шарпа и улыбнулся. — На кораблях у меня еще достаточно людей, Шарп, если они потребуются.

— Для захвата Бордо? — насмешливо спросил Шарп.

— Если Макеро заявит, что это возможно, мы попробуем. Он направляется прямо в Бордо, Шарп. Храбрый малый, да? Ваша совет будет неоценим, но решать будет Макеро. — торжествующий Бэмпфилд очень старался быть любезным.

— Макеро, сэр?

— Граф де Макерр. Но вы не должны его так называть, это невежливо, — рассмеялся Бэмпфилд. Вы на пороге великих событий, майор. Вы еще будете благодарить за эту возможность.

Но Шарп был слишком разъярен, чтобы благодарить. Бэмпфилд последовательно лгал. Шарп и его стрелки были нужны Бэмпфилду ради его мечтаний о славе, и теперь, на холодном французском берегу, Шарп ясно увидел это безумие, против которого его предостерегал Эльфинстоун.

— Полагаю, сэр, что ответственность за решение о наступлении на Бордо лежит на мне.

— И на нас тоже, майор. Вы же не отрицаете, что де Макерр более убедительный свидетель, — Бэмпфилд помолчал, почувствовав злость Шарпа. — Разумеется, я приму во внимание ваш совет, майор. — Бэмпфилд открыл крышку своих часов, как бы давая понять Шарпу, что он тратит его время. — Возвращайтесь во вторник, майор! К этому времени Макеро принесет нам хорошие вести из Бордо. И запомните, скорость и неожиданность, майор. Скорость и неожиданность.

Бэмпфилд повернулся уходить, но Шарп окликнул его.

— Сэр! Вы верите тому рыбаку?

— Это не ваше дело, Шарп, — возмущенно ответил Бэмпфилд.

— Вы выставите пикеты, сэр?

Бэмпфилд захлопнул свои карманные часы.

— Если мне потребуется урок ведения военных операций, майор, то я попрошу его у своего начальства, а не у подчиненных. Мои шлюпки доставят на берег ваших людей, майор Шарп, всего вам хорошего.

Бэмпфилд ушел. Чтобы захватить форт ему был не нужен Шарп, и он не хотел, чтобы в его победном докладе в адмиралтейство упоминалось имя Шарпа. Этот доклад уже давно сформировался в голове Бэмпфилда, доклад, который будет напечатан в "Военно-морской газете». Будет скромно рассказано о захвате форта, об отчистке залива, но в этой скромности будет виден героизм, с которым была одержана победа. Но по сравнению с захватом Бордо эта победа покажется детской забавой. С этими мыслями Бэмпфилд шел по мокрому, вязкому песку, а в его голове крутились сладкие мечты о триумфе и еще более сладкие мечты о наградах и поощрениях, которые посыплются на него.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 407 | Нарушение авторских прав