АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Сознание как физиологическая проблема.

Сознание и бессознательные процессы. Проблеме сознания посвящено много философских, психологических и психиатрических работ. Советская медицинская психология в своем изучении вопросов сознания опирается на те из них, которые написаны с позиций диалектического материализма. Из современных психологических и психопатологических работ советских авторов значительную ценность представляют работы Ф.В. Бассина, А.Н. Леонтьева, А.А. Меграбяна, С.Л. Рубинштейна, Е.В. Шороховой.

Сознание — высшая форма отражения действительности, присущая лишь человеку, наиболее сложное проявление процессов нервно-психической деятельности. Поэтому было бы неправильно отождествлять «сознательное» и «психическое». Второе шире первого. Вне общества сознание не существует. Сознание представляет собой наиболее высокий продукт общественно-трудового развития. К. Маркс писал: «Сознание, следовательно, с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 3, 1955, стр. 29).

Сознание неразрывно связано с речью, языком. Сознание есть всегда знание о чем-то. Но сознание есть не только знание, но и отношение. Осознание объектов внешнего мира неотделимо от отношения субъекта к объекту, от отношения осознающего к осознаваемому и от переживаний человека.

Понятие «сознание» относится как к отдельному человеку (индивидуальное сознание), так и к обществу (общественное сознание). Социальная природа индивидуального сознания не дает основания для отождествления индивидуального сознания с общественным.

Общественное сознание как отражение общественного бытия включает в себя политические, философские, правовые, художественно-эстетические взгляды, морально-этические идеи, нормы, научные знания.

Общественное сознание безусловно влияет на индивидуальное сознание, на его развитие. Врачу приходится в ряде случаев касаться некоторых идей, эстетических норм, но все же главной проблемой медицинской психологии является индивидуальное сознание.

Глубокое психологическое и физиологическое изучение сознания больного человека имеет огромное теоретическое и практическое значение. Клинические наблюдения играют важнейшую роль в изучении сознания как функции головного мозга, физиологической основой которой является высшая нервная деятельность. Решающее значение для сознания, его развития и сохранности имеет кора головного мозга и в первую очередь вторая сигнальная система. Попытки ряда авторов локализовать анатомическую основу сознательных процессов в подкорковых образованиях (Penfield и др.) не выдержали проверки опытом. В настоящее время можно считать доказанной роль подкорковых образований с ретикулярной формацией в поддержании тонуса сознания, уровня бодрствования. Можно согласиться с указанием Ф.В. Бассина, что под «уровнем бодрствования» следует понимать то, о чем в клинике принято говорить, как о ясности сознания, или то, что имел в виду И.П. Павлов, говоря о тонусе коры. Эти понятия далеко не тождественны с понятием сознания.

Сознание человека целостно и едино. Сознание обеспечивает человеку не только наиболее высокий уровень отражения действительности, но и высокий уровень саморегуляции. Оно делает человека способным не только познавать, но и преобразовывать мир. Сознание проявляется и формируется в деятельности. Первостепенное значение здесь имеет положение марксистско-ленинской философии об активном характере сознания, о неразрывной связи сознания с действительностью. Изменения в мозгу под влиянием болезни, некоторых ядовитых веществ и пр. сказываются на обеих тесно связанных между собой сторонах сознания: как на его содержании, так и на уровне бодрствования (ясности, тонусе), в настоящее время существенно освещаемом данными электрофизиологических методов исследования.

Обсуждения требует существенный и для общей и для медицинской психологии вопрос о сознании и бессознательном в их соотношении.

Существует ли несознаваемое психическое? Может быть, несознаваемое психическое это просто физиологический процесс? По этому вопросу не существует единогласия. Мы полагаем, что сознательным в психике является то, что наиболее отчетливо переживается человеком, что наиболее полно и разносторонне связывается с его опытом, что для него в данный момент актуально значимо и в чем он дает себе отчет. Как известно, в психическом процессе, в одновременности и в последовательности имеется более или менее ясно осознаваемые компоненты. Наиболее отчетливые компоненты, как говорят, находятся в фокусе сознания, а от этого фокуса существует ряд переходов к тем компонентам, которые ранее сознавались и перестали сознаваться, но могут опять стать осознаваемыми.

Вопрос о смутно сознаваемом и совершенно несознаваемом — вопрос градаций. Поэтому процессы, не находящиеся в фокусе сознания и даже несознаваемые, но сознававшиеся ранее и могущие быть осознанными впервые или вновь, нам представляется, можно считать психическими, не говоря о том, что они являются в то же время мозговыми, физиологическими. Несомненно, что влечения, эмоции, ощущения, некоторые стороны мышления могут быть неосознаваемыми. Изучение этих явлений во всем их многообразии для клиники весьма важно. Но, понимая это, мы вместе с тем решительно отвергаем выделение фрейдизмом бессознательного в отдельную, первичную, независимую от действительности, от социальной среды, иррациональную, противостоящую сознанию, доминирующую над ним область психики, якобы решающую инстанцию в здоровье и в болезни. Динамически подвижные соотношения между сознательными и бессознательными психическими процессами определяются характером взаимоотношения субъекта с действительностью, его жизненным опытом, историческим опытом человечества, а также, конечно, и состоянием центральной нервной системы. Наши позиции в этом вопросе определяются тем, что сознание — функция мозга, специфически человеческая форма отражения мира человеком, которой принадлежит ведущее место в психике, в деятельности человека.

Вопрос о различных оттенках понимания и о предпочтительности терминов — бессознательное, предсознательное, внесознательное в их соотношении с сознательным, освещается в ряде работ (Ф.В. Бассин, 1961; А.Г. Спиркин, 1960; Е.В. Шорохова, 1961).

Сознание человеком самого себя, соединение им в себе субъекта и объекта, возникает и развивается в результате практической деятельности, взаимоотношения с другими людьми и всегда неразрывно связано с отражением реальной действительности. Самосознание играет важнейшую роль в саморегуляции, самоконтроле человека. Болезнь может изменить самосознание и, в частности, нарушить осознание самого себя, как больного, или понимание себя как личности, своего «я». Вопросам сознания своей болезни и значения этого вида самосознания посвящены работы Л. Л. Рохлина и др.

Сон и бодрствование. Сон представляет такое состояние человека, в котором при его достаточной глубине он лишен сознания и при котором резко понижены функции анализаторов.

Известно, что сон бывает различной глубины. Неглубокий или беспокойный сон сопровождается сновидениями. Иногда, по пробуждении, человек помнит содержание сновидений, в других случаях воспроизводит лишь отрывки, или помнит, что ему что-то снилось, например, «мучил какой-то кошмар», но содержания его вспомнить не в состоянии. Иной раз во время сна человек вступает в разговор с кем-нибудь из окружающих, производит какие-то действия, как будто сознавая, что говорит и что делает, но, по пробуждении, ничего вспомнить не может.

Очевидно, что сновидения, которые вспоминаются, относятся в какой-то мере к осознаваемой или сознательной психической деятельности. А то, что мы не можем вспомнить (из совершающегося или только что совершившегося) и не можем дать об этом себе и другим отчет, относится к области неосознанного.

Известно, что из внутренней среды организма постоянно через соответствующие нервы идут импульсы к головному мозгу. Но также известно, что здоровым человеком эти импульсы не осознаются. С другой стороны, деятельность внутренних органов регулируется корой головного мозга. В отношении к слюнной железе и к желудку это было показано И.П. Павловым методом условных рефлексов, позднее К.М. Быковым в отношении других органов. Еще раньше В.М. Бехтеревым и Н.А. Миславским и другими показано влияние прямого раздражения коры головного мозга на деятельность внутренних органов. Иногда отсутствие отражения в сознании вегетативно-соматических процессов приводят как пример их бессознательности. Однако этот пример является ошибочным, так как эти процессы являются не только неосознанными, но не являются вообще психическими процессами.

При осуществлении человеком сложной деятельности он выполняет значительную часть действий автоматически, т. е. не отдавая себе в них отчета и не делая специального усилия для их выполнения. При исполнении музыкантом-виртуозом сложной, технически трудной части произведения, он с поразительной быстротой, точностью, четкой динамической модулированностью каждой ноты вызывает сложнейшие каскады звуковых потоков, не осознавая каждого отдельного импульса. Однако история подготовки исполнения показывает, что каждый звук, до того как исполнитель овладеет пьесой, вызывается намеренно и сознательно. Более простым является пример конькобежца, который скользит по льду, совсем «не думая» об отдельных своих движениях иначе — не отдавая себе о них отчета. Эти хорошо известные психологические факты представляют автоматизацию сознательных волевых действий, т. е. переход сознательных волевых актов в привычные автоматические, несознаваемые.

Другим повседневным фактом является соотношение знания и сознания. Например, человек говорит, что он знает два стихотворения А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова под одним на­званием «Пророк», но различие этих стихов осознается им только, когда он их воспроизводит. При этом, когда одна строфа сознается, предшествующая уже оказывается вне поля сознания. Это относится ко всем знаниям человека. Они существуют в памяти, но могут осознаваться или не осознаваться.

Мы направляем мысль или воспроизведение на определенное содержание. Мы произвольно вспоминаем какой-либо в этот момент еще неосознаваемый факт, который при этом становится опять сознаваемым, иначе фактом сознательной деятельности.

Фамилии, имена, факты, давно позабытые, которые мы произвольно воспроизвести не можем, иногда вдруг самопроизвольно возникают в сознании. Значит, так же сохраняется и опыт, который мы не можем произвольным усилием сделать сознательным. И из того, что мы иногда легко воспроизводим факт или имя, иногда с трудом, иногда они лишь самопроизвольно возникают в нашем сознании, явствует, что соотношение осознаваемого и неосознаваемого в различных случаях различно.

Описаны достаточно достоверные и многочисленные факты «бессознательного творчества» — решения не поддающихся сознательному усилию задач, создание поэтических произведений во сне. В качестве примера можно привести сообщение известного математика Poincaré (1910) о том, как он пытался разрешить трудную теоретическую задачу, но после длительных и бесплодных попыток оставил мысли о задаче и поехал на прогулку. Когда же он поднял ногу, садясь на омнибус, он вдруг молниеносно схватил решение задачи. Таковы же указания авторов о некоторых поэтических произведениях. Здесь опыт не достигает, конечно, экспериментальной точности, но нельзя не признать фактом возможность сложной деятельности, дающей творческий результат, но не поддающейся учету и отчету со стороны самого деятеля.

Сновидения, так же как и неосознаваемые элементы процесса решения задач, являются фактами нормальной психической деятельности. Медико-психологический опыт дает и другой материал для представления о подсознательном.

Сюда, например, относятся опыты с гипнотическим внушением. Загипнотизиро-ванному внушается, что по пробуждении он что-либо скажет или сделает при определенном сигнале. Например, чихнет, когда кто-то из присутствующих спросит: который сейчас час? Находящемуся в гипнотическом сне внушается постгипнотическая амнезия, т. е. забвение того, что делалось и внушалось в гипнозе. По пробуждении он, не помня о внушении, выполняет то, что было внушено, т. е. чихает при вопросе о часе.

Если в гипнозе внушается постгипнотическая утрата той или иной чувствительности, или внушается постгипнотическая отрицательная галлюцинация, например, временная неспособность видеть кого-либо из присутствующих на сеансе (лиц или предметов), то эти и подобные им внушения могут реализоваться затем в бодрственном состоянии.

Многочисленные опыты этого рода убедительно показывают, что пробужденные после гипноза не помнят того, что внушалось им в гипнозе, и, тем не менее, по сигналу часто с удивлением или недоумением выполняют внушенное. Можно сказать, что формула приказа существовала в мозгу гипнотизированного при выходе из гипнотического состояния и, когда появилось сигнальное раздражение, действие осуществилось. Наиболее яркие проявления гипноза обнаруживаются у невротических, особенно истерических личностей.

Это показывает, что особенности соотношения сознательного с неосознаваемым зависят в большей мере от типа и состояния нервной системы.

К области изменений сознания относятся опыты с так называемым автоматическим письмом, привлекавшим внимание ряда авторов в начале XX в. (Sidis, Prince, Janet, Bichet и др.). Сущность этих опытов заключалась в том, что рука больной, обычно страдающей истерией, клалась на пишущую планшетку или в руку больной вкладывался карандаш. Рука больной «без ее ведома», то в ответ на вопросы врача, то спонтанно, писала на бумаге о самой больной. По поводу написанного больная утверждала, что о написанном не думала или этого не знала.

Для понимания этого рода явлений представляет интерес одно давнее наблюдение Janet.

Двадцатилетняя девушка страдала так называемым амбулаторным автоматизмом, при котором больные совершают ряд действий, в известной мере осмысленных, но потом, по выходе из этого своеобразно измененного сознания, ничего о них, как будто, не помнят.

В периоды этих приступов изменения сознания девушка уходила на несколько дней из родительского дома. После припадка, возвратясь домой, она не в состоянии была ничего рассказать о том, где она находилась, что делала. Между тем Janet указывал: «Когда ее внимание было отвлечено и она думала о чем-то постороннем, я вложил карандаш в ее правую руку и, по-видимому, совершенно не сознавая, что она делает, она написала мне следующее письмо:

«Я ушла из дому, потому что мама обвиняет меня в том, что у меня есть возлюбленный, а это неправда. Я не могу с ней больше жить. Я продала свои драгоценности, чтобы заплатить за билет. Я села на такой-то поезд» и т. д. Тут же на соответствующий вопрос больная отвечает, что не помнит, где она была, что делала.

В одной ситуации больная не осознает, что делала в период измененного сознания, а в другой помнит. Очевидно, когда «больной пункт» задевается наиболее непосредственно и прямо, торможение становится наиболее полным (охранительное торможение, по И.П. Павлову). Здесь можно ясно увидеть, насколько тесно сознательное связано с неосознаваемым, на­сколько переход от одного к другому зависит от состояния больного, от фазы тормозного процесса.

Однако внушенные действия в постгипнотическом состоянии и даже в гипнозе не осуществляются, если они противоречат тенденциям личности. Вопрос о возможности внушенного преступления подвергался дискуссии, но следует считать, что подобное внушение может осуществиться только, если у гипнотизируемого нет достаточной готовности к противодействию. Примеры этого, а также приспособления формы осуществления внушения к готовности личности приведены в работе М. С. Лебединского (1959).

Наконец, можно указать на привлекавшее внимание невропатологов, психиатров и психологов конца XIX в. явление раздвоения личности или множественной личности. Упомянем лишь о двух примерах из довольно значительного числа их. Один — это очень известный случай Фелиды X., описанный Azam.

Речь идет о том, что у Фелиды X. сменялись 2 состояния сознания, причем характер ее поведения резко менялся. В одном состоянии она была серьезна, грустна, в другом состоянии она была легкомысленна и весела. В первом состоянии она не знала о втором, во втором знала первое и пренебрежительно относилась к нему.

В другом случае, описанном Bourru и Burot, речь шла об одном молодом человеке, который страдал приступами эпилептиформных судорог. У него отмечались шесть сменяющихся со­стояний личного сознания, в которых его поведение и характер менялись.

За более чем 40 лет работы в отделении неврозов и пограничных состояний нам (В.Н. Мясищев) не приходилось встречать отчетливо выраженных случаев такого раздвоения созна­ния. Вместе с тем признать их выдумкой нельзя, так как о них писали многие крупные иевро-психиатры и психологи конца XIX в. Сами описания позволяют только признать, что речь шла о патологических субъектах, а смена состояний была связана в ряде случаев, хотя и не всегда это было заметно, с напряженным аффективным состоянием и сочеталась с амнезиями, отно­сящимися обычно к периодам измененной личности.

С физиологической точки зрения И.П. Павлов определял сознание как участок оптимальной возбудимости в коре головного мозга. Эта формула была дана еще до этапа изучения им высшей нервной деятельности человека. Можно думать, что введенное И.П. Павловым понятие о второй сигнальной системе позволяет дополнить эту старую формулу. Очевидно, при оптимальной возбудимости нервных процессов именно вторая сигнальная система обеспечивает сознательный обобщенный, т. е. наиболее глубокий, полный и связанный отчет о сущности отражаемого. Во всяком случае бесспорно, что всё огромное содержание сознания связано с корой головного мозга. Корой головного мозга осуществляется сложнейшая приспособительная деятельность, основанная на накоплении индивидуального опыта и его переработке. Высший уровень этой переработки, создание нового и преобразование действительности тем более основывается на деятельности коры головного мозга.

Однако само бодрствование коркового отдела головного мозга связано с деятельностью подкорковой области. И.П. Павлов, учитывая данные опытов Hess с раздражением области 3-го желудочка головного мозга, полагал, что его теория роли анализаторов в активизации сознательной деятельности не исключается данными Hess, так как раздражения в области 3-го же­лудочка блокируют или деблокируют приток импульсов с периферии к коре. Не менее важно другое положение И.П. Павлова, развитое на основании главным образом работ Л.А. Орбели о стимулирующем кору влиянии подкорковой области.

Многочисленные современные исследования о роли ретикулярной формации подтверждают и развивают эти положения. Через ретикулярную формацию идут восходящие (Magoun, Moruzzi, П.К. Анохин и др.) импульсы к коре головного мозга, из коры головного мозга через нее же осуществляется регулирующее, тормозящее, снижающее тонус и возбудимость и усиливающее влияние на нижележащие отделы мозга.

Интересны опыты А.Б. Когана, который, перерезав все корково-подкорковые пути у животных, мог установить, что у них сохранялось бодрствующее состояние. Таким образом, в самой коре головного мозга также, вероятно, имеются возможности поддержания ее тонуса.

Penfield в связи с установлением большой роли ретикулярной формации выдвинул положение о том, что основой сознательной деятельности является центро-энцефалическая система. Исходным для этой теории был тот факт, что удаление различных участков коры головного мозга не сопровождается потерей или расстройством сознания, а повреждение подкорковой области с находящейся в ней ретикулярной формацией вызывает утрату сознания. Однако эта теория не могла быть принята, так как она касалась лишь одной стороны сознания, а именно системы сна — бодрствования (вигильности), но не касалась содержания человеческого опыта, доступного сознанию, которое обусловлено деятельностью коры головного мозга. Что касается местных поражений, то также ошибкой было бы считать их не играющими роли в сознании, так как разрушение тех или иных полей коры головного мозга выключает в той или иной мере из сферы сознательной деятельности различные области опыта соответственно связанного со зрением, слухом, обонянием, активными движениями и суставно-мышечной чувствительностью, или с речью экспрессивной и импрессивной.

Целостность мозга и заключается в том, что только неповрежденное состояние его обеспечивает сохранность всех сторон сознательной деятельности. Поэтому сознание является фун­кцией целого мозга, а не какой-либо его части, а в этом целом ведущая роль принадлежит коре, с которой связано все содержание сознания.

Заслуживает внимания попытка электро-физиологического различения сознательного и бессознательного состояний и перехода одного в другое. Известны особенности электроэнцефалограммы (ЭЭГ) в бодрственном сознательном состоянии и при переходе к все более глубокой утрате сознания — ко сну, спячке (сопору) и коматозному состоянию. ЭЭГ бодрствования представляет в норме сочетание основного альфа-ритма (8 – 12 гц, амплитуда 20 – 70 мкв) с более частыми бета-ритмами (18 – 22 гц).

По мере торможения сознания появляются медленные тета-волны (5 – 6 гц) и дельта-волны (2 – 4 гц). Амплитуда колебания увеличивается, кривая колебаний приобретает веретенообразный характер, становится нерегулярной и, наконец, ритмические колебания утрачиваются.

Электроэнцефалограмма, отводимая с поверхности кожи черепа или даже с обнаженной поверхности мозга, представляет суммарный итог (синхронизации или десинхронизации) потенциалов отдельных клеток, и в настоящее время биотоки отводят и от отдельных клеток мозга, но и суммарные показатели не утратили своего значения.

Сотрудник В.Н. Мясищева В.А. Адамович (1961) установил важный факт контрафазности (контрафазность представляет противоположное направление отклонений основного ритма ЭЭГ, отчетливо выступающее при сравнении ЭЭГ затылочного и лобного отделов мозга) в норме колебаний основного ритма ЭЭГ при отведении с лобного и затылочного полюсов. При расстройстве сознания контрафазность сменяется синфазностыо. Этот признак, сам требующий физиологической расшифровки, является, однако важным объективным признаком нарушения сознания.

Расстройства сознания. Расстройствам сознания посвящена большая психопатологическая литература. К этим патологическим изменениям сознания относятся разные степени помрачения сознания: от состояния сомнолентности и обнубиляции и до коматозного сознания. Сюда относятся состояния: оглушения, сумеречное, онейроидное, делириозное и аментивное состояния сознания. Эти расстройства интересуют нас здесь не только как синдромы в их связи с клиническими единицами и даже не с точки зрения степени нарушения и восстановления сознания, хотя для детального и компетентного освещения этих вопросов очень важна содружественная работа психолога и психиатра или психологические знания у психиатра. Нас здесь интересует характер расстройств в связи с особенностями сопутствующих психических нарушений. Для сокращения и для наглядности представляем эти состояния с основными психическими их компонентами

Приводимая в табл. 1 схема не отражает всего конкретного многообразия клинической картины, а подчеркивает особенности наиболее значимых психических компонентов, нарушающихся при разных болезненных состояниях сознания. Можно отметить интересную шкалу расстройства сознания, разработанную А.А. Меграбяном (1959).

В области патологии сознания заслуживают внимания общие изменения и утраты сознания и его восстановления. Они могут быть экспериментально прослежены на опыте лечения шоками, особенно инсулиновыми шоками, при которых сознание утрачивается и восстанавливается постепенно. Это выражается в состоянии способности отдавать себе отчет в окружающем, выполнять те или иные задания, реагировать на раздражения и предупреждение о них, т. е. на сенсорное и словесное воздействие.

Применяя психогальванометрический метод к исследованию динамики сознания при инсулнновых комах, мы отмечали колебания психогальванической реактивности от нормальной до полной ее утраты, свидетельствующие о разной степени нарушения чувствительности и сознания (В.Н. Мясищев).

Описанные выше состояния так называемого двойного или множественного сознания относятся не столько к изменениям сознания, сколько к изменениям личности и самосознания. Самосознание есть существенная область сознания. Оно представляет сознание человеком самого себя, своих достоинств, недостатков, самооценку, понимание своих перспектив и задач. С нарушением сознания нарушается и самосознание, но приведенные случаи представляют примеры расстройства самосознания без нарушения осознания внешнего мира. В этой связи заслуживают также внимания расстройства восприятия своего тела, названные Schilder расстройствами схемы тела и заключающиеся в переживании больным кажущегося изменения, уве­личения или уменьшения всего тела или отдельных частей его.

Расстройства отдельных видов чувствительности могут повлечь за собой парциальную утрату сознания в смысле утраты способности воспринимать и осознавать ощущения той или иной модальности.

Исследования, которые проводились В.Н. Мясищевым (1930) и его сотрудником А.Г. Пановым (1933) показали, что при воздействии неосознаваемым (ниже порога сознания) тактильным или слуховым раздражением, подкрепляемым током, образуются условные рефлексы, которые могут быть дифференцированы. Г.В. Гершуни (1945) с сотрудниками установил, что гальваническая реакция может возникать на неслышимое, подпороговое, звуковое раздражение и что существует известный диапазон гальванической реакции на подпороговый и пороговый раздражители («подпороговый диапазон»), различный у здоровых и больных людей. Опыты А.Н. Леонтьева по образованию условных рефлексов при раздражении кожи светом могут быть отнесены сюда же. Это значит, что можно экспериментально обнаружить неосознаваемую не только элементарную сенсорную, но к ассоциативную или условнорефлекторную деятельность мозга. Сюда же относятся опыты Mazumoto, которые показывают, что неуслышанная человеком речь действует на мозг, что обнаруживается изменением био-электрических кожных и мозговых потенциалов.

Заслуживают внимания в плане проблемы «сознания и бессознательного» исследования «установки», освещенной как реакция личности по Марбе, прекрасно, оригинально и разносторонне разработанной в отношении здоровых и нервно-психических больных Д.Н. Узнадзе и его многочисленными сотрудниками. Эти исследования установили, что при повторении действий вырабатывается в центральной нервной системе готовность воспринимать окружающее и действовать не в соответствии с наличными объективными условиями, а в соответствии с только что в эксперименте полученным опытом. Как показали эксперименты Д.Н. Узнадзе и его сотрудников, если исследуемый поднимает 10 – 20 раз правой и левой рукой два шара одинакового размера, но разного веса, например, правый более тяжелый, то при последующем ему предъявлении шаров одного размера и одинакового веса, правый шар кажется легче левого. Возникает иллюзия, и это иллюзорное искажение может на короткое время отсюда перейти на зрение и слух.

Эта закономерность тщательно исследована и подтверждена как нормальный и индивидуально варьирующий факт. Показаны и изменения установки при болезни, например, при олигофрении достаточно отчетливо выраженной установки (по Д.Н. Узнадзе) не образуется. Установка не осознается, но влияет на сознательные процессы, и в этом ее важнейшее теоре­тическое и практическое значение.

Высказывалось предположение, что установка — это динамический стереотип И.П. Павлова. Однако интегральность установки, способность ее переключения в другие сенсорные си­стемы не позволяют ее отождествлять с динамическим стереотипом. Ее следует считать неосознаваемой адаптивной перестройкой нервной деятельности в связи с предшествующим опытом.

Во всех приведенных данных бессознательные психические процессы исследовались клинически и экспериментально. Наши ученые-материалисты И.М. Сеченов, И.П. Павлов, В.М. Бехтерев признавали факты бессознательности. Однако здесь следует отметить, что в основу фрейдизма было положено ложное учение о бессознательном, для нас неприемлемое. Фрейд не касался всей проблемы бессознательного. Вместе с тем он выдвинул ложное центральное для его концепции понимание бессознательного, как «вытесненных сознанием, несовместимых с ним идей и представлений».

Фрейдизм у нас подвергался критике неоднократно. Эта критика вскрыла его ненаучность и реакционность, но отчетливо еще не ответила на ряд вопросов. Специальная критика фрейдовского бессознательного дана Ф.В. Бассиным в ряде работ. Им описаны случаи психогенных амнезий, когда больные забывают тягостные и невыносимые для них факты, наиболее близкие будто бы к понятию «вытесненного».

С.Л. Рубинштейн объяснял вытеснение механизмом отрицательной индукции. Ф.В. Бассин присоединяется к нему. Однако это допущение еще не может считаться достаточным и исчерпывающим. В последнее время было обнаружено (у нас — А. А. Свядощем), что спящий человек способен к усвоению сообщаемого материала, причем опыты (недостаточно многочисленные) показывают, что запоминание во сне значительно продуктивнее, чем в бодрственном состоянии — так называемая гипнопедия. По пробуждении подвергшийся такому обучению помнит то, чему его обучали, но не помнит, как это обучение происходило. К этому близки данные, полученные С.С. Либихом (Психоневрологический институт им. В.М. Бехтерева) совместно с Э.Г. Рейдер, указывающие на то, что запоминание, например, английских двустиший в состоянии аутогенной тренировки по сравнению с обычным состоянием ускоряется в 2,5 – 3 раза. Эти факты также нельзя игнорировать в изучении проблемы взаимоотношения сознательного и бессознательного.

Проблема подсознательного в его связи с сознанием еще недостаточно у нас разработана. У нас ей мало уделяется внимания, а в капиталистических странах она толкуется в настоящее время рядом авторов с ложных позиций психоанализа, отрывающего бессознательное от сознания, приписывающего бессознательному основную ведущую роль в психике. Эта проблема требует дальнейшей разработки в психологическом, психопатологическом, физиологическом и психотерапевтическом планах с позиций диалектического материализма.

Колебания настроения, столь частые у нервных, психически неустойчивых людей, возникающие с виду «беспричинно», часто при тщательном исследовании позволяют обнаружить факты, пережитые больным, но лишь с помощью врача осознаваемые им в их связи с изменением настроения. Бредовая идея больного с относительно сохранным логическим аппаратом мышления основывается на таком строе ассоциативных процессов, который, не став сознательной мыслью, давит на логику и направляет ее в патологическое бредовое русло. Можно сказать поэтому, что многие бредовые больные не обнаруживают расстройства сознания в смысле ясности и связности его.

Однако при относительной сохранности логического аппарата мышления у них вследствие нарушения мозговых процессов изменяется соотношение аффективных и логических компонентов мышления с соответствующим частичным нарушением сознания, особенно в сфере, на которую распространяется бредовая направленность.

Привычные и навязчивые действия могут быть лишь частично осознанными. Навязчивая идея, мучающая больного не только своим упорством, но и своей нелепостью, формируется не в сознании, а входит в него как неправильная, но непреодолимая идея. Конечно, для понимания этого явления необходимо учесть, чем обусловливается лежащая в его основе патологическая инертность, а также особенности соотношения между сигнальными системами. Вместе с тем только настойчивое изучение врачом внешних фактов и переживаний больного позволяют врачу и с его помощью больному осознать, как непонятно для него образовался этот болезненный очаг инертности. Это выяснение показывает обычно, что больному было трудно осознать не факты, ставшие поводом для возникновения навязчивости, а причинную связь между ними. Расстроенное, например, сумеречное состояние сознания, в котором больной может совершить любой акт агрессии, совершенно невозможный для него в нормальном состоянии сознания, факт хорошо известный. Но динамика процессов мышления в этом состоянии, процесс перехода от бодрственного к сумеречному состоянию требуют еще дальнейшего изучения. Для клинического изучения этих явлений необходимо участие психологически образованного врача.

В заключение следует сказать, что еще недостаточно разработаны научно обоснованные экспериментально-психологические методы исследования сознания. Однако, как показывает научно-практический опыт работы, дальнейшая разработка методов экспериментально-психологического исследования вполне возможна. На этом пути имеется уже известное продвижение.

О том, что представляет собой сознание, высказывается большое разнообразие мнений. Можно определять сознание как субъективно переживаемую последовательность событий, противопоставляемых бессознательным процессам. Часто сознание связывают с осведомленностью человека о том, что с ним происходит или что он воспринимает. Философия рассматривает сознание как совокупность некоторых когнитивных операций, связанных с субъективным переживанием своих мыслей, чувств, впечатлений и возможностью передать их другим с помощью речи, действий или продуктов творчества. Это разделяет и П.В. Симонов, который рассматривает сознание как совместное знание.

Физиологической предпосылкой сознания является бодрствование. Во время бодрствования активность высших центров усиливается и их порог возбуждения снижается. Этому состоянию способствует активирующее действие ретикулярной формации ствола мозга.

Согласно условнорефлекторной теории Павлова, сигналы осознаются, когда они приобретают характер элементов второй сигнальной системы, то есть выражаются словом. Внешние стимулы не только воспринимаются, но субъект знает о факте этого восприятия.

Проблема сознательного и бессознательного оказалась в центре внимания только благодаря работам Фрейда. Концепция Фрейда, хотя многое в ней теперь отвергнуто, по-прежнему оказывает значительное влияние на современное научное мышление, и ее следует рассматривать в надлежащей перспективе.

Неосознаваемые процессы обработки информации, о влиянии которых субъект не отдает себе отчета, принято относить к категории бессознательного. Выделяют три группы проявления бессознательного. Первая группа – досознательное. Оно охватывает наши биологические потребности, выражающиеся в безусловных рефлексах и врожденных формах поведения (инстинктах), а также в генетически заданных свойствах темперамента.

Вторая группа бессознательного – подсознание. К ней относится все то, что ранее уже было осознано и вновь может стать осознаваемым в определенных условиях. Это различные автоматизированные навыки, стереотипы автоматизированного поведения. К ним же относятся неосознаваемые побудители деятельности (мотивы, смысловые установки), глубоко усвоенные человеком нормы поведения, вытесненные из сферы сознания мотивационные конфликты. В процессе эволюции подсознание возникло как средство защиты сознания от лишней работы и непереносимых нагрузок. Оно предохраняет человека от излишних энергетических трат, защищает от стресса.

Третью группу бессознательных явлений составляет сверхсознание, или интуиция, связанная с процессами творчества, которые не контролируются сознанием. Сверхсознание источник новой информации, гипотез, открытий. Под сверхсознанием понимается высший этап творческого процесса. Его нейрофизиологическая основа – трансформация следов памяти и рождение из них новых комбинаций, создание новых временных связей, порождение аналогий.

Мы осознаем существование наших собственных психических процессов. Этот накладывающийся феномен и служит основой самосознания. В связи с нашими ощущениями, действиями и переживаниями мы осознаем существование и единство нашей личности. Возникает вопрос: каким образом развилась эта человеческая способность осознавать психические процессы, связанные с окружающей средой? Как уже отмечалось, осознание включает в себя одновременное отражение событий в форме речи или мысли ("внутренней речи").

Развитие речевой функции одновременно означало появление сознания. Язык примитивных людей был предельно конкретным: каждое естественное явление называлось своим именем. Так, например, имелись разные слова для дождливой погоды, ясной погоды и солнечной погоды, а отвлеченного понятия "погода" не существовало. В процессе все более дифференцированной трудовой деятельности и общественного развития из этой бессознательной, односложной, конкретной, эмоциональной речи развилась наша сознательная, членораздельная, абстрактная и рациональная речь.

Физиологическую основу обобщения вторичных сигналов надо искать в процессах иррадиации и генерализации возбуждения в коре большого мозга. Когда мы выражаем общие качества окружающих предметов, процессы абстрагирования приводят к тому, что слова становятся понятиями. Понятия возникают в результате отделения существенных свойств и отношений от несущественных. В мозгу это происходит в форме концентрации возбуждения. Таким образом, физиологическая основа абстрагирования – это иррадиация и концентрация в мозговых нейронах вновь образованных сигналов, выраженных в словесной форме.

Мысли человека можно рассматривать как "внутреннюю речь". Возбуждение, относящееся ко второй сигнальной системе, в этом случае возникает, но оно не вызывает двигательных реакций, т.е. движений, необходимых для произнесения слов. Сознание, таким образом, связано со второй сигнальной системой.

Г.П. Грабовой сознание человека рассматривает как элемент мира, в котором все элементы взаимосвязаны, тогда изменение сознания человека (или формы реакции объекта) влечет изменение всех других элементов мира, позволяет получить знания о внешней среде и оптимизировать происходящие в ней процессы. Преимущество сознания в том, что процесс можно отслеживать буквально непрерывно. Сознание клетки, являющейся первоэлементом жизни, неразрывно связано с материальными компонентами, что и обеспечивает гармонизацию жизни на всех уровнях существования живого: морфологическая целостность структур организма определяется скоростью и полноценностью самообновления клеток; устойчивость функционирования тканей обеспечивается оптимальным обменом информацией между клетками; полноценная функция органов зависит от конечного результата работы, с учетом информационных воздействий других органов; гомеостаз всего организма определяется адекватностью внешнего сигнала и состоянием воспринимающих его структур. Эти уровни взаимосвязаны между собой поэтапными информационными взаимодействиями, степень упорядоченности и обобщенности которых определяет селективность функционирования.

Дата добавления: 2015-12-15 | Просмотры: 1065 | Нарушение авторских прав