АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Золушка

Сестры пришли завтракать на кухню на рассвете. Майнетт и Сильви были веселы и болтали, как сороки. Дульси плохо спала и в лучших условиях, а этим утром и вовсе вышла с синяками под глазами.

Я расставила на столе еду: мясо, яйца, чай и тосты.

— М-м-м! Эмбер, это идеально, — пропела Сильви. — Не так вкусно, как хороший завтрак в Золотой Земле, но во всей Земле Морей нет кухарки лучше тебя.

Сильви считала, что это комплимент. Правда. Хотя земляки и собирались сжечь ее у позорного столба из-за недуга, она все еще считала (как и все жители ее родины), что в мире нет ничего более прекрасного, чем искусство, язык, пища и культура Золотой Земли. Думаю, я чувствовала бы то же самое, если бы была вынуждена оставить свою страну. Мне повезло, что Земля Морей никогда не была настолько отсталой, чтобы преследовать своих граждан за ликантропию или другое невольное проявление магии.

— Как проходит королевский визит? — поинтересовалась я.

— Не спрашивай меня, — ответила Майнетт, — потому что я буду болтать только о принце. Он так очарователен...

— И красив! — перебила Сильви.

Я взглянула на Дульси, но она ничего не сказала. Ее лицо было бледным, почти зеленоватым, словно она заболела.

—... но если подумать, — продолжила Сильви весело щебетать о принце, — интересно, откуда у него такое милое личико. Я видела старого Джастиниана. У него нос, как ястребиный клюв, а глаза, так глубоко посажены, что глазницы кажутся пустыми.

— А эти темные волосы? — пожаловалась Майнетт. — Король всегда выглядит так, словно забыл побриться.

— Как и его жена! — захихикала Сильви. — Но это неудивительно. Она ведь дальняя родственница, верно?

Обе повернулись ко мне, уроженке Земли Морей, чтобы разрешить вопрос.

— Королева — троюродная сестра короля.

— Вот видите! — Сильви жадно отхлебнула чая и торопливо проглотила. — У его родителей ястребиные носы, низкие лбы и слишком много растительности на щеках, но принц... О, он золотоволосый красавец, само совершенство.

Я прожила всю жизнь в городе Монархов. Какая же я дура, что не подумала об этом прежде.

— Это проклятие! Проклятие заставляет его казаться красивее, чтобы еще больше нравиться людям.

Майнетт содрогнулась, словно очнулась от грез про принца.

— Эмбер, тебя это, похоже, совсем не расстраивает.

— Да, — улыбнулась я.

— Когда мы только приехали, и ты отвела нас в спальню, то улыбалась так же жутко. Расскажи нам, о чем ты думаешь.

— Я только что поняла, как разбить чары, которые принц наложил на Дульси, и как убедиться, что он никогда меня не увидит.

— Ты знаешь об этом? — всхлипнула Дульси. — Я так старалась ничего тебе не говорить, но я все время слышу в своей голове: «Ты должна прислать ее ко мне». Я думала, что сойду с ума!

— Не волнуйся, Дульси, — сказала я, пытаясь говорить так же ласково, как Майнетт, впрочем, без особого успеха. С моих губ слова слетели как приказ. — Проклятие сильно, и принц знает, как им пользоваться. Он прав, я должна прийти к нему.

— Нет! Не должна. Как только он получит тебя, он тебя не отпустит. Есть что-то безумное в нем, в том, как он тебя желает. Когда он произнес твое имя, я его почти почувствовала — словно удар плетью.

— Чтобы разрушить чары, нужно следовать лишь букве обещания. Я войду в его спальню, а он и не узнает, что я была там.

— Как? — спросила Майнетт.

Я открыла рот, чтобы рассказать о придуманной хитрости, объяснить сестрам, что могу скрыться под иллюзией, и принц никогда не узнает меня. Но вспомнила, каким он умеет быть убедительным.

— Вы должны простить меня за скрытность. Я и так уже сказала слишком много.

От моих слов Дульси все же разрыдалась. Независимо от того, насколько мы четверо были преданы друг другу, принц мог в любой момент толкнуть нас на предательство. Я встала из-за стола и вернулась в летнюю кухню.

В тот день я стала Золушкой.

Я приготовила чернила из куриной крови и древесного угля и нарисовала символы на своих руках, а затем на девяносто девяти кусочках бумаги написала девяносто девять раз слова заклинания. И скормила бумагу огню. Когда пепел остыл, я принялась втирать его в волосы, кожу и одежду, пока он не перебил мой запах и не превратил волосы из рыжих в серые.

Секрет хорошей иллюзии в том, чтобы не менять слишком много, потому что магия никого и ни во что не обращает. Она создает лишь видимость.

Вы можете превратить крупного человека в маленького, но его следы не останутся прежними. Он все так же будет биться головой о дверные проемы, а сидя, занимать большую часть скамьи.

Когда я навела чары и взглянула в свое старое медное зеркало, оттуда на меня смотрела Золушка. Симпатичная кукла с большими синими глазами и пшеничными кудряшками. У нее были все пальцы, и она не хромала. Лицо не портили ни веснушки, ни мое холодное выражение, ни хитрая улыбка. Но вспыльчивый нрав мне придется скрывать самой. Магия не меняет сущность.

В довершение обмана я вплела в свою иллюзию небольшое заклинание забвения. Оно было простым и едва уловимым и призывало забыть Эмбер-ведьму. Дуновение старой памяти, чтобы любой, кто не очень хорошо меня знает, считал, будто дочь извозчика всегда была красивой и приятной, милой и доброй. Заклинание не подействует на моих близких, но достаточно размоет воспоминания обо мне в умах случайных знакомых и любопытных соседей.

Я подхватила ведро с растопкой и углем и поднялась наверх, в спальню принца. Я почти подошла к двери, когда вспомнила, что забыла спрятать фиал с лунным светом под корсет и рубашку. Солнечный свет подавлял его, но кулон мог бы выдать мою иллюзию в темноте или слабом свете свечей.

Принц растянулся на одеялах, обнаженный и прекрасный. Он спал, так что я могла рассмотреть его. Фиал с лунным светом сдерживал большую часть проклятия, но не мог унять естественной жажды, что охватила меня при виде столь превосходного нагого мужчины.

Сильви говорила, что он блондин, но мне его волосы показались очень темными, и я пожалела, что он не светловолос, потому что больше люблю брюнетов. Я не хотела, чтобы принц мне хоть чем-то понравился. Должно быть, сила его Очарования заставляла меня искать в нем привлекательные черты.

Я попыталась нащупать границу чар. Оглядела его тело поверх одеяла. Он был выше и крупнее, чем казался: широкие плечи и гладкая золотистая кожа, редкие темные волосы на груди. Совершенные мускулы: не слишком много, не слишком мало. Его член, длинный и толстый, пресыщено и мирно лежал на крепком бедре. Я представила, каков он во всем великолепии, и задрожала при мысли о том, как принимаю его в свое тело.

Принц пошевелился. Я заторопилась к камину и поспешила зажечь огонь. Мне давненько не доводилось разжигать пламя без помощи магии, и эта задача отняла у меня в два раза больше времени, чем обычно.

Обернувшись, я обнаружила, что принц проснулся и смотрит на меня. Он нимало не смущался своей наготы, даже несмотря на то что его член уже стоял по стойке смирно.

— Я не видел тебя прежде.

Я удивилась, что он заговорил со мной. Знать редко снисходила до разговора с прислугой, а он был самым знатным человеком в стране, не считая его отца.

Я опустила глаза в притворном смущении и сделала неуклюжий реверанс.

— Простите, что побеспокоила, ваше высочество. Пожалуйста, простите меня. Я уйду, чтобы вы могли спать дальше.

Он лениво окинул меня взглядом, словно ему понравился вид Золушки.

— Тебе не нужно уходить. — Его слова источали соблазн — формой, звучанием, тоном. Принц весь был искушением.

Неосознанно я шагнула к нему. Я намеревалась выбежать за дверь, но вместо этого ноги понесли меня к кровати. Он поймал меня за руку и усадил на постель рядом с собой.

— А ты миленькая.

— Ваше высочество мне льстит.

Он притянул мое лицо к себе и поцеловал. Я не знала, что делать, к тому же мне понравился вкус его губ. Раньше я думала, что мужчина, которому нет нужды добиваться женщины, будет небрежен, целуясь, но принц был осторожен, словно нерешительный поклонник. Его губы нежно касались моих. Ласкали, исследовали, совращали. Я почувствовала щетину на его щеке, хотя не видела даже тени бороды на его лице.

Его язык прошелся по моим губам. Я открыла бы их для него, но он отстранился.

— У тебя вкус пепла.

Он вытер рот тыльной стороной руки, и почему-то меня это задело.

Если бы он высказался о моем лице или фигуре, я бы не обратила внимания, ведь они были лишь иллюзией, а не частью меня. Но я проводила дни и ночи у огня, слушая его нашептывания, творя волшебство с его светом. От меня всегда пахло дымом и пеплом и, наверное, на вкус я была такой же.

— Простите, что разочаровала вас, ваше высочество.

Я начала отступать, собираясь подобрать ведро и удрать со всех ног.

Его рука потянулась ко мне, как будто сама по себе.

— Не уходи.

Мой отсутствующий палец жгло, словно я вернулась в спальню матери и смотрела, как он горит.

— Подойди, позволь мне коснуться тебя.

Его проклятие, точно змея, кольцами обвило мои лодыжки. Чары щекотали мою кожу, как если бы по рукам бегала стая многоножек. Я хотела стряхнуть их, сжечь, но не могла ничего предпринять, чтобы освободиться, не выдав себя при этом.

Он принял мое замешательство за страх и попытался успокоить меня.

— Я не пытаюсь залезть тебе под юбку, — прошептал он.

Я мельком глянула на его член — толстый и полувставший, он выдавал его ложь без обиняков. Принцу хватило такта смутиться, и он натянул на себя край покрывала.

Недостающий палец пылал, отдавая болью по всей руке. Я сжала руку в кулак и покачала головой.

— Моя госпожа побьет меня, ваше высочество, если я не выполню свою работу.

— Тогда ты должна идти. — Он открыл шкатулку на ночном столике и достал оттуда серебряную монету. — На счастье. — И бросил мне эту дрянь, вынуждая поймать ее, прежде чем она попадет мне в лицо.

Ладонь зачесалась, мне казалось, я чувствую, как монета корчится в кулаке, словно червяк. Я хотела швырнуть ее обратно ему в лицо, но вместо этого низко поклонилась и поблагодарила его, а затем выбежала из комнаты.

Когда я вернулась на кухню, Дульси спала, положив голову на стол. Сильви сидела рядом и гладила ее по волосам.

— Ты сделала это, — сказала она, услышав мои шаги за спиной. Она повернулась ко мне, и, когда увидела Золушку, на ее лице отразилось замешательство. — Кто ты?

Если сказать ей правду, то принц позже может вытянуть из нее ответ. Хоть мне очень не хотелось этого делать, я улыбнулась Сильви и солгала:

— Я здесь по велению твоей сестры, ведьмы, чтобы защитить вас.

— Ты тоже ведьма?

Я постаралась придать голосу мягкость, но признание в колдовстве всегда пугает.

— Да.

Лицо Сильви ожесточилось.

— Я ходила в летнюю кухню, чтобы отыскать ее, но нашла лишь кровь на полу. Чего ей стоила твоя помощь?

— Не жизни, конечности или крови. Успокойся, девочка. Она вернется, когда это будет безопасно.

Сильви отступила и позволила мне пройти, хоть из ее горла и вырвалось низкое рычание, когда я проходила мимо. Я выбралась из дома и выбросила монету принца в переулок.

* * *

Я все еще бодрствовала, когда кухонный огонь замерцал той ночью, потому что трудно заснуть в чужом обличье. Я накормила огонь смолистыми ветками, и он опять показал спальню принца в нашем доме.

С ним были Сильви и Дульси. Обе полностью одетые, так что собрание больше походило на допрос, чем на свидание. Сестры сидели бок о бок на кровати принца, с пустыми бессмысленным выражением глаз от силы его Очарования. Принц мерил шагами комнату, как беспокойное животное в клетке.

— Она не пришла ко мне. — Он повернулся к Дульси. — Ты пообещала, что не будешь знать покоя, пока она не придет ко мне, а вместо этого легла спать.

— Должно быть, она приходила, — сказала Дульси ровным голосом.

— Я ждал и наблюдал. Как я мог ее не заметить?

Проклятье! Теперь им не выкрутиться. Дульси сопротивлялась сколько могла, но наконец заговорила, с паузами и через стиснутые зубы:

— Наша сестра — ведьма.

— Ты хотела сказать ведунья, — поправил принц. — Мы здесь, в Земле Морей, почитаем ведуний, не ведьм. Вы, жители Золотой Земли, слишком невежественны, чтобы понять разницу.

Сильви покачала головой, ощетинившись из-за оскорбления.

— Нет, она самая настоящая ведьма. Она отрезала собственный палец и заключила Магический Договор с духами огня. Она пишет свои заклинания кровью. Когда лорд Кампус подбил мне глаз, она наслала на него крыс и ворон, чтобы выгнать из города. И она хранит маленькую куколку, похожую на него, чтобы втыкать в нее булавки или поджигать каждый раз, когда захочет развлечься.

— Она злая?

— А что значит злая? Она смотрела, как вороны гонят Кампуса из города, и смеялась при виде ран, когда они клевали его. Но она сделала это, чтобы защитить меня. Когда Майнетт вышла замуж за ее отца, мы хотели его одурачить. А она заключила с нами сделку, чтобы мы присмотрели за ним. Она нам помогла. Мы теперь сестры, и я не сомневаюсь, что она нас любит.

— Любит? — Голос принца выдал интерес, которого я от него не ожидала. — Как?

— Да, любит, хотя это ей и нелегко дается.

Принц отвернулся от моих сестер и от огня. Я не видела его выражения. Он какое-то время помолчал, глубоко погруженный в свои мысли, и наконец целомудренно поцеловал каждую в лоб.

— Вы обе умнички. — Он положил серебряную монету в руку Сильви и стиснул ее пальцы. — Можете идти.

Сестры вышли из комнаты, а принц сидел в тишине, и, тем не менее, я подбрасывала ветки в огонь и наблюдала за ним. Я не знала, чего он хотел от меня или зачем. Я не могла найти ни одной причины, почему его волновало, способна ли я любить, кроме одной, о которой не хотелось даже думать.

Большинство ведьм идет по более темной дорожке, чем я. Они жертвуют плотью и кровью ради силы; они меняют эмоции на знания. Некоторые даже убивают своих детей. Сомнительная репутация колдовства совершенно заслужена. Было бы безопаснее считать, что все ведьмы не способны любить, чем рискнуть жизнью и сердцем и влюбиться в женщину, которая предпочитает силу всему остальному.

Каждый любовник, который у меня когда-либо был, сперва шел к моим сестрам, чтобы расспросить обо мне. Спрашивали, добра я или жестока, способна прощать или мстительна, ласкова или безжалостна. Спрашивали, насколько я привязана к силе. И лишь уверившись в моей природе, поклонники осмеливались обратиться ко мне.

Принц, несмотря на всю силу его ужасного проклятия, походил на них, когда расспрашивал Сильви и Дульси.

Мысль, что он хочет меня не только как шлюху, смягчила мое сердце. И это пугало.

Конюх

В последующие недели принц стал покровителем нашего дома. Он устраивал вечеринки для придворных и близких друзей. Ел, пил и спал под нашей крышей. От его щедрости наши кошельки трещали. Стараниями сопровождавшей принца знати фальшивые побрякушки моих сестёр превратились в настоящие драгоценности.

Вельможи забрасывали подарками моих сестёр в напрасных попытках подкупить новых фавориток принца, чтобы они нашептывали ему советы.

Майнетт наняла больше слуг и выкупила наш экипаж. Принц прислал ей четверку чистокровных лошадей и целую команду кучеров, грумов и конюхов, чтобы ухаживать за ними. Неожиданно наш дом оказался полон незнакомцев.

Я соорудила в летней кухне гнездо из одеял и старых перин и вырезала чертову дюжину цыплят, чтобы расписать снаружи стены и дверь отталкивающими заклинаниями. Я чувствовала себя изгоем, проводя в укрытии ночь за ночью. Днями напролёт я скрывалась под личиной Золушки. Даже сестры не узнавали меня, хотя изо всех сил старались угодить, потому что считали Золушку сестрой-ведьмой, которая помогает Эмбер.

Я ела досыта и чувствовала себя комфортно, но одиноко, хотя все кругом были со мной добры. Во мне начала расти ненависть к Золушке, ее милым глазам и золотым волосам. Я ненавидела любезность, с которой соседи заговаривали с ней, и тот новый мир, которого мне не хватало. Лишь надев эту маску, я по-настоящему узнала истинную цену моего волшебства.

Первое полнолуние случилось через две недели после того, как принц впервые постучал в нашу дверь. Той ночью он не поехал к нам, а остался во дворце за тремя запертыми дверями. Я всегда смеялась над его страхом показать своё истинное лицо, но, перевоплотившись в Золушку, поняла его осторожность.

В полнолуние сохранить иллюзию не помогут ни свечи, ни свет камина, ни какое-либо заклинание, известное человеку или животному. Любой, кто увидит меня от заката до рассвета, обнаружит мое истинное лицо: рыжие волосы, веснушки и холодные черные глаза. Кривую ногу и отсутствующий палец. Признает во мне ведьму. И, что хуже всего, поймет — я та девушка, которую ищут слуги принца.

Когда его фокус с Дульси не помог привести меня к нему, принц использовал средство гораздо сильнее простого волшебства. Он послал по соседям своих стражников с бархатными кошельками, набитыми серебряными монетами. Если бы я не замела свои следы так тщательно, перекрутив и смазав воспоминания соседей обо мне, их жадность и желание понравиться принцу полностью сокрушили бы боязнь перед моей местью. Я бы пропала.

После двух недель путанных, сбивчивых, неопределенных соседских воспоминаний и непреклонных утверждений, что дочь покойного извозчика была вовсе не рыжеволосой ведьмой, а милой Золушкой с золотыми кудрями, поиски приостановили. Стражники не переставали справляться обо мне, но выглядели неуверенными в моем существовании, и еще меньше в том, что поиск увенчается успехом. Я подслушала одного из них, когда он делился с горничной опасениями, будто принц понемногу сходит с ума.

Сомнения и замешательство стражников работали на меня, потому что они не слишком присматривались ко мне или кому-либо из слуг. А иначе заметили бы, что моя правая нога оставляет подволакивающийся кривоватый след, когда я иду по пропитавшейся дождем грязи из летней кухни на заднем дворе к черному ходу. Возможно, обратили бы внимание на непослушные рыжие локоны, присыпанные пеплом, которые иногда выбивались из-под капюшона плаща, когда я снимала его и развешивала на стене у очага, чтобы просушить. Да и присматриваясь, любой мог увидеть, что в отпечатке моей левой руки не достает одного пальца.

Видимо, я стала небрежна за недели, пока люди принца обыскивали окрестности и так и не нашли меня. А, может быть, под защитой иллюзии выросла моя самоуверенность, или глупость. Вне зависимости от причины, ошибка, которую я допустила в самую первую ночь полнолуния, вероятно, легко стоила бы мне свободы, если бы кто-то из охраны принца увидел меня тогда.

Около полуночи мне послышалась возня в нашей маленькой конюшне. Я вызвала на ладони язычок пламени и вышла на разведку. Открыв дверь, я увидела мужчину в ливрее принца, который всячески старался успокоить паникующую лошадь. Кобыла вырвалась из его рук и помчалась к открытой теперь двери конюшни. Прямо на меня.

Я сомкнула кулак вокруг ведьмина огня. Он исчез с облачком дыма и слабым запахом паленой кожи.

— Закрой дверь, идиотка!

Я заскочила внутрь и потянула дверь, закрывая ее за собой. Увидев меня, кобыла встала на дыбы, от испуга её глаза готовы были вылезти из орбит. Она забила копытами у моей головы. Я отшатнулась и постаралась сохранить равновесие, чтобы не упасть лошади под ноги.

Крепкая рука оттолкнула меня от опасности. Я упал на колени у двери стойла. Перед глазами поплыли звезды.

Конюх шагнул к испуганной лошади и ухватил ее за уздечку. Потянув вниз, он заставил животное опуститься на все четыре ноги, и приблизил лицо к лошадиной морде. Мужчина шептал и успокаивал кобылу, дыша в ее раздувающиеся ноздри.

— Ш-ш-ш, девочка. Все хорошо. Все хорошо.

Его низкий голос звучал так нежно, и я почти пожалела, что он говорил не со мной. Через некоторое время лошадь успокоилась, и конюх повел ее обратно в стойло.

Он казался спокойным, пока не повернулся и не шагнул ко мне.

— Ты что, ничего не знаешь о лошадях? Ты могла погибнуть! — Он не повышал голоса, но я уловила в его словах гнев.

— Прости. — Я потерла ушибленную бровь. В глазах на мгновение потемнело. — Я услышала возню и подумала, что могу помочь.

— Помочь? Ты вошла в мою конюшню, воняя пеплом и засохшей кровью, и бросилась под копыта паникующей лошади. Ты не в своем уме?

Запоздало я вспомнила про полнолуние и посмотрела на свои руки. Они были полностью покрыты чернилами, которые я сделала из крови и золы. Я больше не была Золушкой, а предстала безумной ведьмой, пойманной ночью под полной луной.

Я попыталась подняться и убежать, но волна головокружения наказала меня за резкое движение. Сознание снова померкло, а когда вернулось, я лежала на соломенном тюфяке. Моя голова покоилась на коленях конюха, пока он оттирал пепел с моего лица и рук. Добравшись до отрезанного пальца, он на мгновение остановился, но зрелище его явно не смутило. Он продолжал с нежной решительностью.

— Маленькая дурочка, — бормотал он, работая и не зная, что я очнулась. — Тебе следует лучше знать, как обращаться с паникующими животными. Я бы научил тебя, будь ты моей.

Его голос был кроток, но я слышала в нем напряженное беспокойство. Руки мужчины, касавшиеся моих, были нежны. От него пахло соломой, кожей седел и лошадьми. В этом не было ничего неприятного. Прикосновение его рук тоже нельзя было назвать неприятным. На самом деле, оно было прекрасно.

Я вздохнула. Вздохнула, как глупая девственница, грезящая об идеальном мужчине. Даже сейчас я все еще не могу поверить, что выкинула такое. От стыда я хотела провалиться сквозь землю.

Конюх склонился к моему лицу и пристально вгляделся в него. Его нельзя было назвать красивым или хорошо сложенным, но он мне понравился. Внешность конюха отличало вытянутое лицо и искривленный нос, который, вероятно, был еще более выдающимся до того, как его сломали. Мужчина был смуглым, его кожа не отливала золотом, словно поцелованная солнцем, а, скорее, от природы имела оливковый оттенок, который со временем потемнел от загара и многих часов, проведенных на солнце. Большие, черные и добрые глаза были так глубоко посажены, что придавали ему, если не присматриваться, ограниченный вид.

Темные волнистые волосы ниспадали бесформенными прядями, местами слишком длинными, местами слишком короткими. Челка выглядела так, словно он отрезал ее охотничьим ножом, чтобы волосы не лезли в глаза. Возможно, брился он так же. Его щеки чернели от двухдневной щетины.

— Госпожа, ты в порядке?

— Вполне, — ответила я, изо всех сил пытаясь встать. Тело выдало мою ложь: я зашаталась.

Он усадил меня обратно на солому и сел рядом.

— Ты не в порядке. Может, у тебя треснул череп. Я должен привести хирурга.

— Нет. — Я попыталась покачать головой, но движение вызвало головокружение. — Просто позволь мне пойти и лечь. До завтра я поправлюсь.

— Поправишься? Для лечения треснувшего черепа нужно нечто большее, чем повязка и народные средства.

Я подумала о хирурге, его стальных ножах, и начала бороться сильнее.

— Не нужно хирурга!

— Легче, — он заговорил мягко, как когда успокаивал паникующую лошадь. — Очень хорошо. Я не буду звать хирурга, но тебе нельзя сегодня спать. Удары по голове очень коварны. Ты можешь не проснуться.

Он сжал мою левую руку своими ладонями. Если его и посетила мысль о моем недостающем пальце, то вслух ничего сказано не было.

— Не молчи. Расскажи что-нибудь о себе.

— Зачем?

— Если мозг начнет опухать, речь станет нечленораздельной, и это покажет мне, насколько серьезно ты пострадала.

— Отлично! — Я попыталась говорить с раздражением, но он взял мою руку в свои, и это вызвало приятные ощущения. — О чем же мне рассказать?

— Начни со своего имени.

— Эмбер.

Я прокляла себя, едва услышала свой голос. Стоило назваться по-другому, но у меня не было наготове подходящего имени. Я никогда не давала Золушке имени. Когда люди говорили с нею, они обращались «госпожа», когда говорили о ней, звали ее «лушка». Я слыхала, что в других странах это слово было именем, но на нашем языке означало просто «она» или «ее».

К счастью, мое имя, кажется, ни о чем ему не говорило.

— Добрый вечер, Эмбер. Я — Риан.

Риан. Звучало как производное от Адриан. Большинство матерей в городе Монархов по крайней мере одного сына называли в честь принца, и каждый третий Адриан Джуст звал себя Йен или Риан в бесплодных попытках отличаться от других.

— Привет, Риан. А фамилия у тебя есть?

— Ничего примечательного.

Ах. Он — просто конюх Адриан Джуст. Как заурядно. Не то чтобы мне было чем похвастать. Я была Эмбер, дочерью извозчика, а теперь я — Эмбер ведьма. Когда речь зашла об именах, оказалось, что нас называли без особого воображения, не перебирая вариантов.

— Так ты грум принца, да?

— Я объезжаю лошадей и натаскиваю гончих во дворце... — он оборвал себя и поджал губы. — Ты выводишь меня на разговор, в то время как должна говорить сама. Если не хочешь рассказывать о себе, тогда поведай мне какую-нибудь историю.

Риан провел большим пальцем по моей руке, и я почти тотчас же сдалась. Поведала ему историю, услышанную от ведьмы-травницы, живущей за городом. Она повествует о начинающей ведьме, которая скрывала свой лесной коттедж под иллюзией таким образом, что любого человека, оказавшегося рядом, охватывало чувство, будто перед ним вдруг возник домик мечты.

Ведьма с удовольствием колдовала, пока двое жадных детей не наткнулись на ее поляну. Она разорили родителей своей невероятной прожорливостью и теперь блуждали по лесу в поисках мелких зверьков и крупных насекомых, чтобы удовлетворить ненасытный аппетит.

Когда маленькие обжоры увидели дом ведьмы, он показался им сделанным из леденцов и пирогов, ведь они думали только о еде. Собиравшая тем временем травы ведьма вернулась, и обнаружила двух маленьких монстров, вгрызавшихся в ставни, как пара бешеных белок. Она оттащила их от дома и показала истину, скрытую чарами.

Ведьма предложила излечить их от противоестественного голода, но они сбежали в лес, чтобы наверняка избежать такой судьбы. Сбежали, но вернулись в полнолуние, когда лунный свет защищал их от волшебства. Они разрубили ведьму на куски, приготовили в ее же собственной печи и съели.

Риан рассмеялся.

— Кажется, я слышал несколько иную версию этой истории. С другим злодеем и более счастливым концом.

— О, но здесь тоже счастливый конец, — ответила я, улыбаясь, несмотря на болевшую голову.

— Неужели?

— Да. Жадных детей потом съели медведи.

Он поднял бровь:

— Какое облегчение.

— Ты смеешься надо мной?

— Ничуть. Я тобой любуюсь.

Возможно, я томилась от одиночества сильнее, чем считала, потому что засмотрелась на губы Риана, пока он говорил, и подумала, какие они на вкус. Я знаю, что глупо было растаять перед первым же мужчиной, проявившим ко мне доброе отношение, но ничего не могла с этим поделать. Скорее всего, я ушиблась сильнее, чем думала.

Резкий щипок над запястьем вернул меня в реальность.

— Ой! Зачем ты это сделал?

— Ты засыпала.

— Нет. Я просто задумалась.

— О чем?

Я покраснела. Черт возьми, я покраснела! Я не краснела с тех пор, как была ребенком, но покраснела от мысли, что кажусь ему привлекательной. И правильно, в такой ситуации это естественно. Я была грязной, контуженной, покрытой кроваво-пепельными остатками заклинаний, превращавших меня в Золушку. Он оказался первым интересным мужчиной, который обратил на меня внимание за долгие месяцы. Только во мне не было ничего привлекательного. Он думал, что спас мне жизнь.

— Н-ни о чем.

Он встретил мой взгляд и улыбнулся. Мне нравилась его улыбчивость. Он поднес мою руку к губам и медленно поцеловал ладонь, задержав губы на моей коже достаточно долго, чтобы я не сомневалась в значении этого поцелуя или объяснила его простой добротой. Я закрыла глаза, смакуя тепло губ мужчины.

— Ай! — Я отдернула руку и уставилась на отпечаток его зубов на ладони. — Ты меня укусил!

— Ты засыпала, Эмбер.

— Нет. Ты поцеловал мою руку. Я смаковала ощущение.

— Да неужто?

Я выпятила подбородок.

— Вот именно!

— Даже несмотря на то, что я грубый, злобный мужик, воспользовавшийся состоянием девушки, у которой, возможно, проломлен череп?

Я рассмеялась.

— Как раз потому, что ты грубый, злобный мужик. Очарование и совершенство переоценивают.

— В таком случае...

Он поцеловал меня. Не мягко, как следовало, учитывая мое положение. Он поцеловал меня настойчиво, и мне это понравилось.

Когда он попытался оторваться от моих губ, я открыла рот и соблазнила его на более глубокий поцелуй. Ушиб на моей голове пульсировал в такт участившемуся пульсу. Меня это сейчас мало волновало.

Мои веки затрепетали и закрылись, когда он поцеловал меня еще глубже.

— Ай!

Риан укусил меня за губу. Я сурово зыркнула на него, а он, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, сказал:

— Снова закрыла глаза!

— Люди, когда целуются, закрывают глаза!

— Предпочитаю, чтобы мои были открытыми.

Я с отвращением покачала головой:

— Ты наслаждаешься видом веснушек вблизи?

— Мне они нравятся. Они покрывают твое лицо и шею. Интересно, как далеко тянутся твои веснушки.

Я развязала узел на лифе:

— Могу показать.

Он придержал мою руку:

— К утру ты вся была бы искусана. Ты похожа на женщину, которая закрывает глаза, когда кончает.

— Я...

Он накрыл мои губы пальцем:

— Не говори, прав я или нет. Я буду всю ночь думать над твоим ответом.

— Мне казалось, мы собираемся вместе бодрствовать всю ночь.

— Не совсем так.

Он прижал мою руку к переду своих штанов. Его член был тверд, как стальной прут, и горяч, несмотря на ткань между моей ладонью и его кожей. Я проследила его толщину вниз к яичкам и снова к округлой вершине.

Присвистнула:

— Жеребцы должны стыдливо опускать головы, когда ты идешь по конному двору.

— Ты мне льстишь.

— Не слишком. Тебе повезло, я люблю вызов.

Он застонал.

— В тебе совсем нет милосердия?

— Я не знаю, что это такое.

— Как насчет терпения?

— Временами.

— Тогда, пожалуйста, потерпи, пока не поправишься. Я не прощу себе, если причиню тебе боль. Я вернусь другой ночью и...

— И сможешь исследовать все мои веснушки так близко, как только захочешь.

— Ты жестока. Неделя. Рана на твоей голове будет заживать около недели.

— Я ведьма, Риан. Моя голова будет в порядке через час после восхода солнца, даже если для этого мне придется ободрать каждого найденного в курятнике цыпленка.

Мой новый поклонник выглядел смущенным. Немногие любят напоминание о том, что сила ведьм берется из пролитой крови и расчлененной плоти, хотя это ни что иное, как правда.

Я встретила его взгляд.

— Если мимолетное упоминание о моих чарах волнует тебя, то ты забеспокоишься ещё больше, когда узнаешь меня лучше. Я буду говорить без обиняков, и если тебе не понравятся мои слова, завтра ты не должен возвращаться.

— Нет. — Он так яростно замотал головой, словно даже мысль о том, чтобы не вернуться, возмущала его. — Ничто не удержит меня от тебя.

— Ведуньи могут творить чудеса, основываясь на энергии чистой души и благородных намерениях, но мы ведьмы не так добры. Я краду силу, Риан. Я краду жизнь. Каждое насекомое, раздавленное моей пяткой, каждый цыпленок, которого я режу для обеденного стола, каждая жизнь, которую я беру, становятся топливом для огня, которому я служу. Для огня, который служит мне.

— Ты убивала кого-нибудь крупнее курицы для своей магии?

— Редко козу или свинью.

И однажды назойливую собаку, но я не упомянула об этом. Риан любил собак почти так же, как лошадей. А я не хотела, чтобы у него сложилось обо мне неправильное представление.

— Пока ты не убиваешь людей, меня не волнует, откуда берется твоя сила, и что еще ты для этого делаешь. Я волнуюсь лишь о том, чтобы увидеть тебя завтра.

Я шумно выдохнула, потому что долго сдерживала дыхание.

— Тогда после восхода луны, — предложила я не желая, чтобы он видел меня под личиной Золушки.

— Как прикажешь.

Риан простился со мной до восхода солнца. Через час он должен был возвращаться на королевскую конюшню.

— Тебя побьют? — спросила я, наблюдая, как он седлает кобылу, которая ударила меня. Под его рукой она была спокойной — в самом его присутствии было что-то успокаивающее.

Он рассмеялся.

— Меня? — Он придал лицу серьезное выражение. — Даже если меня действительно побьют, я посчитаю боль от ударов плетью достойной платой за удовольствие от твоего общества.

— И если от удара плетью останутся следы, то это будет абсолютно заслуженно. — Улыбнувшись, я протянула ему руку, чтобы показать небольшие отметины, оставленные им, когда Риан ущипнул меня, чтобы не дать уснуть. — Смотри, что ты сделал.

Возможно, он попытался показаться смущенным, но все, что у него вышло — кривая усмешка.

— Ты будешь думать обо мне сегодня. Каждый раз, когда взглянешь на свою ладонь или руку, вспомнишь меня. Когда же кто-либо из слуг увидит тебя, они заметят следы, оставленные мною на твоей шее, и поймут, что у тебя есть любовник.

Прежде чем я успела ответить, он вскочил на лошадь и поскакал к задним воротам.

— Сегодня ночью, — крикнул он, обернувшись через плечо и подмигнув мне.

— Сегодня ночью, — прошептала я.

* * *

Даже промелькни день в мгновение ока, сумерки наступили бы недостаточно быстро. Набраться терпения в течение дня было трудно. Когда солнце наконец село, я нагрела бадью воды, чтобы принять ванну. Я вымыла каждую крупицу пепла из волос и расчесывала их до тех пор, пока они не засияли так же ярко, как огонь. Я смыла каждое пятнышко кровавых чернил с рук и пальцев и подрезала обгрызенные ногти.

Я чувствовала себя влюбленной дурочкой, когда надевала для Риана свое любимое платье, но не стала ничего менять. Оно не было прекрасным или причудливым, как те наряды для леди, которые покупал мне отец. Это было простое платье из тонкой розовой шерсти, ниспадавшее почти до земли и скрывавшее мою кривую ногу. Сорочку, которую я надела под него, обрамляли шелковые ленты того же цвета. Сильви когда-то сказала, что этот цвет делает меня мягче. Веснушки кажутся не такими выразительными, а глаза — менее холодными.

Я даже собиралась припудрить лицо, дабы скрыть веснушки, и закапать в глаза белладонну, чтобы они выглядели прозрачными и полными любви, как делали мои сестры. Признаться, забавное получилось бы зрелище: неуклюжая рыжая калека в своем лучшем шерстяном платье с мертвецки бледным от пудры лицом. И в довершение — расширенными, как у идиотки, зрачками. Я предпочла отказаться от косметики.

С Рианом мы встретились у конюшни. Я услышала, как он на лошади въезжает во двор, и, когда увидела его в лунном свете, решила, что не зря прихорашивалась. Он побрился и расчесал волосы. Риан все еще выглядел немного неряшливо, но мне это даже нравилось.

Он приветствовал меня без показной вежливости и нервной осторожности, которыми часто отличаются первые несколько свиданий, а вместо этого обхватил мои щеки и поцеловал так, словно мы были воссоединившимися любовниками. Я вздохнула и прижалась к нему, мое тело и желания были податливыми, как теплый воск. Риан мог взять меня тогда, не говоря ни слова, но вместо этого он прервал поцелуй и взглянул мне в глаза.

— Ты прекрасна.

Слова прозвучали так искренне, что я почти поверила.

Я несогласно замотала головой, но он положил руки мне на талию и усадил меня на лошадь. Мгновение спустя сам он тоже вскочил в седло и устроился позади меня. Я оказалась в кольце рук, потому что он потянулся вперед за поводьями. Все слова разлетелись из моей головы, словно стая кур, спасающихся от ястреба, и я не знала, как взять себя в руки. Я могла думать лишь о его крепких бедрах прижатых к моим, и о горячей мускулистой груди за моей спиной.

Он отвез меня в городскую таверну, где во внутреннем дворике всегда играла музыка, сопровождаемая танцами. Актеры разыгрывали сюжет народной сказки, а мы смеялись и потешались над ними. То была история о высокомерной принцессе, которая так презирала работу, что умерла, уколовшись о веретено, когда ее жених принц отвез девушку на летнюю ярмарку, устроенную для его крестьян. Тем не менее, сказка заканчивалась хорошо, потому что у ленивой принцессы была незаконнорожденная сестра, работавшая горничной у семи братьев из лесу. Она была красива, как и принцесса, но не так надменна. Принц женился на незаконнорожденной сестре, и они жили долго и счастливо, пока не умерли.

Когда мы покинули таверну, то притворились, что захмелели и должны держаться друг за друга. Мы вернулись на Дворцовую площадь, ведя лошадь Риана под уздцы за собой. Я посчитала, что это ударившее в голову вино заставило меня повалить Риана в груду соломы у стойла его лошади вместо того, чтобы отвести в мою постель. На самом же деле я просто не могла ждать. Приятные удовольствия вечера тщетно оттягивали неизбежное. Все, чего я хотела с тех пор, как он поцеловал меня — это чувствовать своими руками обнаженное тело мужчины.

Вскоре мне посчастливилось осуществить это желание. Я лежала голая на покрывале из нашей сорванной одежды, а он, абсолютно обнаженный, стоял надо мной. Риан был высоким, его тело выглядело поджарым и стройным. Каждый его дюйм говорил о работе. Бедра и лодыжки были мускулистыми от верховой езды, руки — сильными от управления поводьями. Живот — плоским и стройным от сидения в седле. Пальцы — огрубевшими и сильными от веревок и уздечек.

Он улыбнулся, заметив, как я смотрю на него. Его глаза заблестели, а на губах играла шаловливая улыбка.

— Я должен признаться, — прошептал Риан, накрывая мое тело своим.

Я попыталась удержать выражение лица нейтральным, но фраза «я должен признаться» — не то, что вы хотите услышать от человека, которого собираетесь трахнуть.

— Говори.

Он прижал губы к моему уху и прошептал:

— Это не вино.

— Прости?

— Я не выпил этой ночью ни глотка вина. Я опьянен тобой.

— Ты льстишь мне, — упрекнула я.

— Нет, я говорю правду.

Он поцеловал меня, и я забыла про разговоры. Он целовал мои щеки и губы, шею и глаза. Целовал локтевые сгибы и местечки под коленками. Целовал каждый потайной уголочек моего тела.

Не хочу показаться неделикатной, рассказывая об этом, ведь есть предел деталей, которые вы можете открыть даже самым близким друзьям. Если скажете слишком мало — покажетесь скромницей, скажете слишком много — друзья навсегда будут считать вас человеком специфических вкусов. Чистая правда. Дульси однажды рассказала мне интимные детали ночи, проведенной с великим герцогом. С тех пор меня воротит от моркови. А ведь я обожала морковь.

Должна поспешно заверить, что мы с Рианом не делали ничего, что отвратит вас от любимых фруктов и овощей. Моя нерешительность основана на беспокойстве, что вы посчитаете меня хвастунишкой, если я расскажу все без утайки. Поэтому, с вашего позволения, я зайду издалека и опишу наши с Рианом ночи в самой деликатной манере, какой только смогу.

Попробую начать так: я слышала, в пантеоне божеств республики, раскинувшейся на побережье моря Срединных земель, есть богиня, которая властвует над физической любовью. Женщины и мужчины спят со жрецами и жрицами и так прикасаются к божественному. Любовные ласки — их святое причастие, которому они отдаются душой и телом. Угождая партнеру, они ублажают богиню.

Вот как это было у нас с Рианом. Он боготворил меня, он благословлял меня. Он брал мое тело одновременно с глубоким почтением и голодом. Я целиком подчинялась ему, он отдавал меня себе, полностью. Вместе мы прикоснулись к божественному.

Нет? Слишком неопределенно и воздушно? Очень хорошо, буду грубой. Он лизал и сосал меня, пока я не выкрикнула его имя. Мы трахались, пока у меня не потемнело в глазах. Он жестко драл меня и мне это нравилось.

Я не думала, что мои чувства к нему можно назвать любовью, не сразу, ведь мы проводили вместе лишь несколько ночей в месяц. Все знают, что у слуг не так много свободного времени. Дворец не был исключением.

Принц ревностно следил за конюшнями и лошадьми, поэтому Риан тяжело трудился во дворце дни напролет. Он мог уйти лишь в полнолуние, когда принц запирался в покоях во дворце, чтобы спрятать свое истинное лицо от мира.

— Принц не должен заставлять своих слуг так тяжело работать, — пожаловалась я однажды, когда мы лежали в моей постели.

— Он их не заставляет, — ответил Риан, пытаясь хоть чем-то оправдать принца.

— Нет, за него это делает его проклятие. Он просит тебя работать от рассвета до заката, а ты рад стараться, потому что проклятие заставляет тебя любить его невзирая ни на что — включая тебя самого!

— Ты ошибаешься. — Риан перекатился на меня и прижал к кровати. В его глазах полыхал гнев и, возможно, более слабая женщина испугалась бы, но я встретила его взгляд и ждала объяснений. Казалось, это его успокоило.

— Я ненавижу принца, — прошептал он. — Мне ненавистно, что все любят его, хотя никто его не знает. Я ненавижу поля ложных улыбок, расцветающие по его следу. Я ненавижу придворных и лакеев, которые таскаются за ним, отчаянно ища его расположения вне зависимости от того, как он холоден с ними.

Гнев в глазах Риана исчез и его пристальный взгляд стал рассеянным, поскольку мыслями он был далеко.

— Не правильно, что один человек безгранично владеет таким всеобщим незаслуженным обожанием, когда он этого совсем не просил. Его проклятие не распространяется на животных. Конюшня и псарня — его спасение.

Я почувствовала, что хмурюсь.

— О, бедный, бедный принц. Как, должно быть, ужасно быть любимым каждым и получать все, что захочешь.

— Ты жестока. Не думаешь, что жизнь в окружении подхалимов похожа на ад? Словно обитание в кукольном домике. Не имеет значения, как хороши твои приятели, они бездушный фарфор. Скоро тебе захочется тепла, мягкости и хотя бы одного живого человека рядом. Захочется услышать слова и желания кого-нибудь, кроме тебя самого.

Он замолчал и поглядел мне в глаза, словно ждал ответа. Словно ожидал, что я соглашусь с ним. Стоит заметить, что Риан перешел от ненависти к принцу к его защите на одном дыхании. Если бы я ответила, то пожаловалась бы, что Риан, кажется, слишком заботится о том, что я думаю о принце.

Я задалась вопросом, что сделает мой конюх, если принц найдет и захватит меня. Мне хотелось бы думать, что он будет за меня бороться, но мое циничное сердце знало, что он бросит меня так легко, как уступает свое время и симпатии. Никто не мог сопротивляться проклятию принца. Никто, кроме меня.

И я не была уверена, как долго продержится мое сопротивление.

— Эмбер? — Голос Риана ворвался в мои невесёлые мысли. Его рука нежно провела по моей щеке. — Ты помрачнела. Что тебя беспокоит?

Я не открыла Риану своих мыслей, вместо этого просто поцеловала. Я обвила руками его шею и прижала голову мужчины ближе к своей. Больше той ночью мы не разговаривали, и с тех пор я никогда не жаловалась, что он проводит слишком много времени во дворце.

К тому времени, когда луна уменьшилась и выросла снова, я решила — хорошо, что мы с Рианом встретились в полнолуние, когда принц запирался в своих покоях во дворце. Я не знала, как объяснила бы ему маскировку и ее причины. И чем больше я привязывалась к конюху, тем больше боялась, что он обнаружит Золушку.

Я не боялась, что он отвергнет меня из-за того, что я ношу фальшивое лицо или обманываю всех при свете дня, нет, мои тревоги были гораздо более мелкими. Золушка слыла красавицей, а я нет. У нее были золотые волосы и приятные формы, все пальцы и обе ровные ноги. Я не уделяла много внимания своей внешности, но не могу отрицать, что боялась: мой любовник может полюбить лицо и тело Золушки сильнее, чем мое.

Тогда я придумала новую ложь. Я скрыла свою тоску по Риану и притворилась, что мне хватает встречаться с ним лишь несколько ночей в месяц. Его работа и мои мелкие хлопоты заставляли нас скрепя сердце довольствоваться тем скудным временем, которое мы проводили вместе.

Кроме того, нельзя ли сказать, что наши встречи были тем слаще, чем короче? Мы провели почти полгода блаженных украденных ночей, прежде чем я все разрушила.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 412 | Нарушение авторских прав