АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Первое лирическое отступление

Вы когда-нибудь видели, как мужики идут за вином? Нет, сейчас эта картина уже выглядит крайне размыто – исчез порыв, ушла битва. Достаточно протянуть руку с деньгами, и в неё вложат любую бутылку согласно вашим запросам и благосостоянию. Нет-нет, представьте себе какой-нибудь летний крымский городок – скажем, Гурзуф начала семидесятых. Утро, как правило, безлюдно – последние гуляки только-только расползлись из кустов, у пансионатов метут дорожки, пляжи ещё пусты, первые пожилые пары и мамы с малышами занимают лежаки. Солнце поднимается выше, отчего море делается синей, подул ветерок, открывается «Блинная» на набережной, тётка, звеня ключами, отмыкает цистерну с надписью «Пиво», и рядом с ней тут же вырастает очередь с трёхлитровыми банками, и вот – смотрите, мужики пошли за вином. О, эту походку, это выражение лиц не спутать ни с чем, и однажды увидев эту картину, запомнишь её навсегда. Читается она только со стороны – если ты сам в рядах идущих, ты не увидишь её красоты. Так пловец в открытом море не замечает течения. Идут по двое, по трое, собранно и энергично, хотя без суеты и с достоинством, и выражение лиц у них всегда вдохновенно-серьёзное. Идут ПО ДЕЛУ. Дело не пустяковое, так как магазин в городке один, в лучшем случае два, одиннадцать пробьёт через семь минут, а идти – пятнадцать, и ещё неизвестно, что там останется и что вообще завезли (впрочем, я несколько сгущаю краски – завозили обычно вволю). А ещё на их лицах – ответственность за тех, кто остался, не пошёл в поход, но скинулся, и теперь только от идущих зависит – каким будет сегодняшний вечер и сколько радости он принесёт. В одиннадцать уже невероятно жарко, из четырёх стеклянных дверей в магазин открыта одна, туда поочерёдно впихиваются страждущие с деньгами в потных кулаках и выдавливаются совсем уже мокрые, в прилипших рубашках, но счастливые – с вином. Жара усугубляется тем, что по набережной бродит милиционер в полной боевой выкладке и удаляет за пределы своей видимости отдыхающих в шортах и майках («Граждане, вам тут не пляж! Это городская набережная!»). Внутри магазина – ад. Если на улице просто очень жарко, то внутри температура приближается к температуре внутри доменной печи – о кондиционерах жители страны советов ещё не слыхали. Плотное мокрое месиво, состоящее исключительно из мужчин средних лет, медленно ползёт вдоль прилавка. Сначала увидеть, что там дают, потом догрести, доплыть до кассы, обменять деньги на чек из толстой серой бумаги, сохранить силы для главного рывка к прилавку, обменять чек на тяжёлые некрасивые бутылки тёмного стекла, вырваться на волю, пробуравив напирающую снаружи толпу, ничего не разбить и не потерять сознания – это вам как? На такие дела посылали самых надёжных. Вообще, отношение к делу – не просто работе, упаси Бог! А к ДЕЛУ, возвышающему мужчин, отличает последних от женщин. Я однажды наблюдал в дикой Африке, как два местных жителя, пока их жёны в количестве девяти штук копались в рисовом болоте – каждая с младенцем за спиной, – эти двое занимались ДЕЛОМ. Они вели бизнес. У дороги они расстелили газету, на которой был представлен товар – спички поштучно и макароны поштучно (именно поштучно, а не попачечно). Торговля шла плохо. Точнее, она совсем не шла, и это спасало бизнес, так как спичек было полкоробка и макарон – полпачки, и поставок не предвиделось. Но видели бы вы этих гордых негоциантов! Так вот, похожая облечённость миссией написана была на лицах Мужчин, Идущих за Вином. На этом сходство заканчивалось, так как, в отличие от застывшего во времени африканского процесса, процесс крымский развивался и давал результаты – вино удавалось взять (как правило). Если не удавалось – надо было ближе к вечеру пристроиться к компании, представителям которой это удалось. И если халява не переходила в систему, то пристроиться получалось всегда – портвейн, как я уже говорил, вселял в людские сердца доброту (до определённого предела, разумеется). Мало того, он уравнивал употребляющих, и в какой-то момент вы себя чувствовали счастливыми составляющими одной огромной компании, а может быть даже и страны. Возможно, в этом и заключалось скрытое воспитательное действие напитка, называемого в СССР «портвейн», и, может быть, именно поэтому он так настойчиво и предлагался населению одной пятой земного шара.

Впрочем, пили на юге не только портвейн. Пили, конечно, и сухое – от отчаянья, когда портвейн кончался, и даже всякие игристые – типа «Донского красного». Коньяк не пили из-за дороговизны, а водку, видимо, из-за невозможности её охлаждения – если в средней полосе водка комнатной температуры ещё идёт, то горячая в Крыму – уже с трудом. К тому же действие водки отличается от действия портвейна и поэтому менее подходит к состоянию южного отдыха. Русский человек, выпив лишнее количество водки, как правило, перестаёт любить человечество в лице отдельных его представителей, и гармония нарушается дракой. Удивительно – на евреев эта особенность не распространяется – они от водки любят человечество ещё сильней. Этот феномен заслуживает детального изучения. Также, конечно, в Крыму пилось пиво, но не как самодостаточный алкогольный напиток, а как средство, связывающее послевкусие вчерашнего праздника с сегодняшним грядущим. В этом качестве пиво выполняло задачу на сто процентов. И вообще, скажу я вам – все особенности и нюансы тогдашней жизни соответствовали особенностям и нюансам тогдашнего кайфа. Ушла навсегда (хотелось бы) та жизнь, нет больше магазинов с названием «Гастроном» или «Вина-воды» (в Сочи даже был «Специализированный магазин по продаже водки населению» – как название?), да и напитки сменили вкус, и бутылки выглядят куда нарядней, и давиться за ними уже не надо. И никакой я ностальгии не испытываю ни по совку, ни по собственной молодости – разве что посидеть ночью на прохладной гальке гурзуфского пляжа под еле слышный плеск прибоя и треньканье расстроенной гитары в компании малознакомых ребят и девушек, красота которых только угадывается в темноте, передавая по кругу тёплую от их рук бутылку портвейна «Кавказ».

С давних времен в разных странах одурманивание было уделом привилегированной касты жрецов – посвященных. В американской доколумбовой культуре ацтеков, майя, инков широко применялись листья коки, различные мескалиносодержащие вещества. В Древней Греции ярким примером были Дельфийский оракул и Элевсинские мистерии, использовавшие в первом случае предположительно закись азота, а во втором гашиш. На Востоке широко использовался опий и гашиш. Интересно, что термин «ассасин» – «убийца» – происходит от слова «гашиш», поскольку члены ордена ассасинов находились под сильным воздействием этого наркотика. Арабское «хашишими» трансформировалось во французское «ассасин». В культуре потребления вина, считавшегося божественным напитком, было очень много ритуального. Ритуальность – вот что объединяет все формы традиционного приготовления к «кайфу». Эта ритуальность менялась в зависимости от культур, времени и наркотических форм. Алкогольная культура, в отличие от иных форм наркотизации, безусловно (мы не говорим об алкоголизме), носит ярко выраженный характер социализации. Это объединяющий унифицирующий механизм, снимающий социальные ограничения и личностные комплексы. В СССР культура пития при полном отсутствии выбора напитков и недопустимо низком качестве стала главной из культур, тесно вплетаясь в национальную культуру каждого народа. Более того, эта культура оказалась самой объединяющей.

Хочу напомнить, что одним из первых деяний Великой Октябрьской социалистической революции было разграбление алкогольных складов, давшее новый стимул восставшим рабочим и матросам. В тоталитарной стране свобода выпить была одной из немногих. А попытка М.С. Горбачева поменять эту свободу на другие окончилась полным провалом. В питейной культуре СССР каждый напиток предполагал свой ритуал. Ходил такой анекдот:

На границе Москвы и области лежит пьяный. Милиционер звонит начальнику:

–Куда везти в вытрезвитель?

–Понюхай, если пахнет водкой – в Москву, если самогоном – в область.

–Пахнет коньяком.

–Тогда пускай отдыхает.

Сегодня такой детерминизм вряд ли работает. В СССР народы живо и искренне перенимали друг у друга алкогольные традиции. Вся страна пила грузинские вина, имитируя грузинские застолья. В Узбекистане обильно пили водку – ибо это не сок виноградной лозы. Как справедливо замечает автор, каждому народу опьянение даёт свой особый тип поведения, обусловленный генетической особенностью алкоголь-дегидрогеназов расщеплять алкоголь и способностью нейромедиаторов взаимодействовать с продуктами расщепления. Однако групповая ритуальность всегда была и остается главной. Вспомните – кухонная культура задушевной свободы, массовый подъём первомайской демонстрации с полуоткрытым выпиванием «в меру», свадебное празднество до драки и т.д. Чуткие регистры пьющего человека в рамках данной свободы тут же настраивали поведение на правильный лад. Отсюда и эта отпускная традиция, эти осмысленные лица, этот «последний бой» за право насладиться результатом боя и соответствовать собственному ощущению прекрасного.

Сухарь

В начале пути сухарь за дринк практически не держали. Количество кайфонов, то есть градусов, было позорно мало, цена, правда, была ниже (1р. 27 коп. против 1р. 87 коп.), но уж не настолько, а изжога гарантирована. Поэтому прибегали к нему в самых крайних случаях – не хватило, скажем, на портешок, и настрелять не удалось. Под сухарём понимались почему-то в основном белые вина грузинского разлива – «Гурджаани», «Вазисубани» (в народе – «Вася с зубами»), «Эрети», «Алиготэ». Потом, правда, появилась «Гымза» – болгарское красное вино в большой оплетённой соломой бутыли. Бутыль нравилась – размером, соломой и тем, что из «Гымзы» можно было сварить глинтвейн, добавив туда сахару, лимона и гвоздики. На такую экзотику хорошо покупались герлы. Впрочем, в их отсутствие никакой глинтвейн не варился. На юге тема сухаря получила продолжение. В Гурзуфе тебе за 15 копеек наливали из бочки на колёсах кружечку ледяного рислинга, а в Судаке подача рислинга отдыхающим была автоматизирована – целое каре автоматов украшало центральную площадь города. Рислинг был кисёл до невозможности, но что-то же пить надо было – не квас же, в самом деле! Давились, пили, мучились жгучей отрыжкой. Юг вообще творил с людьми чудеса. В Гурзуфе в закутке под названием «Чайник» продавали в разлив портвейн «Кавказ», и считалось совершенно нормальным и даже обязательным принять там стаканчика три-четыре и пойти на набережную смотреть на девушек. Вернувшись в Москву, я в первый же вечер по привычке выпил четыре стакана того же «Кавказа» – и упал навзничь, как коммунист в финале одноименного фильма. В воздухе, что ли, дело? Или в общей атмосфере благодушия и спокойствия, которая в Крыму тех лет преобладала? Учёным ещё предстоит сказать своё слово. И настоящий роман с сухарём случился в начале семидесятых на Черноморском побережье Кавказа, куда мы с «Машиной» ездили гулять под видом работы. Это называлось «домашнее вино». Не знаю, можно ли его с полным правом назвать сухим вином. Более того, не уверен, что его можно было назвать вином вообще – строго говоря, это была определённая субстанция, изготавливаемая местными бабушками и обладавшая своеобразным воздействием на психику и физиологию человека. Состав зелья держался в секрете. Ходили слухи, что среди прочего добавляют туда лист табака и куриный помёт – для ужаса. Не знаю. Похоже, в основе всё-таки был виноград – он покрывал собой всё пространство вокруг домиков местных жителей, был мелок и всегда незрел, есть его было невозможно, но что-то же с ним делали, верно? Бабушки клялись, что это чистая «Изабелла». Мы, как культурная элита, имели у бабушек преимущества – нам делались небольшие скидки, и иногда позволялось вместе с бабушкой спуститься в погреб и выбрать вино, которое понравится – из нескольких бочек. Не хухры-мухры. Мерялось и отпускалось вино баллонами, то есть трёхлитровыми банками – 4р. 50 коп. за баллон. Пустые баллоны следовало приносить с собой. Впрочем, нам, как постоянным клиентам, бабушки доверяли и выдавали свои баллоны – до завтра. Собственно, захоти мы пить что-то другое – выбора у нас всё равно не было, – в округе отсутствовали магазины, а если даже и доехать до ближнего, то не было денег на то, что там продавалось. К тому же подсадка на «домашнее вино» происходила быстро и прочно, и ничего другого уже не хотелось. Пилось домашнее вино вечером, когда спадала жара, обязательно большой компанией и обязательно в безумных количествах – я наутро пытался подсчитать, сколько же ушло баллонов, и никогда мне это не удавалось – к концу вечера память слабела. Крепости это вино было небольшой, но какая-то дурь в нем содержалась, это точно. Может быть, работало количество. Один из техников «Машины времени» по кличке Дед утверждал, что, если залпом выпить трехлитровую банку воды, случится небольшой приход – минуты на три-четыре. Первым делом отказывали ноги, причём не совсем – частично теряли управление. Поэтому возвращалась компания, опираясь друг на друга. А в голове творилась весёлая чепуха, тянуло на пустяковые разговоры и занимательные истории. На вторую неделю ежевечернего употребления начались неприятные сны. Суть их сводилась к тому, что я мучительно пытаюсь что-то вспомнить – скажем, стою посреди Москвы и вспоминаю, где я живу, – и никак не получается. Или пытаюсь позвонить себе домой и вдруг забываю номер. Я поделился тревогой со старшими товарищами – меня успокоили, сказали, что это обычное дело. И правда – скоро я привык к этим снам и перестал обращать на них внимание.

Кстати, по поводу количества или, точнее, критической массы. Один мой товарищ, совсем не дурак выпить, решил с этого дела соскочить путём понижения градуса. То есть с водки и вискаря пересесть на сухие вина. Не на то южное пойло, о котором я вам рассказывал, – нет, на хорошие сухие вина, благо средства позволяли. Леденящая Франция. Спустя некоторое время он с удивлением признался мне, что если, употребляя виски даже в очень больших количествах, он всё же никогда не терял нити, связывавшей его с происходящим вокруг, то, выпив сухого – бутылочки три-четыре, – рвал эту ниточку начисто, и выпадал из реальности. Это у него называлось «убиться сухеньким». Если говорить о моём отношении к сухому вину сейчас – оно, безусловно, уважительное. Есть блюда, в компанию к которым сухое вино просто рвётся. Начисто лишён снобизма касаемо винтажных французских вин стоимостью от трёхсот долларов и выше, хотя в гостях с удовольствием пью. Восхищаюсь французами, сумевшими задурить голову всему обеспеченному человечеству. Сам же регулярно приобретаю молодые итальянские, австралийские и южноафриканские вина – и поверьте, они у меня не залёживаются.

Использование брожения и ферментации для производства вина – одно из древнейших завоеваний человечества. В Китае найдены кувшины, в которых вино производилось 9 тысяч лет назад! Известный историк-революционер Андрей Скляров считает, что вино приготовлялось по рецептам богов-пришельцев – астронавтов с планеты, где перенос кислорода в крови ее обитателей происходил не за счёт связывания с железосодержащим гемоглобином, а с каким-то медным соединением. Богам было нужно выводить железо, поступавшее в организм с пищей на земле, и вино выполняло функцию протектора. Недаром во всех мифологиях вино считалось божественным напитком, и на основе божественных традиций формировались обычаи употребления. Понятно, что в странах, где есть виноград, процесс этот естественный, и с юных лет люди привыкают дополнять трапезу вином. Естественно, при этом формирование тонкого понимания соответствия продукта питания тому или иному вину. В регионах северных, к которым в основном относится наша Родина, и в период становления нашего поколения понятие «вино» носит в основном обобщенный характер. К этому разряду относилось и белое хлебное вино, оно же водка, и плодово-ягодное вино, оно же бормотуха. Редкие наши соотечественники, приобщившиеся к винной культуре, стали настоящими ее ценителями, большинство же лишь имитируют тонкое понимание и следуют моде. Вспоминаю случай с одним моим приятелем, который заказал в одном из лучших гастрономических ресторанов фирменное блюдо с дорогим вином Petrus 1973 года. Сомелье долго расточал комплименты по поводу тонкости и правильности выбора, пока мой приятель не добавил к заказу кока-колу – запивать. Для него это было нормальным, для сомелье – крахом представлений о веками сформированных сочетаниях. Именно учитывая условность в России вина как понятия, местное производство на Черноморском побережье могло не соответствовать никакому стандарту. К упомянутым названиям этого домашнего шедевра могу прибавить еще «шмурдяк», фонетически тонко отражающий как сам напиток, так и состояние после. Говорилось, что добавлялись или махорка или почему-то селитра. Выпивать все равно было надо, и эти эрзацы, вызывающие изжогу и сжигающие слизистую оболочку, соответствовали спросу и пониманию, что на юге надо пить натуральные вина. Строго говоря, к наркологии это имеет весьма отдалённое отношение. Наверное, правильнее говорить о гидравлическом ударе или о токсикологии. Отсюда и тревожные сны, которые скорее могут быть следствием отравления, чем опьянения. Впрочем, согласен, что здоровые молодые организмы на свежем морском воздухе легко справлялись с тем и другим, а гормональный фон, резко повышенный ожиданием вечерних встреч с девушками создавал иллюзию опьянения. Думаю, молодым людям, вкусившим настоящего вина, с младых лет будет проще влиться в единую мировую культуру поклонения божественному нектару.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 639 | Нарушение авторских прав