АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 5. Шарп даже обрадовался, когда утром в комнате наверху появился полковник Маккандлесс

 

Шарп даже обрадовался, когда утром в комнате наверху появился полковник Маккандлесс. Точнее, испытал некоторое облегчение. После случившегося ночью Симона вела себя как-то странно молчаливо, а когда он попытался заговорить с ней, покачала головой и отвела глаза. Пытаясь объясниться, она бормотала что-то невнятное насчет арака и брильянтов, намекала на разочарование в браке, но так и не смогла подобрать нужные английские слова. Шарп понял лишь, что она сожалеет о произошедшем, а потому обрадовался, услышав донесшийся с лестницы голос полковника.

– Могли бы и сообщить, где вас искать! – жаловался Маккандлесс, поднимаясь по ступенькам.

– Я и сообщил, сэр, – соврал Шарп. – Сказал прапорщику из семьдесят восьмого, чтобы он предупредил вас, сэр.

– Наверное, он меня не нашел. – Остановившись в дверях, шотландец недовольно огляделся. – Это что же получается, сержант? Вы провели ночь наедине с женщиной?

– Вы ведь сами приказали защищать ее, сэр.

– Защищать, но подвергать риску ее честь! Вам следовало найти меня.

– Не хотел вас беспокоить, сэр.

– Исполнение долга, Шарп, не есть беспокойство. – Полковник прошел в комнату. – Генерал выразил желание пригласить мадам Жубер к обеду, и мне пришлось объяснять, что у нее недомогание. Я солгал, Шарп! – Маккандлесс ткнул пальцем в грудь сержанту. – А что еще мне оставалось? Не мог же я сказать, что оставил ее наедине с вами!

– Виноват, сэр.

– Надеюсь, ее честь не пострадала, – проворчал Маккандлесс и, сняв треуголку, проследовал за Шарпом в гостиную, где за столом сидела Симона. – Доброе утро, мадам. Спали, полагаю, хорошо?

– Да, спасибо, полковник.

Мадам Жубер покраснела, но шотландец, если и заметил сей факт, вряд ли смог верно его интерпретировать.

– У меня для вас хорошие новости, – продолжал он бодрым тоном. – Генерал Уэлсли согласился с тем, что вы должны воссоединиться с супругом. Есть, однако, и небольшая трудность. – Теперь настала его очередь смутиться. – Мы не можем предоставить вам компаньонку, а служанки у вас нет. Вы, разумеется, можете полностью положиться на мою честь, но не исключаю, что вашему мужу не понравилось бы, если бы его жена отправилась в путешествие без компаньонки.

– Пьер возражать не будет, полковник, – скромно сказала Симона.

– Ручаюсь, что и сержант Шарп будет вести себя как джентльмен, – добавил Маккандлесс, бросая на сержанта строгий взгляд.

– Конечно, полковник, конечно, – согласилась юная особа, застенчиво улыбаясь Шарпу.

– Вот и хорошо! – Маккандлесс облегченно вздохнул, покончив с деликатной темой, и шлепнул себя по колену треуголкой. – Дождя нет, так что день, похоже, выдастся жаркий. Вы будете готовы через час, мадам?

– Даже раньше, полковник.

– Часа вполне достаточно, мадам. Вы окажете мне честь, если мы встретимся у северных ворот. Вашу лошадь, Шарп, я приготовлю.

В назначенное время они выехали из города через северные ворота и вскоре миновали батарею, установленную для обстрела форта. Четыре двенадцатифунтрвых орудия вряд ли могли нанести серьезный ущерб мощной стене, но генерал Уэлсли рассчитывал, что, подавленный быстрым падением города, гарнизон форта осознает бессмысленность сопротивления и, поняв, что в покое его не оставят, скорее согласится капитулировать под орудийные залпы. Обстрел начался с рассветом, но стрельба оставалась спорадической до тех пор, пока отряд Маккандлесса не оказался рядом. В этот момент все четыре орудия грянули разом, и конь Симоны, напуганный внезапным грохотом, кинулся в сторону. Девушка держалась за полковником, Севаджи со своими людьми составлял арьергард. Шарп наконец-то ехал в настоящих сапогах со шпорами, тех самых, что снял накануне с убитого араба.

Оглянувшись, сержант увидел вырвавшееся из жерла двенадцатифунтовика огромное облако черного дыма, через секунду в ушах громыхнуло, а немного погодя он услышал, как ядро ударилось о стену форта. Потом громыхнули три других орудия, и Шарп представил, как пушкари льют воду на раскаленные жерла и как шипит, уносясь вверх, пар. Красные стены форта расцвели дымками – это ответили его пушки, – но пионеры[3] не только выкопали глубокие орудийные позиции, но и защитили их толстой стеной глины, так что обороняющиеся понапрасну расходовали ядра. Вскоре между отрядом и батареей встала роща, и звуки боя приутихли, а потом, по мере того как кони уносили путников все дальше на север, канонада почти смолкла, напоминая ворчание уходящей за горизонт грозы. За эскарпом пушек было уже не слыхать.

Экспедиция получилась нерадостная. Симона держалась замкнуто, а полковник Маккандлесс не знал слов, которые могли бы ободрить женщину. Неуклюжие попытки Шарпа разрядить атмосферу еще более расстроили мадам Жубер, так что в итоге он тоже умолк. Женщины, размышлял сержант, странные создания. Ночью Симона цеплялась за него, как тонущий за соломинку, но с рассветом, похоже, потеряла интерес к жизни и уже предпочитала утонуть.

– Всадники справа! – предупредил Маккандлесс, укоризненным тоном давая понять, что сержант пренебрегает своими обязанностями. – Скорее всего, наши, но могут быть и неприятельские.

Шарп устремил взгляд на восток.

– Наши, сэр, – ответил он, догоняя полковника. Один из конников держал британский флаг, и зоркий глаз сержанта сразу распознал знакомые цвета. После включения Ирландии в состав Соединенного Королевства на флаге появился диагональный красный крест, и, хотя новый рисунок выглядел непривычно, знамя стало более узнаваемым.

Оставляя за собой облачко пыли, всадники устремились наперерез отряду Маккандлесса. Навстречу им со своими людьми выехал Севаджи. Встреча прошла вполне миролюбиво и даже тепло. Незнакомцы под командованием офицера-англичанина оказались маратхскими бриндарри, которые, как и Севаджи, сражались на стороне британцев против Скиндии. Вооружение их отличалось большим разнообразием: пики, тулвары, мушкеты, кремневые ружья, пистолеты и даже луки. Единой формы они тоже не имели, зато на некоторых Шарп увидел нагрудники, а большинство носили железные шлемы с перьями и венчиками из конского волоса. Их командир, драгунский капитан, пристроившись к Маккандлессу, рассказал, что видел белые мундиры на дальнем берегу Годавари.

– Настроены они были не очень дружелюбно, сэр, – заметил капитан, – так что я решил не переправляться.

– Но вы уверены, что видели именно белые мундиры?

– Вне всяких сомнений, сэр, – ответил капитан, подтвердив тем самым, что Додд уже форсировал реку.

Он также добавил, что разговаривал с местными торговцами зерном и те сообщили, что компу Полмана стоит лагерем неподалеку от Аурангабада. Город принадлежал Хайдарабаду, но купцы не заметили никаких признаков того, что маратхи собираются осаждать его стены. Доложив обстановку, капитан повернул коня на юг – результатов разведки ждал генерал Уэлсли.

– Желаю удачи, полковник, и до свидания. К вашим услугам, мэм.

Капитан козырнул Симоне и дал знак своим разбойникам следовать за ним.

Переночевать решили на южном берегу Годавари. Шарп, использовав две попоны, соорудил для мадам Жубер что-то вроде палатки. Севаджи и его люди расположились на уступе над рекой, в десятке ярдов от палатки. Маккандлесс и Шарп устроились поблизости, расстелив одеяла на земле. Вода в реке поднялась высоко, но еще не затопила крутой овраг, промытый на равнине муссонами, и сержант предположил, что до полноводья еще далеко. Впрочем, если запоздалые дожди все же нагрянут, Годавари превратится в бурливый, стремительный поток шириной в четверть мили. Да и сейчас она представляла собой грозное препятствие, катя на запад мутные воды и многочисленный мусор.

– Переходить вброд опасно – слишком широкая, – сказал Маккандлесс, когда они легли.

– И течение сильное, сэр.

– Да, подхватит – не выберешься.

– Как же ее перейдет армия, сэр?

– С трудом, Шарп, с немалым трудом. Но дисциплина побеждает любые трудности. Додд переправился, значит, и мы сможем. – Маккандлесс пробовал читать Библию, но наступившая темнота заставила его закрыть книгу. Симона поужинала с ними, однако была неразговорчива, и полковник облегченно вздохнул, когда она исчезла под навесом. – От женщин одни неудобства.

– Что, сэр?

– Беспокойство и смятение, – с сожалением продолжал Маккандлесс. – Беспорядок и смущение. – В неровном свете догорающего костра его и без того худое лицо казалось черепом скелета. Полковник покачал головой. – Это все жара, Шарп. Определенно жара. Чем дальше на юг, тем греховнее женская натура. Так, наверное, и должно быть. Ад ведь местечко жаркое, а он и есть конечный пункт греха.

– Так вы полагаете, сэр, что в раю холодно?

– Я предпочитаю думать, что климат там бодрый для духа, – абсолютно серьезно ответил полковник. – Здоровый. Как в Шотландии. И конечно, не такой жаркий, как в Индии. Здешняя жара плохо влияет на женщин. Высвобождает в них всякое такое. – Он замолчал, решив, наверное, что сказал слишком много. Потом продолжил: – Думаю, Индия неподходящее место для европейских женщин. Откровенно говоря, я буду очень рад, когда мы наконец избавимся от мадам Жубер. Однако ж нельзя не признать, что ее беда представила нам удобный случай посмотреть на лейтенанта Додда.

Шарп потыкал веткой в костер.

– Рассчитываете схватить лейтенанта Додда, сэр? Поэтому мы и взялись вернуть мадам мужу?

Маккандлесс покачал головой.

– Сомневаюсь, что у нас будет такая возможность. Нет, мы всего лишь используем ниспосланную небесами возможность взглянуть на противника. Наши армии вступают на опасную территорию. В Индии только маратхи могут собрать столь огромное войско, а наши силы весьма ограниченны. Нам нужна разведка, Шарп, поэтому будьте внимательны. Смотрите и слушайте! Сколько у них батальонов? Сколько орудий? В каком эти орудия состоянии? Присматривайтесь к пехоте. Чем вооружена? Фитильными ружьями или кремневыми? Через пару месяцев нам придется воевать с этими разбойниками, и чем больше мы о них узнаем, тем лучше. – Полковник поднялся, забросал землей разворошенные Шарпом угли и вернулся на место. – А теперь спать! Завтра утром нам понадобятся и силы, и свежая голова.

Утром они спустились вниз по течению до деревушки, раскинувшейся у большого индуистского храма. В деревне нашлось несколько крохотных плетеных лодчонок, напоминающих валлийские кораклы, и Маккандлесс договорился позаимствовать с полдюжины для переправы. Расседланные лошади плыли следом. Переправа получилась весьма опасная: мутный поток мгновенно подхватил утлые суденышки и закружил в водовороте. Испуганные лошади отчаянно старались не отставать от похожих на большие корзины лодок, которые, как заметил Шарп, даже не были проконопачены и зависели только от прочности плетения и искусства управлявших ими людей. Лошади натягивали поводья, замедляя ход и затрудняя маневрирование, между прутьями протекала вода, и в какой-то момент сержант даже принялся вычерпывать ее кивером. Лодочник, снисходительно наблюдавший за его бесплодными стараниями, лишь усмехнулся и налег на весло. В одном месте их едва не протаранила коряга – Шарп нисколько не сомневался, что столкновение имело бы самые трагические последствия, – но рулевой ловко сманеврировал, дерево прошло мимо, и сержант облегченно перевел дух.

Через полчаса они выбрались на сушу и стали седлать лошадей. Симона переправлялась в одной лодке с Маккандлессом и успела замочить подол платья, который, когда она сошла на берег, соблазнительно облепил ее ноги. Смущенный столь откровенным зрелищем, полковник предложил одеяло, но девушка отказалась, очевидно, не поняв, что ставит достойного джентльмена в неловкое положение.

– Куда теперь? – поинтересовалась она.

– К Аурангабаду, мэм, – ответил Маккандлесс, старательно отводя глаза от непристойно подчеркнутой женской фигуры. – Уверен, впрочем, что перехватят нас раньше, чем мы достигнем города. Не сомневаюсь, завтра к вечеру вы будете с мужем.

Севаджи и его люди выехали далеко вперед, растянувшись широкой линией. Здешние земли принадлежали радже Хайдарабада, союзнику британцев, но считались приграничными, и единственными дружественными силами к северу от Годавари были гарнизоны рассыпанных весьма редко хайдарабадских крепостей. Дальше начинались владения маратхов, хотя враг еще не появлялся. Изредка им попадались крестьяне, расчищавшие ирригационные каналы на пустынных полях или присматривавшие за большими печами для обжига. Работали у печей в основном женщины и дети, чумазые, потные и едва ли замечавшие проезжающих мимо путников.

– Какая тяжелая жизнь, – сказала Симона, когда они миновали наполовину сложенную печь, возле которой надсмотрщик в гамаке подгонял суетящихся детишек.

– Жизнь везде тяжелая, если нет денег, – ответил Шарп, радуясь тому, что Симона наконец нарушила молчание. Они ехали за Маккандлессом и разговаривали вполголоса.

– Деньги и звание, – вздохнула девушка.

– Звание?

– Да. Обычно это одно и то же. Полковники богаче капитанов, так ведь? – А капитаны обычно богаче сержантов, подумал Шарп, но ничего не сказал. Симона дотронулась до висевшего на поясе кошелька. – Я должна вернуть вам брильянты.

– Почему?

– Потому что... – Она не договорила. – Не хочу, чтобы вы думали, будто я... – Новая попытка закончилась тем же – женщина замолчала.

Шарп ободряюще улыбнулся.

– Все в порядке, милая. Ничего не случилось. Так и скажите мужу. Ничего не случилось, а камни вы нашли на убитом.

– Он потребует, чтобы я отдала брильянты ему. Для его семьи.

– Тогда вообще ничего не говорите.

– Он откладывает деньги, – объяснила Симона, – чтобы семья могла жить, не работая.

– Мы все об этом мечтаем. Жить, не работая. Поэтому все и хотят быть офицерами.

– А вот я про себя думаю, – словно не слыша Шарпа, продолжала Симона, – что мне дальше делать? Оставаться в Индии я не могу. Нужно вернуться во Францию. Мы похожи на корабли, сержант, каждый ищет спокойной гавани.

– И Пьер спокойная гавань?

– Спокойная, – невесело ответила Симона, и Шарп лишь теперь понял, о чем она думала последние два дня. Он не мог предложить женщине того покоя и уюта, которые обеспечивал ей муж, и, хотя мир Пьера казался Симоне ограниченным и унылым, альтернатива представлялась просто страшной. На одну ночь она позволила себе попробовать вкус этого другого мира, но теперь сторонилась его. – Вы не думаете обо мне слишком плохо?

Услышав в вопросе плохо скрытую тревогу, Шарп усмехнулся.

– Как я могу плохо о вас думать, если уже наполовину влюблен?

Ответ, наверное, успокоил Симону, потому что остаток дня она щебетала довольно весело. Маккандлесс расспрашивал женщину о полке Додда, его подготовке и вооружении, и, хотя мадам Жубер не проявляла интереса к такого рода вещам, ее ответы удовлетворили полковника настолько, что он даже записал что-то в маленькую черную книжечку.

На ночь остановились в деревне, а утром тронулись в путь.

– Когда встретим противника, – инструктировал сержанта Маккандлесс, – держите руки подальше от оружия.

– Есть, сэр.

– Дайте маратху малейший повод заподозрить вас во враждебных намерениях, – заливался полковник, – и он пустит ваши жилы на тетиву. В качестве тяжелой конницы они неэффективны, но как легкая кавалерия непревзойденны. Атакуют роем. Представьте, что на вас несется орда всадников. Это буря. Ураган. Ничего не видно – только пыль и блеск сабель. Великолепно!

– Они вам нравятся, сэр?

– Мне нравится все дикое, неукротимое, неприрученное, – с необычной для него страстью заговорил Маккандлесс. – Там, на родине, мы подчинили себя установленному порядку, но здесь человек живет своим оружием и умом. Когда мы и здесь установим порядок, мне будет многого не хватать.

– Так, может, не стоит его и устанавливать, сэр?

– В этом наш долг, Шарп. Долг перед Богом. Работа, порядок, закон и христианская смиренность – вот что мы несем.

Взгляд полковника ушел куда-то далеко, за укрывшую северный горизонт белесую полоску тумана. Или то была всего лишь повисшая в воздухе пыль, поднятая стадом коров или овец. Пятно, однако, разрасталось, приближаясь, и люди Севаджи вдруг повернули коней на запад и в считанные мгновения скрылись из виду.

– Это что же, сэр, они нас бросают? – спросил Шарп.

– К нам с вами противник отнесется с должным уважением, – ответил Маккандлесс, – а вот Севаджи на благосклонность рассчитывать не приходится. Его считают предателем, а предателей убивают на месте. Мы встретимся с ним потом, когда доставим мадам Жубер ее супругу. Место и время мы обговорили.

Облако было совсем близко, и Шарп уже различал в белом вихре блеск стали. Вот они, дикие и великолепные всадники, о которых говорил Маккандлесс. На него летел ураган.

 

* * *

 

Прежде чем приблизиться к трем путникам, маратхские всадники растянулись широкой шеренгой, края которой постепенно сходились, образуя охватывающее добычу кольцо. Всего их было, на взгляд Шарпа, около двух сотен. Маккандлесс сделал вид, что не замечает угрозы, и не остановился даже тогда, когда крылья атаки сомкнулись у него за спиной.

Всадники, как и их кони, были заметно мельче британских, но при этом производили достаточно грозное впечатление. Изогнутые лезвия тулваров блестели, как и островерхие, украшенные гребнем шлемы. У одних гребень представлял собой пучок конских волос, у других хохолок из птичьих перьев, у третьих связку ярких разноцветных лент. Ленты мелькали и в лошадиных гривах, ими же были перевязаны дуги луков. Всадники пронеслись мимо Маккандлесса и, осадив коней, круто развернулись в облаке густой пыли под топот копыт, лязг уздечек и бряцанье оружия.

Командир маратхов остановился перед Маккандлессом, который, сделав удивленное лицо, тем не менее приветствовал противника с восточной любезностью, но без малейшего заискивания. Маратх – неопределенного возраста мужчина с буйной черной бородой, перечеркнутой шрамом щекой, бельмом на глазу и длинными засаленными волосами, нечесаными космами торчащими из-под шлема, – угрожающе взмахнул тулваром, но полковник не повел и бровью и, похоже, пропустив мимо ушей сказанное противником, довел речь до конца. Не выказывая ни малейшего признака нервозности, он держался так, словно считал свое присутствие на вражеской территории вполне естественным. Уверенная манера и, возможно, внушительный рост, благодаря которому шотландец возвышался над окружившими его индийцами, оказали требуемый эффект. По крайней мере, никто не стал оспаривать предложенную им версию происходящего.

– Я потребовал, чтобы нас проводили к Полману, – сказал полковник Шарпу.

– Думаю, сэр, они в любом случае отвели бы нас к нему.

– Конечно. Но важнее настоять на своем, чем выполнить чьи-то требования. – С этими словами Маккандлесс повелительно махнул рукой, показывая командиру маратхов, что он готов продолжить путь, и индийцы послушно образовали эскорт по обе стороны от трех европейцев. – Хороши мерзавцы, не правда ли?

– Уж больно они дикие, сэр.

– К несчастью, отстали от времени.

– Я бы и не заметил, сэр.

Действительно, хотя многие из конников имели оружие, которое выглядело бы современным разве что в сражениях при Азенкуре или Креси, почти у всех за спиной висели фитильные ружья, а на боку болтались устрашающего вида тулвары.

Маккандлесс покачал головой.

– Может быть, они и лучшие в мире кавалеристы, но провести правильную атаку не могут и против ружейного залпа не выстоят. Они хороши для пикетов, им нет равных в преследовании, но на пушки умирать не пойдут.

– Так вы их в этом вините? – спросила Симона.

– Я их не виню, мадам, но, если лошадь боится огня, в бою от нее проку мало. Победы приходят не к тем, кто носится по равнинам подобно кучке охотников, а к тем, кто способен выстоять под огнем врага. Именно так солдат зарабатывает свое жалованье – под дулами вражеских ружей.

Шарп подумал, что ни разу и не испытал того, о чем говорит полковник. Несколько лет назад он видел французов во Фландрии, но бой был скоротечный, в тумане, и противники так и не сошлись лицом к лицу. Он не смотрел в бешеные от страха глаза врага, а лишь слышал выстрелы и палил в ответ. Шарп дрался при Малавелли, но помнил только один залп, штыковую атаку и паническое бегство неприятеля. Ужасы штурма Серингапатама тоже прошли стороной – другие лезли в простреливаемую со всех сторон брешь. Сержант вдруг понял, что однажды, рано или поздно, ему придется встать в боевую шеренгу и принять неприятельский залп. Выдержит он или сломается от ужаса? А может быть, ему вообще не суждено дожить до настоящего сражения, потому как, несмотря на всю уверенность Маккандлесса, никто не давал гарантии, что они переживут этот визит в стан противника.

В расположение армии Полмана попали только к вечеру. Лагерь располагался к югу от Аурангабада и был виден за несколько миль из-за висящего над ним огромного облака дыма. Главным топливом для многочисленных костров служил сухой навоз, и запах стоял такой, что у Шарпа запершило в горле. Здесь все напоминало британский лагерь, разве что палатки были не брезентовые, а тростниковые, но вытянулись они строго по линейке, мушкеты стояли в козлах по три, караулы охраняли периметр, офицеры выезжали лошадей. Один из них, словно не замечая Маккандлесса и Шарпа, повернулся вдруг к Симоне.

– Bonsoir, madame.

Женщина не ответила и даже не посмотрела в его сторону.

– Это француз, сэр, – сказал Шарп.

– Я знаю французский, сержант.

– И что здесь делает лягушатник, сэр?

– То же, что и лейтенант Додд. Учит пехоту Скиндии воевать.

– А разве их надо учить драться, сэр? Я думал, у них это в крови.

– Они воюют не так, как мы.

– Как это, сэр?

– Европейцы, сержант, научились быстро сближаться с противником. Чем ты ближе к врагу, тем больше вероятность, что ты убьешь его. Разумеется, при этом возрастает и вероятность того, что он убьет тебя, но в бою о страхе лучше забыть. Сближайся, сохраняй строй и делай свое дело, убивай – вот и вся мудрость. Индийцы не склонны сближаться и стараются поразить противника издалека. Европейские офицеры, вроде Додда, пытаются их переучить. При такой тактике первостепенное значение имеет дисциплина. Дисциплина, плотный строй и хорошие сержанты. И наверняка он обучает их использованию артиллерии, – мрачно добавил полковник, поглядывая в сторону заполненного тяжелыми орудиями артиллерийского парка.

Выглядели пушки весьма странно – на жерлах одних красовались стертые орнаменты, другие удивляли яркими, кричащими цветами, – но стояли аккуратно и были обеспечены всем необходимым: прибойниками, червяками, ганшпугами и ведрами. Оси блестели от смазки, на длинных стволах Шарп не заметил ни пятнышка ржавчины. Кто-то явно знал, как ухаживать за пушками, а значит, знал и как ими пользоваться.

– Считаете, Шарп? – спросил вдруг полковник.

– Никак нет, сэр.

– Здесь семнадцать, в основном девятифунтовые, но есть и покрупнее. Наблюдайте и берите на заметку. Нас сюда за этим и послали.

– Есть, сэр.

Они прошли мимо шеренги привязанных к колышкам верблюдов, мимо ограждения, за которым дюжина слонов получала ужин из пальмовых листьев и вареного риса. Рядом крутились дети, подбирая выплеснувшуюся из ведер жидкую кашицу. Новость о прибытии европейцев уже разнеслась по лагерю, вызвав немалый переполох среди его обитателей. По мере того как Маккандлесс и его спутники приближались к центральным палаткам, толпы любопытных становились все больше. Одна из палаток, расписанная желтыми и голубыми полосами, была отмечена высокими флагштоками с беспомощно обвисшими из-за отсутствия ветра яркими полотнищами.

– Говорить буду я, – предупредил Маккандлесс.

– Конечно, сэр.

Симона вдруг охнула, и сержант, повернувшись, увидел, что она смотрит поверх толпы на группку европейских офицеров.

– Пьер, – с печальной улыбкой объяснила мадам Жубер и, тронув коня, повернула к мужу.

Ее супруг, невысокого роста мужчина в белом мундире, секунду-другую растерянно взирал на нее, потом сорвался с места и бросился навстречу жене. Шарп ощутил непривычный укол ревности.

– Главную свою обязанность мы выполнили, – объявил заметно повеселевший Маккандлесс. – Какая беспокойная женщина.

– Несчастная, сэр.

– Несчастная? Все несчастья оттого, что женщине нечем здесь себя занять. Дьявол, Шарп, выбирает бездельников.

– Тогда меня, сэр, он, наверное, ненавидит.

Сержант все еще смотрел вслед Симоне: как она соскользнула с седла, как остановилась, как попала в объятия мужа. Потом ее скрыла толпа.

Кто-то выкрикнул оскорбление, другие засмеялись, третьи поддержали обидчика, но враждебность толпы, похоже, нисколько не трогала Маккандлесса, и Шарп, глядя на него, постарался сохранить самообладание. Удивительно, но, попав в лагерь врага, полковник как будто оказался в своей стихии.

Из полосатой палатки вышли несколько мужчин. Почти все они были европейцами, но среди них выделялся высокий, плотного сложения человек, за спиной которого стояли два телохранителя-индийца в пурпурных мундирах.

– Полковник Полман, – сказал Маккандлесс, отвечая на вопросительный взгляд Шарпа.

– Тот, что был когда-то сержантом, сэр?

– Он самый.

– Вы знакомы, сэр?

– Встречались пару лет назад. Любезный господин, но вот доверять ему я бы поостерегся.

Если Полман и удивился появлению в своем лагере британского офицера, внешне он никак этого не выдал. Сделав шаг вперед, он приветливо развел руками, как если бы встретил старых друзей.

– Новички? – улыбаясь, осведомился он. – Всегда рад рекрутам.

Оставив вопрос без ответа, шотландец спешился.

– Не помните меня, полковник?

– Конечно, я вас помню, – по-прежнему улыбаясь, сказал Полман. – Полковник Гектор Маккандлесс, бывший офицер Его величества шотландской бригады, ныне состоящий на службе Ост-Индской компании. Как я могу вас забыть, полковник! Вы старались склонить меня к чтению Библии. – Полман усмехнулся, показав желтые от табака зубы. – Но вы не ответили на мой вопрос. Хотите вступить в мою армию?

– Я всего лишь выполняю поручение, полковник. – Шотландец отряхнул пыль с килта, который всегда надевал в особо важных случаях. Вероятно, именно эта деталь одежды вызвала улыбки у стоявших за спиной Полмана офицеров, хотя никто из них не дерзнул пойти дальше. – Я привез вам женщину.

– В Англии это называется, если я правильно помню, возить уголь в Ньюкасл?

– Я обеспечивал безопасность мадам Жубер, – твердо ответил шотландец.

– Ага, так это была Симона, – кивнул Полман. – Не узнал. Что ж, ее здесь примут. У нас есть все: пушки, мушкеты, лошади, боеприпасы, солдаты, но ведь женщин в армии никогда не бывает много, верно? – Он рассмеялся, затем жестом приказал телохранителям позаботиться о лошадях. – Вы проделали долгий путь, полковник, так что позвольте предложить вам ужин. Вы тоже приглашены, сержант. Устали?

– Скорее, от седла, сэр, – ответил Шарп, неуклюже, но с облегчением сползая с лошади.

– Не привыкли ездить верхом, а? – Полман подошел ближе и обнял его за плечи. – Вы пехотинец, а значит, у вас крепкие ноги и нежный зад. Я вот тоже так и не привык к седлу. Предпочитаю воевать на слоне. Рекомендую, сержант. Как вас зовут?

– Шарп, сэр.

– Что ж, добро пожаловать, сержант Шарп. А теперь пройдемте к ужину.

Полман подтолкнул Шарпа к палатке и остановился, давая гостям возможность оценить роскошь интерьера: мягкие ковры под ногами, шелковую драпировку, узорчатые медные канделябры, резные столики. Маккандлесс нахмурился, он не одобрял излишеств, но на Шарпа богатое убранство шатра произвело сильное впечатление.

– Неплохо, да? – Полман похлопал его по плечу. – Для бывшего сержанта.

– Вы были сержантом, сэр? – притворно удивился Шарп.

– Да, сержантом Ост-Индской компании Ганноверского полка, – похвастал Полман, – квартировавшего в крысиной норе под названием Мадрас. Теперь я командую армией, и все эти напудренные щеголи служат мне. – Он сделал жест в сторону присутствующих офицеров, которые сдержанно улыбнулись – очевидно, к оскорбительным репликам бывшего сержанта они уже привыкли. – Хотите отлить, Шарп? Или умыться?

– Было бы неплохо, сэр.

– Там, за палаткой. – Он махнул рукой, показывая выход. – Возвращайтесь побыстрее. Мы с вами выпьем.

Маккандлесс, без особой радости слушавший этот разговор, нахмурился. Он уже уловил запах спиртного и предвидел худшее: долгий вечер в веселой компании. Сам шотландец воздерживался от употребления алкоголя и плохо переносил пьяную болтовню. Перспектива казалась ему слишком мрачной, чтобы мучиться в одиночку.

– Вас это не касается, Шарп, – прошипел он, когда сержант вернулся в палатку.

– Не касается что, сэр?

– Вы должны оставаться трезвым, слышите? Я не намерен с вами нянчиться. Завтра у вас будет болеть голова, а нам, если не забыли, еще возвращаться.

– Конечно, нет, сэр, – твердо заявил Шарп и даже попытался следовать указанию полковника, но Полман проявил настойчивость и все-таки заставил его поднять бокал.

– Вы ведь не трезвенник, сержант? – притворно ужаснулся он, когда Шарп попытался отказаться от бренди. – Вы ведь не из тех, для кого единственное удовольствие в жизни – чтение Библии? Только не говорите, что британская армия состоит теперь из одних праведников-моралистов!

– Никак нет, сэр. Ко мне это не относится.

– Так выпейте же со мной за здоровье короля Георга Ганноверского![4]

После такого предложения Шарпу ничего не оставалось, как верноподданнически выпить сначала за их общего повелителя, а потом за королеву Шарлотту. Двух тостов оказалось достаточно, чтобы опустошить кубок, поэтому, чтобы выпить за здоровье Его королевского высочества Георга, принца Уэльского, пришлось звать служанку с кувшином.

– Нравится девочка? – спросил Полман, кивая вслед служанке, ловко увернувшейся от майора-француза, попытавшегося ухватить ее за сари.

– Миленькая, сэр.

– Они все миленькие, сержант. Я держу дюжину в качестве жен, еще дюжину в роли служанок и бог знает сколько других, которые просто претендуют на их места. Что с вами, полковник Маккандлесс? Удивлены?

– Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей.

– И слава богу, – ответил Полман и, хлопнув в ладоши, приказал подавать ужин.

Офицеров в палатке собралось человек десять. Половина из них были маратхи, остальные – европейцы. Одним из последних, когда уже принесли блюда, появился майор Додд. Стемнело, и полумрак разгоняло лишь пламя свечей, но Шарп узнал Додда сразу, едва увидев вытянутый подбородок, болезненно-бледное лицо и холодные глаза. Узнал, и в памяти моментально встали картины Чазалгаона: ползающие по языку и открытым глазам мухи, смех переворачивающих мертвые тела убийц, грохот выстрелов и перешагивающие через трупы ноги. Додд, не заметив пристальный взгляд сержанта, кивнул Полману.

– Извините за опоздание, полковник, – сдержанно произнес он.

– Я бы не удивился опозданию капитана Жубера, – пожал плечами Полман, – потому как у человека, воссоединившегося с супругой после нескольких дней разлуки, могут быть более неотложные дела, чем ужин. Вы тоже, майор, встречали мадам Жубер?

– Нет, сэр, я проверял пикеты.

– Внимание майора Додда к служебным обязанностям – пример для нас всех. – Полман повернулся к Маккандлессу. – Имеете честь знать майора Додда, полковник?

– Я знаю, что Ост-Индская компания объявила вознаграждение в пятьсот гиней за поимку лейтенанта Додда, – не скрывая чувств, прорычал шотландец. – Полагаю, после его зверств в Чазалгаоне сумма возросла.

Додд никак не отреагировал на открытую враждебность Маккандлесса, а вот Полман улыбнулся.

– Так вы явились сюда за наградой, полковник?

– Я этих денег не возьму – не желаю иметь к ним никакого отношения. На них пятно безвинной крови, пятно предательства и бесчестья.

Слова, адресованные Полману, были произнесены достаточно громко, чтобы их услышал и Додд. Лицо его вытянулось, резкие черты проступили еще явственнее. Заняв место в конце стола, майор пододвинул к себе блюдо. Присутствующие притихли, почувствовав возникшее напряжение. Полмана открытая конфронтация, похоже, только забавляла.

– Так вы говорите, что майор – убийца?

– Убийца и предатель.

Полман перевел взгляд на своего офицера.

– Майор, вам есть что сказать?

Додд разломил пополам лепешку и лишь затем поднял голову.

– Когда я имел несчастье служить в Компании, – заговорил он, обращаясь к Полману, – полковник Маккандлесс исполнял там обязанности начальника разведки и занимался бесчестным делом, выслеживая врагов Компании. Не сомневаюсь, что он и сюда прибыл с той же целью. Можете говорить что угодно, но он – шпион.

Полман улыбнулся.

– Это так, Маккандлесс?

– Я всего лишь сопровождал мадам Жубер, не более того.

– Конечно, более, – не согласился Полман. – Майор Додд прав. Вы возглавляете службу разведки Компании, не так ли? А несчастье дорогой Симоны всего лишь удобный повод взглянуть на нашу армию.

– У вас богатое воображение, – ответил шотландец.

– Чепуха, полковник. Прошу вас, отведайте барашка. Мясо тушилось в твороге. Так что вы хотели бы увидеть?

– Кровать, – коротко ответил Маккандлесс, отодвигая блюдо с бараниной. К мясу он не притрагивался. – Всего лишь кровать.

– И вы ее увидите. – Полман помолчал, словно не зная, стоит ли поощрять вспыхнувшую между Маккандлессом и Доддом перепалку, и, очевидно, решил, что для одного вечера оскорблений достаточно. – Но завтра, полковник, я устрою вам инспекционный обход. Вы увидите все, что только пожелаете. Посмотрите, как работают мои пушкари, понаблюдаете за тренировкой пехоты. Задавайте любые вопросы, заглядывайте куда хотите. Нам скрывать нечего. – Он добродушно улыбнулся ошеломленному столь необыкновенной открытостью противника шотландцу. – Вы мой гость, полковник, и долг хозяина быть любезным.

На следующее утро, как и было обещано, Маккандлесса действительно пригласили осмотреть весь лагерь.

– Хотелось бы показать больше, – сказал Полман, – но бригады Сальера и Дюпона стоят севернее. Тешу себя мыслью, что они не так хороши, как моя, но, откровенно говоря, обе тоже недурны. На офицерских должностях, разумеется, европейцы, так что обучение там поставлено на высоком уровне. Пехоту раджи Берара хвалить не буду, но пушкари у него не хуже наших.

Шотландец за все утро едва ли произнес и десяток слов, но Шарп видел – полковник очень озабочен увиденным. Войско Полмана действительно выглядело не хуже любого из полков Компании. Под началом ганноверца было шесть с половиной тысяч пехоты, пятьсот кавалеристов и примерно столько же пионеров, совмещавших обязанности саперов с обслуживанием тридцати восьми орудий. Одна лишь эта бригада численно превосходила армию Уэлсли, а ведь в распоряжении Скиндии было еще две таких же. И это не считая кавалерии. Шотландец все больше мрачнел, и последним ударом для него стала демонстрация артиллерии противника: пушкари обслуживали батарею тяжелых восемнадцатифунтовых орудий ловко и уверенно, ни в чем не уступая своим британским коллегам.

– Отличная работа, – похвастал Полман, подводя гостей к только что отстрелявшимся и еще горячим пушкам. – Выглядят, может быть, немного кричаще, мы, европейцы, предпочитаем попроще, но, уверяю, стреляют они не хуже. – Орудия были выкрашены яркими красками и имели собственные имена, выписанные кудреватым почерком на казенной части. – Мегавати, – прочитал вслух Полман. – Богиня туч. Посмотрите сами, полковник, и убедитесь, что я прав. И даже оси, уверяю вас, не ломаются.

Полман был не прочь продолжить экскурсию и после обеда, но шотландец, сославшись на усталость, уединился в палатке, выделенной ему радушным хозяином. Шарп понимал, что дело не в усталости, а в унижении и уязвленной гордости горца. К тому же Маккандлесс, очевидно, хотел записать увиденное в свою черную книжечку.

– Отправляемся сегодня вечером, – буркнул он. – Вам, сержант, есть чем заняться?

– Полковник Полман пригласил покататься на слоне, сэр, и я согласился.

Маккандлесс нахмурился.

– Любит повыделываться, – проворчал он, и Шарп подумал, что получит приказ отказаться от приглашения, но шотландец лишь пожал плечами. – Поезжайте, если не боитесь качки.

Клетка на спине слона действительно раскачивалась из стороны в сторону, как суденышко на волнах, и поначалу Шарп чувствовал себя неуютно и несколько раз даже хватался за края клетки, но потом освоился, успокоился и даже позволил себе откинуться на мягкую подушку. В домике было два сиденья, и сержант занимал заднее, но через некоторое время Полман повернулся к гостю и показал, как откинуть спинку и превратить сиденье в подобие кровати, на которой можно отдыхать, не опасаясь посторонних взглядов, под прикрытием ниспадающих с плетеного навеса занавесей.

– Уютное гнездышко, а, сержант? Можно и женщину пригласить. – Полман установил спинку в вертикальное положение. – Но не лишено недостатков. Был случай, когда лопнула подпруга и все это сооружение просто рухнуло на землю! К счастью, я был еще в штанах и успел соскочить, сохранив Достоинство.

– По-моему, сэр, вы не из тех, кто переживает насчет достоинства.

– Мне нужно заботиться о репутации, а это немного другое. Репутацию я поддерживаю победами и раздачей золота. Эти парни, – он кивком указал на вышагивающих по обе стороны от слона телохранителей в пурпурных мундирах, – получают жалованье лейтенанта британской армии. Что уж говорить про офицеров-европейцев! – Полман рассмеялся. – Они о таких деньгах и мечтать не смели. Вы только посмотрите на них! – За слоном следовали несколько офицеров, в числе которых был и Додд, державшийся несколько в стороне от других и сохранявший угрюмое выражение, как будто его принудили к исполнению неких унизительных обязанностей. Лошадь его, тощая и неухоженная, выглядела под стать хозяину. – Корысть, сержант, корысть! Для солдата нет мотива сильнее. Корысть заставляет их драться, не жалея живота своего. И они будут драться, как черти, если только на то будет высочайшее позволение.

– Думаете, сэр, его может и не быть?

Полман усмехнулся.

– Сидия больше склонен прислушиваться к тому, что предрекают астрологи, чем к советам офицеров-европейцев, но я дал им золотишка, поэтому в нужный момент прорицатели скажут, что звезды благоприятствуют войне, и он передаст всю армию в мое полное распоряжение.

– Большая армия, сэр?

Ганноверец улыбнулся, догадавшись, что Шарп задает вопросы по поручению Маккандлесса, но от ответа не уклонился.

– К тому времени, как мы станем друг против друга, у меня будет более ста тысяч человек. Из них пятнадцать тысяч первоклассной пехоты, тридцать тысяч пехоты вполне надежной, а остальное – кавалерия, которая умеет разве что мародерствовать да добивать раненых. Еще у нас есть стопушек, ничем не уступающих европейским. А сколько наберется у вас, сержант?

– Не знаю, сэр, – прикинувшись простачком, ответил Шарп.

Полман рассмеялся.

– Думаю, у Уэлсли не больше семи с половиной тысяч человек, пехоты и кавалерии. У полковника Стивенсона чуть меньше, около семи тысяч. Сколько получается всего? Четырнадцать с половиной тысяч, так? И не больше сорока орудий. Считаете, четырнадцать с половиной тысяч могут победить сто тысяч? А что будет, если я успею ударить по одной из ваших армий до того, как они соединятся? – Шарп промолчал. – То-то и оно, Шарп. Может быть, вам стоит подумать о том, чтобы предложить свои услуги мне, а?

– Вы предлагаете, сэр, перейти к вам на службу? – удивился сержант.

– Да, предлагаю. – Полман повернулся к сержанту. – Для этого я вас и пригласил. Мне нужны офицеры-европейцы. Если вы, молодой еще человек, стали сержантом в британской армии, значит, способностями вас Бог не обидел. Я предлагаю вам звание и богатство. Посмотрите на меня! Десять лет назад я был таким же, как вы, сержантом, а сейчас разъезжаю на слоне. Еще два возят мое золото, а за право наточить мой клинок соперничают три дюжины женщин. Слышали о Джордже Томасе?

– Нет, сэр.

– Ирландец. Даже не солдат! Неграмотный матрос из дублинских трущоб. Кончил плохо – упился до смерти. Но до того успел стать генералом у бегумы Сомру. Подозреваю, что был ее любовником. Но дело в другом. Золото этого бедолаги возило целое стадо слонов! За что ему платили? За что платят всем европейцам? За наши способности, сержант. Присутствие хороших офицеров-европейцев обеспечивает победу в войне. В сражении при Малпуре я захватил семьдесят два орудия и потребовал вознаграждения, равного весу одного из них. Разумеется, чистым золотом. Потребовал и получил. Через десять лет вы будете богаты, как Бенуа де Бойн. Слышали о нем?

– Нет, сэр.

– Этот савоец за четыре года заработал сто тысяч фунтов, после чего вернулся домой и женился на семнадцатилетней дочери какого-то лорда. За каких-то четыре года! В армии он был капитаном, а у Скиндии управлял половиной всех его земель. Здесь делаются состояния, Шарп, и при этом никому нет дела до вашего происхождения и ранга. Важно лишь то, на что вы способны. Только это. Соглашайтесь, вы будете служить в моей бригаде и если проявите себя, то уже к концу месяца, черт возьми, станете лейтенантом. – Сержант посмотрел на ганноверца, но промолчал. – У вас есть шансы получить офицерский чин в британской армии? Шарп покачал головой.

– Никаких, сэр.

– Ну так что? Я предлагаю вам звание, богатство и сколько угодно бибби.

– Поэтому мистер Додд к вам и перешел, сэр?

По губам Полмана скользнула улыбка.

– Майор Додд дезертировал, потому что его обвинили в убийстве, потому что он разумный человек и еще потому, что ему нужна такая работа. Хотя сам он этого никогда не признает. – Ганноверец высунул голову из домика. – Майор Додд!

Майор пришпорил свою клячу и, поравнявшись со слоном, поднял голову.

– Сэр?

– Сержант Шарп хочет знать, почему вы вступили в мою армию.

Додд недоверчиво посмотрел на Шарпа, потом пожал плечами.

– Я сбежал сюда, потому что в Компании у меня не было будущего. Я прослужил лейтенантом двадцать два года! Компании наплевать, хороший вы солдат или нет, в любом случае надо дожидаться своей очереди. Все эти годы я видел, как богатые молодые идиоты покупали себе чины в королевской армии и поднимались наверх, тогда как мне оставалось только кланяться и расшаркиваться перед тупыми, ни на что не годными мерзавцами. Есть, сэр, никак нет, сэр. Я поднесу ваш баул, сэр. Я подотру вам задницу, сэр. – Лицо Додда раскраснелось, было видно, что вопрос Шарпа задел его за живое, всколыхнул давние обиды, но майор сделал над собой усилие и не сорвался на крик. – В королевскую армию я вступить не мог, потому что мой отец простой мельник в Суффолке и мне не на что было купить офицерский патент. Путь был один – идти в Компанию, и вы, сержант, не хуже меня знаете, что армейские офицеры считают тех, кто в ней служит, подонками, дерьмом. Так что делай свое дело, не суй нос, куда не следует, жди очереди и сдохни ради интересов акционеров, если так прикажет Совет директоров. – Он замолчал, справляясь с гневом. – Вот почему.

– А вы, сержант? – Полман повернулся к Шарпу. – Какие возможности открывает армия перед вами?

– Не знаю, сэр.

– Знаете, знаете.

Слон остановился, и ганноверец вытянул руку. Шарп увидел, что они вышли из лесу и в полумиле от них раскинулся город, стены которого не уступали стенам Ахмаднагара. Над ними реяли разноцветные яркие флаги, а в амбразурах, поблескивая отполированными жерлами, темнели орудия.

– Это Аурангабад, – сказал Полман, – и все его жители трясутся от страха, что я вот-вот начну осаду.

– А вы не начнете?

– Я ищу Уэлсли, – ответил полковник. – И знаете, почему? Потому что я не проиграл еще ни одного сражения. Потому что хочу победить британского генерала и присоединить его саблю к своим трофеям. Потом я построю себе дворец, да, черт побери, настоящий дворец из отличного мрамора. Я установлю в его залах британские пушки, я развешу вместо штор британские флаги и буду забавляться с моими бибби на матрасе, набитом волосом британских коней. – Он помолчал, отдавшись мечтам, еще раз взглянул на город и приказал повернуть слона к лагерю. – Когда уезжает Маккандлесс?

– Сегодня вечером, сэр.

– Когда стемнеет?

– Думаю, сэр, ближе к полуночи.

– Что ж, сержант, время на принятие решения у вас еще есть. Подумайте о своем будущем. Взвесьте, что обещает вам красный мундир и что предлагаю я. А когда все обдумаете и примете решение, приходите ко мне.

– Я подумаю, сэр, – сказал Шарп. – Я уже думаю.

И он нисколько не лукавил.

 


Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 391 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.039 сек.)