АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 3. В полевой лагерь сэра Артура Уэлсли маленький отряд полковника Маккандлесса прибыл после полудня следующего дня

В полевой лагерь сэра Артура Уэлсли маленький отряд полковника Маккандлесса прибыл после полудня следующего дня. Утром их на протяжении нескольких миль сопровождали вражеские конники. Несколько раз они приближались, словно провоцируя людей Севаджи вступить в схватку, но полковник держал индийцев, что называется, на коротком поводке, а потом британский патруль вынудил преследователей отступить. Всадники в синих мундирах оказались из 19-го драгунского полка, и их капитан, отогнав врага, рыскавшего у дороги в надежде поживиться отставшей тыловой повозкой, бодро помахал Маккандлессу, давая понять, что путь свободен.

Еще через четыре часа полковник, поднявшись на невысокий холм, увидел внизу развернутые армейские колонны, а дальше, в пяти милях за ними, красные в лучах заходящего солнца стены Ахмаднагара. С высотки и форт, и стены выглядели единым сооружением, огромной красной крепостью с грозными, неприступными бастионами. Шарп вытер рукавом мокрое от пота лицо.

– Смотрится внушительно, сэр, – заметил он, кивая в сторону крепости.

– Стена и впрямь достаточно мощная, – ответил Маккандлесс, – но рва нет, гласиса нет и внешних укреплений тоже. Думаю, нам хватит трех дней, чтобы проделать брешь.

– А потом бросить несчастных на смерть, – добавил Севаджи.

– Им за это платят, – сухо возразил шотландец.

Прилегающая к лагерю территория кишела людьми и животными. Для обеспечения кормом одного только кавалерийского коня требовалось два вооруженных серпами лашкара. Центр лагеря представлял собой вытоптанное пространство с загонами для быков и прочей тягловой и вьючной живности. Водоносы-пуккали тянулись с ведрами к громадной, обложенной дерном цистерне. За колючей изгородью отдыхали под бдительной охраной пушкарей шесть слонов, рядом размещался артиллерийский парк с двадцатью шестью орудиями, а еще дальше визжали дети, тявкали собачонки и сновали женщины, жены сипаев, собиравшие конские лепешки для вечернего костра. Последнюю часть пути отряд проделал через расположение 78-го шотландского батальона, солдаты которого, бурно приветствуя Маккандлесса, осыпали издевательскими шуточками его спутника.

– Эй, сержант, хочешь посмотреть, как дерутся настоящие мужчины?

– Ты когда в последний раз нюхал порох? – огрызнулся Шарп.

– Что здесь делает Овсяная Лепешка?

– Приехал преподать тебе урок.

– Урок? Чего? Как сковороду поворачивать?

– Там, откуда я приехал, этим занимаются те, что в юбках.

– Хватит, Шарп, – оборвал его Маккандлесс, сам с гордостью носивший килт и уверявший, что в условиях Индии эта одежда гораздо удобнее бриджей и всего прочего. – Нам еще нужно засвидетельствовать почтение генералу. – С этими словами полковник повернул к большим палаткам в центре лагеря.

Сержант не видел своего бывшего командира более двух лет и сильно сомневался, что генерал-майор Артур Уэлсли встретит его дружелюбнее, чем полковник Уэлсли. Сэр Артур всегда был человеком сдержанным, даже холодным, скупым на похвалы и страшным в выражении недовольства, и Шарп, всегда чувствовавший себя в его присутствии неловко, предпочел отстать от полковника, который, спешившись, направился к командующему.

Генерал стоял у коновязи и, судя по всему, пребывал не в лучшем расположении духа. Ординарец в синем с желтым мундире 19-го драгунского полка держал за уздечку статного белого жеребца, и Уэлсли, поглаживая коня, выговаривал что-то сбившимся в кучку адъютантам. Присутствие здесь же группы старших офицеров, полковников и майоров, позволяло предположить, что проходившее в палатке заседание военного совета было прервано сообщением о некоем недомогании скакуна. Животное явно страдало, о чем свидетельствовали сотрясавшая его дрожь, мечущийся взгляд и пузырящаяся на губах то ли пена, то ли слюна.

Уэлсли повернулся навстречу подошедшим Маккандлессу и Севаджи.

– Можете пустить кровь коню, полковник?

– Могу ткнуть ножом, если это поможет, – ответил шотландец.

– В том-то и дело, что не поможет, черт побери! – раздраженно бросил Уэлсли. – Я не хочу, чтобы его зарезали, хочу лишь, чтобы ему пустили кровь! Где коновал?

– Его ищут, сэр, – робко ответил один из адъютантов.

– Так найдите побыстрее и доставьте сюда! Успокойся, мальчик, успокойся! – Последние три слова, произнесенные совсем иным, мягким тоном, были адресованы заржавшему жеребцу. – У него жар, – пояснил Уэлсли. – Если не пустить кровь, он умрет.

Подбежавший кузнец робко протянул генералу ланцет и деревянный молоток.

– Что вы их мне суете! – взорвался генерал. – Я не мастер пускать лошадям кровь! – Он бросил взгляд на адъютантов, потом посмотрел на сгрудившихся у палатки офицеров. – Неужели никто не знает, как это делается?

В голосе Уэлсли проскользнули умоляющие нотки. Все эти люди годами жили рядом с лошадьми и уверяли, что любят их, однако никто из них понятия не имел, как пустить кровь четвероногому другу, – такого рода работу всегда доверяли кому-то из слуг. Наконец какой-то майор-шотландец выступил вперед, заявив, что дело простое и он, пожалуй, справится. Стащив мундир, офицер взял инструменты и подошел к дрожащему жеребцу. Приставив острие ланцета к шее животного, майор поднял молоток.

– Не так! – вырвалось у Шарпа. – Вы его убьете! – С десяток зрителей повернулись к нему. Майор с заметным облегчением опустил руку. – Вы неправильно поставили лезвие, сэр, – объяснил Шарп. – Его надо направить вдоль вены, сэр, а не поперек.

Став объектом всеобщего внимания и чувствуя на себе взгляд генерала, сержант смутился и даже покраснел, но отступать было поздно.

Уэлсли нахмурился.

– Можете пустить ему кровь?

– Ездить на них я не умею, сэр, но, как пустить кровь, знаю. Работал на постоялом дворе, – добавил Шарп, как будто такого объяснения было достаточно.

– Вам раньше приходилось это делать? – строго вопросил Уэлсли. Увидев знакомое лицо, он, похоже, нисколько не удивился – проблема с конем отодвинула на второй план все прочие беспокойства. – Опыт есть?

– Опыт есть, сэр, – уверенно ответил Шарп, что вполне соответствовало действительности. Другое дело, что пускать кровь приходилось деревенским лошадкам неопределенной породы, а здесь перед ним стоял чистокровный белый жеребец.

– Ну так приступайте, – сказал генерал. – Не стойте – делайте что-нибудь, черт возьми!

Шарп взял у майора инструменты. Ланцет походил на непривычного вида перочинный нож с десятком лезвий в медном корпусе. Два из них имели форму крюка, остальные напоминали плоские ложки. Шарп остановил выбор на "ложке" среднего размера, провел пальцем по острию, убрал остальные и подступил к лошади.

– Держи покрепче, – предупредил он драгуна-ординарца.

– Имей в виду, сержант, малыш у нас с норовом, – негромко, чтобы не навлечь на свою голову упреков генерала, сказал солдат.

– Тогда держи очень крепко. – Шарп провел ладонью по шее жеребца, нащупывая яремную вену.

– Сколько вы собираетесь выпустить крови? – нетерпеливо спросил Уэлсли.

– Столько, сколько потребуется, сэр, – ответил сержант. Вообще-то, он и сам не знал, сколько надо выпустить крови. Главное – чтобы подействовало. Жеребец нервничал и вырывался. Шарп посмотрел на генерала. – Успокойте его, сэр. Погладьте. Дайте ему понять, что еще не конец света.

Уэлсли отстранил ординарца.

– Все в порядке, Диомед, – прошептал он, наклоняясь к уху лошади. – Все будет хорошо. Мы тебе поможем. Ну же, сержант.

Шарп нащупал наконец вену, приставил к ней острие ланцета и поднял деревянную колотушку – пробить толстую конскую шкуру не так-то легко, а сделать это требовалось с одного удара.

– Все хорошо, малыш, – пробормотал сержант. – Ты почти ничего и не почувствуешь. Просто укол, как укус комара. – Коротко размахнувшись, он ударил колотушкой по тупому концу ланцета.

Лезвие прошло шерсть, шкуру и плоть и проткнуло вену. Жеребец вскинулся, но Шарп, ожидавший такой реакции, удержал ланцет на месте, хотя из раны уже хлынула на кивер теплая кровь.

– Держите его! – бросил он Уэлсли, и генерал послушно, словно привык получать приказы от сержанта, пригнул своему любимцу голову. – Вот так... хорошо... так и держите, сэр, – приговаривал Шарп, поворачивая лезвие, чтобы расширить разрез. Кровь выходила толчками, сбегала по белой шее, струилась по рукаву красного мундира и, стекая на землю, собиралась лужицей у ног.

Диомед еще дрожал, но Шарп уже чувствовал, что конь успокаивается. Он уменьшил давление на ланцет, а потом, когда жеребец перестал дрожать, вынул инструмент из раны. Правый рукав мундира пропитался кровью.

Шарп плюнул на пальцы левой, чистой руки и протер едва заметный прокол на шее скакуна.

– Думаю, сэр, жить будет, но добавить в пойло немного имбирного пива не помешает. – Этот урок он тоже постиг на постоялом дворе.

Уэлсли еще раз погладил коня по шелковистой шее, и Диомед, словно утратив вдруг интерес к устроенной вокруг него суматохе, опустил голову и принялся пощипывать травку. Генерал довольно улыбнулся – от недавнего плохого настроения не осталось и следа.

– Премного вам обязан, Шарп, – сказал он, передавая ординарцу уздечку. – Честное слово, я у вас в долгу. Отличная работа. Впервые такое вижу. – Опустив руку в карман, сэр Артур выудил хайдери и протянул монету Шарпу. – Держите, сержант. Прекрасно справились.

– Спасибо, сэр.

Золотой хайдери – щедрое вознаграждение.

– Вы только полюбуйтесь на этого красавца! – Генерал повернулся к офицерам. – Хорош, а? Подарок.

– Весьма дорогой, – сухо заметил Маккандлесс.

– Ценный, – поправил шотландца командующий. – Бедняга Эштон отписал его мне по завещанию. Вы ведь знали Эштона, полковник?

– Конечно, сэр. – Генри Эштон был командиром 12-го Суффолкского полка, он умер через несколько дней после дуэли, получив пулю в печень.

– Жаль, разумеется, но подарок есть подарок, не отказываться ведь, верно? Чистокровный арабский рысак, так-то, полковник.

Немалая порция чистой арабской крови засыхала сейчас на мундире Шарпа, но генерал слишком радовался благополучному исходу дела, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Сержант впервые видел Уэлсли в столь прекрасном расположении духа. Понаблюдав со счастливой улыбкой за безмятежно пощипывающим скудную зелень Диомедом, он приказал ординарцу выгулять скакуна и, будто лишь теперь заметив столпившихся вокруг офицеров, внезапно посерьезнел, скрыв чувства иод привычной маской бесстрастия.

– Премного вам обязан, Шарп, – повторил он и, повернувшись, шагнул к палатке. – Маккандлесс, зайдите! Расскажете последние новости.

Полковник кивнул Севаджи, приглашая индийца следовать за собой. Офицеры и адъютанты потянулись за ними. Шарп остался, выглядывая, чем бы вытереть перепачканные кровью руки.

– Молодцом, сержант, – усмехнулся ординарец. – Ты хоть знаешь, что спас лошадку за шестьсот гиней?

– Вот дьявол! – Шарп изумленно посмотрел на драгуна. – Шесть сотен гиней?

– Точно. Должно быть, того стоит. Лучший рысак во всей Индии, наш Диомед.

– И ты за ним присматриваешь?

Ординарец покачал головой.

– На то у него есть конюхи и коновал. Мое дело простое – идти за генералом в сражение. Понял? Когда один конь устает, я подвожу ему другого. У него их шесть.

– И что, так и водишь за ним всю шестерку? – удивленно спросил Шарп.

– Не всю, конечно. Двух или трех. Но, вообще-то, шесть ему и не нужны. Вполне и пяти хватило бы. Только вот лишнюю некому продать. Ты случайно не знаешь кого-нибудь, кто пожелал бы купить, а?

– По-моему, желающих хоть отбавляй. – Шарп кивком указал в сторону офицерских палаток. – Да каждый пехотинец с удовольствием бы...

Драгун ухмыльнулся.

– Приведи хотя бы одного. Пусть забирает. Но только если у него найдется четыреста гиней. Видишь того гнедого? – Он протянул руку. – Шесть лет, а уж как хорош!

– На меня не рассчитывай. – Шарп покачал головой. – Я их на дух не переношу.

– Что так?

– Воняют, да и больно на них неудобно. Я уж лучше на своих двоих.

– А напрасно. С высоты и мир видится совсем другим. Да и женщины тебя охотней замечают, когда ты в седле.

– Ну, значит, не совсем уж они бесполезны, – согласился Шарп, и ординарец усмехнулся. Это был бойкий и веселый парень с круглым румяным лицом и всклокоченными русыми волосами. – Как это ты заделался ординарцем у генерала?

Драгун пожал плечами.

– Он попросил нашего полковника дать ему кого-нибудь, и полковник выбрал меня. Так что все просто.

– И как? Не жалеешь?

– Нет. Служить можно. Улыбается, правда, нечасто, а уж тем более не таким, как мы с тобой, но человек справедливый и зря не придирается.

– Молодец. – Шарп протянул окровавленную руку. – Меня зовут Дик Шарп.

– А меня Дэниель Флетчер. Я из Стоук-Поджеса.

– Впервые слышу. Не подскажешь, где здесь можно почиститься?

– Вон там кухонная палатка.

– Мне бы еще кавалерийские сапоги раздобыть, – добавил Шарп.

– Подожди немного и снимешь с кого-нибудь в Ахмаднагаре. В любом случае будет дешевле, чем покупать у меня.

– И то верно, – согласился сержант и заковылял к кухонной палатке.

Несколько часов верховой езды не прошли даром. В деревне, где они провели ночь, Шарп купил отрез хлопчатобумажного полотна и, прежде чем садиться в седло, порвал ткань на полосы и перебинтовал стертые в кровь ноги. Лучше не стало. Чертовы твари, думал он. И кому только пришло в голову, что на них можно ездить!

Смыв кровь с рук и лица и отчистив по возможности мундир, сержант вернулся к палатке, чтобы подождать Маккандлесса. Люди Севаджи спешиваться не стали. Лагерь, похоже, интересовал их куда меньше, чем далекий город с повисшим над ним пятном дыма. Из палатки доносились негромкие голоса, но прислушиваться Шарп не стал – не его дело. Он думал о том, где бы раздобыть палатку; дождь прошел утром и обещал прийти снова, а рассчитывать на полковника Маккандлесса не приходилось. Шотландец считал палатки роскошью, слабостью, дозволительной только женщинам, и предпочитал останавливаться в деревне, а в отсутствие крестьянской лачуги или сарая довольствовался тем, что заворачивался в накидку и прекрасно засыпал под звездами или дождем. Думал Шарп и о том, что для полного отдохновения не помешала бы пинта рома.

– Сержант Шарп! – В неспешные размышления вторгся знакомый голос.

Повернув голову, сержант увидел выходящего из большой палатки генерала Уэлсли.

– Сэр! – Шарп вытянулся во фрунт.

– Так, значит, полковник Маккандлесс забрал вас у майора Стокса?

– Так точно, сэр.

Генерал вышел с непокрытой головой, и Шарп заметил, что виски у него уже подернуты сединой. Будто позабыв о недавнем эпизоде с Диомедом, Уэлсли неодобрительно смотрел на сержанта.

– Вы действительно видели Додда в Чазалгаоне?

– Так точно, сэр.

– Премерзкое дело, – проворчал генерал. – Премерзкое. И что, он и вправду приказал добивать раненых?

– Так точно, сэр. Убили всех. Кроме меня.

– Почему пощадили вас? – холодно осведомился Уэлсли, вперив в сержанта недоверчивый взгляд.

– Я, сэр, лежал весь в крови. Наверное, приняли за мертвеца.

– Вы и сейчас выглядите не лучше, сержант. Похоже, для вас это обычное состояние. – Вероятно вспомнив, чем он обязан Шарпу, генерал изобразил нечто, отдаленно напоминающее улыбку, и снова повернулся к Маккандлессу. – Желаю успешной охоты, полковник. Сделаю все возможное, чтобы вам помочь, но, к сожалению, лишних людей у меня нет.

– Спасибо, сэр, – сказал шотландец и, подождав, пока генерал скроется в палатке, добавил: – Похоже, к ужину нас не пригласили.

– А вы рассчитывали, сэр?

– Нет, – ответил полковник. – К тому же делать мне там больше нечего. Они разрабатывают план завтрашнего штурма. Собираются начать на рассвете.

Шарп решил, что ослышался. Он посмотрел на север, в сторону защищавшей город стены, и снова на полковника.

– Завтра, сэр? Штурм завтра? Но они ведь только сегодня подошли! И брешь еще не проделали. Вы ведь говорили, что на это потребуется три дня.

– При эскаладе никакая брешь не нужна, – ответил Маккандлесс. – Эскалада – это лестницы и смерть.

Шарп нахмурился.

– Эскалада, сэр? – Ему приходилось слышать это слово, но, что оно означает, он точно не знал.

– Подходите к стене, прислоняете лестницы и карабкаетесь. Все просто. – Полковник покачал головой. – Никакой артиллерии в помощь, никакой бреши в стене, никаких траншей, чтобы подобраться поближе, – потери не важны. У наступающих одна задача – пробиться через оборонительные порядки. Красоты и толку мало, но иногда срабатывает.

Судя по тону, шотландец относился к затее неодобрительно. Уводя Шарпа от генеральской палатки, он оглядывался по сторонам, стараясь найти место, где можно было бы расстелить накидку. Севаджи со своими людьми шел следом на достаточно близком расстоянии, чтобы слышать слова полковника.

– Эскалада особенно успешна против нестойкого врага, но я сомневаюсь, что маратхам недостает решимости и смелости. Они опасны, как змеи, и в их рядах немало арабов-наемников.

– Арабов, сэр? Из Арабии?

– Да, Шарп, из Аравии. Обычно именно оттуда они и являются, – подтвердил Маккандлесс. – С ними лучше не встречаться.

– Они отличные воины, – вмешался Севаджи. – Мы каждый год принимаем на службу сотни арабов. Голодным и бедным, сержант, нечего терять. Земля у них скудная, так что к нам они приходят только с острыми саблями и длинными мушкетами.

– Да, арабов недооценивать не стоит, – согласился полковник. – Дерутся как дьяволы. Но Уэлсли человек нетерпеливый и хочет покончить со всем этим делом как можно раньше. Стоит на том, что штурма в городе не ждут, следовательно, будут к нему не готовы. Нам остается только молить Господа, чтобы он не ошибался.

– А что нам делать, сэр? – спросил Шарп.

– Мы пойдем вслед за штурмовым отрядом. Если на то будет воля Господа, попадем в город. А уже там возьмемся за поиски Додда. Такая у нас работа.

– Так точно, сэр.

– А когда возьмем изменника, доставим его в Мадрас, предадим суду и повесим. – Маккандлесс произнес это с удовлетворением, как будто дело уже было наполовину сделано. Мрачные предчувствия, одолевавшие шотландца накануне, рассеялись. Увидев вытоптанный клочок земли, он остановился. – По-моему, вполне подходящее место для постоя. Дождя не предвидится, так что, полагаю, лучшего и не сыскать.

Черта с два, подумал Шарп. Голая земля вместо постели, ни капли рому да драка на рассвете. Тем не менее он уснул.

А проснувшись, увидел мелькающих в полутьме солдат с длинными лестницами. Близился рассвет, и армия готовилась к эскаладе. Пришло время бросать лестницы и умирать.

* * *

Санжит Панди исполнял обязанности килладара города и в таковом качестве командовал гарнизоном Ахмаднагара от имени своего повелителя, доулата Рао Скиндии, магараджи Гвалиора. Формально в подчинении у него находились все размещавшиеся в городе, но не в форте солдаты. А если так, то на каком основании майор Додд убрал его, Панди, людей от северных ворот и заменил их своими? Никаких приказов на этот счет килладар не отдавал, никаких объяснений ему никто не представил, а когда Панди отправил гонца к майору Додду с требованием дать ответ, тому предложили подождать. Ожидание, похоже, затягивалось – во всяком случае гонец так пока и не вернулся.

В конце концов Санжит Панди набрался смелости предстать перед самим майором. Солнце еще не взошло, а в начале дня килладар всегда чувствовал себя увереннее. Додда и еще нескольких офицеров в белых мундирах он нашел на южной стене, откуда майор обозревал британский лагерь через установленную на треноге подзорную трубу. Санжиту Панди не хотелось отвлекать от дела высоченного англичанина, склонившегося в неудобной позе над упрямо не желавшим подниматься выше инструментом. Подождав, килладар осторожно откашлялся, но никакого эффекта это не возымело, и он поднялся на стрелковую ступень. Додд по-прежнему не обращал на него ни малейшего внимания. В итоге чиновнику ничего не оставалось, как потребовать объяснений. Впрочем, требование было облечено в весьма вежливые, по-восточному цветистые выражения, дабы ненароком не задеть чувства британца. Санжит Панди уже потерпел одно поражение, когда присланные майором люди бесцеремонно забрали городскую казну, не предприняв даже попытки смягчить оскорбление, и с тех пор от одного вида мрачного чужестранца у килладара начинали трястись поджилки.

– Скажи этому проходимцу, – бросил через плечо Додд, – что он отрывает меня от дела. Пусть проваливает к чертям.

Толмач, один из молодых индийских офицеров, вежливо объяснил килладару, что майор никак не может уделить ему внимание, поскольку наблюдает за маневрами вражеской армии, но, как только у него появится свободная минутка, он с удовольствием почтит уважаемого килладара беседой.

Санжит Панди устремил взор на юг, туда, где кавалерия противника бодро гарцевала впереди медленно приближающихся колонн пехоты. Разумеется, саму колонну килладар видел плохо – как темное пятно на зеленом фоне. Пыли не было, поскольку днем раньше прошел дождь и земля еще не успела просохнуть.

– Они действительно наступают? – вежливо спросил килладар.

– Наступают? Черта с два! – фыркнул Додд, выпрямляясь и потирая затекшую поясницу. – Нет, они бегут в ужасе прочь!

– Да, сахиб, враг действительно наступает, – почтительно ответил переводчик.

Оглянувшись через плечо, килладар с облегчением увидел, что солдаты Додда вместе с наемниками-арабами заняли позиции на стрелковых ступенях.

– Полковые орудия... почему их здесь нет?

– Передай чертову ублюдку, – рыкнул майор, – что я продал этот лом врагу!

– Орудия размещены там, где они принесут наибольшую пользу, сахиб, – лучезарно улыбаясь, объяснил толмач, и несчастный килладар, прекрасно знавший, что орудия установлены у северных ворот и повернуты в сторону города, обреченно вздохнул. Как же нелегко общаться с европейцами.

– А триста человек, которых майор оставил у северных ворот? – предпринял последнюю попытку Санжит Панди. – Зачем они там? Не потому ли, что майор ожидает атаки с севера?

– Спроси у этого недоумка, почему еще они могут там быть, – проинструктировал толмача майор, но тот уже не успел ничего сказать, поскольку донесшиеся с укреплений крики возвестили приближение к стене трех всадников.

Несмотря на то что ехали они под сенью белого флага, некоторые из укрывшихся за зубцами стены арабов уже целились в них из своих длинноствольных мушкетов, и килладар едва успел послать адъютанта с предупреждением не открывать огонь.

– Наверняка хотят предложить нам куле, – пробормотал Санжит Панди, поспешая к южным воротам.

Куле, предложение о сдаче на приемлемых для обеих сторон условиях, нередко давало защитникам последний шанс достойно выйти из трудной ситуации и избежать ужасов штурма. В душе килладар рассчитывал затянуть переговоры и, воспользовавшись паузой, убедить майора Додда убрать солдат и пушки от северных ворот.

Всадники направлялись к южным воротам, увенчанным приземистой башенкой, с которой свисал зеленый с красным флаг Скиндии. Чтобы добраться до башни, килладару пришлось сначала спуститься вниз, так как стрелковых ступеней на этом участке не было. Пробежав вдоль стены, он поднялся наверх и достиг башни практически одновременно с тремя всадниками.

Парламентеров было трое – два индийца и британский офицер, и они действительно явились, чтобы предложить городу куле. Если килладар сдастся, прокричал один из индийцев, защитникам будет позволено уйти из Ахмаднагара с ручным оружием и личными вещами. Генерал Уэлсли гарантирует гарнизону свободный проход до реки Годавари, за которую уже отошла бригада Полмана. В заключение офицер добавил, что ответ нужно дать незамедлительно.

Санжит Панди колебался. Условия были необыкновенны мягкими, и, будь на то его воля, он принял бы их с легким сердцем, поскольку в таком случае удалось бы избежать жертв. Вражеская колонна подошла достаточно близко и теперь казалась огромным красным пятном, медленно ползущим по плодородной равнине. Там – пушки и мушкеты. Там – смерть. Килладар посмотрел влево, потом вправо. Здесь – высокие отвесные стены. Здесь – страшные арабы в белых рубахах. Что скажет доулат Рао Скиндия, если он отдаст город без боя? Ответ ясен: магараджа придет в ярость и вполне может бросить того, кто его разгневал, под ноги слону. Килладару приказали задержать британцев у стен Ахмаднагара, чтобы Скиндия успел собрать союзников и подготовить могучую армию, которая сокрушит захватчиков.

Санжит Панди вздохнул.

– Не будет куле, – крикнул он вниз, и три всадника даже не попытались убедить его в неразумности такого решения. Они просто развернулись, пришпорили коней и ускакали. – Хотят драться, – грустно сказал килладар. – Хотят добычи.

– За этим они сюда и пришли, – заметил адъютант. – Их собственная земля пустынна и бесплодна.

– Я слышал, Англия – зеленая страна.

– Нет, сахиб, пустынная и бесплодная. Иначе зачем они здесь?

Известие о том, что куле отвергнуто, мигом облетело всех защитников города. Иного никто и не ожидал, но все-таки вынужденный отказ килладара придал уверенности собравшимся на стенах, ряды которых пополнили подошедшие взглянуть на приближающегося неприятеля горожане.

Увидев столпившихся на укреплениях женщин и детей, Додд нахмурился.

– Уберите их отсюда! – распорядился он через толмача. – Здесь должна остаться только караульная рота. – Молча проследив за исполнением приказа, майор продолжил, обращаясь к офицерам: – В следующие три дня ничего интересного не случится. Они вышлют вперед стрелков, но вреда от них немного – надо лишь не высовываться. Так и объясните вашим людям. Огонь по стрелкам не открывать. Понятно? Не стоит тратить боеприпасы на тех, кто нам не опасен. Огонь мы откроем через три дня.

– Через три дня, сахиб? – удивленно переспросил молодой офицер-индиец.

– Один день уйдет на то, чтобы установить батареи, и еще два, чтобы пробить брешь, – уверенно предрек Додд. – На четвертый эти мерзавцы пойдут на штурм. Не раньше. Так что беспокоиться прежде срока не стоит. – Помолчав, майор решил продемонстрировать пример безмятежности перед лицом врага. – Я отправляюсь завтракать, – объявил он. – И вернусь, когда они начнут окапываться.

Сбежав со стены, долговязый британец растворился в узких улочках Ахмаднагара. Переводчик посмотрел на приближающиеся колонны. Приник к подзорной трубе. Он высматривал орудия, но поначалу увидел только сплошную массу людей в красных мундирах и среди них странного всадника. Потом он увидел нечто еще более странное. Нечто такое, что не сразу понял.

Несколько человек в передних рядах несли на плечах длинные лестницы. Переводчик нахмурился, потом, заметив кое-что более знакомое, слегка сдвинул трубу. Орудий у врага было всего пять; одно тащили солдаты, четыре других, покрупнее, слоны. И за артиллерией снова красномундирники. Они были в клетчатых юбках и высоких черных шапках, и толмач порадовался, что стоит на стене, а не на пути этих мужчин в юбках – уж больно грозно и даже пугающе они выглядели.

Он снова перевел взгляд на лестницы, все еще не постигая значения увиденного. Лестниц было всего четыре, а значит, британцы не собирались приставлять их к стене. Может быть, они собираются построить наблюдательную вышку, чтобы попытаться заглянуть за ограждение. Такое объяснение представлялось вполне разумным, а потому переводчик не понял, что противник готовится не к осаде, а к эскаладе. Он не понял, что враг планирует не пробивать в стене брешь, а перебраться через нее. И это означало, что не будет ни ожидания, ни окапывания, ни траншей, ни батарей, ни пролома. А будет атака, штурм, крики и вой, шквал огня и смерть под утренним солнцем.

– Помните, Шарп, – наставительно сказал Маккандлесс, – главное, чтобы вас не убили.

– У меня и в мыслях ничего такого не было, сэр.

– Никакого геройства, Шарп. Сегодня пусть геройствуют другие. Наше дело – войти за ними в город, найти мистера Додда и вернуться домой.

– Так точно, сэр.

– Поэтому держитесь поближе ко мне, а я буду держаться поближе к отряду полковника Уоллеса. Если потеряете меня, ищите его. Вон он, Уоллес, видите? – Полковник указал на высокого, с непокрытой головой офицера, едущего во главе 74-го батальона.

– Вижу, сэр.

Шарп восседал на запасной лошадке Маккандлесса и, возвышаясь над шагающими перед ним шеренгами, видел далеко вперед. Отсюда, из тылов шотландского батальона, стена Ахмаднагара представлялась темно-красной в лучах раннего солнца. Кое-где в промежутках между куполообразными зубцами поблескивали стволы мушкетов. Огромные круглые бастионы, расположенные через каждые сто ярдов, зияли черными амбразурами, в которых, как можно было догадаться, прятались пушки защитников города. Над укреплениями возвышались ярко раскрашенные статуи храмовой башни, а ниже, над воротами, болтались во множестве пестрые флаги и флажки. Пока никто не стрелял. Расстояние сокращалось, но обороняющиеся почему-то не открывали огонь.

Основная часть британской армии была еще в полумиле от стены, когда штурмовые силы перестроились, разделившись на три группы, каждая из которых имела четко определенную задачу. Все три состояли из шотландских горцев и индийцев-сипаев в качестве поддержки. 78-й батальон должен был пойти на штурм слева от ворот, 74-й – справа. Атакой по центру руководил полковник Уильям Уоллес, командир одной из двух пехотных бригад и, очевидно, старый друг Маккандлесса, потому что, увидев соотечественника, он заулыбался и, проехав через шеренги назад, приветствовал его с теплой фамильярностью. План Уоллеса состоял в том, чтобы расстрелять мощные деревянные ворота из шестифунтового орудия.

– Ничего подобного мои пушкари еще не делали, – признался Уоллес Маккандлессу. – Парни настаивали, что надо выстрелить ядром. Но моя матушка всегда говорила: никаких ядер против ворот. Двойной пороховой заряд, говорила она, и ничего больше.

– Ваша матушка, Уоллес? – спросил Маккандлесс.

– Видите ли, ее отец был пушкарем и дочь воспитал должным образом. И все-таки своих парней я так и не убедил. Упрямцы. Англичане до мозга костей. Таких ничему не научишь. – Уоллес предложил Маккандлессу флягу. – Здесь холодный чай и ничего больше, так что пей без опаски – твоей бессмертной душе ничего не грозит.

Сделав пару глотков, Маккандлесс представил приятелю Шарпа.

– Тот самый парень, что подорвал мину Типу в Серингапатаме.

– А, Шарп! Как же, слышал. Отличная работа, сержант. Отличная работа. – Полковник наклонился и протянул сержанту руку. Это был мужчина средних лет, немного лысоватый, с приятным лицом и добродушной улыбкой. – Вас, сержант, холодный чай вряд ли соблазняет, а?

– У меня с собой вода, сэр. Спасибо. – Шарп похлопал по наполненной ромом фляге, подарке ординарца генерала Уэлсли, Дэниеля Флетчера.

– Прошу извинить, но вынужден вас покинуть, – сказал Уоллес, возвращая флягу на место. – Увидимся в городе. Удачи вам обоим и веселого дня. – Полковник пришпорил коня и умчался к голове колонны.

– Хороший парень, – тепло заметил Маккандлесс, провожая его взглядом. – Очень хороший парень.

Севаджи со своими людьми присоединился к шотландцу. Все они переоделись в красные мундиры, позаимствованные у сипаев, чтобы уже в городе не попасть под случайную пулю, но, облачившись в форму, отнюдь не приобрели достойный вид – скорее, наоборот, стали еще больше походить на разбойников. За поясом у каждого обнаженный тулвар, изогнутая сабля с заточенным до остроты бритвы лезвием. Севаджи предупредил их, что полагаться на мушкеты не стоит – в городе времени целиться и заряжать не будет. Скачи быстрее и руби сильнее – правила просты.

Два штурмовых отряда устремились вперед. Каждый нес по паре лестниц, и во главе каждого шли волонтеры, смельчаки, вызвавшиеся первыми подняться по ступенькам. Солнце уже поднялось над горизонтом, и теперь Шарп ясно видел стену. Высота ее, насколько он мог судить, составляла примерно двадцать футов плюс-минус несколько дюймов. Пушки в амбразурах и мушкеты в бойницах не обещали наступающей стороне легкой жизни.

– Видели когда-нибудь эскаладу, Шарп? – поинтересовался Маккандлесс.

– Никак нет, сэр, ни разу.

– Рискованное предприятие. Лестница – штука ненадежная. Первым придется туго.

– Да, сэр, очень туго.

– А если штурм не удастся, это придаст защитникам дополнительной уверенности.

– Тогда зачем нам это, сэр?

– Затем, Шарп, что в случае удачи мы сломаем их боевой дух. Предстанем в их глазах непобедимыми. Veni, vidi, vici.

– Я, сэр, по-ихнему, по-индийски, не понимаю.

– Это не индийский, Шарп. Латынь. Пришел, увидел, победил. Как у вас с чтением? Не забываете?

– Нет, сэр. Не забываю, – уверил полковника сержант, хотя, по правде говоря, читать ему в последние четыре года приходилось разве что описи имущества, расписания караулов да составляемые майором Стоксом наряды на ремонт. Именно Маккандлесс и его племянник, лейтенант Лоуфорд, стали первыми учителями Шарпа, преподав азы грамоты в тюрьме султана Типу. С тех пор прошло четыре года.

– Я дам вам Библию, Шарп, – сказал полковник, наблюдая за передовыми отрядами. – Единственная книга, которую стоит читать.

– Спасибо, сэр, – без особого энтузиазма отозвался сержант.

Стрелки обоих отрядов выдвинулись вперед, готовясь прикрыть тех, кто полезет на стену, ружейным огнем. Тем не менее защитники города не сделали пока ни единого выстрела, хотя и стрелки, и штурмовые группы находились уже в пределах досягаемости.

– Разрешите вопрос, сэр? Что помешает этому ублюдку – извините, сэр... что помешает мистеру Додду уйти из города через другие ворота?

– Помешают они. – Маккандлесс указал на кавалеристов 19-го драгунского полка и их союзников, маратхских всадников и хайдарабадских и майсурских силладаров. Первые двигались плотным строем, вторые, имея слабое представление о дисциплине, больше напоминали шумный рой. – Их задача – охватить город кольцом с двух сторон и не дать противнику выйти за ворота. Гражданское население, конечно, никто останавливать не собирался.

– Но ведь у Додда, сэр, целый полк.

Маккандлесс равнодушно пожал плечами.

– Сомневаюсь, что ему удастся держать под контролем оба полка. В Ахмаднагаре с минуты на минуту начнется паника, и как он тогда уйдет? Ему ведь придется пробиваться через толпы обезумевших от страха горожан. Нет, если он еще там, мы его не упустим.

– Он там, – вставил Севаджи, смотревший на стену через небольшую подзорную трубу. – Я вижу на позициях солдат в его форме. Белые мундиры. – Индиец вытянул руку в направлении участка стены, штурмовать который предстояло 78-му батальону.

Выдвинувшиеся вперед пикеты стрелков внезапно открыли огонь. Рассеянные вдоль южной стены, они палили беспорядочно и, как показалось Шарпу, бесцельно, напрасно расходуя боезапас. Пули плющились о красный камень, и эхо, рассыпаясь, усиливало трескотню выстрелов, не вызывая, впрочем, ответной реакции со стороны защитников города. Их мушкеты и орудия молчали. Над цепью стрелков поползли обрывки дыма. Свинец продолжал долбить камень.

Центральная группа полковника Уоллеса отстала от своих соседей слева, которые слегка вырвались вперед. Солдаты бежали по открытой местности, но противник, несомненно, заметивший лестницы, по-прежнему не обращал на них внимания. Приблизившись к стене, сипаи развернулись в шеренгу слева, добавив огонь своих мушкетов к нестройному хору стрелков. Заиграл волынщик. Дуть на бегу было нелегко, и вырывавшиеся из трубок звуки прерывались чем-то вроде икоты. Все происходящее представлялось Шарпу полнейшей бессмыслицей. Сражение, если это можно было так назвать, началось, на его взгляд, уж слишком буднично и невыразительно – настолько, что враг даже не посчитал начавшееся наступление настоящей угрозой. Стрелки палили куда попало, штурмовые отряды выглядели чересчур слабосильными, никто не подгонял атакующих воинственными криками, и вообще эскаладе не хватало зрелищности и убедительности. Должна же быть какая-то церемония, думал Шарп. Почему не трубят горнисты? Почему не бьют барабаны? Не развеваются стяги? Да и противник, грозный и неумолимый, должен быть на виду, а не прятаться за стенами. Иначе получается детская забава, а не серьезное мужское дело, каким и следует быть войне.

– Сюда, Шарп, – бросил Маккандлесс, поворачивая коня туда, где полковник Уоллес спешно перестраивал своих людей в боевой порядок.

С десяток парней в синих мундирах суетились вокруг шестифунтового орудия, которому, по всей очевидности, и предстояло атаковать городские ворота. К ним подтягивалась и батарея из четырех двенадцатифунтовиков, которые тащили четыре слона. Как раз в тот момент, когда Маккандлесс и Шарп направили коней в сторону Уоллеса, погонщики остановили животных и пушкари бросились к орудиям. Наверное, они намеревались ударить по стене картечью, хотя, судя по молчанию защищающихся, большой опасности для себя последние в этом не усматривали. Подскакавший на Диомеде генерал Уэлсли отдал какие-то распоряжению командиру батареи. Тот вскинул руку. Сэра Артура сопровождали три адъютанта в красных мундирах и двое индийцев, богатая одежда которых выдавала офицеров, возможно, командиров союзной кавалерии, имевшей задание остановить поток беженцев у северных ворот города.

Между тем 78-й был уже в сотне шагов от стены. Солдаты шли на штурм без ранцев, только с оружием. И все равно враг воспринимал их с презрительным равнодушием. Молчали пушки, не слышно было треска мушкетов, ни одна ракета не устремилась навстречу противнику.

– Похоже, возьмем легко! – крикнул Уоллес.

– Я о том и молюсь, – ответил Маккандлесс.

– Там тоже молятся, – пробормотал Севаджи, но шотландец никак не отреагировал на эту реплику.

Тишина оборвалась вдруг и самым неприятным образом.

Разумеется, враг не сидел сложа руки. Крепость ожила, выдохнув шквал огня – из плотно расположенных бойниц, из высоких амбразур бастионов, из-за каменных зубцов парапета. Стену заволокло густой завесой дыма. Белая шапка накрыла город, а землю перед наступающими шеренгами взрыли сотни пуль и обожгли десятки ядер.

– Без десяти семь! – прокричал, перекрывая шум, Маккандлесс, как будто время имело какое-то значение.

Ракеты, подобные тем, что Шарп видел в Серингапатаме, сорвались со стены, оставляя за собой хвосты дыма, и, виляя как сумасшедшие, пронеслись над головами атакующих, не причинив, впрочем, большого вреда. Лишь один красномундирник пошатнулся и упал, но его товарищей это не остановило. Пронзительный, наполненный болью рев заставил Шарпа посмотреть вправо. Одно из ядер задело слона, и, хотя погонщик натянул что есть сил поводья, великан вскинул хобот и, обезумев от раны, рванулся вперед, напролом, сминая солдат Уоллеса. Горцы шарахнулись в стороны. Пушкари, уже начавшие выкатывать заряженное орудие вперед и оказавшиеся на пути зверя, благоразумно расступились. На левом боку слона темнело огромное кровавое пятно. Уоллес, прокричав что-то неразборчивое, пришпорил коня, чтобы не быть растоптанным. Орущее, с белыми безумными глазами животное пронеслось мимо Маккандлесса и Шарпа.

– Бедняжка, – сочувственно обронил полковник.

– Так это она, сэр? – поинтересовался, переведя дух, Шарп.

– Все тягловые животные, сержант, только женского пола. Они более послушные и миролюбивые.

– Про нее такого не скажешь, сэр, – заметил, оборачиваясь, Шарп.

Прорвавшись через армейские порядки, слониха побежала дальше, по скошенному полю, преследуемая погонщиком и шумной кучкой детворы, сопровождавшей войска от самого лагеря и теперь вопящей от восторга, доставленного редким зрелищем.

Проводив их взглядом, Шарп повернулся и тут же машинально пригнул голову – пуля просвистела над кивером. Другая, ударившись в ствол шестифунтового орудия, срикошетила с удивительно тонким, музыкальным звуком.

– Не приближайтесь, – предупредил Маккандлесс, и Шарп послушно натянул поводья.

Между тем Уоллесу пришлось снова загонять своих людей в строй.

– Чертов зверь! – рявкнул он.

– Насчет слонов твоя матушка ничего не говорила? – съязвил Маккандлесс.

– Ничего такого, что я мог бы повторить в твоем присутствии, – ответил Уоллес, спеша к разбежавшимся пушкарям. – Что встали, бездельники! За дело! А ну живо!

78-й уже достиг стены слева от ворот. Закрепив основание обеих лестниц, солдаты подвели их верхушки к парапету.

– Молодцы, ребята! – крикнул Маккандлесс, хотя вряд ли его слышали. – Молодцы!

Горцы уже лезли наверх. Первый добрался до середины, когда выпущенная из углового бастиона пуля попала ему в грудь. Солдат пошатнулся, попытался удержаться, но не смог и медленно завалился набок. Собравшиеся внизу подгоняли товарищей, торопясь ухватиться за деревянные перекладины. Бедняги, подумал Шарп, наблюдая за этим отчаянным стремлением к смерти. Первыми по обеим лестницам карабкались офицеры с саблями наголо. У подпиравших снизу солдат мушкеты с примкнутыми штыками висели за спиной. Раненого офицера бесцеремонно столкнули с лестницы. Наконец кто-то добрался до верху, перемахнул через парапет и... остановился.

Ему кричали, его гнали вперед, но он остался на месте и лишь рванул с плеча мушкет. В следующий момент голова его скрылась за брызнувшими во все стороны каплями крови. Пули отбросили смельчака назад. Его место моментально занял другой, но и он повторил тот же странный маневр. Офицер, первым поднявшийся по второй лестнице, замер, пригнувшись, на последней ступеньке, не пытаясь даже перебраться через парапет.

– Похоже, двух лестниц мало, сэр, – проворчал Шарп.

– Не было времени, дружок, не было времени, – откликнулся Маккандлесс. – Что там? Что их задержало? – пробормотал он, с болью наблюдая за остановившимися солдатами.

Тем временем защищавшие соседний бастион арабы открыли прицельный огонь по практически неподвижным целям. Шум не стихал: трещали мушкеты, глухо ухали пушки, шипели и выли ракеты. Горцев сметало с лестниц, их места тут же занимали другие, но и они не могли продвинуться выше, выйти из зоны поражения, потому что их товарищи наверху даже не пытались вскарабкаться на стену. Раненые и убитые падали вниз, где уже шевелилась целая куча тел, и другие ползли по перекладинам, становясь легкой мишенью для бьющего едва ли не в упор противника. Наконец какой-то храбрец прыгнул на стену и, сорвав мушкет, выстрелил куда-то вниз, но сразу же оказался под огнем. Он покачнулся, стараясь удержаться, выронил мушкет и полетел головой вниз вслед за ним. Другой привстал, огляделся и поспешно пригнулся.

– В чем дело? – крикнул в отчаянии Маккандлесс – Что их задерживает? Вперед!

– Там нет ступеней, – мрачно сказал Шарп и глухо выругался.

Шотландец резко повернулся к нему.

– Что?

– Простите, сэр. Забыл, что...

Полковник только махнул рукой.

– Что вы сказали?

– Там нет стрелковых ступеней, сэр. – Шарп кивнул в сторону стены, на каменном лике которой гибли отважные горцы. – Видите, над парапетом нет дымка от мушкетов.

– Боже, верно... – прошептал шотландец.

На первый взгляд стена ничем не отличалась от других – те же зубцы, те же амбразуры, но дыма действительно не было, из амбразур никто не стрелял, а за зубцами никто не прятался. Никто не защищал этот участок по той простой причине, что на внутренней стороне стены не было позиций для защитников. Поняв это, Шарп смог представить и то, что увидели те смельчаки, которые первыми шагнули через парапет, – отвесный обрыв и, конечно, толпу врагов, готовых добить любого, кто остался бы живым после падения с высоты в двадцать футов. 78-й атаковал ложную цель, проливая кровь к радости защитников города.

Осознав, в какую ловушку они угодили, офицеры наконец убрали людей с лестниц. Обороняющиеся встретили отступление противника радостными криками, продолжая вести огонь по толпящимся у стены.

– Боже мой, – прошептал Маккандлесс. – Боже мой.

– Я вас предупреждал, – не скрывая гордости за соотечественников, заметил Севаджи. – Маратхи умеют воевать.

– Не забывайте, на чьей вы стороне! – одернул его полковник.

Индиец пожал плечами.

– Это еще не конец, сэр, – сказал Шарп, чтобы подбодрить шотландца.

– Успех эскалады зависит от быстроты, – ответил Маккандлесс, – а мы утратили преимущество внезапности.

– Надо было делать все, как положено, – усмехнулся Севаджи. – Пробить пушками брешь...

Однако штурм продолжался. Передовой отряд 74-го добрался до стены и установил лестницы справа от ворот. Здесь, однако, атакующих встретили воодушевленные защитники Ахмаднагара, обрушившие на горцев яростный шквал огня. Британские двенадцатифунтовики ответили шрапнелью, и первый же залп заметно проредил ряды обороняющихся, но раненых и убитых моментально сменили другие. Защитники быстро смекнули, что если подпустить атакующих поближе, позволив им подняться по лестницам, то пушки прекратят огонь, чтобы не бить по своим, а когда шотландцы почти добрались до парапета, в них полетели тяжелые деревянные чурки, очистившие лестницы за несколько секунд. Вдобавок пушка из углового бастиона выстрелила по сгрудившимся внизу солдатам зарядом из камней и железного лома.

– О Боже! – взмолился Маккандлесс. – О Боже!

Раненые и покалеченные отползали от стены, преследуемые безжалостным ружейным огнем, а по лестнице карабкались все новые и новые храбрецы. Какой-то офицер, держа в руке длинный палаш, взлетел по перекладинам с ловкостью матроса, отбросил нацеленный на него штык и, чудом уцелев после мушкетного залпа, ухватился за парапетную плиту, но в последний момент не смог увернуться от копья, которое пронзило ему горло. Смельчак задергался, как подколотая гарпуном рыба, попятился и рухнул вниз, прихватив с собой еще двоих. К сухому треску ружейной пальбы добавились гулкие удары спрятанных где-то в галереях бастионов пушек. Одно ядро угодило в лестницу. Хлипкое сооружение пошатнулось, накренилось и сломалось, не выдержав тяжести семи солдат, которых уже на земле накрыло обломками. 78-й был отброшен, 74-й потерял одну из двух лестниц.

– Плохо дело, – мрачно прокомментировал Маккандлесс. – Очень плохо.

– Маратхи – это вам не майсурцы, – самодовольно подвел черту Севаджи.

Отряд полковника Уоллеса все еще был в доброй сотне ярдов от ворот, и его продвижение замедляла в первую очередь шестифунтовая пушка. Шарпу показалось, что полковнику недостает людей – нескольким пушкарям приходилось не только тянуть постромки и подталкивать сзади колеса, но и укрываться от ружейного огня. Уэлсли находился рядом с Уоллесом, а позади него, восседая на запасном коне и держа на поводу еще одного, красовался верный ординарец Дэниель Флетчер. Пули взрывали сухую глину у самых ног Диомеда, но генерал казался заговоренным.

78-й возобновил атаку слева, однако теперь лестницы перебросили к фланговому бастиону, огонь которого доставил немало неприятностей атакующим еще при первой попытке. Почуяв опасность, бастион, как озлобленный зверь, огрызнулся сердитым залпом. Одна из лестниц рухнула, разбросав вцепившихся было в нее солдат, но другая устояла, и как только ее верхушка коснулась парапета, какой-то молодой офицер прыгнул на ступеньки.

– Нет! – вырвалось у Маккандлесса, но герой уже летел на землю.

Его сменили другие, и на них тут же обрушилась лавина камней из опрокинутой над парапетом корзины. Выдержать такой удар было невозможно. Два последовавших друг за другом мушкетных залпа заставили обороняющихся укрыться, а когда дым рассеялся, Шарп, к немалому своему удивлению, увидел, что молодой офицер снова поднимается по лестнице, но теперь уже с непокрытой головой. Храбрец держал в правой руке палаш, и именно оружие служило ему главной помехой. Высунувшийся из-за парапета араб швырнул в горца мешок с песком. Вторая попытка закончилась так же, как и первая.

– Нет! – вновь взмолился Маккандлесс, увидев, что его упрямый соотечественник опять лезет вверх.

Одержимый жаждой славы, офицер, похоже, твердо вознамерился первым вступить в город. На сей раз он подготовился получше и, привязав шелковый пояс к запястью, засунул палаш в петлю на его конце. Подниматься стало легче. Офицер карабкался наверх, а сзади за ним ползли солдаты в высоких медвежьих шапках. Амбразуры бастиона выплюнули в горцев шквал свинца, но пули чудесным образом миновали храбреца, и он, преодолев последние ярды, выбрался наверх, остановился на секунду, чтобы высвободить палаш, и прыгнул на стену. Шарп следил за ним с замирающим сердцем, ожидая появления кого-то из защитников, но те не могли высунуться из-за укрытий, дабы не оказаться под огнем прикрывающих товарищей горцев. Внизу успех офицера вызвал взрыв восторга. Самого его видно не было, но палаш взлетал над карнизом и опускался с завидной быстротой. Все больше и больше горцев добирались до вершины и, хотя некоторых настигали пули, с полдюжины человек уже спешили на помощь своему командиру. Людской ручеек атакующих превратился в поток, когда рядом с первой лестницей поднялась вторая.

– Слава Богу, – истово произнес Маккандлесс. – Слава Богу.

Успех 78-го поддержал и 74-й, у которого осталась только одна лестница. Прикрываемый огнем двух рот, один из сержантов добрался до парапета и ударом штыка отбросил бросившегося к нему противника. Другой попытался достать его тулваром, но подоспевший на выручку лейтенант прикрыл тыл и, отразив выпад палашом, пнул врага ногой в лицо. Третий выскочил на стену, четвертого свалила пуля, но горцы нажимали. Еще, еще, еще... И вот уже донесшийся со стены воинственный клич возвестил, что шотландцы приступили к привычной работе, оттесняя противника, освобождая от врага одну за другой стрелковые ступени. Шарп слышал звон клинков, видел клубы дыма над зубцами – там солдаты 74-го пробивались вдоль парапета, – но не знал, что происходит на бастионе, где дрался 78-й. Он мог лишь предполагать, что там идет бой и что горцы спускаются вниз по каменным ступенькам, орудуя штыками и очищая этаж за этажом от пушкарей и пехотинцев нижних галерей.

Достигнув наконец последнего этажа и заколов последнего из его защитников, шотландцы вырвались из башни во внутренний двор и оказались лицом к лицу с толпой арабов, встретивших их нестройным ружейным залпом.

– В атаку! Сметем ублюдков! Вперед!

Возглавивший штурм молодой офицер первым бросился на врага. Арабы так и не успели перезарядить свои длинноствольные мушкеты, и атакующие набросились на них с яростью, рожденной долгими минутами отчаяния.

Ворвавшимся в город требовалось срочное подкрепление, но пока оно поступало только через три лестницы, одна из которых опасно накренилась. Уэлсли, снова оказавшийся рядом с Уоллесом, потребовал расстрелять ворота, и полковник с потемневшим от злости лицом повернулся к пушкарям.

– Живее, дармоеды! Доставьте эту чертову коляску на место!

Собравшиеся над воротами защитники делали все возможное, чтобы задержать продвижение противника по центру, но Уоллес призвал на помощь пушкарям пехотинцев. Подхваченное десятками рук, орудие покатилось вперед.

– Огонь! – крикнул полковник. – Дайте им огня!

Рассыпавшиеся цепью пехотинцы дали залп по защитникам ворот, изрешетив свисающие с укреплений пестрые шелковые флаги. Пушка, грохоча по камням и спотыкаясь на неровностях дороги, подкатилась к воротам, осыпаемая сверху градом пуль. Волынщик надул щеки, и пронзительная диковатая музыка составила подходящий аккомпанемент нестройным крикам, воплям, треску ружей и прочим звукам безумного боя.

– Огонь! Огонь! – кричал полковник пехотинцам.

Пули с визгом впивались в камень, выбивая пыль из древней стены; ворота заволокло дымом, столь густым, что пушка исчезла в нем, словно в тумане. Оставались последние ярды...

Внезапно Шарп услышал глухой стук – дуло шестифунтовика ударилось о деревянные ворота.

– Назад! – крикнул командир орудия. – Назад!

Тащившие пушку солдаты отступили.

– Приготовиться! – скомандовал полковник, и пехотинцы прекратили стрельбу и вытащили штыки. – Заряжай!

Из облака дыма вырвалась, разбрасывая искры, ракета, и в какой-то момент Шарпу показалось, что она летит прямо в замерший строй пехотинцев, но в последний момент норовистый снаряд вильнул и ушел по дуге в небо.

Тем временем вытесненные из бастиона арабы отступали под неистовым натиском обезумевших от крови горцев, вырвавшихся на простор через внешние двери башни. Может быть, арабы и пришли из жестокой, воинственной страны, но шотландцы не уступали им ни в жестокости, ни в воинственности. Мало того, к горцам присоединились и следовавшие за ними сипаи. Инстинкт боя увлекал наступающих дальше, вдоль стены и в город, но возглавлявший атаку молодой офицер знал, что положение может измениться, если не открыть ворота и не впустить тех, кто уже стучится в них.

– К воротам! – крикнул он, увлекая своих людей вправо.

Укрывшиеся под аркой арабы повернулись к зашедшему в тыл противнику и разрядили мушкеты, но офицер не получил даже царапины. С хриплым криком, размахивая перепачканным кровью палашом, бросился он на врага, и арабы не выдержали. Часть их пала под ударами штыков, часть успела спастись бегством.

– Открыть ворота! – приказал офицер, и один из сипаев побежал вперед, чтобы вынуть из скоб тяжелый деревянный запор.

– Огонь! – крикнул полковник Уоллес по другую сторону ворот.

Командир орудия поднес фитиль к запальной трубке. Брызги искр... дымок... Заправленная двойным пороховым зарядом пушка отпрыгнула назад, отскочившее от высокой арки ворот эхо выстрела оглушающе ударило по ушам. Двери треснули, разбрасывая щепки, и поднимавшего запор сипая разрезало пополам шестифунтовым ядром и градом острых осколков. Пламя и дым ворвались в город, заставив горцев в страхе отхлынуть от ворот. Впрочем, от самих ворот уже мало что осталось.

– Вперед! – проревел Уоллес, и его люди с воплями устремились в проем, мимо откатившейся пушки, через заполненную дымом и обожженную огнем арку, через окровавленные останки незадачливого сипая.

– Вперед, Шарп! Вперед! – Маккандлесс вытащил палаш. Лицо старика просветлело, глаза заблестели. Пришпорив коня, он устремился к обреченному городу. Лестницы были забыты, и те, что только что нетерпеливо подталкивали товарищей вверх, присоединились к хлынувшему в проем бурлящему потоку.

Ахмаднагар пал. От первого ружейного выстрела и до последнего, снесшего ворота пушечного прошло всего лишь двадцать минут. И теперь красномундирники жаждали награды, а жителей города ожидали страдания.

* * *

В тот день майор Додд так и не успел позавтракать. Услышав мушкетную пальбу, он повернулся и спешно возвратился на стену, где и стал свидетелем начала эскалады. Кто бы мог подумать, что британцы решатся: на такое! Из всех вариантов взятия города они выбрали самый рискованный, и Додд с опозданием понял, что упустил из виду некоторые обстоятельства, которые принял во внимание и которыми воспользовался враг: Ахмаднагар не был окружен рвом, не имел гласиса и вообще каких-либо внешних оборонительных сооружений, так что выбор эскалады как средства для его захвата представлялся логичным. Майор признал, что допустил ошибку в своей оценке полководческих способностей Малыша Уэлсли. Он считал генерала слишком осторожным для столь рискованных предприятий.

Участок стены, где расположились люди Додда, находился слишком далеко от места, выбранного британцами для штурма, а потому первым ничего не оставалось, как только обстреливать врага из мушкетов, но расстояние снижало эффективность огня, а потом цель и вообще скрылась за плотным пороховым дымом.

– Я вижу только четыре лестницы, – сказал переводчик.

– Мало, – заметил Додд. – С четырьмя у них ничего не получится.

Некоторое время развитие событий подтверждало прогноз майора: попытки врага терпели полную неудачу, и происходящее напоминало пародию на штурм. Людям же Додда вообще ничто не угрожало, поскольку растянувшиеся вдоль стены стрелки-сипаи лишь понапрасну расходовали порох и свинец. Майор продемонстрировал свое отношение к противнику, когда встал во весь рост в амбразуре, откуда увидел умчавшийся к северным воротам кавалерийский отряд неприятеля. Впрочем, большой опасности для его полка несколько десятков всадников не представляли. Пуля врезалась в кирпичный карниз, осколки ударили по кожаному ремню, а красная пыль осела на рукав белого мундира. Белую форму Додд не любил. Она быстро пачкалась, но главное, с ней даже пустяковое ранение казалось едва ли не смертельным. На красном мундире кровь едва заметна, на белом даже капля ее способна повергнуть в панику и без того нервного солдата. Может быть, ему удастся убедить Полмана или Скиндию потратиться на новую форму? Коричневую или темно-синюю.

К амбразуре подошел переводчик.

– Сэр, килладар настаивает, чтобы мы построились за воротами.

– Слышу, – коротко ответил майор.

– Он говорит, что противник подтягивает к воротам пушку.

– Весьма разумно, – заметил Додд, не предпринимая, однако, ничего для удовлетворения просьбы килладара.

Повернувшись на восток, он увидел неожиданно появившегося у бастиона шотландского офицера. Убейте его, мысленно приказал майор защищавшим бастион арабам, но офицер уже спрыгнул со стены и принялся орудовать палашом. Вслед за ним к бастиону потянулись и другие люди в высоких шапках и клетчатых юбках.

– Ненавижу этих дикарей, – процедил сквозь зубы Додд.

– Сахиб?

– Кичливые мерзавцы, вот они кто.

Тем не менее все указывало на то, что кичливые мерзавцы вот-вот возьмут город, и Додд понимал – ввязываться в уличные бои, чтобы попытаться защищать потерянное, бессмысленно. Так он только лишится полка.

– Сахиб? – Толмач заметно нервничал. – Килладар ждет ответа, сэр.

– К черту килладара. – Майор спрыгнул с амбразуры. – Убрать людей со стены. Построиться поротно на внутренней эспланаде. – Он указал на широкую площадку за стеной. – И поживее! – Додд бросил последний взгляд на атакующих, повернулся и сбежал по ступенькам вниз. – Фемадар!

Гопал, лишь недавно получивший повышение за верную службу, тут же предстал перед командиром.

– Сахиб?

– Построиться! Выйти к северным воротам! Если гражданские будут мешать, стреляйте!

– Стрелять? – изумился фемадар.

– Ну не щекотать же, Гопал. Да, стрелять!

Слушавший этот разговор переводчик в ужасе уставился на долговязого англичанина.

– Но... сэр... – умоляюще начал он.

– Город потерян, – рыкнул Додд, – и второе правило войны гласит: не усугубляй неудачу.

Переводчик хотел спросить, что гласит первое правило войны, но момент для удовлетворения любопытства был не самый подходящий.

– Но килладар, сэр...

– Малодушная крыса, а мы мужчины. Нам приказано сохранить полк в полной боеспособности. Дело солдата – выполнять приказ. Все, пошли!

Додд видел высыпавших из бастиона красномундирников, слышал последний залп арабов, сваливший в пыль нескольких горцев, но дольше задерживаться не стал и, повернувшись спиной к защитникам Ахмаднагара, последовал за своими людьми по улицам города. Бежать с поля боя – дело, что и говорить, неприятное, но майор понимал: иного выхода нет. Пусть город погибнет – полк должен выжить. Он знал, что капитан Жубер уже взял под охрану северные ворота и подтянул туда пушки. Знал, что там стоят оседланные кони и навьюченные мулы. Оставалось только одно. Додд подозвал второго французского офицера, лейтенанта Сильера, и приказал взять десяток человек и отправиться за Симоной Жубер, чтобы спасти ее от паники, которая вот-вот неминуемо охватит город. Вообще-то, майор и сам бы с удовольствием предстал перед молодой женщиной в роли спасителя, но ситуация менялась слишком быстро и времени на благородные жесты не оставалось.

– Позаботьтесь о ней, лейтенант.

– Конечно, сэр. – Лейтенант кивнул, довольный возложенным поручением, и, прихватив с десяток солдат, направился к дому Жуберов.

Додд еще раз посмотрел на юг и отвернулся. Там, на юге, не было ничего, что требовалось бы спасать. Там – поражение. Пора двигаться на север, потому что именно на севере, как знал майор, за широкими реками, среди высоких холмов, вдали от складов и тыла, британцы попадут в гибельную для них ловушку.

Судьба Ахмаднагара и всего, что оставалось в нем, была решена.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 389 | Нарушение авторских прав