АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Наиболее часто встречающиеся приемы беседы (в порядке убывания по частоте) 4 страница

К. Ну, я сомневаюсь, что существует некое универсаль­ное средство, какое-то особое мнение по этому поводу, ко­торое подошло бы ко всем подобным ситуациям. Вы — вы, видимо, были весьма сильно огорчены, когда все это произошло.

С. Я была ужасно расстроена и...

К. Вы оба подумали, что это конец света, и, как вы го­ворите, наверное, понимали, что в конце концов все нача­лось с такой ерунды.

С. Да, я рассказала мужу потом... я... он... он был — маль­чик был очень расстроен и... о, он дошел до того, что начал рыдать, понимаете — он просто захлебывался слезами, по­этому я отнесла его наверх и отправила его в ванну, чтобы он поиграл там, — это почти всегда успокаивает его. Потом я дала ему лодочку или еще что-то, вымыла его и оставила поиграть, пока сама занималась готовкой. Я сказала мужу потом, когда все уже закончилось, что это, видимо, была моя вина и я сожалею, что не дала ему чернила с самого начала, но, отказав ему в первый момент, я подумала, что мне нуж­но довести это дело (смеется) до конца.

К. М-м. Так часто бывает, не так ли, — чувство, что ты должен завершить то, за что уже взялся?

Перед нами весьма распространенная ситуация. Воз­никла проблема, и мать хочет знать, каково же решение. Когда консультант уходит от ответа и вместо этого реаги­рует на эмоцию, которая прозвучала в тот момент — “Вы, видно, были сильно расстроены”, — женщина уже спо­собна продолжить и допустить, что она сама была в рав­ной мере, если не более, виновата, нежели ее мальчик. Дабы осознать необычайную значимость этого момента, мы должны вспомнить о той враждебности, которую эта женщина испытывала к своему сыну на первых сеансах, и ее полную уверенность в том, что проблема — именно в нем (см. главу 2). Основной ответ на ее вопрос не имеет никакого отношения к каким-нибудь рекомендациям, которые может предоставить ей консультант относитель­но дисциплинированности ребенка. Женщина сама на­шла решение, изменив свое отношение и достигнув ис­тинного понимания того, что она, может быть, точно так же повинна в происходящем, как и ее сын. Это тот внут­ренний эмоциональный перелом, который обеспечивает более конструктивное, эмоционально более тонкое направление их взаимоотношений в будущем, вне зависи­мости от характера проблем, которые могут возникнуть впоследствии. Консультант помог матери прийти к это­му фундаментальному пониманию, отказавшись от роли всезнающего авторитета.

Успокоение — успокаивает ли оно? В разных представ­лениях о принципах психотерапии многое связано с не­обходимостью как-то успокоить, переуверить клиента, чтобы его опасения и страхи не выходили за рамки допу­стимого. Видимо, это нужно прокомментировать. Если консультант успешно “оставался рядом” с установками клиента, признавая и проясняя то, что было им выраже­но, но тщательно избегая попыток обнаружить скрытые установки, которые клиент еще не готов признать, то ма­ловероятно, что вербальное подбадривание необходимо или может принести какую-то реальную пользу. Суще­ствует одна косвенная форма успокоения, которую кли­ент получает всякий раз, когда говорит о своих социаль­но неодобряемых импульсах и побуждениях. Эта поддер­жка заключается в том, что наиболее “шокирующие” от­кровения клиента принимаются консультантом без вся­кого шока. Сомнительно, чтобы в большинстве подобных случаев понадобилось какое-то успокоение. В нем появит­ся необходимость, если в процессе терапии будет допущена ошибка, как в случае с Сэмом, если клиента под­талкивают к проявлению каких-то нестандартных или подавляемых установок прежде, чем он сам будет готов к этому, — тогда подобная поддержка может быть необхо­димой опорой для консультирования.

Следует отметить, что в любом случае единственный тип переубеждения и поддержки, обещающий быть по­лезным, это тот, который освобождает клиента от ощу­щения своей ненормальности или некоей изолированно­сти. Сознание того, что он не единственный, кто страда­ет от подобного рода проблем или кого разрывают на ча­сти его противоречивые желания, может ослабить чувство вины или снизить тревожность индивида.

В то же время бодрые заверения клиента в том, что его проблемы не представляют ничего серьезного или что он гораздо нормальнее, чем кажется, или что решить его про­блемы очень просто, — значительно затрудняют терапию. Это говорит об отрицании клиентом собственных пере­живаний клиента и делает практически невозможным полное проявление его тревог, противоречий и чувства вины в терапевтическом взаимодействии, поскольку его постоянно уверяют, что ничего такого у него нет и быть не может. Никакое успокоение или заверение не может устранить факт их реального существования.

Несколько рекомендаций

Наши познания в области изучения личности во мно­гом продвинулись вперед, благодаря различным откры­тиям, таким, как метод чернильных пятен, рисунки, ис­пользование игрушек для построения различных драма­тических ситуаций, а также более известные нам письмен­ные тесты. Существуют ли какие-то идеи, которые могут использоваться для ускорения процесса терапевтическо­го воздействия или для обеспечения более адекватного восприятия проблем? Автору представляется, что на дан­ный момент есть относительно небольшое количество такого рода методик, но следует уделить вниманиетем из них, которые могут служить стимулом для дальнейшего развития исследований в этом направлении. Специаль­ные техники никогда не смогут заменить последователь­ного подхода, но при тщательном отборе их можно при необходимости использовать в качестве инструментария в русле того или иного терапевтического направления.

Использование пауз (молчания), что довольно любо­пытно, может быть одной из таких техник. На первой бе­седе длинные паузы скорее всего приведут к смущению и растерянности клиента, нежели принесут пользу. На пос­ледующих сеансах, если в целом между пациентом и те­рапевтом установлен хороший контакт, молчание кон­сультанта может стать довольно эффективным приемом. Часто во время беседы самовыражение клиента тому или иному иссякает: он либо полностью вербализовал свои установки, либо скорее всего сказал все, что готов выска­зать в данный момент. Наступает пауза. Если консультант теперь изменит предмет разговора, задав ряд новых воп­росов, он рискует, как мы уже упоминали, направить по­ток самовыражения на какие-то несущественные вещи. Если, с другой стороны, он просто ждет, снимая сковы­вающее напряжение посредством каких-то замечаний, касающихся беседы в целом, закуривает сигарету или про­изводит еще какие-то непоследовательные действия, то тем самым трудность возобновления разговора ложится на плечи клиента. Часто это приводит к еще более серьез­ному разговору. Чувствуя, что он должен что-то сказать, чтобы нарушить молчание, человек, вероятнее всего, об­наружит, что первое пришедшее ему в голову имеет для него очень важное значение.

Несмотря на то, что эта схема, если ее можно так на­звать, обладает реальной ценностью, тем не менее есть опасность, что ее можно неверно использовать. Малове­роятно, что она будет эффективна для работы с клиентом, который оказывает сопротивление консультированию. Но тем не менее этот механизм может помочь, когда клиенту трудно вынести на обсуждение свои реальные проблемы. Иногда такое продуктивное молчание может длиться до 60 секунд, что можно определить по фонограмме, при усло­вии, что консультант так владеет собой, чтобы в подобной ситуации избежать взаимного смущения.

Некоторые терапевты поощряют то, что клиенты фик­сируют свои чувства в письменном виде в перерывах меж­ду сеансами. Автобиографические наброски или описа­ния своих эмоций в конкретных ситуациях — все это при­меры подобного рода. Автору представляется, что подобные сочинения больше годятся для интеллектуализированных бесед, а не там, где основной упор делается на актуальные переживания клиента, но тем не менее могут быть весьма эффективны. Некоторые консультанты задают своим клиентам различные “домашние задания” между сеансами — темы, которые им следует обдумать, или какие-то аспекты ситуации, которые им нужно понаблю­дать. Такие задания могут быть весьма директивными и, следовательно, неприемлемыми с нашей точки зрения, если же они основываются на собственных ощущениях клиента, то могут быть полезными. Чессел (Chassel Joseph О. “A Clinical Revision of the Experience Variables Record”; Psychiatry, vol. I, nr. I (February, 1938), pp. 67-77.) использовал достаточно директивные задания подобного рода, давая клиенту копию своего труда “Отчет по эксперименталь­ным показателям” для того, чтобы он изучал его в пере­рывах между сеансами. Данный инструментарий содер­жит множество вопросов об эмоциональных установках клиента к различным аспектам прошлого и настоящего — по поводу семьи, социальной группы, сексуального раз­вития, профессиональной адаптации. На последующем сеансе клиент имеет право обсудить любой из этих аспек­тов, по которому у него возникли вопросы.

Одна из областей, нуждающаяся в исследовании, — это применение игровой терапии к подросткам и взрослым. Подобные техники предполагают простой симво­личный способ выражения чувств и конфликтов, и было бы весьма полезно адаптировать их к более взрослым ин­дивидам. Автору известны случаи, когда девочки-подро­стки весьма успешно использовали надевающихся на руки кукол для разыгрывания различных драматических ситуаций, в которых были слегка замаскированы их лич­ные конфликты. Меррей и Хамбургер (Murray H. A., et. al. Exploration in Personality. New YoricOxfoid. University Press, 1938, pp. 552-582.) показали, что взрослые, конструируя различные ситуации при помо­щи игрушечных материалов, легко выражают свои эмо­ционально окрашенные установки. Такие приемы можно было бы развивать и в дальнейшем. В той мере, в ка­кой эти методики позволяют клиенту полностью и сво­бодно выражать свои отношения и установки и обеспе­чивают для этого легкие и удобные способы, они явля­ются весьма полезными.

Параллели с игровой терапией

В самом начале книги было отмечено, что мы не будем пытаться подробно обсуждать такие техники, как игро­вая терапия, за исключением тех пунктов, когда они ил­люстрируют и придают больше ясности общему терапев­тическому процессу как таковому. Сейчас как раз пред­ставился такой случай, когда, рассматривая вопрос об эмоциональном отреагировании, можно провести весь­ма четкие параллели с игровой терапией. Если рассмот­реть типичные примеры воздействия игровой терапии, то можно заметить следующее. Структурированием взаимо­действия, предоставлением клиенту полной свободы выражения запрещенных или подавленных установок, по­степенным приближением к осознаванию, инсайту игро­вая терапия напоминает консультирование на вербальной основе. В чем-то этот процесс может оказаться даже более понятным, поскольку в нем используются невербаль­ные средства.

Приведем удивительный случай терапии четырехлет­него мальчика и его родителей, описанный Дороти Барух. Отрывок из него будет приведен ниже. Следует отме­тить, что в этом фрагменте почти все основные принци­пы, касающиеся консультирования, прослеживаются до­статочно ясно. В данном случае четко обозначена и осу­ществлена работа с родителями. Игровая ситуация, в ко­торой принимала участие учительница мальчика, свиде­тельствует об установившихся теплых взаимоотношени­ях и свободе. Игровая ситуация включает в себя также ограничения, которые помогают структурировать ситуа­цию. Весьма заметно постепенное углубление чувств, ког­да установки уже приняты и осознаны. Максимально выражены агрессия и враждебность, поскольку именно эти чувства подавлялись наиболее интенсивно. Проявление случайных положительных эмоций происходит резко и драматично. Предметом особого интереса послужило вли­яние этого эмоционального высвобождения на поведение. Барух так описывает этот случай:

Раймонду было четыре года и два месяца, когда он посту­пил в дошкольное учреждение. Он остался там на три се­местра. Вначале он был почти на грани отчисления. Он не говорил. Он не играл. Казался невосприимчивым ко всему, что с ним происходило. Слишком резкой аномалии в физи­ческом развитии не было, что засвидетельствовал педиатр. Его мать сообщила, что дома он может часами сидеть без движения и что ей кажется, что он как будто внутри рако­вины, в которую никому не удается проникнуть. Ее очень беспокоило отсутствие у него речи.

Основной причиной, которая могла бы вызвать такого рода неудачное приспособление, послужили очень напря­женные отношения между родителями. В беседе с соци­альным работником они открыто признались в своей вза­имной ненависти. Они заявили, однако, что не враждовали в открытую и, наоборот, “сдерживались”. Чтобы расслабить­ся, мать пила и била ребенка, отыгрывая на нем свой анта­гонизм по отношению к мужу.

На индивидуальных терапевтических сеансах оба роди­теля выражали враждебность. Они говорили, что буквально сходили с ума, могли подолгу кричать друг на друга. Перед социальным работником они полностью раскрылись, пове­дав ему о своих многочисленных обидах и горьких воспо­минаниях. И по мере того как они выпускали пар, по-види­мому, к ним приходило определенное облегчение, посколь­ку уже на протяжении почти шести месяцев они могли вос­принимать друг друга без злобы и негодования.

Кроме того, они уже могли на ином уровне принимать и ребенка. Мать больше не испытывала к нему “ярой ненави­сти”. Она могла быть более терпимой. Но ребенок уже воб­рал в себя такое количество ее прежних эмоций, что был не способен воспринимать новые.

С самого начала у него была дополнительная возмож­ность поучаствовать в групповой работе. Но в течение пер­вых месяцев он избегал любых контактов. Выражение чувств для него было совершенно неприемлемым, если только он не использовал какие-нибудь подручные мате­риалы. Однако тот факт, что требований было немного, и еще меньше было ограничений, по-видимому, позволил ему чувствовать себя несколько непринужденно. Посте­пенно возникло заметное доверие к одной из учительниц, но это чувство было так глубоко скрыто, что лишь в тре­тьей четверти он стал позволять себе расслабляться в ее присутствии. Только после этого он мог находиться вне группы, не испытывая панического страха, оставаясь на­едине со взрослым.

В течение последующего периода общения с ней он про­шел несколько различных стадий активности. Он выражал агрессию, лепя подобие фекалий из глины. Он даже произ­вел несколько раз естественную дефекацию на линолеум в комнате, где в тот момент происходила работа. Он проявлял эксгибиционистские наклонности, демонстрируя свой пенис и мастурбируя перед учительницей. Наконец, он по­пытался слепить очень грубую фигуру из глины и потребо­вал, чтобы учительница помогла ему.

Эта фигура была для него его матерью. Он бил ее, топ­тал, мочился на нее, тыкал в нее своим пенисом, отрывал ей руки, ноги и голову.

Учительница продолжала принимать все его выходки. Она повторяла, что дети часто испытывают всякие низ­кие чувства по отношению к своим матерям и порой до­ходят до безумия, что она понимает его чувства и что он может и далее рассказывать и показывать ей все это. Пару раз он пытался ударить ее или испачкать глиной, но тогда она запрещала ему это делать, чувствуя, что их отноше­ния могут пострадать, если она разрешит ему это. Нане­сение обиды человеку, которому он мог бы полностью довериться, привело бы к еще большей опасности одино­чества и к слишком сильному ощущению тревожности и вины.

В конце концов однажды после бурного приступа из­биения, разрезания и раздавливания фигуры матери он неожиданно расслабился. В первый раз в его голосе про­звучала нотка симпатии: “О, она умерла, бедная, старая, противная”.

Затем он поднял изувеченную глиняную фигурку ма­тери и очень нежно шептал: “Бедное создание. Она скон­чалась. Вызовите “Скорую помощь”. Бедная, старая, про­тивная женщина. Она умерла спокойно”. Он нежно по­хлопал фигурку: “Посмотрим, что у нее внутри”. Он от­ковыривает макушку глиняной фигурки. “Ой, здесь кровь. Идет кровь. Отправьте ее в больницу”. Он снова подни­мает ее со словами: “Я не хочу причинять тебе боль, мама!” Затем, поворачиваясь к учительнице, он попросил: “Сле­пи ее заново”.

Она переделывает глиняную фигурку и тем временем объясняет, что как будто бы старая подлая мать мертва, а это, вероятно, — новая мама, которую ему бы хотелось иметь.

Он берет фигурку, называет ее своей новой хорошей матерью. Одна нога у фигурки, которую учительница при­крепила наспех, отваливается. Он поднимает ее и сам де­лает ей новую ногу, осторожно крепит ее на место. Здесь мы видим первые за все время игры проявления нежнос­ти, заботы и других положительных чувств по отношению к матери. Немного позже, когда его время уже подошло к концу, вместо того чтобы, как всегда, разломать фигурку, он осторожно помещает ее в коробку, нежно укрывает ее пленкой, приговаривая: “Вот так”.

Видимо, выразив всю свою агрессию в адрес “той ста­рой матери”, он наконец стал способен воспринимать новую.

Очевидны глубокие изменения в его поведении. Он уже больше не заикается. Начинает защищать свои права. Он становится чрезмерно агрессивен к другим детям, что явля­ется следствием его прежнего ухода в себя и подчинения. Он все реже ведет себя глупо или вызывающе и становится способен адекватно реагировать на проявления нежности. В целом он гораздо менее напряжен и в большей степени открыт и естественен (Baruch Dorothy W. “Therapeutic Procedures as Part of the Educative Process”, Journal of Consulting Psychology, vol. 4,1940, pp. 170- 172.).

Подобные эксперименты с игровой терапией еще больше подтверждают, что психотерапия — совершенно очевидно — процесс, развивающийся по определенным фундаментальным законам. И наша убежденность в этом растет по мере того, как мы замечаем проявление этих законов в самых разных ситуациях — при работе со слу­жащими промышленных предприятий, с подростками в средней школе, с родителями в клинике, с маленькими детьми в ходе игровой терапии, с молодыми людьми в профориентационном консультировании.

Эффект катарсиса для клиента

Значимость для клиента беспрепятственного свобод­ного выхода эмоций, если не прямо, то по крайней мере косвенным образом отражается в каждом приведенном нами фрагменте терапевтической беседы. Мы уже нео­днократно подчеркивали ценность данного явления и здесь хотим лишь напомнить об этом.

На первом этапе клиент освобождается от тех чувств и установок, которые ранее подавлял в себе. Можно наблю­дать, как подобный катарсис часто сопровождается фи­зической релаксацией, снятием физического напряжения. Однажды освободившись от таких создающих напряже­ние чувств, клиент начинает ощущать себя более комфор­тно и может уже более объективно отнестись к себе и к своей ситуации.

Кроме того, возможность свободного выражения эмо­ций позволяет клиенту более адекватно исследовать про­исходящее. Даже когда эмоциональные факторы прояв­ляются незначительно, обсуждение какой-то одной про­блемы в обстановке, не требующей никакой защиты, ве­дет к искомому прояснению способов и характера при­способления, к получению более четкого представления о существующих проблемах и трудностях, к возможности получения более точных оценок, исходя из собственных чувств клиента.

Таким образом происходит не только прояснение си­туации в целом, но и, что не менее важно, понимание клиентом самого себя. Будучи не скованным в разговоре о себе, он становится способным принимать различные аспекты своего “я” без их рационализации или отрица­ния: своих желаний, антипатий, враждебных импульсов и положительных установок, стремлений к зависимости и к независимости, неосознанных конфликтов и мотивов, пожеланий и реалистичных целей. В большинстве реаль­ных жизненных ситуаций это почти невозможно, всегда нужно поддерживать какой-то “фронт” защиты. Но в процессе терапевтических отношений, свободных от всякой необходимости обороняться, клиент в первый раз в жиз­ни получает возможность откровенно взглянуть на себя, выйти за пределы своей защиты и по-настоящему оценить ситуацию.

Когда клиент обнаруживает, что его не принятое об­ществом, его потаенное “я” спокойно воспринимается консультантом, он также способен принять до сих пор не проявляющееся “я” как свое собственное. Вместо трево­ги, волнений и ощущения ненормальности клиент раз­вивает в себе принятие своих сильных и слабых сторон, что является реалистичной и подходящей отправной точ­кой на пути к зрелости. Вместо отчаянного стремления быть тем, чем он не является, клиент понимает, что суще­ствует масса преимуществ в том, чтобы быть тем, кто ты есть, и развивать растущие, заложенные в себе способности.

Именно эти ценные моменты катарсиса создают дей­ствительный терапевтический эффект консультирования. Консультант пытается создать способствующую осозна-ванию атмосферу, в которой индивид смог бы выразить свое “я”. Клиент начинает понимать, что отреагирование эмоций ведет также и к высвобождению новых внутрен­них сил, сил, которые до этого использовались им для поддержания защитных реакций.

Даже при условии, что консультирование не продви­гается далее этой фазы эмоционального высвобождения, выхода чувств, оно уже конструктивно и полезно. Имен­но этот факт является основой для того, чтобы рассмат­ривать тот вид консультирования, о котором здесь идет речь, в качестве наиболее эффективного инструмента для кратковременной терапии. Консультант часто сталкива­ется с ситуациями, когда взаимодействие ограничено од­ной беседой, или знает, что не может осуществить сколь­ко-нибудь продолжительное лечение. В таких случаях, как показывает практика, чаще всего используется исключительно директивный метод. Поскольку времени очень мало, консультант быстро схватывает проблему, как он ее видит, дает совет, убеждая и направляя клиента. Резуль­таты почти всегда бывают нежизнеспособными и неудов­летворительными. Однако, если консультант использует этот ограниченный отрезок времени, побуждая человека к тому, чтобы свободно “выговориться”, с большей веро­ятностью можно ожидать весьма позитивных результатов. Несомненно, клиент уходит без какого-либо искусственного “решения” своей проблемы, но с более ясным виде­нием своего положения, способный выработать необхо­димое решение и с приятным чувством уверенности, что кто-то понял его и, невзирая на его проблемы и чувства, смог принять его таким. Теперь он более компетентно оценивает свою ситуацию, чем тот клиент, который ухо­дит от терапевта с отчасти усвоенным советом, отчасти испытывая сопротивление, чувствуя, что он был не прав во многих своих поступках, и менее уверенный в себе, чем ранее.

Заключение

В этой главе была предпринята попытка довольно тща­тельно исследовать процесс катарсиса и рассмотреть раз­личные проблемы, которые могут возникнуть при управ­лении этой фазой терапевтической беседы. Краткое зак­лючение по этому вопросу, возможно, поможет каким-то образом структурировать материал.

Одна из основных целей эффективного консультиро­вания и психотерапии — помощь клиенту в свободном выражении эмоциональных отношений, лежащих в осно­ве его проблем и конфликтов, связанных с приспособле­нием. Для решения этой задачи консультант использует различные методы. Главным образом, это отреагирование на эмоции, а не на смысловое содержание материала, выражаемого клиентом, а также признание их на вербаль­ном уровне. Консультант старается придерживаться этого принципа вне зависимости от того, какого рода эмо­циональная установка была выражена — негативные чув­ства враждебности, отчаяния или страха, позитивные чув­ства привязанности, мужества, уверенности в себе или амбивалентные и противоположные установки. Этот под­ход применим и в случае, если чувства клиента направле­ны на него самого, на других, а также на консультанта или ситуацию консультирования. Так или иначе, терапевт стремится осмыслить и отреагировать на выражаемую эмоцию, открыто принимая ее как часть проблемы и как часть терапевтических отношений. Он избегает вербали­зации подавляемых установок, к выражению которых кли­ент еще не готов.

В ходе этого процесса клиент испытывает эмоциональ­ное освобождение от тех чувств и ощущений, которые до этого момента подавлялись им, что углубляет степень осознания основных элементов его жизненной ситуации и способствует более открытому и спокойному призна­нию своих собственных чувств. В ходе этого анализа он, кроме того, более ясно видит свою ситуацию и начинает сознавать взаимосвязи между различными ее элемента­ми. Это почин и прочная основа для достижения инсайта, феномена, к рассмотрению которого мы сейчас и пе­рейдем.

Глава 7

Достижение инсайта

Свободное выражение эмоционально окрашенных уста­новок значимо для клиента, но никоим образом не ис­черпывает полного описания процессов, составляющих суть успешного консультирования или терапии.

Это было уже очевидно в предыдущей главе. Опыт выражения до сих пор подавляемых чувств несет в себе нечто большее, чем просто высвобождение. В ходе этого переживания индивид обретает какое-то новое восприя­тие самого себя. Мы неоднократно демонстрировали это многочисленными примерами из практики консультиро­вания. Это относится даже к ребенку, выражающему свои эмоции с помощью игровой терапии. Постепенно он до­стигает нового восприятия самого себя и через свои дей­ствия демонстрирует, что играет уже новую для себя роль. Цель данной главы заключается в том, чтобы перейти к рассмотрению этого нового восприятия, которое мы на­зываем инсаитом, сознавая, впрочем, что это неразрыв­но связано с переживанием катарсиса и основано на нем.

В конце главы мы представим более детальное описа­ние и сущность переживаний, которые классифицируют­ся нами как инсайт. Сейчас, однако, вполне достаточно будет указать, что этот термин означает восприятие ин­дивидом новых смыслов своего собственного опыта. Уви­деть новые взаимосвязи причин и следствий, обрести но­вое понимание того значения, которое имеют поведен­ческие симптомы, понять способы поведения того или иного человека — все это входит в понятие инсайта.

Это сложный процесс, требующий серьезного обсуж­дения в основном потому, что развивается он постепенно и редко когда происходит одномоментно. Подобные пе­реживания скорее всего проявляются только частично или выражаются через действия в той же мере, что и посред­ством слов. Все это сопровождается глубокими эмоцио­нальными переживаниями неинтеллектуального характе­ра, и поэтому они могут иметь, а могут и не иметь, четко­го вербального выражения. Тем не менее инсайт — это крайне важный аспект терапевтического консультирова­ния и заслуживает нашего самого пристального внимания. Кроме того, это малоизученный аспект терапии, ко­торый многие специалисты серьезно недооценивают. Поэтому весьма разумно тщательно проанализировать значительное количество “сырых” данных, полученных в ходе беседы, при условии, что мы будем реально смотреть на вещи.

Что инсайт означает для клиента

Восприятие прежних фактов в новых взаимосвязях. Чтобы проанализировать различные аспекты феномена инсайта, давайте сначала рассмотрим простой пример, почти микроскопическое подобие одного из видов инсай­та. Миссис Р. — разговорчивая, даже болтливая женщи­на, отличающаяся достаточно выраженной жизненной стойкостью, ее тринадцатилетний сын Айзек — умствен­но отсталый мальчик. Модель ситуации в целом очень близка к клинической картине. Мальчик, очевидно, не­нормален, и психологический анализ подтвердил, что он действует на уровне восьмилетнего ребенка. Довольно серьезным препятствием конструктивной работы с про­блемой является то, что мать никогда не принимала тот факт, что ее сын — умственно отсталый. И не из-за отсут­ствия у нее рационального понимания — множество спе­циалистов тщательно объясняли ей ситуацию, но все было бесполезно. Однако, когда женщина оказалась в благоприятной ситуации, где ей было позволено выразить свои чувства, у нее начал развиваться инсайт. Об этом свиде­тельствует отрывок из заключительной части первой бе­седы (фонограмма):

Женщина рассказывает о том, как она старается поддержи­вать мальчика здоровым и пытается учить его.

К. Вы чувствуете, что все зависит от вас, не так ли? Вы должны его кормить, вы должны его учить, вы должны на­девать ему подтяжки (для сломанной ключицы) и так далее.

С. Я не знаю. Сегодня, завтра, а потом — что? Вы знаете, время уходит, прежде чем осознаешь это. Он вырос, а что он может делать? Ничего, абсолютно. Он сказал, что сможет делать — когда я говорю ему: “Что же будет? Ты не сможешь читать и писать”. Он отвечает: “Я научусь водить грузовик, я смогу летать на самолете, я смогу класть линолеум, я смо­гу вешать шторы”. У него на все случаи есть ответ. Я говорю ему. “Ты не сможешь летать на самолете, если не научишься читать и писать. На табло управления есть цифры”, а по­том, я просто уже не знаю, что еще ему сказать насчет само­лета.

К. Вам кажется, что он, видимо, не сможет научиться тем вещам, которым вы бы хотели его научить.

С. Я не верю, что он не может. Сейчас я, возможно, сле­па из-за того, что я мать — поймите, я могу быть слепой, — но я не думаю, что это так. Я думаю, что у Айзека есть одна черта — он упрямый. Если бы я смогла добраться до самого основания этого его свойства, я думаю, он бы все смог, но не знаю.

К. Но вы ведь пытались в течение нескольких лет обу­чать его, ведь так?

С. Может быть, я приложила недостаточно усилий.

К. Наверно, вы слишком старались.

С. Я не знаю, не знаю. Я обратилась к специалисту, ко­торый занимается с детьми, и он задал мне два вопроса, а потом сказал: “А теперь ведите его домой и оставьте в по­кое”, а я ответила: “Если с ним что-то не в порядке, почему вы не скажете мне всю правду?” (Голос повышается до кре­щендо.) Я хочу знать правду, и потом, я хочу точно знать, как мне с этим быть, и я знаю, что должна принять реше­ние, и тогда я отдам его в плотники, или в каменщики, или еще куда-нибудь! Скажите мне правду!...

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 570 | Нарушение авторских прав