АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ВЫПИВКА ВЕЛИКАНА

Игра Эндера Орсон Кард

Джефри, который заставил меня вспомнить, как юны и как стары могут быть дети.

ТРЕТИЙ

– Я смотрел его глазами, я слушал его ушами и говорю вам: он тот, кто нам нужен. Настолько близок к идеалу, насколько это вообще возможно.

– Ты говорил это и о его брате.

– Брата использовать невозможно. По причинам, не имеющим ничего общего со способностями.

– То же самое с его сестрой. Да и он вызывает сомнения. Слишком податлив. Слишком охотно подчиняется воле других людей.

– Если только эти люди – не враги.

– Так что нам делать? Следить, чтобы его всё время окружали враги?

– Если потребуется.

– Кажется, ты говорил, что тебе нравится этот парень?

– Если он попадёт в лапы жукеров… По сравнению с ними я просто любящий дядюшка.

– Ладно. В конце концов, мы спасём мир. Бери его.

Женщина-наблюдатель мило улыбнулась, взъерошила ему волосы и сказала:

– Эндрю, я думаю, тебе смертельно надоел этот жуткий монитор. Так вот, у меня хорошие новости. Сегодня ты с ним расстанешься. Мы просто вытащим его. Это не больно, ни капельки.

Эндер [? ] кивнул. Это была ложь, конечно, про «ни капельки». Поскольку взрослые врали так всякий раз, когда собирались сделать ему по-настоящему больно, он нисколько не сомневался в том, что будет. Иногда ложь говорила больше, чем правда.

– Так что ты, Эндер, просто подойди и сядь вот сюда, на стол для осмотра. Доктор выйдет к тебе через минуту.

Нет монитора. Эндер попробовал представить, что на его шее нет маленького записывающего устройства.

«Я смогу кувыркаться на кровати, и он не будет давить. Я не почувствую, как он щекочет и нагревается, когда буду принимать душ.

И Питер перестанет ненавидеть меня. Приду домой, покажу ему, что монитора нет, и он увидит, что я тоже не прошёл и опять стал обыкновенным мальчиком, совсем как он. И тогда всё будет не так плохо. Он простит мне, что я носил свой монитор на целый год дольше его. И мы станем…

Наверное, не друзьями, нет. Питер слишком опасен, он так легко сердится. Но братьями. Не врагами, не друзьями – братьями. И сможем жить в одном доме. Он не будет ненавидеть меня, а просто оставит в покое. И когда он захочет играть в жукеров и астронавтов, может быть, мне не придётся играть с ним, а просто я смогу уйти куда-нибудь читать книжку».

Но Эндер знал, что Питер всё равно не оставит его в покое. Было что-то в глазах Питера, когда на него находило это сумасшедшее настроение… И, вспоминая этот взгляд, этот блеск, Эндер знал единственное, чего Питер не сделает, так это не оставит его в покое. «Я учусь играть на пианино Эндер. Пойдём, будешь переворачивать мне страницы. А-а, мальчик с монитором слишком занят, чтобы помочь своему брату? Он что, слишком умный? Нет, нет. Я не хочу твоей помощи. Я прекрасно справлюсь сам, ты, маленький ублюдок, ты, маленький Третий».

– Это недолго, Эндрю, – сказал доктор.

Эндер кивнул.

– Его сделали так, чтобы можно было снимать. Не калеча, не внося инфекцию. Но будет щекотно, и некоторые люди говорят, что у них бывает такое чувство, будто что-то пропало. Ты все ищешь что-то, очень хочешь найти, но не можешь и уже не помнишь даже, что потерял. Так я скажу тебе: ты ищешь монитор. И его уже нет. А через несколько дней это чувство пройдёт.

Доктор выкручивал что-то на затылке Эндера. И вдруг боль, как раскалённая игла, пронзила его от шеи до паха. Эндер почувствовал, как судорога сводит спину, как тело резко выгибается назад, – и ударился головой о стол. Он чувствовал, что ноги его бьются в воздухе, а руки сцеплены и до боли выкручивают друг друга.

– Диди! – позвал доктор. – Ты мне нужна!

Задыхаясь, вбежала сестра.

– Нужно как-то расслабить мышцы. Ко мне, быстро! Да чего же ты ждёшь!

Они что-то делали – Эндер не видел что. Он рванулся в сторону и свалился со стола.

– Ловите! – крикнула сестра.

– Ты только удержи его…

– Держите его сами, доктор, он слишком силён…

– Да не сразу! У него же сердце остановится!

Эндер ощутил, как в шею, чуть выше воротника рубашки, вошла игла. Лекарство жгло, но всюду, куда доходил этот огонь, сведённые мышцы постепенно расслаблялись. Теперь он мог заплакать от боли и страха.

– Эндрю, ты в порядке? – спросила сестра.

Эндрю не мог говорить и не помнил, как это делается. Его снова положили на стол, проверяли пульс, делали ещё что-то – он ничего не понимал. Руки доктора тряслись. Когда он заговорил, его голос тоже дрожал.

– Они заставляют ребёнка носить эту штуку три года – так чего они ждут? Мы могли просто выключить его, ты понимаешь? Просто выключить. Навсегда отсоединить его мозг.

– Сколько будет действовать наркотик? – спросила сестра.

– Мальчик должен лежать здесь по меньшей мере час. Смотри за ним. Если через пятнадцать минут он всё ещё не сможет говорить, позовёшь меня. Мы ведь на самом деле могли отключить его. Я не жукер, я не могу предусмотреть все.

Он вернулся в класс к мисс Пэмфри за пятнадцать минут до звонка с урока. Он всё ещё не очень твёрдо держался на ногах.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Эндрю? – спросила мисс Пэмфри.

Он кивнул.

– Тебе было плохо?

Он покачал головой.

– Выглядишь ты неважно.

– Я в порядке.

– Тебе лучше сесть, Эндрю.

Он пошёл к своему месту, но остановился. А что он, собственно, ищет? Он никак не мог вспомнить.

– Твоё место вон там, – подсказала мисс Пэмфри.

Мальчик сел, но ему нужно было что-то ещё, он что-то потерял. Ладно, отыщет потом.

– Твой монитор, – прошептала девочка за его спиной.

Эндера передёрнуло.

– Его монитор, – шепнула она остальным.

Эндер поднял руку и ощупал шею. Там был пластырь. И больше ничего. Монитора нет. Теперь он такой, как все.

– Тебя выперли, Эндер? – спросил мальчик, который сидел чуть впереди в соседнем ряду.

Он не мог вспомнить его имя. Питер. Нет, это кто-то другой.

– Тише, мистер Стилсон, – сказала мисс Пэмфри.

Стилсон ухмыльнулся.

Мисс Пэмфри говорила об умножении. Эндер баловался со своей партой: рисовал контуры гористых островов, а затем приказывал парте выдать трёхмерное изображение – во всех ракурсах. Учительница, наверное, заметит, что он совсем не слушает её, но не станет его беспокоить. Он всегда знал ответ, даже в тех случаях, когда ей казалось, что он не слышал её.

В углу парты появилось слово и, маршируя, двинулось по периметру экрана. Сначала оно было перевёрнуто и написано справа налево, но Эндер сумел прочесть его, прежде чем оно добралось до нижнего края экрана и встало, как положено: «Третий».

Эндер улыбнулся. Это он придумал, как посылать сообщения с экрана на экран и заставлять их маршировать, и этот метод очень нравился ему, даже когда тайные враги пользовались им, чтобы обзываться. Он не виноват, что родился Третьим. Идея принадлежала правительству, это они дали официальное разрешение – иначе как бы Третий вроде Эндера попал в школу? А теперь у него не было монитора. Эксперимент с кодовым названием «Эндрю Виггин» провалился. Мальчик был уверен, что они отменили бы постановление, разрешившее ему появиться на свет, если бы могли. Эксперимент провалился – сотрите файл.

Прозвенел звонок. Ребята захлопывали парты или лихорадочно допечатывали себе напоминания на следующий день. Кто-то переписывал задания в свои домашние компьютеры. Парочка крутилась у принтера, ожидая, что машина отпечатает то, что им хотелось бы показать. Эндер протянул руки над маленькой детской клавиатурой у края парты и подумал, а каково это – иметь большие руки, как у взрослого. Они должны быть такими неуклюжими, с толстыми неловкими пальцами, мясистыми ладонями. Конечно, у взрослых и клавиатура побольше, но как могут их толстые пальцы провести правильную линию, какая получалась у Эндера, – тонкую точную линию, спираль в семьдесят девять витков от центра до края парты, и чтобы ни один завиток не перекрывал другого. Да, ему было чем заняться, пока учительница болтала про свою арифметику. Арифметика! Валентина научила его арифметике, когда ему было три года.

– У тебя всё в порядке, Эндрю?

– Да, мэм.

– Ты опоздаешь на автобус.

Эндер кивнул и встал.

Все ребята уже ушли. Но его будут ждать те, плохие. На его шее уже не было монитора, который видел то, что он видел, и слышал то, что он слышал. Теперь они могут говорить, что хотят. Могут даже ударить его – их больше никто не увидит, а значит, никто не придёт на помощь Эндеру. У монитора были свои преимущества, ему будет их не хватать.

Конечно, заводилой оказался Стилсон. Он был не крупнее большинства ребят, но больше Эндера. И его окружали другие. Он никогда не ходил один.

– Эй, Третий.

«Не отвечай. Тебе нечего сказать».

– Эй, Третий, мы к тебе обращаемся. Третий, любитель жукеров, с тобой разговаривают.

«Не могу придумать ответа. Что бы я ни сказал, это разозлит их ещё больше. Ничего не скажу».

– Эй, Третий, эй, сморкач, тебя вышибли оттуда, да? Думал, ты лучше нас, но потерял свою маленькую птичку, а получил пластырь на шею.

– Вы собираетесь пропустить меня? – спросил Эндер.

– Мы собираемся пропустить его? Мы что, должны пропустить его? – Они просто покатывались со смеху. – Да, конечно, мы тебя пропустим. Сначала мы пропустим кусок руки, потом задницу, потом, наверное, колено.

Остальные распевали:

– Потерял свою пташку, Третий, потерял свою милашку, Третий.

Стилсон толкнул Эндера одной рукой, а потом кто-то сзади пихнул его навстречу Стилсону.

– Лети, лети, птичка, – сказал кто-то.

– Теннис.

– Пинг-понг.

Эта затея добром не кончится. И Эндер решил, что будет лучше, если самым несчастным окажется не он, и, когда Стилсон протянул руку, чтобы снова его толкнуть, попытался схватить противника. Но промахнулся.

– Ух ты! Ты что, хочешь драться со мной? Хочешь драться, Тройка несчастная?

Стоявшие сзади кинулись на Эндера, чтобы удержать его, и схватили за плечи.

Эндеру было вовсе не до смеха, но он всё же рассмеялся:

– Тебе нужно столько помощников, чтобы побить одного Третьего?

– Мы люди, а не третьи, жабья рожа. У тебя не хватит силы даже пукнуть по-настоящему.

Всё-таки они отпустили его. И в ту же минуту Эндер высоко вскинул руку и ударил что было сил. Он попал Стилсону прямо в грудь. Тот упал. Эндер даже растерялся, так как не рассчитывал сбить противника с ног одним ударом. Ему не пришло в голову, что тот не принял драку всерьёз и не был готов к настоящему отчаянному удару.

На мгновение остальные расступились. Стилсон лежал не двигаясь, и его дружки гадали, не умер ли он. А Эндер лихорадочно соображал, как предотвратить их месть. Они ведь встретят его завтра всей бандой.

«Я должен победить сейчас – раз и навсегда. Или придётся драться с ними каждый день, и тогда мне не поздоровится».

Эндер в свои шесть лет знал неписаные законы ведения войны, знал, как должен вести себя мужчина. Нельзя бить беспомощного, лежащего на земле. Так поступают только звери.

Но всё же он подошёл к неподвижному противнику и ударил его снова, ногой под рёбра. Стилсон застонал и откатился в сторону. Эндер снова подошёл и снова ударил его ногой – в промежность. Теперь Стилсон не мог даже стонать, он свернулся клубком, слёзы градом катились из его глаз.

Эндер холодно оглядел остальных.

– Собираетесь напасть все разом? Вместе вы, наверное, здорово меня побьёте. Но вы должны помнить, как я поступаю с людьми, которые пытаются сделать мне больно. После того как вы меня побьёте, вам останется только гадать, как именно я доберусь до каждого из вас и что из этого выйдет. – Он пнул Стилсона в лицо. – Это будет не так, – сказал он. – Это будет хуже.

Эндер повернулся и пошёл. Никто не преследовал его. Он свернул за угол, в коридор, ведущий к автобусной остановке, успев при этом услышать, как мальчишки говорят за его спиной:

– Черт, ты посмотри, он весь белый.

Победитель прижался лицом к стене коридора и плакал, пока не пришёл автобус.

«Я совсем как Питер. Стоило забрать у меня монитор, и я стал совсем как Питер».

ПИТЕР

– Все. Отработали. Как его дела?

– Когда живёшь в чьём-то теле несколько лет, привыкаешь к нему. Теперь я смотрю на его лицо и не понимаю, что происходит там, внутри. Я не могу распознать его чувства по выражению лица, я привык ощущать их.

– Кончай, мы здесь не о психоанализе толкуем. Мы солдаты, а не экстрасенсы. Ты только что видел, как он вышиб дух из вожака этой шайки.

– Очень обстоятельно. Он не просто побил его, он его разбил. Как Мэйзер Ракхейм во…

– Знаю, знаю. То есть, по мнению комитета, он нам подходит.

– В основном. Надо ещё посмотреть, как он поступит со своим братом теперь, когда у него нет монитора.

– С братом? А ты не боишься того, что его брат может сделать с ним?

– Ты сам говорил мне, что в этом деле мы не имеем права рисковать.

– Я снова просмотрел несколько старых записей. Ничего не могу с собой поделать – мне нравится этот парень. Боюсь, мы искалечим его.

– Конечно. Это и есть наша работа. Мы жестокие колдуны. Мы обещаем детишкам печенье, а потом едим их живьём.

– Мне очень жаль, Эндер, – прошептала Валентина.

Она осматривала пластырь на его шее.

Эндер легко коснулся стены, и дверь бесшумно закрылась за его спиной.

– Ерунда. Я рад, что его больше нет.

– Чего нет? – Питер вышел в прихожую, дожёвывая кусок хлеба с ореховым маслом.

Для Эндера Питер не был высоким, красивым десятилетним мальчиком, каким его видели взрослые, мальчиком с густыми тёмными спутанными волосами и лицом, которое могло бы принадлежать Александру Великому. Эндер смотрел на Питера только для того, чтобы вовремя заметить злобу или скуку – опасные настроения, которые почти всегда означали для него боль. Как только Питер увидел пластырь, в глазах его вспыхнул яростный огонёк.

Валентина тоже заметила это.

– Теперь он такой, как мы, – сказала она, пытаясь смягчить брата, прежде чем он ударит.

Но Питера уже нельзя было смягчить.

– Как мы? Он таскал эту коробку до шести лет. Когда у тебя забрали твою? В три. Я потерял свою, прежде чем мне исполнилось пять. Он почти добился успеха, маленький ублюдок, маленький жукер.

«Всё в порядке, – подумал Эндер. – Говори, Питер, говори. От слов нет вреда».

– Ну, теперь-то твои ангелы-хранители не следят за тобой, – сказал Питер. – Больше они не будут проверять, больно ли тебе, не подслушают, что я говорю, не увидят, что я с тобой делаю. Ну, что ты думаешь об этом?

Эндер пожал плечами.

Вдруг Питер улыбнулся и хлопнул в ладоши, изображая хорошее настроение.

– Давай поиграем в жукеров и астронавтов, – предложил он.

– Где мама? – спросила Валентина.

– Ушла, – сообщил Питер. – Я за старшего.

– Пожалуй, я позову папу.

– Зови. Ты же знаешь, его никогда нет дома.

– Я сыграю, – согласился Эндер.

– Ты будешь жукером, – предупредил Питер.

– Дай ему хоть раз побыть астронавтом, – попросила Валентина.

– Держи свою толстую рожу подальше, пукалка, – огрызнулся Питер. – А ты иди наверх и выбери оружие.

Это будет нехорошая игра, Эндер знал. И выиграть ему не удастся. Когда дети играли в коридорах большими компаниями, жукеры никогда не выигрывали, причём порой игра становилась жестокой. Но здесь, в квартире, она будет жестокой с самого начала, а жукер не мог исчезнуть, раствориться в воздухе, как это делали настоящие жукеры в настоящих войнах. Ему оставалось только ждать, пока астронавт не закончит игру.

Питер открыл нижний ящик своего шкафа и вытащил маску жукера. Мама очень расстроилась, когда Питер купил её. Но папа сказал, что война не прекратится от того, что мы спрячем маски жукеров и запретим детям стрелять из игрушечных лазерных ружей. Лучше пусть тренируются в своих военных играх, тогда, может быть, они сумеют выжить, когда жукеры вернутся.

«Если я переживу эти игры», – подумал Эндер и надел маску. Она сомкнулась, как будто ладонь прижали к лицу. «Но ведь жукеры чувствуют себя иначе, – подумал Эндер. – Они не носят маски, у них просто такие лица. Интересно, дома, в своих мирах, они надевают маски людей, чтобы поиграть? А как они называют нас? Слизняками, потому что по сравнению с ними мы такие мягкие и маслянистые?»

– Берегись, слизняк! – крикнул Эндер.

Он едва видел Питера через дырки для глаз.

– Слизняк, да? – улыбнулся Питер. – Ну, жукер-мукер, сейчас посмотрим, как я разобью твою рожу.

Эндер не видел атаки, только понял, что Питер куда-то отошёл. Маска лишила его периферийного обзора. Вдруг появилась боль – его резко ударили по голове, сбоку. Он потерял равновесие и упал.

– Плохо видишь, да, жукер? – смеялся Питер.

Эндер начал стаскивать маску. Питер поставил ногу на его пах.

– Не снимай, – приказал он.

Эндер снова натянул маску и убрал руки.

Питер надавил. Боль пронзила Эндера насквозь, и он согнулся пополам.

– Лежи ровно, жукер. Я собираюсь вивисектировать тебя. Наконец мы взяли одного из вас живым и теперь хотим узнать, как вы устроены.

– Питер, перестань, – попросил Эндер.

– «Питер, перестань». Очень хорошо. Значит, вы, жукеры, умеете угадывать наши имена. Вы можете разговаривать, как милые несчастные маленькие дети, хотите, чтобы мы полюбили вас и обращались с вами хорошо. Но это не сработает. Я знаю, кто ты такой на самом деле. Они хотели, чтобы ты был человеком, маленький Третий, но на самом деле ты жукер, теперь это видно всем.

Он убрал ногу, шагнул вперёд и наклонился над братом, упёрся коленом ему в живот как раз под рёбрами и начал давить всем телом, сильнее и сильнее. Эндеру стало трудно дышать.

– Я могу убить тебя так, – прошептал Питер. – Просто давить и давить, пока ты не умрёшь. А потом прикинусь, что не знал, больно ли тебе, что мы просто играли, и мне поверят, и всё будет в порядке. А ты умрёшь. Да, всё будет в порядке.

Эндер не мог говорить: в лёгких почти не было воздуха. Питер способен на это. Возможно, сейчас он шутит, но когда-нибудь захочет сделать это всерьёз.

– Я так и сделаю, – пообещал Питер. – Что бы ты там ни думал, сделаю. Тебя разрешили только потому, что я им понравился. Но я не подошёл. А ты был лучше. Они думали, что ты лучше. Но мне не нужен младший брат, который лучше меня. Я не хочу Третьего.

– Я расскажу, – вмешалась Валентина.

– Никто тебе не поверит.

– Поверят.

– Тогда ты тоже мертва, моя миленькая маленькая сестрёнка.

– О да, – усмехнулась Валентина. – Они поверят этому. «Я не знал, что это убьёт Эндрю. Он умер, но я не подумал, что это убьёт и Валентину».

Давление уменьшилось.

– Хорошо. Не сегодня. Когда-нибудь вы не будете вместе. И тогда произойдёт несчастный случай.

– Врёшь! – крикнула Валентина. – Ты вовсе не собираешься ничего такого делать!

– Не собираюсь?

– И знаешь почему? – спросила она. – Ты мечтаешь со временем войти в правительство и хочешь, чтобы тебя избрали. А тебя не изберут, если твои противники откопают, что твои брат и сестра погибли от подозрительного несчастного случая, когда были совсем маленькими. А они откопают, потому что я написала письмо и оставила в секретном файле, который распечатают в случае моей смерти.

– Зачем этот дешёвый блеф? – спросил Питер.

– Там сказано: я умерла не естественной смертью. Питер убил меня, и если он ещё не убил Эндрю, то скоро сделает это. Этого недостаточно для судебного приговора, но хватит для провала на выборах.

– Теперь ты его монитор, – предупредил Питер. – Хорошенько следи за ним днём и ночью. А ещё лучше – никогда не оставляй его одного.

– Мы с Эндером не дураки. И знаем всё не хуже тебя. А кое что даже и лучше. Мы страшно умные и толковые дети. Ты не самый умный из нас, Питер, ты просто самый большой.

– Ох, я знаю. Но придёт день, когда ты забудешь – и он останется один. И вдруг ты вспомнишь, кинешься к нему, а он тут как тут, целый и невредимый. В следующий раз ты уже не будешь так беспокоиться и прибежишь не так быстро. И каждый раз он будет жив и здоров. И тогда ты подумаешь, что забыл я. Пройдут годы. А потом произойдёт ужасный несчастный случай, и я найду его тело и буду горько рыдать над ним. Ты вспомнишь этот наш разговор, Вэлли, но тут же устыдишься, ибо будешь уверена, что я изменился, что это на самом деле несчастный случай и что жестоко напоминать мне слова, которые я сгоряча выпалил однажды в детской ссоре. Только это будет неправда. Я сделаю это, и он умрёт, а ты не помешаешь мне. Продолжай верить, что я просто самый большой.

– Какое же ты дерьмо, – поморщилась Валентина.

Питер вскочил на ноги и прыгнул на неё. Она увернулась. Эндер сорвал маску. Питер шлёпнулся на свою кровать и захохотал. Громко, но с настоящим чувством, слёзы брызнули у него из глаз.

– Ну, вы, ребята, какие же вы олухи, самые большие простаки на этой планете.

– Сейчас он скажет, что просто пошутил, – пожала плечами Валентина.

– Это не шутка – игра. Я могу заставить вас, ребята, поверить во что угодно. Могу управлять вами, как марионетками. – Голосом сказочного чудовища он прорычал: – Я разрублю вас на мелкие кусочки и выброшу их в мусорную яму! – Он снова засмеялся. – Самые большие простаки во всей Солнечной системе.

Эндер стоял, смотрел, как он смеётся, и думал о Стилсоне, о том чувстве, которое сам испытывал, избивая врага. Вот кому следовало бы врезать так же. Он явно этого заслуживал.

Будто читая его мысли, Валентина прошептала:

– Нет, Эндер.

Питер вдруг перекатился на бок, слетел с кровати и встал в стойку.

– О да, Эндер, – сказал он. – В любое время, Эндер.

Эндер поднял правую ногу, снял ботинок, перевернул его.

– Посмотри сюда, на носок. Это кровь, Питер.

– Ох-ох! Я сейчас умру. Эндер убил гусеницу и теперь собирается убить меня.

Ничто не могло его пронять. Питер был убийцей в душе, и никто не знал об этом, кроме Валентины и Эндера.

Мать вернулась домой и вместе с Эндером поплакала над потерей монитора. Отец пришёл домой и всё повторял, какой это прекрасный сюрприз – у них такие замечательные дети, что правительство разрешило им иметь сразу троих, а теперь, после всего, не хочет никого забирать, так что их остаётся трое, они могут оставить Третьего… Эндер с трудом сдерживался, чтобы не закричать на него. «Я знаю, что я Третий, я знаю, если хотите, я уйду, чтобы вам не было так неловко перед всеми, мне жаль, что я потерял монитор и теперь у вас трое детей и нет очевидного объяснения – такое неудобство, – мне очень жаль, жаль, жаль».

Он лежал на кровати и смотрел вверх, в темноту. Он слышал, как на кровати над ним беспокойно ворочается Питер. Потом Питер соскользнул со своего второго этажа и вышел из комнаты. Эндер уловил журчащий звук сливаемой воды, потом силуэт Питера появился в дверном проёме.

«Он думает, что я сплю. Он хочет убить меня».

Питер подошёл к кровати и, конечно, не стал залезать на свою. Вместо этого он сделал ещё шаг и остановился около Эндера.

Но он не потянулся за подушкой, чтобы задушить брата. И у него не было оружия.

Он прошептал:

– Эндер, извини, мне очень жаль. Я знаю, каково это, мне правда жаль, я твой брат, я люблю тебя.

Много позже ровное дыхание Питера показало, что он спит. Эндер сорвал с шеи пластырь. И – во второй раз за этот день – заплакал.

ГРАФФ

– Сестра – наше слабое звено. Он её по-настоящему любит.

– Знаю. Она может испортить всё. Он просто не захочет оставлять её.

– И что же делать?

– Надо убедить его, что пойти с нами он хочет больше, чем оставаться с ней.

– А как ты это сделаешь?

– Солгу ему.

– А если не сработает?

– Расскажу ему правду. Нам разрешено делать это в экстренных случаях. Мы ведь не можем все спланировать наперёд, ты же знаешь.

Завтракал Эндер вяло. Он всё прикидывал, что случится в школе. Как они встретятся со Стилсоном после вчерашней драки. Что будут делать Стилсоновы дружки. Наверное, ничего. Но если бы знать точно! Идти в школу не хотелось.

– Ты не ешь, Эндер, – заметила мать.

В столовую вошёл Питер.

– Доброе утро, Эндер. Спасибо, что оставил свою намыленную мочалку прямо посреди душевой.

– Только ради тебя, – пробурчал Эндер.

– Эндрю, ты должен что-нибудь съесть.

Эндер протянул вперёд руки, сомкнутые в запястьях. Жест означал: вам придётся кормить меня через шланг.

– Очень смешно, – сказала мать. – Я целый день кручусь, а мои гениальные детки не обращают на меня внимания.

– Это твои гены сделали нас гениями, мам, – вмешался Питер. – От папы мы ничего такого унаследовать не могли.

– Я все слышу, – отозвался отец, не поднимая головы от сводки новостей, которую стол, как обычно, показывал за завтраком.

– Шутка не сработала бы, если б ты не слышал.

Стол загудел: кто-то пришёл.

– Кто это? – спросила мать.

Отец нажал на клавишу, и на видеоэкране появился человек. Он был одет в военную форму, в единственную форму, которая ещё что-то значила, – в комбинезон МФ, Международного флота.

– А я думал, что всё кончилось, – вздохнул отец.

Питер ничего не сказал, только вылил молоко мимо своей овсянки.

Эндер подумал: «Может, теперь не нужно будет сегодня идти в школу?»

Отец приказал двери открыться и встал из-за стола.

– Я разберусь, – сказал он. – Ешьте.

Все остались на месте, но никто не ел. Через несколько минут отец возвратился в столовую, подошёл к матери и увёл её с собой.

– Ты в большой глубокой луже, – сообщил Питер. – Они пронюхали, что ты сделал с этим Стилсоном, и собираются загнать тебя в тюрьму на астероиды.

– Мне только шесть, идиот. Я несовершеннолетний.

– Ты Третий, жаба. У тебя вообще нет прав.

Вошла Валентина. Растрёпанные со сна волосы окружали её лицо, словно нимб.

– А где папа и мама? Я сегодня слишком больна, чтобы идти в школу.

– Ещё один устный экзамен, да? Оральный, – развеселился Питер.

– Заткнись, Питер, – вяло огрызнулась Валентина.

– Ты должна расслабиться и получать удовольствие, – ответил Питер. – Ведь могло быть хуже.

– Не знаю, куда уж хуже.

– Это мог быть анальный экзамен.

– Ух-ух, – презрительно бросила Валентина. – Так где всё-таки папа с мамой?

– Беседуют с парнем из МФ.

По привычке она повернулась к Эндеру. Ведь столько лет они ждали: придёт кто-то и скажет, что Эндер прошёл, что Эндер нужен.

– Так и есть, посмотри на него, – сказал Питер. – Но ты знаешь, это ведь могу быть и я. До них могло дойти наконец, что из нашей семейки я самый лучший. – Питер был явно задет.

Дверь распахнулась.

– Эндер, – позвал отец, – пойди-ка сюда.

– Извини, Питер, – поддразнила Валентина.

Отец покачал головой:

– Дети, это не повод для шуток.

Эндер поплёлся за отцом в прихожую. Когда они вошли, офицер Международного флота встал, но не протянул Эндеру руки.

Мать нервно крутила на пальце обручальное кольцо.

– Эндрю, – начала она. – Я никогда не думала, что ты способен затеять драку.

– Этот мальчик, Стилсон, сейчас в больнице, – продолжил отец. – Ты хорошо над ним поработал. Но бить ногой, Эндер… Не думаю, что это честно.

Эндер покачал головой. Он ожидал, что по поводу Стилсона придёт человек из школы, но уж никак не офицер флота. Это оказалось серьёзнее, чем он рассчитывал, но всё равно не сомневался, что вчера поступил правильно и выбора не было.

– Молодой человек, можете ли вы как-то объяснить своё поведение? – спросил офицер.

Эндер снова покачал головой. Он не знал, что ответить, боялся быть откровенным, боялся, что его слова покажутся ещё более чудовищными, чем действия. «Я согласен на любое наказание, – подумал он. – И давайте покончим с этим».

– Мы готовы рассмотреть смягчающие обстоятельства, – сказал офицер. – Но, должен заметить, вы вели себя не лучшим образом. Пинать в пах, бить снова по лицу, по телу, когда он уже валялся на земле… Это выглядело так, будто вы получали удовольствие. Будто вам нравилось.

– Это не так, – прошептал Эндер.

– Тогда почему вы это сделали?

– Там была его банда, – попытался объяснить Эндер.

– Ну? И это вас оправдывает?

– Нет.

– Объясните, почему вы продолжали его бить. Ведь вы уже победили.

– Когда я сшиб его с ног, то выиграл лишь первый бой. Я хотел выиграть все, все следующие, тут же, на месте, чтобы они оставили меня в покое.

Эндер ничего не мог с собой поделать: ему было слишком страшно, слишком стыдно за себя, он пытался сдержаться, но снова зарыдал. Он не любил плакать и плакал редко, а теперь – меньше чем за сутки – в третий раз. И каждый следующий раз был хуже. Расплакаться перед матерью и отцом, перед этим военным – это просто ужасно.

– Вы забрали у меня монитор, – всхлипнул Эндер. – Я должен был позаботиться о себе, разве не так?

– Попросил бы помощи у кого-то из взрослых… – начал отец.

Но тут офицер встал, пересёк прихожую, подошёл к Эндеру и протянул руку.

– Моё имя Графф, Эндер. Полковник Хайрам Графф. Я заведую начальным обучением в Боевой школе в поясе астероидов. Я пришёл, чтобы пригласить тебя поступить в эту школу.

После всего…

– Но монитор…

– Последняя стадия тестирования – то, как ты поведёшь себя, если забрать монитор. Мы не всегда поступаем так, но в твоём случае…

– И я прошёл?

Мать скептически посмотрела на Граффа:

– Он прошёл, отправив мальчика на больничную койку? А что бы вы сделали, если бы Эндрю убил его, дали б моему сыну медаль?

– Не так важно, что он сделал, миссис Виггин, важнее – почему. – Полковник Графф протянул ей папку, набитую бумагами. – Здесь всё, что требуется. Ваш сын получил «добро» отборочной комиссии Международного флота. Конечно, у нас есть ваше письменное согласие, полученное в тот день, когда мальчик был зачат, иначе ему бы вообще не позволили родиться. С самого рождения он принадлежал нам. И он нам подходит.

Когда отец заговорил, его голос дрожал.

– Это жестоко с вашей стороны – дать нам понять, что вы в нём не нуждаетесь, а потом вот так прийти и забрать.

– И эта шарада с мальчиком Стилсонов, – добавила мать.

– Это не шарада, миссис Виггин. Пока мы не знали, что двигало Эндером, мы не могли быть уверены, что он не второй… Мы хотели понять смысл его действий. Вернее, то, какой смысл в них вкладывал сам Эндер.

– Почему вы называете его этим дурацким прозвищем? – Мать заплакала.

– Прошу прощения, миссис Виггин, но он сам себя так называет.

– Что вы собираетесь делать, полковник Графф? – спросил отец. – Просто взять его и выйти с ним за дверь?

– В зависимости… – начал Графф.

– От чего?

– От того, хочет ли Эндер пойти со мной.

Плач матери перешёл в горький смех.

– Так он может решить сам? Как это мило с вашей стороны!

– Вы двое сделали свой выбор, когда Эндер был зачат. Но сам мальчик ещё не мог выбирать. Мобилизованные становятся хорошим пушечным мясом, но офицеров мы набираем только из добровольцев.

– Офицеров? – переспросил Эндер.

И при звуке его голоса все остальные замолчали.

– Да, – кивнул Графф. – В Боевой школе учатся будущие капитаны космических кораблей, коммодоры флотилий и адмиралы флота.

– Не обманывайте ребёнка! – рассердился отец. – Сколько мальчишек из вашей Боевой школы действительно поднимается на капитанский мостик?

– К сожалению, мистер Виггин, это секретная информация. Но я могу сказать вам, что ни один из ребят, продержавшихся в школе первый год, не остался без офицерского чина. И ни один не занимал должности ниже первого помощника капитана межпланетного корабля. А это очень большая честь, даже если служить в частях обороны в пределах нашей собственной Солнечной системы.

– Скольким удаётся продержаться первый год? – нетерпеливо спросил Эндер.

– Всем, кто этого хочет, – ответил Графф.

Эндер чуть не сказал: «Я хочу». Но тут же прикусил язык. Конечно, хорошо больше не ходить в школу, но это не главное: в школе скоро всё образуется. Но избавиться от Питера – вот что уже серьёзнее, может быть, это вопрос жизни и смерти! Но как оставить маму и папу… А Валентину… Стать солдатом? Эндер не любил драться. Ему не нравился стиль Питера – сильный против слабого, но и его собственный – умный против глупого – не нравился тоже.

– Я думаю, – сказал Графф, – что нам с Эндером стоит поговорить наедине.

– Нет, – отрезал отец.

– Я не заберу его, не дав вам ещё раз поговорить с ним, – пообещал Графф. – И вы не можете остановить меня.

Несколько секунд отец враждебно смотрел на Граффа, потом встал и вышел. Мать задержалась на секунду, чтобы сжать руку Эндера. Выходя, она закрыла за собой дверь.

– Эндер, – начал Графф, – если ты пойдёшь со мной, ты долго, очень долго не сможешь вернуться домой. В Боевой школе нет каникул. И туда не пускают посетителей. Полный курс обучения закончится, когда тебе будет шестнадцать лет, а первый отпуск ты получишь, при определённых обстоятельствах, когда тебе исполнится двенадцать. Поверь мне, Эндер, люди изменяются за шесть, за десять лет. Твоя сестра Валентина станет взрослой женщиной, когда ты увидишь её снова, если, конечно, пойдёшь со мной. Вы встретитесь как два незнакомца. Ты всё ещё будешь любить её, Эндер, но не будешь знать. Видишь, я не пытаюсь убедить тебя, что это легко.

– Мама и папа?

– Я знаю тебя, Эндер, я внимательно познакомился с записями монитора. Ты не будешь скучать по своим родителям, то есть будешь, но недолго. И они тоже быстро забудут тебя.

Вопреки желанию Эндера слезы снова подступили к его глазам. Он отвернулся, но не поднял руки, чтобы вытереть их.

– Они очень любят тебя, Эндер. Но ты должен понять, чего им стоила твоя жизнь. Ты ведь знаешь, они оба из религиозных семей. Твоего отца при крещении нарекли именем Джон Пауль Вечорек. Он католик. И седьмой сын из девяти.

«Девять детей. Невозможно. Преступно».

– Хм, да. Так вот, люди совершают странные поступки ради религии. Ты знаешь про санкции, Эндер. Тогда они были не такими суровыми, но всё же достаточно тяжёлыми. Только первые два ребёнка получали бесплатное образование, с каждым новым ребёнком возрастали налоги. Когда твоему отцу исполнилось шестнадцать, он воспользовался Законом о неподчинившихся семьях, чтобы оставить свою семью, изменил имя и фамилию, отрёкся от своей религии и поклялся иметь не более позволенных двух детей. И он нарушил бы клятву. Он поклялся, что его детям не придётся пройти через тот стыд, те преследования, которые ему привелось пережить. Ты понимаешь?

– Он не хотел меня.

– Ну, видишь ли, в наши времена никто не хочет Третьего. Было бы странно ждать от них радости. Но твои отец и мать – особый случай. Они оба отреклись от веры своих отцов (твоя мать была из мормонов), но их чувства все ещё амбивалентны. Ты знаешь, что значит «амбивалентны»?

– Работают в обе стороны.

– Они стыдятся того, что происходят из неподчинившихся семей, и скрывают это. Стыдятся до такой степени, что твоя мать боится говорить при посторонних, что родилась в штате Юта, чтобы её не заподозрили. Твой отец отрицает свои польские корни, потому что Польша – до сих пор неподчинившаяся нация, и к ней применяются из-за этого международные санкции. Так что, понимаешь, третий ребёнок, пусть даже рождённый по прямому распоряжению правительства, разрушит здание, которое они пытались возвести.

– Я знаю.

– Но на самом деле все ещё более запутано. Твой отец всё-таки назвал тебя в честь католического святого. Имей в виду, он сам крестил вас, всех троих, как только вас привозили из роддома домой. А твоя мать возражала. Они каждый раз ссорились из-за этого. Не потому, что она не хотела, чтобы вас крестили, а потому, что была против католического обряда. Они не смогли по-настоящему отказаться от своей религии. Ты стал символом их гордости: они сумели обойти закон и родить третьего ребёнка. Но ты также и напоминаешь об их трусости: они не решились на неподчинение, которое все ещё считают правильным, и рожать ещё. А ещё ты – причина их дискомфорта, так как мешаешь им прижиться в нормальном послушном обществе.

– Откуда вы всё это знаете?

– Твои брат и сестра носили мониторы, Эндер. Ты не представляешь себе, насколько это чувствительный прибор. Мы подсоединяемся прямо к твоему мозгу и слышим всё, что слышишь ты, даже если ты и не слушаешь, не понимаешь. Мы понимаем.

– Значит, мои родители и любят, и не любят меня?

– Они любят тебя. Вопрос в том, хотят ли они жить рядом с тобой. Твоё присутствие в доме – это повод для постоянного беспокойства. Источник напряжения. Понимаешь?

– Но я не виноват.

– Конечно. Тут дело не в том, что ты делаешь, а в том, что ты есть и живёшь с ними. Брат ненавидит тебя, ведь ты – живое доказательство того, что он недостаточно хорош. Родители стыдятся тебя, ибо ты олицетворяешь прошлое, от которого они пытаются отречься.

– Валентина любит меня.

– Всем сердцем. Полностью, незамутненно. Она предана тебе, а ты обожаешь её. Я говорил, что это будет нелегко.

– А что там будет?

– Тяжёлая работа. Учёба, как в здешней школе, только мы больше налегаем на математику и программирование. Военная история. Стратегия и тактика. И прежде всего боевая комната.

– А это что?

– Военные игры. Все учащиеся школы объединены в армии. День за днём в невесомости разыгрываются сражения. Никто никому не делает больно, важны победа или поражение. Каждый начинает рядовым, подчиняется приказам. Мальчики постарше – ваши офицеры, обязанные тренировать вас и командовать вами в бою. Больше я не могу тебе рассказывать. Это похоже на игру в жукеров и астронавтов, только с настоящим оружием и товарищами, сражающимися рядом, а твоя судьба, да и судьба человечества, будет зависеть от того, как ты учился, как ты научился сражаться. Это тяжёлая жизнь, и у тебя не будет нормального детства. Но, видишь ли, у тебя, с твоим разумом и положением Третьего, нормального детства не будет всё равно.

– Только мальчики?

– Несколько девочек. Им реже удаётся пройти отбор. Слишком много столетий эволюции работают против них. И ни одна из них не похожа на Валентину. Но ты найдёшь там братьев, Эндер.

– Таких, как Питер?

– Питера не приняли, Эндер, по тем самым причинам, по которым ты ненавидишь его.

– Я его не ненавижу, я просто…

– Боишься. Ну, знаешь ли, Питер не так уж плох. Он был самым лучшим из тех, за кем мы наблюдали. Мы попросили твоих родителей, чтобы следующей была девочка (они и так собирались это сделать), в надежде, что Валентина заменит Питера, если будет мягче его. Она оказалась слишком мягкой. И тогда мы заказали тебя.

– Наполовину Валентину, наполовину Питера.

– Если получится.

– А получилось?

– Насколько мы можем судить. У нас хорошие тесты, Эндер. Но они не говорят нам всего. По сути, когда доходит до дела, они ничего нам не говорят. Но они всё же лучше, чем ничего. – Графф наклонился и взял руки Эндера в свои. – Эндер Виггин, если бы я выбирал для тебя лучшее, счастливейшее будущее, то посоветовал бы оставаться дома. Есть вещи похуже, чем быть Третьим или иметь старшего брата, который никак не может решить, кто он – человек или шакал. И Боевая школа – одно из этих «похуже». Но ты нужен нам. Сейчас жукеры кажутся тебе забавой, Эндер, но в прошлый раз они чуть не стёрли нас с лица Земли. Хуже того, малыш. Они застали нас врасплох, они превосходили нас численностью и вооружением. И спасло нас только то, что флотом командовал самый лучший полководец, какой только мог быть. Зови это судьбой, божьей волей, дурацким везением, но у нас был Мэйзер Ракхейм.

Однако теперь его нет, Эндер. Мы собрали всё, что могло сотворить человечество, и создали флот, по сравнению с которым те их войска выглядят так же безобидно, как стайка ребятишек, плещущихся в бассейне. У нас есть кое-какое новое оружие. Но всего этого мало, ибо за восемьдесят лет, прошедших с последней войны, они наверняка тоже успели подготовиться. Нам нужны самые лучшие люди, и как можно скорее. Будешь ты на нас работать или нет, пока неизвестно. Не исключено, что ты сломаешься, не выдержав напряжения. Может быть, это разрушит твою жизнь. Возможно, ты возненавидишь меня за мой сегодняшний визит. Но пока есть надежда, что именно благодаря тебе человечество выживет, а жукеры навсегда оставят нас в покое, я буду настаивать на том, чтобы ты сделал это. Чтобы пошёл со мной.

Эндер никак не мог сфокусировать взгляд на полковнике Граффе. Этот человек казался ему таким маленьким, что его можно взять кончиками пальцев и положить в карман. Оставить всё и отправиться туда, где тяжело и нет Валентины, папы и мамы!…

А потом он подумал о тех фильмах про жукеров, которые должен был смотреть каждый по меньшей мере раз в год. Уничтожение Китая, битва в Поясе. Смерть, страдания, страх. И Мэйзер Ракхейм, его блистательные манёвры и контрманёвры, благодаря которым он уничтожил вражеский флот, вдвое превосходивший Земной по численности и ещё вдвое – по огневой мощи. Маленькие кораблики людей казались такими хрупкими и слабыми. Дети, воюющие со взрослыми. Но люди победили.

– Мне страшно, – спокойно сказал Эндер – Но я пойду с вами.

– Повтори, – попросил Графф.

– Я ведь для этого рождён, разве нет? Если я не пойду, то зачем живу?

– Не годится, – покачал головой полковник.

– Я не хочу идти, – сказал Эндер. – Но пойду.

Графф удовлетворённо кивнул:

– Ты ещё можешь отказаться, пока не сел со мной в машину. После этого ты поступишь в распоряжение Международного флота. Понял?

Эндер кивнул.

– Хорошо. Давай скажем им.

Мать заплакала. Отец крепко прижал его к себе. Валентина поцеловала его, и её слеза капнула ему на щёку. Питер пожал ему руку и сказал:

– Ты везучий маленький балбес.

Собирать было нечего. Никаких личных вещей.

– В школе тебе выдадут всё, что надо, от формы до компьютера. А игрушки… Там только одна игра.

– До свидания, – сказал Эндер своей семье.

Он потянулся вверх, взял за руку полковника Граффа и вместе с ним вышел за дверь.

– Убей за меня парочку жукеров, – крикнул Питер.

– Я люблю тебя, Эндрю, – прошептала мать.

– Мы будем писать тебе, – пообещал отец.

И уже садясь в машину, он услышал крик Валентины:

– Возвращайся ко мне! Я буду любить тебя всегда!

ЗАПУСК

– Работая с Эндером, мы должны соблюдать очень шаткое равновесие. С одной стороны, необходимо изолировать его настолько, чтобы он сохранил способность к творчеству – иначе он приспособится к системе и мы потеряем его. С другой стороны, нужно развить в нём способности лидера.

– Когда его назначат, он сможет командовать.

– Это не так просто. Мэйзер Ракхейм мог управляться со своим маленьким флотом и победить. Но к тому времени, когда начнётся война, работы будет слишком много, даже для гения. Флот очень разросся. Эндер должен научиться чётко работать с подчинёнными.

– О боже. Он должен быть и гением, и милым добрым парнем.

– Не добрым. Добрый позволит жукерам проглотить нас.

– Ты хочешь изолировать его?

– Он будет отделён от всех остальных ребят, как стеной, прежде чем мы достигнем школы.

– Не сомневаюсь. Я буду ждать тебя там. Я видел запись того, что он сделал с тем парнем, Стилсоном. Ты везёшь очень милого мальчонку.

– Не ехидничай. Он на самом деле милый. Но не беспокойся. Это мы быстро устраним.

– Иногда мне кажется, что тебе нравится ломать всех этих маленьких гениев.

– Это особое искусство, и я хорошо им владею. Нравится ли оно мне? Пожалуй. Ведь я снова собираю их по кусочкам и делаю лучше, чем прежде.

– Ты чудовище.

– Спасибо. Значит ли это, что я получил повышение?

– Всего лишь медаль. Наш бюджет не резиновый.

Говорят, невесомость может привести к потере ориентации, особенно у детей, так как у них слабее развито чувство направления. Но Эндер потерял ориентацию прежде, чем покинул поле притяжения Земли. Ещё до того, как они запустили челнок.

В этой группе было девятнадцать других мальчишек. Они выпрыгивали из автобуса на эскалатор. Они разговаривали и шутили, толкались и хохотали Эндер молчал. Он заметил, что Графф и другие офицеры наблюдают за ними. Анализируют. «Всё, что мы делаем, важно, – понял Эндер. – То, что они смеются. То, что я не смеюсь».

Он подумал, не нужно ли ему вести себя, как остальные ребята, но не мог сочинить ни одной шутки, а их шутки не казались ему смешными. Он не знал, чему они радуются, ему было невесело. Он боялся, и страх делал его серьёзным.

На него надели форму – цельнокроеный комбинезон. Казалось странным не чувствовать ремня на талии. В новой одежде Эндер ощущал себя одновременно мешковатым и голым. Всюду работали телевизионные камеры. Словно длинномордые животные, они высовывались из-за плеч согнувшихся, скрюченных людей. Операторы двигались медленно, кошачьим шагом, чтобы камера не дёргалась, а шла мягко. Эндер поймал себя на том, что тоже перешёл на мягкий шаг.

Мальчик представил себе, что он на телевидении и даёт интервью. Ведущий задаёт вопросы. «Как вы себя чувствуете, мистер Виггин?» – «В общем, неплохо, только очень хочу есть». – «Хотите есть?» – «О да. Они не дают нам есть двадцать часов перед запуском». – «Как интересно. А я и не знал». – «Все мы здесь здорово голодны, если на то пошло». И всё это время, всё интервью Эндер и парень с телевидения будут бок о бок мягко скользить перед операторами, двигаясь длинными кошачьими шагами. В первый раз Эндер почувствовал, что ему смешно, и улыбнулся. Ребята рядом с ним тоже смеялись, но по другой причине. «Они думают, что я улыбаюсь их шуткам! – подумал Эндер. – Но мои мысли гораздо смешнее».

– Поднимайтесь по лестнице по одному, – сказал один из офицеров. – Когда увидите ряд с пустыми сиденьями, занимайте любое. Там нет мест около окна.

Это была шутка. Ребята засмеялись.

Эндер шёл одним из последних, хотя и не самым последним. Телекамеры всё ещё были наведены на лестницу. «Увидит ли Валентина, как я исчезаю в недрах челнока?» Он подумал, может, помахать ей рукой или подбежать к оператору и спросить: «Можно я попрощаюсь с Валентиной?» Он не знал, что, если бы он и сделал это, цензура вырезала бы его слова. Мальчики, улетающие в Боевую школу, должны быть героями. Они не могут тосковать по кому бы то ни было. Эндер не знал о цензуре, но понимал, что сорваться и побежать к телекамерам будет неправильно.

Эндер поднялся на короткий мостик, ведущий к двери челнока, заметил, что стена справа покрыта ковром, совсем как пол. Вот здесь и началась потеря ориентации. Он представил себе, что стена – это пол и он идёт по стене. Добрался до второй лестницы и увидел, что вертикальная поверхность за ней тоже покрыта ковром. «Я карабкаюсь по полу. Шаг за шагом».

А потом, просто ради смеха, представил, что спускается вниз по стене. Сев на место, понял вдруг, что крепко держится за края сиденья, несмотря на то что гравитация плотно прижимала его к креслу.

Остальные мальчики слегка подпрыгивали на пружинистых сиденьях, дразнились, толкались, кричали. Эндер осторожно вытащил привязные ремни, прикинул, как они должны соединяться, обхватывая пах, талию и плечи. Он представил себе, как перевёрнутый корабль балансирует на поверхности Земли, как огромные пальцы удерживают его на месте. «Но мы ускользнём, – подумал он. – Мы упадём с этой планеты».

Тогда он не осознал значения этой мысли. И только потом, позже, вспомнил, что ещё до того, как оставил Землю, впервые подумал о ней как о планете, одной из сотен других, не принадлежащей ему.

– О, ты уже сообразил, – сказал Графф, стоявший рядом на лестнице.

– Летите с нами? – спросил Эндер.

– Обычно я спускаюсь вниз, чтобы прихватить рекрутов, – ответил Графф. – Я всё-таки старший офицер. Администратор школы. Нечто вроде завуча. Они сказали мне, чтобы я возвращался, иначе останусь без работы.

Он улыбнулся, и Эндер улыбнулся в ответ. Ему было уютно с Граффом. Графф хороший. И ещё он завуч Боевой школы. Эндер слегка расслабился. По крайней мере, у него будет там друг.

Они пристегнулись – те из ребят, кто в отличие от Эндера, не сообразил сделать это раньше. Потом ждали ещё час, пока телевизионщики показывали взлёт челнока, рассказывали об истории космических перелётов и рассуждали о возможном будущем и о больших кораблях Международного флота. Очень скучно и утомительно. Эндер видел такие фильмы раньше. Только раньше он не был пристегнут к сиденью внутри самого настоящего челнока. И не свисал вниз головой с живота матери-Земли.

А запуск оказался совсем не страшным, хотя и пощекотал нервы. Тряска, несколько секунд паники – а вдруг это первый сорвавшийся запуск за всю историю челноков? Из фильмов никогда не узнаешь, как много неприятностей можно пережить, лёжа на спине в мягком кресле.

А потом всё кончилось, и Эндер повис на ремнях в невесомости.

Поскольку он почти сразу потерял ориентацию, то не удивился, когда увидел, как Графф ползёт по лестнице задом наперёд, словно спускается к носу челнока. Не забеспокоился и тогда, когда Графф зацепился ногами за скобу, оттолкнулся руками и встал, как в обычном аэроплане.

Но некоторым было тяжело. Один из мальчиков издал характерный звук, и Эндер понял, почему им запретили есть что-либо за двадцать часов до запуска. Рвота в невесомости – вещь своеобразная.

Самому Эндеру нравилась игра Граффа с гравитацией, и он решил продолжить её, вообразив, что Графф свисает вниз головой из центрального прохода, а потом переменил точку зрения и увидел его торчащим перпендикулярно из стены. «Притяжение может действовать в любую сторону. Так, как я хочу. Я могу заставить Граффа стоять на голове, и он даже не узнает об этом».

– Что тут смешного, Виггин?

Голос Граффа был злым и резким. «Что-то я сделал не так, – подумал Эндер. – Может, рассмеялся вслух?»

– Я задал тебе вопрос, солдат! – пролаял Графф.

«Ах да. Началось обучение». Эндер видел по телевизору несколько фильмов о военных, и там всегда много кричали, особенно во время подготовки, прежде чем солдат и офицер становились добрыми друзьями.

– Да, сэр, – ответил Эндер.

– Тогда отвечай!

– Я вообразил, что вы висите вниз головой, зацепившись ногами, и подумал, что это смешно.

Сейчас, под холодным взглядом Граффа, это казалось просто глупостью.

– Тебе, я думаю, это смешно. А кому-нибудь ещё?

В ответ прозвучало бормотание, в котором можно было различить несколько «нет».

– А почему, собственно, нет? – Графф окинул их всех презрительным взглядом. – Мусорные головы, вот что мы выявили в этом запуске. Идиоты с куриными мозгами. Только у одного хватило ума понять, что в невесомости можно выбирать то направление, какое считаешь нужным. Ты понимаешь это, Шафтс?

Мальчик кивнул.

– Нет, не понимаешь. Конечно, не понимаешь Не только дурак, но и лжец к тому же. Только у одного парня есть хоть какие-то мозги – у Эндера Виггина. Получше приглядитесь к нему, маленькие мальчики. Он станет коммодором, когда вы ещё не вылезете из пелёнок. Потому что он работает головой, а вам лишь бы играть да баловаться.

Всё пошло наперекосяк с самого начала. По логике, Граффу следовало посмеяться над ним, а не выставлять его лучшим. Они должны были оказаться сначала по разные стороны, чтобы потом стать друзьями.

– Большинство из вас просто вылетит вон. Привыкайте к этой мысли, маленькие мальчики. Большинство из вас кончит Пехотной школой, потому что вам недостанет мозгов, чтобы управиться с пилотированием в глубоком космосе. Большинство из вас не стоит денег, затраченных на доставку в Боевую школу, ибо в вас нет нужных качеств. Однако кто-то может справиться и всё же принести хоть какую-то пользу человечеству. Но на вашем месте я не очень бы на это рассчитывал. Я бы поставил только на одного.

Внезапно Графф сделал заднее сальто, поймал лестницу руками, оттолкнулся от неё ногами и сделал бы стойку на голове, если бы пол был внизу, или повис на руках, если пол оказался бы сверху. Перебирая руками, добрался до своего места.

– Похоже, ты сделал карьеру, – сказал мальчик, сидевший рядом.

Эндер покачал головой.

– Ты что, не хочешь даже разговаривать со мной? – обиделся мальчик.

– Зря ты говорил всё это, – прошептал Эндер.

И почувствовал, как заболела макушка. И опять. Кто-то хихикал за его спиной. Мальчик, сидевший прямо за ним, наверное, отстегнул свои ремни. Опять удар по голове. «Перестань, – подумал Эндер, – я ничего тебе не сделал».

Снова удар по голове. Эти мальчишки издеваются. А Графф что, не видит? Он собирается остановить их или нет? Новый удар. Ещё сильнее. По-настоящему больно. Но где же Графф?

Потом вдруг Эндер всё понял. Графф намеренно спровоцировал их. Это было куда хуже того, что он видел по телевизору. Когда сержант издевается над тобой, остальные ребята принимают твою сторону. Когда офицер отдаёт тебе предпочтение, они начинают ненавидеть тебя.

– Эй, говноед, – послышалось сзади, и его опять ударили по голове. – Как тебе это нравится? Эй, супермозг, кайфуешь?

Последовал ещё один удар, такой сильный, что Эндер чуть не заплакал от боли.

Если это Графф подставил его, никто не поможет, придётся справляться самому. Эндер приготовился к следующему удару. «Сейчас», – подумал он. И – да, его ударили. Было больно, но он уже прикинул, когда будет ещё удар. Вот. Как раз, точно. «Ты готов», – подумал Эндер.

И когда сосед сзади снова потянулся, чтобы ударить, Эндер вскинул обе руки, схватил мальчика за запястье и изо всех сил рванул руку вниз.

При нормальной силе тяжести мальчик врезался бы в свинку кресла и здорово ушиб себе грудь. В невесомости же он сорвался со своего места и, кувыркаясь, полетел к потолку. Эндер не ожидал этого, так как не сообразил, насколько нулевая гравитация увеличивает даже его детскую силу. Мальчик пролетел по воздуху, врезался в потолок, потом, уже внизу, в кресло одного из своих товарищей, а затем, размахивая руками, вылетел в проход и едва успел вскрикнуть, как ударился о переборку пилотской кабины. Его левая рука при этом неестественно подвернулась вниз.

Всё это длилось какие-то секунды. Графф оказался рядом, поймал парня и ловко стащил его по проходу к остальным.

– Левая рука. По-моему, перелом, – сказал он.

Через минуту мальчику уже дали обезболивающее, осторожно уложили его, и один из офицеров начал напылять на сломанную руку гипс.

Эндера тошнило. Он хотел только остановить руку. Нет! Нет, он хотел сделать ему больно и потянул изо всех сил. Жаль, что получилось так очевидно, но мальчик чувствовал именно такую боль, какую жаждал Эндер. Невесомость лишь усугубила ситуацию, вот и все. «Я Питер. Я точно такой, как он». Эндер ненавидел себя.

Графф стоял в дверях кабины.

– Ну, что же до вас так медленно доходит? Ваши жидкие мозги ещё не переварили очевидного? Вас привезли сюда, чтобы сделать солдатами. В ваших старых школах, в бывших семьях вы, наверное, считались крупной рыбой, крепкими и хитрыми парнями. Но мы отбираем лучших из лучших, и только с такими людьми вам теперь придётся иметь дело. И когда я говорю, что Эндер Виггин – лучше всех, понимайте намёк, пустоголовые. Не связывайтесь с ним. Уже случалось, что в Боевой школе погибали маленькие мальчики. Я понятно объяснил?

Весь остаток дороги было очень тихо. Мальчик, сидевший рядом с Эндером, старался не касаться его.

«Я не убийца, – повторял себе Эндер снова и снова – Не Питер. Не важно, что он говорит, я не буду. Не хочу. Я не такой. Я только защищался и очень долго терпел. Ждал. Я не то, что он сказал».

Голос из динамика объявил, что они приближаются к школе. Двадцать минут ушло на то, чтобы сбавить скорость и войти в док. Эндер продолжал сидеть на месте. Остальные, в общем довольные, что он остался позади, карабкались вверх по лестнице в том направлении, которое было низом, когда они причалили. Эндер наконец последовал за ними. Графф ждал в конце узкой трубы, ведущей из челнока в сердце Боевой школы.

– Ну, как тебе понравился полет, Эндер? – весело спросил Графф.

– Я думал, вы мой друг. – Несмотря на все усилия, голос Эндера дрожал.

Графф посмотрел на него слегка озадаченно:

– С чего ты взял это, Эндер?

– Потому что вы… Потому что вы говорили со мной хорошо и честно. Потому что вы не лгали.

– А я и сейчас не лгу, – сказал Графф. – В мои обязанности не входит быть другом. Я должен создавать лучших в мире солдат. Лучших в истории войн. Нам нужен Наполеон. Или Александр. Только Наполеон под конец проиграл, а Александр быстро сгорел и умер молодым. Нам нужен Юлий Цезарь. Но он хотел стать диктатором, и его за это убили. Нам нужен военный гений без недостатков. И моя задача – сотворить такого гения, а также мужчин и женщин, которые станут его помощниками. И нигде не сказано, что я должен становиться другом маленьких мальчиков.

– Вы заставили их ненавидеть меня.

– Ну и что? Что ты теперь будешь делать? Забьёшься в угол? Начнёшь лизать их маленькие задницы, чтобы они тебя снова полюбили? Только одно может заставить их перестать ненавидеть тебя. Ты должен делать всё, что умеешь, причём здорово, чтобы они не могли тебя не замечать. Я сказал, что ты сильнее всех. И тебе лучше стать таким.

– А если не смогу?

– Тогда плохо. Слушай, Эндер. Мне действительно жаль тебя. Ты одинок и напуган. Но жукеры все ещё там, в космосе. Десять, сто, миллион чужаков, несметные миллионы, насколько нам известно. У них есть миллиард кораблей и неизвестное нам оружие. Они горят желанием использовать это оружие, чтобы уничтожить нас. Речь идёт не о судьбах мира, Эндер. Только о нас, только о человечестве. Если мы все погибнем, это не повлияет на весь остальной мир, природа просто перейдёт на другую ступень эволюции. Но человечество не хочет умирать. Как вид оно развивалось, чтобы выжить. И мы просто обязаны выкладываться настолько, чтобы хотя бы раз в несколько поколений рождался гений. Тот, кто изобретёт колесо. И огонь. И полет. Тот, кто построит город, создаст нацию, империю. Ты хоть что-нибудь из этого понимаешь?

Эндеру казалось, что понимает, но он не был уверен и потому промолчал.

– Нет. Конечно, нет. Постараюсь объяснить попроще. Люди свободны, кроме тех случаев, когда в них нуждается человечество. Похоже, человечество нуждается в тебе. Думаю, оно нуждается и во мне: я должен определить, на что вы годитесь. Мы оба можем совершать поступки, достойные презрения, Эндер, но если с нашей помощью человечество выживет, значит, мы выполним своё предназначение.

– Выходит, мы лишь орудия?

– Отдельные человеческие существа и есть орудия, которыми пользуются другие, чтобы сохранить вид.

– Это ложь.

– Нет. Это просто полуправда. Об остальном можешь не беспокоиться, пока мы не выиграем войну.

– Война будет окончена, прежде чем я вырасту.

– Надеюсь, что ты ошибаешься, – заметил Графф. – Между прочим, этим разговором ты вредишь себе. Остальные ребята, без сомнения, говорят сейчас друг другу, что этот Эндер Виггин опять подлизывается к Граффу. Если о тебе пойдёт слух, что ты любимец учителей, считай, что ты выбыл из игры.

«Иными словами, уходи и оставь меня в покое».

– До свидания, – сказал Эндер и, перебирая руками, двинулся по тоннелю вслед за остальными мальчиками.

Графф смотрел, как он уходит.

Один из учителей рядом с ним спросил:

– Это он?

– Бог знает, – ответил Графф. – Но если нет, лучше бы это выяснилось поскорее.

– Может быть, он совсем не тот, кто нам нужен, – сказал учитель.

– Возможно. В этом случае, Андерсон, для меня Бог – жукер. И можешь меня цитировать.

– Конечно.

Они немного постояли молча.

– Андерсон!

– М-м-м-м?

– Малыш не прав. Я его друг.

– Знаю.

– Он чист. У него золотое сердце.

– Я читал доклады.

– Андерсон, подумай, что мы сделаем с ним?

Андерсон был твёрд.

– Мы сделаем из него лучшего полководца за всю историю человечества.

– А потом взвалим ответственность за судьбу мира на его плечи. Ради него самого я надеюсь, что он не подойдёт. Надеюсь.

– Да не беспокойся так. Жукеры могут перебить нас всех, прежде чем он закончит школу.

Графф улыбнулся:

– Правильно. Что ж, мне уже полегчало.

ИГРЫ

– Прими моё восхищение. Сломанная рука – это штрих настоящего мастера.

– Всё произошло случайно.

– Неужели? А я-то уже объявил тебе благодарность в приказе.

– Это было чересчур. Второй маленький ублюдок стал героем. Это может напрочь сорвать подготовку остальных. Я надеялся, он позовёт на помощь.

– На помощь? Я думал, ты больше всего ценишь в нём то, что он сам справляется со своими трудностями. Когда он там, наверху, столкнётся с вражеским флотом, ему никто не сможет помочь, даже если он позовёт.

– Да кто ж мог знать, что чёртов сосунок вылетит из кресла и врежется прямо в переборку?

– Ещё один красочный пример идиотизма военных. Если бы у тебя были хоть какие-то мозги, ты сделал бы настоящую карьеру. Стал бы страховым агентом, например.

– Тоже мне супермозг!

– Тебе придётся свыкнуться с тем, что мы – второй сорт. И что судьба человечества в наших руках. Это даёт такое восхитительное ощущение власти, не правда ли? И особенно потому, что, если мы проиграем, нас просто некому будет критиковать.

– Никогда об этом не думал. Но лучше не проигрывать.

– Посмотрим, как Эндер справится с этим. Если мы его уже потеряли, если он не сможет, кто следующий? Кто ещё?

– Я составлю тебе список.

– А на досуге подумай, как спустить Эндера с привязи.

– Я тебе уже говорил. Его нужно полностью изолировать. Он должен убедиться, что ни при каких обстоятельствах ему никто никогда ни в чём не поможет. Если он решит, что есть лёгкий путь, он потерян.

– Ты прав. Если, к примеру, он поверит, что у него есть друг, это будет конец.

– Ему можно иметь друзей. Нельзя иметь родителей.

Когда Эндер появился в комнате, все остальные уже выбрали себе койки. Он остановился на пороге, глядя на единственную не занятую кровать, нижнюю у двери. Потолок был низкий. Эндер мог достать его, подняв руку. Нижние койки едва поднимались над полом. Мальчики молча наблюдали. Сначала Эндер подумал, что, позволяя уложить себя на худшее место, он тем самым провоцирует их на новые издёвки, но не мог придумать, как выкрутиться из этого положения.

Наконец он широко улыбнулся.

– Эй, спасибо, – сказал он без всякого сарказма, так искренне, словно они оставили ему лучшее место. – А я думал, мне придётся просить нижнюю койку у двери.

Он сел и посмотрел на открытую тумбочку в изголовье кровати. С внутренней стороны дверцы была приклеена бумага с инструкцией: «Положите руку на сканер в головах вашей койки и повторите своё имя дважды».

Эндер отыскал сканер (листок прозрачного пластика), положил на него левую руку и сказал:

– Эндер Виггин. Эндер Виггин.

Сканер на мгновение загорелся зелёным светом Эндер закрыл свою тумбочку и попробовал открыть её. Не смог. Тогда он снова положил руку на сканер и произнёс:

– Эндер Виггин.

Тумбочка распахнулась. А ещё открылись три отделения шкафа.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 546 | Нарушение авторских прав