АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Аннотация. Все любят прекрасного принца

Прочитайте:
  1. Аннотация
  2. Аннотация
  3. Аннотация
  4. Аннотация
  5. АННОТАЦИЯ
  6. Аннотация
  7. Аннотация
  8. Аннотация
  9. Аннотация

Бетти Шарп

Эмбер

Аннотация

 

Все любят прекрасного принца. Им приходится — он проклят. Каждый мужчина должен уважать его. Каждая женщина должна желать его. Один взгляд — и всё пропало.

Эмбер скорее вырежет часть своей души, чем отдастся на волю страстей. Чтобы сберечь свое сердце, она обращается к темным искусствам и становится единственной женщиной в королевстве, способной сопротивляться чарам принца.

Бедная девочка. Если бы она меньше времени уделяла изучению волшебства и больше — изучению человеческой природы, то знала бы, что человек, у которого есть всё, обязательно захочет то единственное, что не может получить.

Внимание: история содержит секс, насилие и гадкие слова.

Хоть и основана на детской сказке, но совсем не для детей.

 

Ведьма

 

Знаю, может показаться, что вы уже слышали эту историю раньше, но это не так. Некоторые считают, что она началась с добродетельной девственницы, юной честной и искренней девушки, которая получила под дых от жестокой судьбы и вынуждена была спать в золе, пока ее высоконравственные домашние проживали жизнь, предназначавшуюся ей. Чушь.

Это не волшебная сказка. Настоящая история началась даже не с меня, она началась с принца. Сказки рисуют его безликим и безымянным, бесстрастной картонной фигурой, воплощением всего, что должна хотеть хорошая девушка. Ничто из этого и близко не похоже на правду.

Его нарекли Адрианом Джустом, но, после того как ведьма Гаэтана одарила его двусторонним благословением в день имянаречения, никто не звал его иначе, как Очаровательный.

— Очарование, — прошептала она на языке Древних, языке проклятий и магии. Благословение упало с ее губ с каплями крови, поскольку язык Древних остер, как битое стекло, для нежных ртов смертных. — Пусть он будет очарователен. Пусть каждый взгляд находит его лицо и формы совершенными. Пусть каждый мужчина уважает его, а каждая женщина — вожделеет. Пусть всякий, кто ему встретится, любит его и стремится угождать.

Старый король улыбнулся. Кто не желал бы такого подарка своему ребёнку? Только придворная колдунья Райзинда поняла значение благословения Гаэтаны. Она побледнела от смятения и ужаса.

— Сестра, — прошептала Райзинда, — что ты наделала?

— Благословение, — ответила Гаэтана беспечным голосом и вытерла губы перчаткой.

— Скорее проклятье! Ты одарила мальчика уважением, которое ему не нужно будет зарабатывать, желанием, которое он никогда не научится ценить, и любовью, которая никогда не потребует от него взаимности. Он станет тираном!

— Ты чересчур беспокоишься, Райзинда.

Гаэтана сняла окровавленные перчатки, чтобы положить ладонь на лоб маленького принца. Ее руки были тонки и прекрасны, вот только на месте мизинца левой руки торчал обрубок.

— Ты же пожелала ему мудрости. Неужели не веришь, что он ею воспользуется?

 

* * *

 

Мы так никогда и не узнали, умерила ли подаренная Райзиндой мудрость гордыню принца. Ни один мужчина, ни одна женщина, которые встречали его, не могли ему перечить. Ни один из тех, кто слышал его голос, не мог удержаться от любви к нему. Он достиг зрелого возраста, но оставался мальчишкой. Кутил, распутничал и развлекался как мог.

И мы любили его за это. Мы любили его за состояние, потраченное на лошадей и собак. Любили за девственниц, которых он совратил, и за шлюх, которым раздаривал драгоценности из королевской казны. За соглашения, которые он заключал, стоило ему только попросить иностранных монархов пойти навстречу. За войны, которые он выигрывал, лишь выйдя на поле боя, ведь никто не поднял бы на него меч.

Очаровательный принц был нашим талисманом. Несмотря на сибаритство венценосного отпрыска, его колдовской дар привел наше королевство к величию. Мир простирался по земле, как теплое одеяло зимой. Богатство текло к нам, точно река к морю. Рыбаки и извозчики становились торговцами. Торговцы — принцами.

Вам может показаться лицемерием жаловаться на проклятие, в то время как мой отец из тех торговцев, что сколотили состояние благодаря его покровительству. Это на прибыль от соглашений принца мы купили роскошный особняк на Дворцовой площади, всего в миле от королевской резиденции. Это на прибыль от проклятия принца приобрели женственные платья из шелка и атласа, которые я никогда не носила, и оплатили маленькую армию ученых докторов, которые впустую пытались спасти жизнь моей матери.

Деньги, как и чары принца, могли изменить лишь внешнюю сторону жизни, но не ее суть. Деньги не могли сделать из дочери извозчика леди. Деньги не могли спасти жизнь умирающей жене торговца.

В то лето, когда моя мать умерла, мне было девятнадцать лет, а принцу — двадцать четыре. Страшась власти его проклятия, мать запрещала мне смотреть на него, когда он проезжал мимо нашего дома по пути в город. Но тем летом она была прикована к постели, а все мои друзья только и говорили что о принце.

Даже в девятнадцать я много знала про волшебство. Я думала, что достаточно сильна, чтобы устоять против простого благословения. Я была своевольна и ослушалась матери.

Однажды я присоединилась к толпе на Дворцовой площади, чтобы приветственно махать проезжающему мимо принцу. Я почувствовала мощь его очарования даже до его появления. Воздух вокруг вдруг стал плотным и влажным, с каждым вдохом предвкушение горячило мою кровь. Чары прошлись по моей коже, как склизкое прикосновение, словно пиявки присосались к запястьям, словно змея скользнула по ноге. Тогда я поняла, что столкнулась с силой, превышавшей мою способность сопротивляться. Но было слишком поздно.

Его свита вывернула из-за угла, и я увидела его. Позолоченный солнцем и прекрасный, он восседал на белом жеребце и зажег во мне такой огонь, какого я прежде не знала. Это чувство не было невинным, как греза или девичьи вздохи. Это было вожделение, неотвратимое и всепоглощающее. Кожу покалывало от жажды ощутить его руки на моем теле. Мое девственное лоно наполнилось влагой и жаром желания.

Его глаза встретились с моими, когда он оглядывал толпу — или мне так показалось в том лихорадочном состоянии. Не могу сказать, какого цвета они были, но помню, подумала, что более прекрасных глаз еще не видела. Я всецело любила его, больше, чем какая-либо женщина когда-либо кого-либо. Каждая девушка в толпе чувствовала то же самое.

Мои сила воли и достоинство растворились в страстной мечте заполучить его. Я разделась бы донага и умоляла бы его оттрахать меня на грязной мостовой, если бы только он снова на меня взглянул. Я согласилась бы на любой разврат ради его благословенного проникновения.

Глядя на совершенство принца, я как никогда ощущала собственную невзрачность. Впервые я застыдилась своих вьющихся рыжих волос и ярких веснушек, усыпавших мою кожу. Я сокрушалась о своем тощем девичьем теле и о врожденном искривлении правой ноги, отчего я слегка хромала. Совершенный мужчина заслуживал совершенной женщины, а совершенство было недостижимо для такой, как я.

Он улыбался и бросал в толпу деньги, проезжая мимо, не обращая внимания на пытки, которые я испытывала. На блестящих серебряных монетах был выбит его портрет, такой точный, что девушки носили их на лентах вокруг шеи, чтобы держать Очаровательного поближе к сердцу.

Монеты падали на мостовую с металлическим звуком поломанных колокольчиков, но никто в толпе даже не посмотрел на богатство под ногами. Никто не в силах был отвести глаза от нашего возлюбленного принца. Сила его проклятия перевешивала даже природную жадность.

Задыхаясь, лихорадочно и испуганно я, единственная из всех, оторвалась от его лица и уставилась на булыжники под ногами, пока он не проехал. Когда он скрылся из виду, сила заклятия ослабла достаточно для того, чтобы я могла поискать упавшие монеты. Найдя одну в грязной трещине в камне, я выковыряла ее оттуда и протерла своей красно-коричневой шелковой юбкой.

Его профиль подмигнул мне с серебряной поверхности солнечным бликом. Я поднесла монету к губам и поцеловала щеку металлического двойника. Лизнула ее. Засунула в рот, ощущая за привкусом металла и грязи кожаный аромат его перчатки.

Я повернулась и заторопилась обратно, зажав между губами серебряный портрет принца. Я бесконечно долго закрывала дверь, а желание стучало в моей крови барабанным боем. У меня не хватило терпения подняться в свою спальню и помечтать о нем в уединении. На самом деле я едва успела протиснуться в чуланчик для метел и захлопнуть дверь прежде, чем мои руки подтянули юбки и раздвинули горячие, скользкие складки.

Я провела языком по его изображению на монете, думая о нем. О том, как он смотрит на меня, о его руках на мне. Я представила грандиозное наслаждение от его прикосновений, вкуса его кожи, его члена между моих губ.

Представила острую боль от того, что он взял мою девственность. О, мне говорили, что боль будет незначительной, но в своем лихорадочном, глупом девственном воображении я нарисовала это, как удар сабли, и представила себя мученицей на алтаре его удовольствия. Моя девственная кровь стала кровью моей жизни, и я лежала под ним, умирая от потери невинности, блаженно растворяясь в небытии ради его наслаждения.

Представила, как он склонился ко мне, плача; его горячие слезы капали на мои холодные щеки.

— О, она была так чиста! — восклицал он. — Так нежна и особенна. Она умерла от любви ко мне. Я больше не смогу никого полюбить!

Здесь я вынуждена прерваться и сказать, что вижу, как подрагивают ваши губы. Пожалуйста, не бойтесь рассмеяться. Мое чувство собственного достоинства не настолько ослепило меня, чтобы я не видела смехотворности тех юношеских мечтаний.

На чем я остановилась? Ах да, взяв мою девственную кровь, а с ней и жизнь, принц больше не сможет никого полюбить. Он проведет остаток дней, вспоминая мое лицо и желая моих прикосновений. Ни одна дама, принцесса или королева никогда не затронет его сердца так, как я. Он проживет жизнь, скорбя по мне, Эмбер, дочери извозчика.

Как ни прискорбно это осознавать, но должна сказать вам, что такие мелодраматические мысли подарили мне первый вкус женского удовольствия. Я застыла и кончила с такой силой, что опустилась на пол. Я схватила ртом воздух, но ощутила лишь холод серебряной монеты, застрявшей в горле.

Я запаниковала и попыталась, кашляя и давясь, избавиться от серебряной помехи с оттиском лица принца. Перед моими глазами промелькнула смерть, и в этом сценарии я была не благородной невинной жертвой, а глупой девчонкой, которая скрючилась на полу в чуланчике для метел с задранными юбками и руками, разящими похотью. Что нехватка воздуха! Я чуть не умерла от позора.

Одурманенная, я с трудом выбралась из чуланчика. Перед глазами плыли черные пятна, и вместе с биением сердца я слышала хрипящий свист от бесплодных попыток вдохнуть.

Все слуги были наверху у постели моей больной матери. Не в силах ни дышать, ни говорить я попыталась подняться по лестнице за помощью, но ноги меня не держали. Я споткнулась, пошатнулась, как пьянчуга, и привалилась к отполированным дубовым перилам у подножия лестницы.

Монета вылетела из моего горла, словно пуля, и проскакала по плитам пола с металлическим звоном, а потом укатилась в тень. Изможденная и задыхающаяся, я осела на лестницу и постаралась не думать о том, как близка была к смерти и посмертному унижению.

Через минуту после того, как мне удалось спокойно вдохнуть, на лестничной площадке послышались шаги, а вслед за ними и скрипучий, задыхающийся голос матери:

— Эмбер! Что с тобой случилось?

Я подняла взгляд на маму, ее бледная кожа резко выделялась на фоне поблекших редеющих рыжих волос. Она опиралась на крепкое плечо одного из наших лакеев.

Я разрыдалась. Никогда не умела плакать красиво. Вскоре мои веки опухли и покраснели, я вытирала сопли и слюни с лица манжетами.

— О! — выла я. — Это ужасно! Я люблю его!

Мама ничего не сказала. Она прошептала лакею, чтобы он отвел ее в комнату, а мне приказала идти следом. Когда слуга усадил ее на стул у камина и вышел из спальни, она устремила свои усталые, затуманившиеся глаза на меня и сказала:

— Ты вышла посмотреть на принца.

— Да! — ревела я, растирая мокрые щеки уже влажными манжетами. — Я не должна была, но теперь я люблю его, а он даже не знает обо мне! Он никогда не будет моим. Я хочу умереть!

— Не будь идиоткой, ты просто попала под действие заклинания. — Она жестом поманила меня и вгляделась в мои глаза. — У проклятия принца зубы, как у миноги. Оно впивается во все, к чему он прикасается. Сила чар просачивается наружу каждый раз, когда кто-то произносит его имя или видит его портрет.

Мама задрожала и повернула голову взглянуть на холодный камин. Летом рядом с ним не было растопки.

— Зажги огонь и внимательно слушай.

Прищурив глаза, я посмотрела на пустой камин, и в нем, на радость мне, заплясало пламя. В соседних странах, вроде Золотой Земли, женщин сжигали и за меньшее, но в Земле Морей к колдуньям относились терпимо. Мне не было нужды скрывать свои способности, как и моя мать не скрывала свои.

Мама была очень мудрой женщиной. До того как болезнь подкосила ее, в наш дом съезжались люди со всех уголков Города Монархов, робко выпрашивая совета, благословения или заклятия. За нашими спинами те же люди шептались, что только благодаря моей матери отец превратился из скромного извозчика в богатого торговца.

При этом я и хотела бы сказать, что мама была выше этого сверхъестественного вмешательства, но не могу не признать, что замечала признаки использования магии. Лошади отца никогда не несли, повозки никогда не ломались. Зерно в дороге никогда не гнило, а фрукты не портились. При нем был компас, что всегда указывал на честных людей.

— Очень хорошо. — Мама улыбнулась, глядя в огонь, пылающий в пустом камине. — А теперь скажи мне, что рассеивает иллюзии и противостоит всем проклятиям?

Она говорила сдержанно и медленно, словно с ребенком. Любой дурак скажет, что свет полной луны показывает истину, рассеивает иллюзии и защищает всех, кто стоит под ним, от вреда чар. Вот почему ведьмы творят самые опасные заклинания в полнолуние, а все твари, сокрытые под человечьими личинами, вынуждены принимать истинный вид в те ночи, когда сияет луна.

Свет огня в камине или свечи может противостоять ее эффекту, даже когда она полна на три четверти, но нет заклинания, которое сумело бы победить полную. Полнолуние нейтрализует даже мощь проклятия принца, и он знает об этом. По слухам в полнолуния принц запирается в покоях, чтобы никто не смотрел на него иначе, чем с полным обожанием.

— Но эффект полной луны действует лишь до рассвета, — проскулила я. — Что проку быть свободной от него ночью, если с первыми лучами солнца я проснусь желая его?

— Ш-ш-ш. — Мама слабой рукой погладила меня по волосам, таким же рыжим, как и ее до болезни. Она залезла под воротник своей длинной ночной рубашки и достала кулон, который всегда носила на длинной цепочке на шее. Кулон сиял тем же мягким светом, что и луна туманной ночью.

— Лунный свет, запертый в фиале. Это ослабит проклятье.

Я неохотно взяла у нее кулон, надела и спрятала его под корсетом и сорочкой. Стоило фиалу с лунным светом коснуться моей кожи, влечение к принцу и глупые фантазии отступили. Несмотря на задетую гордость, я чувствовала себя почти как прежде, только более мудрой и осторожной.

— Это защитит меня?

— Кулон и еще кое-что.

В дверях спальни вновь появился лакей. В левой руке он нес ворох бинтов и деревянную колоду для рубки мяса. В правой — мясницкий нож.

— Нет, — покачала я головой, — ты не можешь. Магия крови вне закона. Амулет и зелья и без того хорошо защитят меня.

— Проклятье принца слишком сильно для таких временных мер, и, боюсь, со временем станет еще сильнее. — Мама жестом приказала лакею положить колоду и нож на украшенный арабесками чайный столик черного дерева у кушетки. — Я должна знать, что ты будешь в безопасности от его чар. Я должна убедиться до того, как умру.

— Не говори так. Ты не умрешь.

— Не обманывай себя, Эмбер. У тебя достаточно магии и здравого смысла, чтобы разглядеть на мне покров смерти. — Мама указала на нож. Когда она снова заговорила, в ее голосе не было никаких эмоций. — Выбор и перемены требуют жертвы. Нагрей его.

Могла ли я ослушаться ее дважды за день? Я заставила лезвие вспыхнуть и раскалила его чуть ли не до бела. Сжав левую руку в кулак, я положила мизинец на колоду, вдохнула, но не решилась действовать.

— Давай! — велела мама, и ее голос звенел от магии.

Моя правая рука сжала нож и отняла мизинец сразу над суставом. Я закричала от боли и от вида окровавленного пальца на нашей кухонной разделочной колоде.

Считаете, что мама поступила жестоко и наказала меня? Не качайте головой, я прочла это в ваших глазах. Вы вспоминаете все истории, которые слышали про злое колдовство, о том, как ведьмы приносят в жертву кровь и кости — и свои, и чужие. Но все было не так. Не совсем.

Она хотела защитить меня. Она хотела спрятать мой палец куда-нибудь подальше. Пока часть моего тела будет вне досягаемости проклятия, я, пусть и с трудом, смогу сопротивляться принцу. Перевязав мою рану, мама вложила отрезанный палец мне в правую руку.

— Спрячь его хорошенько.

Есть множество историй о разных колдунах и волшебниках, что решили спрятать свое сердце в дупле дерева или в гнезде горгоны высоко в горах, думая, что никто никогда его не найдет. Нам известно, чем это закончилось. И вы знаете, что я никогда не любила рисковать.

Кто-то скажет, что мой следующий поступок был магией крови или чем похуже. Кто-то скажет, что в тот день я принесла в жертву свою душу. Но я сделала то, что сделала, чтобы спастись. Это не было великим злом, лишь незначительным грешком. И разве Мудрейшие не говорят, что иногда меньшее зло может принести большую пользу?

Я предложила свой отрезанный палец огню и произнесла Клятву ведьм:

— Плоть за силу. Кровь за знание. Кость за стойкость. Возьми мое подношение и служи мне, как я служу тебе.

Моя мать ахнула, но не сказала ни слова, чтобы остановить меня.

Ни силы, ни знаний, ни стойкости нельзя получить без страданий. Пока моя отрезанная плоть сгорала, я ощущала каждый язык пламени. Я ощущала огонь каждое мгновение, пока мое подношение превращалось в пепел. Я плакала и кричала, колотила по полу, пока не искусала губы в кровь. Наконец боль утихла, хотя вонь горящего мяса так и не выветрилась из воздуха. Даже сейчас спальня слабо отдает моей жуткой сделкой с огнем.

Мама плакала из-за того, что я наложила на себя чары, но когда я встретила ее взгляд, кивнула, соглашаясь с моим решением.

— Я не могу упрекнуть тебя за то, что ты предпочла жизнь ведьмы. Материнская любовь сделала меня эгоистичной. Я бы хотела, чтобы ты прожила долгую, пусть и недобродетельную, жизнь, нежели короткую, но целомудренную.

Той ночью моя мать сильно ослабела. Я умоляла ее забрать кулон, но она не взяла его.

— Я умираю, Эмбер. Этого не остановить. Мне будет легче уйти, зная, что мой единственный ребенок в безопасности, чем прожить несколько лишних дней, волнуясь, что проклятие снова настигнет тебя.

Несколько недель спустя она умерла. В то утро, когда мы с отцом обнаружили в постели ее холодное тело, все огни в городе погасли. Я не хотела верить, что это произошло из-за меня. Не хотела верить, что огню настолько понравился вкус моей плоти, что он даровал моим эмоциям такую силу, но три дня, пока мы не развеяли прах мамы, согреться можно было только у ее погребального костра. Три ночи город освещала лишь луна. По слухам, принц каждый вечер запирался в своих темных покоях и никому не показывался на глаза.

Огонь вернулся, когда мы развеяли прах матери по ветру. Но к тому времени я была готова. Я примирилась со своим горем и решила чтить память о маме, держась подальше от магии принца.

Я выходила из дома через черный ход и никогда больше не бывала на Дворцовой аллее. Я избегала любых изображений принца: от статуй на рынке у Торговой площади до профиля на серебряных монетах. Я разменяла все деньги на медь и никогда не жаловалась на тяжесть своего кошелька. Лучше блуждать по узким улочкам с кошельком, полным меди, свободной женщиной, чем расхаживать перед дворцом с серебром рабыней чужих желаний.

Я делала все, чтобы избегать принца, и, возможно, прожила бы всю жизнь, не увидев его снова. Долго и счастливо. Без него. Но у судьбы и самого принца были на меня другие планы.

 


Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 515 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.017 сек.)