АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Обо мне, Гарри Лэндрете

Мне всегда казалось, что если я знаю автора или что-нибудь об авторе, мне легче понять то, о чем он пытается мне рассказать. Именно поэтому я хочу рассказать вам немного о себе. Может быть, это поможет вам лучше понять смысл того, о чем я пишу, даже в том случае, если слова мои не слишком точно будут передавать то, что я хочу сказать. Слова, написанные на бумаге — не очень точный способ рассказать о чем-то важном, а что может быть важнее, чем, говорить о детях и их мире? Я действительно чувствую собственную несостоятельность, когда думаю о том, чтобы попытаться изложить на бумаге то, что я переживаю рядом с детьми, мои чувства по отношению к детям, веру в детей, надежды, связанные с ними, и значение того процесса, который мы называем игровой терапией, в жизни ребенка. Наверное, я, так ценю возможность развивать; отношения с детьми в игровой терапии именно поэтому, что там для общения нам не нужны слова.

Ребенком я был Костляв и неразвит. Я ходил в сельскую школу, все восемь классов которой занимались в одной комнате. В этой школе преподавала моя; мать. В этой обстановке я научился по-настоящему ценить простые вещи: стремление к победе, любовь к учению, и сочувствие к «побитой собаке» — к человеку, которого не замечают. Благодаря собственному опыту я остров чувствую детей, которых не замечают.

Мне не всегда было так удобно с детьми, как, я думаю, многим из вас, читающих этот текст; и я жалею об этом, потому что я не почувствовал, не пережил эмоционально мир ребенка. О, умом я знаю — я прочел много книг и прослушал университетский курс по развитию ребенка, но я только знал что-то о детях. Я не знал детей сердцем, так, чтобы прикоснуться к ним и их миру. Дети находились рядом со мной, я видел их, но мне просто не приходило в голову общаться с ними. Ребенок был во мне давным-давно вытеснен на задворки, потому что мне хотелось, чтобы меня ценили за то, что я зрелый человек, взрослый. Быть взрослым для меня означало серьезно относиться к жизни, быть, ответственным; человеком. Теперь я знаю, что в некотором смысле это была попытка преодолеть чувство неадекватности из-за того, что в студенчестве и во время работы учителем в школе (мне был тогда 21 год), я выглядел гораздо моложе своих лет, и часто меня принимали за учащегося.

Проработав четыре года учителем, получив степень магистра и проработав два года школьным психологом, я впервые заглянул в мир ребенка, когда работал ассистентом в Детском Центре Университета Нью-Мексико. Там чуткий и внимательный коллега, руководивший моей работой над докторской диссертацией, разглядел во мне качества, о которых я и не подозревал, подтолкнул меня к работе с детьми, ввел меня в многогранный мир игровой терапии, и передо мной постепенно начал открываться и разворачиваться Mиp ребенка.

Возможно ли правдиво описать открытие, ставшее поворотным пунктом в жизни человека? Если это можно сделать, то, по-видимому, переживание было мелким, незначительным, потому что чаще всего слова незначительны и мелки. Вот сейчас я сижу за столом, желая рассказать, о том истинном удовольствии, которое доставляет мне установление контакта с детьми, и о том, как эти контакты придают моей жизни новое измерение — и я вынужден признаться, что мне это не по силам. Как можно описать интерес ребенка, его волнение свежесть и новизну, с которой он подходит к жизни, его невероятную гибкость? Я чувствую себя бессильным мой мозг вдруг начинает скрипеть и хромать. Он потерял свою активность. Все каналы открыты, идет поиск. Но не находится слов для того, чтобы описать это переживание, хотя само чувство мне хорошо знакомо.

Жизнь нельзя описать, ее можно только чувствовать и дорожить ею. Описание всегда можно оценить. Жизнь оценить нельзя. Жизнь существует. Она развертывается и вся она — в это мгновение, не больше и не меньше. Мы смотрим на человека и не пытаемся судить этого человека или оценивать его, говоря: «В нем слишком много (или: слишком мало) жизни». На самом деле одно из важнейших моих открытий состояло в том, что маленькие дети редко оценивают жизнь своих сверстников (если вообще когда-нибудь делают это). Они взаимодействуют друг с другом и воспринимают другого, как непосредственную данность. На заре моего профессионального становления я испытал очень сильное и глубокое переживание: безусловное принятие со стороны ребенка. Дети не хотели, чтобы я был лучше или хуже. Я чувствовал, что дети принимают меня таким, каков я есть в данный момент. Дети не пытались изменить меня или сделать в чем-то иным. Они любили меня таким, каков я есть. Мне не нужно было притворяться. Я обнаружил, что я могу просто быть. Какое же фантастическое чувство освобождения я испытал и продолжаю испытывать всякий раз, когда я нахожусь рядом с детьми! Я и сам в отношениях с детьми исходил из того, каковы они в данный момент, принимал их, их личностный мир, и это был взаимно обогащающий опыт совместного бытия и принятия друг друга.

Первые мои взаимодействия с детьми в игровой терапии заставили меня глубоко ценить разворачивающийся перед моими глазами опыт проживания жизни ребенком, и, в свою очередь, опыт своей собственной жизни. Они дали мне почувствовать: жизнь не требует изменений, поправок, преодолений, доказательств, надо просто ценить жизнь и жить таким, каким Бог сотворил меня — быть собой! Быть еще больше собой означает быть еще более полно человеком, принимать свои сильные и слабые стороны, поскольку во мне действительно есть и сила, и слабость, и мои ошибки – только доказательство того, что я и в, самом деле способен ошибаться, то есть Я — человек. Это было для меня серьезным открытием, и все же, когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что так сказать нельзя, потому что открытие означает некое событие во времени. Как и жизнь, это был процесс, который я проживал, постепенно осознавал и медленно учился ценить. То, что я хотел бы сказать детям, великолепно выразил Пецци в книге «Во имя детей»:

«Если бы мы позволили жизни ребенка войти в нас полно и искренне и стать нашим учителем, нам пришлось бы сказать: «Благодарю тебя, дитя человеческое... за то, что ты напомнил мне, как радостно и тревожно быть Человеком. Спасибо, что ты дал мне расти вместе с тобой, за то, что я снова могу научиться тому, о чем позабыл: простоте, силе, полноте, изумлению и любви, и научиться уважать собственную жизнь, потому что она уникальна и неповторима. Спасибо, что твои слезы позволили мне узнать о том, как больно расти, и о страданиях мира. Спасибо, что ты показал мне, что любить другого и быть рядом с людьми, большими или маленькими, это самый естественный из даров, расцветающий, как цветок, когда мы живем в волшебном мире, называемом жизнью».

По мере того, как я продвигался в отношениях с детьми в игровой терапии, я сделал довольно неожиданное открытие, касающееся моей психотерапевтической работы со взрослыми. Консультирование, казалось, набирало скорость, и я работал все эффективнее. В работе с некоторыми клиентами, где я топтался на месте и мало продвигался вперед, стало развиваться терапевтическое движение; у клиента появилась глубина в разделении чувств и самоисследовании. Наблюдая за развитием терапевтического процесса, я понял, что его можно объяснить тем, что я стал хуже различать и точнее реагировать на скрытые посылки клиента, которые существовали и раньше. Я связал такое увеличение чувствительности к скрытым проявлениям клиента с возросшей восприимчивостью к скрытым формам общения у детей. Я обнаружил, что по мере того, как становится эффективнее моя работа с детьми в игровой терапии, я более эффективно работаю и со взрослыми.

Я начинал работать на факультете по подготовке психологов-консультантов в Университете Северного Техаса в 1966 году и прочел свой первый курс по игровой терапии в 1967 году. В те дни игровая терапия была не слишком популярна в Техасе, но чахлое начало вылилось в бурный рост. Какое же это было потрясающее приключение! Сейчас каждый год я читаю три цикла лекций, выросших из того вводного курса, с которого я начинал: факультативный курс по теории и практике игровой терапии, курс по игровой терапии в группах, по терапии детско-родительских отношений; руковожу практикой по игровой терапии, анализируя сеансы студентов, и руковожу Центром игровой терапии. Есть одна особенность в обучении игровой терапии, которая мне по-настоящему нравится: ребенок, существующий во мне, оживает в ролевой игре, которую я часто практикую, и это уравновешивает мое стремление слишком серьезно воспринимать жизнь. Теперь я могу по достоинству оценить в себе ребенка и тем самым лучше чувствую эти качества в детях. Я обнаружил, что когда я общаюсь с ребенком, моя личность значит гораздо больше, чем все, что я умею делать. Я проработал в игровой терапии с детьми более двадцати пяти лет, и я до сих пор узнаю что-то новое о себе и о детях в сложной простоте их игры и в раскрывающемся трепещущем свете их внутреннего мира. То, чему я научился и как я притворяю эти знания в свои отношения с детьми, по-видимому, лучше всего сформулировано в следующих принципах.

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 421 | Нарушение авторских прав