АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Наиболее часто встречающиеся приемы беседы (в порядке убывания по частоте) 3 страница

Несмотря на то, что уже много всего было написано на тему сопротивления в терапии, автор хотел бы выра­зить несогласие с большинством высказываемых точек зрения и, в свою очередь, предлагает иную гипотезу, ко­торую, надеемся, можно будет проверить по мере расши­рения наших знаний о психотерапии. Она заключается в том, что сопротивление по отношению к консультирова­нию и к консультанту не является ни обязательной час­тью психотерапии, ни желаемой составляющей процес­са. Но его возникновение обусловлено в основном отсут­ствием необходимых методов работы, с помощью кото­рых клиент сможет выразить свои проблемы и пережива­ния. Иначе говоря, из-за неразумных попыток консультанта сократить терапевтический процесс посредством вынесения на обсуждение эмоциональных установок, которых клиент еще не готов признать, возникает проти­воречие. Верна или нет данная гипотеза, но очевидно, что сокращение процесса является достаточно распростра­ненной ошибкой в ходе терапии, и этот вопрос заслуживает отдельного рассмотрения, к чему мы и перейдем в следующем разделе.

Некоторые риски в процессе терапии

В случаях несистематического консультирования, на­пример, в школах, институтах и других организациях, где привлекаются консультанты со слабой психологической подготовкой в сфере консультирования, трудно с доста­точной долей уверенности выделить ошибки в проведе­нии терапевтической беседы. Еще труднее оценить по­следствия их ошибок, так как эта терапия — несколько специфичная область. Тип консультирования, обсуждае­мый нами в этой работе, предполагает более серьезную ответственность. Это упорядоченный процесс, и состав­ляющие его элементы могут быть признаны с большей го­товностью. Данный метод более эффективен для реорга­низации личности, а значит, ошибки более серьезны и более опасны. Поэтому имеет смысл выделить ошибки, характерные для каждого этапа консультирования, кото­рые могли бы подтвердить всю серьезность сказанного.

В значительной степени процесс проговаривания — полезный и, по-видимому, самый ясный метод в арсена­ле психотерапевта. Когда консультант сомневается в пра­вильности выбранного им направления, он обычно спа­сается тем, что позволяет клиенту говорить. Но здесь есть некоторый риск, и на это следует обратить внимание.

Распознавание скрытых чувств. Итак, уже неоднократ­но подчеркивалось, что консультант должен быть чрезвы­чайно внимательным, реагируя на чувства и эмоции кли­ента. Но необходимо отметить также, что со стороны те­рапевта вербальное подтверждение должно иметь место исключительно по отношению к тем эмоциям и импуль­сам, которые уже были ясно выражены. Зачастую уста­новки индивида скрываются за его словами, а консуль­тант может судить о них только посредством тонкого, про­ницательного наблюдения. Признание установок, которые еще не были проявлены клиентом в его речи, может, если они не слишком подавлены, ускорить процесс тера­пии. Если же эти установки подавляются клиентом, то упоминание о них консультантом может оказаться серь­езной угрозой для клиента, оно способно породить сопро­тивление и обиду, а в некоторых случаях привести к пре­рыванию терапевтических контактов. Два примера подоб­ного рода — один конструктивный, а другой неудачный — помогут несколько конкретизировать сказанное.

Во время четвертой беседы с Салли, весьма своенрав­ной двенадцатилетней девочкой, о которой мы уже ранее упоминали, произошел следующий разговор. Она вела себя в целом гораздо свободнее, чем на первых сеансах.

Вдруг она, будто спохватившись, прикрыла рот рукой и вос­кликнула: “Ох, я забыла!” Я спросил: “Что случилось?” — “Я забыла про наказание. Я не принесла сегодня в школу свое задание по истории, и меня наказали — я на сорок пять минут должна была остаться в школе после уроков, а я за­была. О, это ужасно! Что я скажу? Если ты не остался, когда тебе сказали, то придется остаться еще два или три вечера на этой неделе. Но наказание на самом деле не такое уж и страшное. Там целая куча детей, и нам весело. Там много мальчишек-хулиганов, и очень смешно смотреть, как они подшучивают над учителем. Но я бы не стала делать ничего подобного”. — “Ты чувствуешь, что тебе иногда хотелось бы так поступить”. Она взглянула на меня, чтобы посмотреть, собираюсь ли я покритиковать ее, и после этого согласи­лась: “Конечно”. — “Может быть, ты чувствуешь, что иног­да делаешь гораздо больше того, на что у тебя хватает сме­лости, и больше того, чем твое воспитание позволяет тебе”. Она кивнула и ответила: “Да”.

Последние два замечания относятся к точным догад­кам. Салли не признается в своем желании подшучивать над учителем, и, только исходя из ее описания ситуации в целом, консультант может предположить, что подобная установка имеет место. Однако ясно, что в результате не было нанесено никакого вреда и эта установка была допущена в сознание. Интересно, что тема разговора сразу меняется после этого отрывка, но, поскольку это не фо­нографическая запись, мы не можем с уверенностью ска­зать, почему или каким образом это произошло. Но так или иначе, перед нами пример того, как консультант при­знает негативную эмоцию, еще не выраженную клиентом, не внося в процесс никакой враждебности или вреда, по­скольку был установлен хороший контакт и эта установ­ка не сильно подавлялась ребенком. Но следующий при­мер говорит о том, что такой метод работы может иметь и менее удачный результат.

Сэм — очень способный ученик средней школы, вы­пускник, — пришел к консультанту якобы для того, что­бы обсудить планы поступления в колледж, но, когда он почувствовал, что может легко и свободно говорить, ста­ло ясно, что его интерес к колледжу связан с тем, что для него это хороший шанс уехать из дома. Затем он повеству­ет, весьма эмоционально, о всевозможных трениях меж­ду его родителями и о том, что его семья может развалить­ся (Консультантам необходимо глубокое понимание того, что такая мнимая проблема часто не является проблемой реальной. Если кон­сультант, не раздумывая, будет классифицировать случай Сэма как проблему “выбора профессии” и будет рассказывать ему о том, как по­ступить в колледж и т. д., сеанс завершится, даже не коснувшись ре­ально существующей проблемы. То же самое относится и к проблеме “профессионального выбора”. Человеческие существа не подпадают под четкие категории, и проблема “выбора профессии” может оказаться конфликтом на почве сексуального развития. За мнимой проблемой выбора предметов в университете может скрываться страх суицида. Нужны те консультанты, которые могут помочь людям в решении их проблемы приспособления, а не те, кто сводит все к одной категории проблем и абсолютно слепы во всем остальном.). Он чувствует, что в такой ситуации он остается “выб­рошенным на улицу”.

Далее мы приведем довольно большие отрывки из вто­рой и третьей бесед с ним, которые служат хорошей ил­люстрацией того, что, несмотря на очевидную восприим­чивость консультанта в отношении эмоционально окрашенных установок клиента, результат оказывается отри­цательным. Причина, возможно, в том, что консультант слишком спешит при определении эмоционального со­стояния и еще не выраженных чувств. Это, как станет понятно впоследствии, пугает Сэма и порождает в нем страх и сопротивление, которое еще более усиливается на третьем сеансе и в конце концов вынуждает его прервать контакты с консультантом.

Вторая беседа начинается с несколько отвлеченного разговора, потом консультант возвращается к затронутой в предыдущей беседе теме его домашней ситуации (фо­нограмма):

1. К. Ну что, каковы твои мысли по поводу нашего после­днего разговора, вообще как там твои проблемы? (Пауза.)

2. С. О... э-э — я не так уж много думал. (Довольно про­должительная пауза.) Моя мама рассчитывает, что получит работу в... А если нет, то у нее есть еще один вариант и она попытается добиться этого, если возможно.

3. К. Она определенно хочет уехать?

4. С. Э-э, именно, очень хочет, в этом нет никакого со­мнения. Я думаю, она бы уехала уже сегодня, если бы была такая возможность, и такой шанс обязательно представит­ся. Она, кстати, социальный работник. Постоянно приста­ет ко всем со своими рассказами о клиентах. (Пауза.)

5. К. Тебе, видимо, кажется, что она больше внимания уделяет другим, нежели тебе?

6. С. Ну, я... э-э... в какой-то степени. Ну, я не знаю, меня это в принципе не особо беспокоит, и все такое. Я знаю, она любит меня, но она слишком поглощена своей работой. Но это можно легко объяснить. Я имею в виду, она просто по­хоронила себя в этом, понимаете...

7. К. Тебе кажется, что это в некотором смысле бегство от ситуации в семье? (Пауза.) А как твой отец относится к ее отъезду?

Сэм отвечает, рассказывая о нескольких конкрет­ных ссорах между родителями, консультант делает ряд за­мечаний. Сэм обобщает свое отношение:

8. С. Я не думаю, что это меня касается или что-то в этом роде. Я знаю по опыту, что он просто не ладит с людьми так, как это умеет делать моя мама. Это странно, потому что его работа тоже связана с людьми. Но мне кажется, он, как пра­вило, относится к ним свысока. (Пауза.)

9. К. Это вынуждает тебя сопротивляться ему, поскольку к тебе он тоже относится свысока.

10. С. Я не думаю, что он относится ко мне свысока... ну, только иногда, но не так, как к большинству людей. Он счи­тает, что большинство людей просто слабоумные или что-то вроде этого. Я не знаю — мне так кажется. Потому что, ну, я нормально отношусь ко всем, кроме одного-двух человек. В каждом что-то есть, понимаете.

11. К. Но ты довольно сильно не любишь его, правда?

12. С. Нет, я не думаю, что совсем не люблю его, мне бы не хотелось, чтобы так было, но ничего большего он просто не допускает.

13. К. Ты хочешь — тебе бы хотелось чувствовать то, что обычно должен чувствовать сын по отношению к отцу, но он просто не может этого допустить.

14. С. Да, но я не знаю почему. Это что-то типа того, что я слышал об отцах, которые играют с детьми и обманывают их таким образом. Я помню, что он время от времени про­делывал — давал мне пальто и говорил, чтобы я уходил. Тог­да я не был знаком с этой “шуткой”, то есть я никогда не раздумывал об этом тогда, я просто верил и думал, что это все на самом деле, но... (Пауза.)

15. К. Просто — просто за последние несколько лет ты начал...

16. С. Да, потом я понял и начал немного осматриваться вокруг, я заметил, что были и другие подобные ситуации. (Пауза.) Он во всем винит мою мать. (Пауза.)

17. К. Что опять-таки обижает тебя, да?

18. С. О, да. (Пауза.) Ну, я думаю, у меня вполне верное представление о происходящем, но я не думаю, что что-то можно сделать.

19. К. Может быть, не так уж многое можно сделать — что касается взаимоотношений между твоей матерью и от­цом, но ты можешь что-то сделать — ты можешь как-то упо­рядочить свои чувства по отношению к этому. Ты можешь признать эти чувства и открыто принять их, и если ты это сделаешь, они не будут казаться такими тяжелыми, чтобы жить с ними и далее.

20. С. Ох, мне кажется, я понимаю, что я чувствую. (Па­уза.) Я полагаю, что после того, как я оставлю их и буду жить отдельно, я начну любить его. Вы знаете, как бывает, чем дальше от них ты находишься, тем лучше ты... (Пауза.) Я хо­тел бы, чтобы он вступил в клуб или что-то в этом роде. Гос­поди, странно, но я не могу представить его с кем-то. Ну, изредка ему кто-то позвонит и позовет куда-нибудь, а он отвечает: “У меня сейчас голова болит” или еще что-нибудь. И они больше уже не зовут его. Он не играет в шары или во что-то еще. Я сам не люблю эту игру, поэтому и от него я могу этого ожидать, но он мог бы, по крайней мере, — ну, я не знаю — он даже не ходит в церковь и тем не менее наста­ивает, чтобы я ходил туда.

21. К. Ты плохо к нему относишься не только из-за его отношения к тебе, ты просто не можешь гордиться им перед другими людьми, да?

22. С. Да, он всегда смущал меня, когда я приводил дру­зей.

23. К. Ты думаешь, что, может быть, иногда он делал это специально?

24. С. О, да, я знаю, что так и было. Много раз он стыдил меня перед компанией, заостряя внимание на какой-то не­значительной ошибке, которую я допустил, или на чем-то Другом.

25. К. А ты сильно обижался на это.

26. С. Я думаю, он таким образом пытался сделать меня лучше, но это неправильный путь. (Пауза.) Кроме того, он категорически не одобряет моего увлечения искусством. (Слабый смех.) Он думает, что я — слюнтяй, поскольку я не такой, каким он был в мои годы... Он вырос на ферме. (Па­уза.)

27. К. И это задевает тебя, вот именно это его чувство по отношению к тебе?

28. С. Нет, это меня не волнует, если его нет рядом. Я не могу — я думаю, что не особо придаю этому значение, когда его нет рядом, но, когда он рядом, он будто специально ве­дет себя так, что я не могу не замечать этого.

29. К. И это заставляет тебя ощущать дискомфорт.

30. С. Да. Этого не происходит, когда его нет рядом. Ох, не думаю, что есть опасность того, что я сойду с ума или еще что-нибудь такое случится со мной. Могло бы быть и хуже, я знаю, что у многих дела обстоят похуже...

Сопротивление клиента совершенно очевидно. Бесе­да продолжается в основном в том же ключе, но консультант пытается установить более тесный контакт, стараясь дать Сэму смысловую интерпретацию его поведения, ко­торая не принимается клиентом (Читатель может обратиться к главе 2, где приводится фрагмент данной беседы.). В третьей беседе, когда консультант предлагает Сэму поговорить обо всем, о чем он захочет, Сэм пускается в абстрактное обсуждение его творческих мотивов в искусстве, не проявляя никакого желания говорить о своих настоящих проблемах. Когда наступает пауза, консультант задает прямой вопрос:

31. К. Что решила твоя мама по поводу той работы?

32. С. Она все еще пытается получить ее. И она получит ее. Я не знаю. (Длинная пауза.) Она просто наслаждается размолвкой. Самый типичный пример: всегда, когда мы покупаем крекеры, мой отец почему-то предпочитает круг­лые крекеры, в то время как мама — квадратные. Вы може­те представить себе что-нибудь глупее этого? (Слабый смех.)

33. К. Да, это довольно неприятно. Хотя, как ты дума­ешь, в чем здесь смысл?

34. С. Ну, в том, что каждый хочет иметь свою собственную точку зрения и... (Пауза.) Это довольно просто. (Пауза.) Но трудно даже представить, что это происходит с такими милыми людьми, какими они обычно бывают. Ну, я не люблю долго об этом говорить.

35. К. Однако это весьма беспокоит тебя, правда?

36. С. Да, но мне не хочется говорить об этом, все равно ничего нельзя сделать и...

37. К. Я думаю, что-то все-таки можно...

38. С. Э-э, я думаю, что для меня лучше всего считать это само собой разумеющимся, как то, что иногда бывает дождь, но... (бормочет) прежде стоит попытаться придумать способ, как это прекратить.

39. К. Хорошо, тем не менее есть нечто, что ты можешь изменить, и это может быть связано с ответом на вопрос, чем же все-таки является для тебя эта ситуация. По-види­мому, ты сильно обеспокоен по этому поводу и...

40. С. О, я не особенно волнуюсь по этому поводу. Я пре­одолел это беспокойство, но все еще чувствую какое-то вли­яние... и я каким-то образом чувствую потребность в под­держке со стороны противоположного пола, но они не хо­тят вступать со мной в какие бы то ни было отношения.

Консультант, который стремится понять ту неулови­мую, но весьма определенно существующую грань между эффективными и опасными приемами распознавания эмоций клиента, должен тщательно проанализировать эти встречи с Сэмом. Перед нами конкретный пример оши­бочного поведения консультанта и реакций клиента на это. Первоначально консультант точно почувствовал ус­тановку, еще не выраженную Сэмом. То есть он на интуи­тивном уровне понял, что Сэм чувствует обиду в связи с тем, как к нему относится отец (пункт 9), и открыто гово­рит об этом чувстве: “Это заставляет тебя обижаться на него из-за того, что он смотрит свысока на тебя”. Это, безусловно, весьма точное замечание. Сам Сэм достаточ­но ясно подтверждает это, когда говорит о недостатке поддержки (пункты 14 и 16). Но его непосредственная реакция на это еще не созревшее заключение о его глубинном чувстве проявляется в отрицании: “Я не думаю, что он смотрит на меня свысока...”, хотя позже он чув­ствует себя вынужденным признать, что в этом есть доля истины. Его сопротивление увеличивается по мере того, как все больше и больше скрываемых им установок всплы­вает на поверхность, причем раньше, чем он сам готов их признать.

Если читатель проследит высказывания консультанта в пунктах 5,9,11,17,27,29, 35,39 и высказывания клиента, которые непосредственно предшествуют им или следуют за ними, он обнаружит, что все они соответствуют одной и той же модели. Сначала консультант на вербальном уров­не дает понять, что распознал ту эмоциональную установ­ку, которую мальчик еще не выразил. Это делается для того, чтобы впоследствии в ходе разговора прийти к более точ­ному пониманию. Но такая активность консультанта встре­чает частичное сопротивление (“Да, но” — пункт 18; “Нет, это не так” — пункт 28 и т. д.). Потом клиент постепенно движется вперед к выражению своего чувства, но делает это с опасением и осторожностью, что в принципе нельзя на­звать свободным выражением эмоций, как было показано ранее в этой главе. “Чистым” результатом такого процес­са, который повторялся несколько раз, явилось то, что мальчик стал противодействовать выражению своих чувств, опасаться непринужденного разговора и в конце концов вынужден был избавиться от этой ситуации. В ходе тре­тьей беседы он избегает обсуждения своих проблем, рас­суждая на какую-то абстрактную тему. В дальнейшем он продолжает избегать их, откровенно заявляя, что не жела­ет говорить о них. Потом он пытается ускользнуть, меняя тему разговора (пункт 40). В конце концов клиент отказы­вается от обсуждения своих проблем, полностью отвергая ситуацию, и не является на следующий сеанс.

Почти с математической точностью мы обнаружива­ем совершенно иной результат, меняя угол зрения на по­ведение консультанта. В тех редких случаях, когда консультанг точно определяет чувство, выражаемое клиентом (пункты 21,23,25), мы видим, что Сэм идет вперед к бо­лее глубокому раскрытию своих переживаний. Соответ­ственно, пункты 21 и 23 с точностью отражают чувства мальчика — его разочарование в отце, отсутствие гордос­ти за него, ощущение, что отец умышленно вызывает в нем напряжение и боль. В каждом случае это осознание сопровождается последующим откровением. В пункте 25 также отражено выраженное в словах чувство и заметен даже некий перелом. Здесь Сэм еще глубже уходит в са­мопознание.

Если этот случай проясняет то, в чем заключается опас­ность преждевременных попыток заставить клиента заг­лянуть в свои глубинные чувства, то тем самым он также подтверждает и то, что “оставаться на уровне” с установ­ками клиента определенно означает идти по пути дости­жения наиболее полного катарсиса. Если консультант может чутко реагировать на эмоциональные аспекты по­ведения клиента, если он может реагировать именно на те установки, которые были выражены, без излишней спешки идти дальше, то практически обязательно за этим последует более полное и глубокое обнаружение основ­ных проблем клиента.

Менее значимые ошибки. Существуют и другие спосо­бы неверного обращения с выражаемыми клиентом эмо­циями. Они с меньшей вероятностью приводят к таким серьезным последствиям, как те, о которых шла речь в предыдущем разделе, но, несмотря на это, они также мо­гут препятствовать развитию терапии. Например, кон­сультант может быть неточен в своем определении эмо­ционального состояния и ощущений клиента. Последний скорее всего станет отрицать подобные умозрительные заключения, и вреда не будет при условии, если консуль­тант просто признает свою ошибку. Однако повтор тако­го рода ошибок вызывает у клиента ощущение, что его не понимают, что, несомненно, тормозит процесс терапии.

Приводит в замешательство, особенно неопытного консультанта, клиент, который говорит о своих пробле­мах настолько путано, что его собственное отношение к ним неясно. В таких случаях необходимо понимать, что в целом нейтральные фразы типа: “Мне кажется, я что-то не понимаю”, “Можете ли вы рассказать мне об этом по­подробнее” — зачастую способствуют в дальнейшем эмо­циональной разрядке, которая и позволит понять чувства клиента более определенно.

Надеемся, что благодаря сказанному стало более или менее понятно следующее: одна из ошибок на этой ста­дии заключается в том, что консультант слишком много говорит. Для большей эффективности консультирования важнее именно выражение установок клиента, нежели консультанта.

Некоторые специфические проблемы

До сих пор мы рассматривали общие для большинства случаев элементы, характерные для первоначальной ста­дии консультирования.Но существует, однако, целый ряд специфических проблем, которые также заслуживают нашего внимания. Одна из них заключается в том, каким образом стимулировать эмоциональное выражение у тех клиентов, которые не испытывают потребности в помо­щи, но оказались вынуждены участвовать в терапии.

Сопротивляющийся клиент. Мы уже приводили доста­точно яркий пример сильнейшего сопротивления со сто­роны подростка на начальной стадии работы (см. беседу с Салли, глава 3). Повторный анализ этого отрывка по­может выделить наиболее важные приемы консультиро­вания. Во-первых, одно почти нескрываемое чувство, сквозящее в каждом ее действии или жесте, угадываемое как в ситуации молчания, так и в разговоре, — это ее ан­тагонизм по отношению к консультанту и ко всему, что происходит в целом. Консультант уделяет этому чувству достаточное внимание. Признание факта сопротивления контакту со стороны клиента и констатация того, чтоэтоотношение приемлемо для консультанта, в большей сте­пени нейтрализует влияние этого чувства как барьера для консультирования. Далее, если консультируемый настоль­ко сильно сопротивляется, как мы это видим на примере Салли, то здесь необходима определенная доля нейтраль­ного диалога (при обсуждении со студентами учебного тренинга автор назвал это “опилками”) для того, чтобы избежать затяжного молчания, смущающего клиента и наполняющего его антагонизмом. По сути, консультант как бы говорит: “Я понимаю, что я не нравлюсь тебе и тебе не нравится сюда приходить. Я принимаю твое от­ношение и считаю его естественным. Если хочешь, мы можем говорить о тех вещах, которые не являются болез­ненными для тебя, и ты вправе решить, хочешь ли ты го­ворить о чем-то более важном”. Если это отношение бу­дет установлено, если антагонизм клиента будет вовремя осознан и принят, то этим консультант создаст максималь­но благоприятные условия для самовыражения человека. Будет такой подход успешным или нет — это, конечно, зависит от ряда факторов, обсуждавшихся в главе 3. Час­то подобные нейтральные контакты могут продолжаться в течение двух-трех бесед, прежде чем последует какое-то реальное выражение чувств клиента. Раз за разом консуль­тант терпит неудачу в попытке определить, насколько успешно продвигается лечение, поскольку его терпение кончается и он начинает зондировать ситуацию и зада­вать прямые вопросы, касающиеся основной проблемы. Это может дать ценную информацию диагностического характера, но маловероятно, что приведет к какой-либо психологической трансформации клиента.

Клиент, который требует ответа. Настоящей “битвой при Ватерлоо” для многих начинающих консультантов является клиент, который представляет свою проблему и тут же выдвигает требование типа: “А теперь скажите, что мне делать”. Практика, в том числе наши фонографические записи, еще раз показывает, что таким клиентам от­веты не нужны. Это факт, который менее опытные кон­сультанты никак не могут принять. До тех пор пока кон­сультант не испытает это на себе несколько раз, он не осознает, что подобный вопрос клиент задает либо в на­дежде переманить консультанта на свою сторону — и тог­да он получит ответ, который уже готов принять, либо что­бы использовать консультанта в качестве объекта своей враждебности в том случае, если ответ эмоционально не принимается.

В качестве впечатляющего и весьма убедительного примера можно привести третью беседу с Салли. Девочка весьма свободно говорила о своем отношении к школе. Она считала глупым и бесполезным изучение граммати­ки. Также абсурдно изучать геометрию с ее углами и учить­ся измерять высоту дерева по его тени и углу ее падения. Она продолжает:

“Зачем учить все это? Я не вижу в этом никакой пользы. На самом деле зачем уметь определять высоту предметов?” В -это время она привстала на одно колено в своем кресле и наклонилась ко мне, придав интонации достаточную серь­езность. Я ответил: “Ты правда хочешь, чтоб я тебе привел пример по поводу целесообразности этих вещей?” — “Да”. Я решил ответить на ее вопрос, опасаясь, что у нее могло возникнуть ощущение, что я отвлекаюсь от ее вопроса, и контакт, который только что начал было устанавливаться, вновь пропадет до тех пор, пока опять не будет найдена бо­лее надежная основа для наших отношений. Поэтому я ска­зал: “Хорошо, во время похода тебе может понадобиться уз­нать, каково расстояние от одного берега реки до другого, и, возможно, ты каким-то подобным образом определишь это расстояние”. Она посмотрела, сомневаясь в ценности этой информации, и сказала: “Фу — ты можешь просто из­мерить реку”.

Если клиенты способны проявить достаточную долю искренности, многие — и не только Салли — отвечают “фу”, когда консультант пытается превратить сеанс кон­сультирования в школьный урок. Чтобы понять причи­ну вопроса, заданного Салли, мы должны просто про­следить беседу немного дальше, когда станет ясно, что вопрос о математике преследовал другую цель — выяс­нить, выступает ли консультант на ее стороне или на сто­роне ее матери.

Когда время истекло, я сказал: “Хорошо, сегодня мы пого­ворили о разных школьных проблемах, и ты “прошлась” по темам, которые тебе не нравятся. Но ты не можешь выра­зить этого в школе, где учителя могут услышать тебя, и по­этому ты не делаешь этого”. Она ответила с чувством: “Да, не могу!”

Я продолжал: “Но иногда можно получить облегчение, когда делаешь это. Сейчас, здесь, разговаривая со мной, ты можешь говорить все, что угодно”. Салли ответила:“Ну, яговорю иногда об этом с другими детьми и с мамой”. И да­лее обиженно: “Но она считает, что вся эта школьная ерун­да имеет значение и что она необходима”

Ясно, что если бы консультант, отвечая на первона­чальный вопрос Салли, сказал, что школьные требования часто бывают абсурдными, то Салли, придя домой, ис­пользовала бы свое замечание по поводу школы как ору­жие против матери. Поддержав точку зрения, что школа имеет свой смысл и приносит пользу, консультант непред­намеренно принял сторону матери и в некоторой степе­ни усилил антагонизм ребенка по отношению к самой ситуации консультирования. Так или иначе, консультант не добился никакого прогресса в достижении самой цели консультирования, которое призвано помочь Салли самостоятельно выработать более конструктивную установ­ку по поводу школы и матери.

В качестве дополнительных примеров можно привес­ти случай с Полом, упоминавшийся в начале этой главы. Пол говорит о своей боязни перед встречей с родителями и спрашивает: “Вы бы посоветовали мне сказать им об этом или нет?” Нейтральный ответ консультанта, кото­рый просит Пола поподробнее рассказать об этом, сви­детельствует о его размышлениях, что он уже знает, каков должен быть ответ и что он планирует встретиться со сво­ими родителями. Тем не менее если бы именно консуль­тант посоветовал ему это сделать, то Пол мог бы перело­жить ответственность за решение на консультанта и та­ким образом мог бы почувствовать, что его подтолкнули к подобному решению. Если бы консультант посоветовал не рассказывать ничего родителям, мальчик почувство­вал бы сильное замешательство.

Студент, который должен получить ответ, мать, кото­рая приносит с собой блокнот и требует, чтобы ей объяс­нили под запись, как она должна обращаться со своим ребенком, — все это вполне человеческие ситуации, с ко­торыми, однако, весьма нелегко справиться, хотя прин­цип поведения консультанта в таких ситуациях прост и очевиден. Он заключается в том, чтобы осмысленно при­знать тот факт, что клиент почувствовал бы глубокое удов­летворение, пытаясь найти решение своей проблемы, но единственный истинный ответ, который может быть най­ден, кроется в его собственном желании и способности поработать над ситуацией.

Пример такого рода работы мы видим в пятой беседе с миссис Л., проблемы которой с ее десятилетним сыном Джимом мы уже обсуждали в главе 2. К началу пятой бе­седы миссис Л. уже добилась значительных успехов в са­мопонимании, но разговор она начинает с повествования о крайне огорчившей ее ссоре, произошедшей между ней и сыном по поводу чернильницы. Он хотел взять ее с со­бой в школу, но она посчитала это излишним. Мальчик решил отомстить и спрятал чернила, и она отшлепала его за это. Она продолжает (фонографическая запись):

С. Потом я сказала ему, чтобы он вернул чернила, но он ответил, что не сделает этого. Тоща я сказала: “Хорошо, либо ты принесешь мне чернила, либо я тебя еще раз отшлепаю”

Он не принес, и я (смеется) наказала его еще раз. И он так обиделся — закатил почти что истерику. Но я не могла — я не знаю. Я не думаю, что должна была просто так отпустить его. С другой стороны, банка чернил, наверное, весьма три­виальная вещь, чтобы вызвать такой переворот в доме. Те­перь мне интересно, что вы скажете, — ваше мнение?

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 573 | Нарушение авторских прав