 |
|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология |
КАК СЕРДЦУ ВЫСКАЗАТЬ СЕБЯ, ДРУГОМУ КАК ПОНЯТЬ ТЕБЯ?Наталья Перская (Терапия глазами клиента)
«Двоим лучше, чем одному. Если один из них упадет, то другой всегда поможет товарищу встать. Но горе одному, если он споткнется и некому будет его поднять». Книга Экклесиаста «Не зря ли знаньем бесполезным Свой дух дремотный мы тревожим? В тех, кто заглядывает в бездну, Она заглядывает тоже». Игорь Губерман
Я - терапевт. Во всяком случае, я надеюсь на это. Возможно, мое единственное терапевтическое кредо состоит в том, что не стоит жить, если не понимаешь, что с тобой происходит. Кроме того, я страдаю гордыней. Мне кажется, будто в моей жизни все должно быть хорошо. На самом деле - не должно. Потому что работа состоит не в этом, а жизнь никого не касается. Скажу больше: иногда мне даже кажется, что благодаря моему труду у моих клиентов все в жизни должно стать хорошо. И это тоже гордыня: не должно. Может стать лучше. И на том спасибо! При этом я ни грамма не понимаю, что такое строить отношения, как принадлежать и одновременно быть собой. Ни как оставаться с Другим, не растворяясь, ни как отдавать, не предавая себя. Ни про тепло, ни про правду - я не в курсе. Чуть яснее, что такое отдавать, но совсем не ясно, как оставаться собой. Немного яснее про близость, но про правду - все еще темень. И так далее. Пока я не нашла СВОИХ ответов на поставленные вопросы. Может быть, кто-то другой знает эти ответы. А я могу подсмотреть с другой, клиентской, стороны? Может быть... И сейчас я хочу поделиться с теми, кто читает эти строки, своим другим опытом... опытом быть клиентом. Клиентом быть очень тяжело. Терапевтом легче. А еще легче быть супервизором. Видимо, быть богом - вообще сущие пустяки. Но всё по порядку. Всё началось с того, что на специализации мы рисовали рисунок. Немудреное такое задание - нарисовать людей, которые были и есть значимы для тебя, которые оказали влияние на твое развитие. А потом, в тройках, обсудить рисунки и, в центре этого же листа, нарисовать себя. Всё было нормально, пока я, почти автоматически, рисовала значимых людей: вот, вверху, муж, рядом сын, слева умершие родные, справа те, с кем дружу, кого уважаю и люблю. Что ж тут сложного? А вот, когда я начала изображать себя... Мне и сейчас труднорассказать, что именно произошло со мной. На меня нахлынули зашкаливающие чувства: стыд, отвращение, страх, одиночество... Что может чувствовать человек, у которого нет защиты? И голый, дрожащий, слабый, он остается на ветру один, потому что некому оттаскивать, защищать и прикрывать, - и, оказывается, что даже то, во что верилось и что выглядело надежным, неправда... Джеймс Бьюдженталь писал: «Когда мы осмеливаемся заглянуть в себя и не исказить увиденное, мы возвращаемся с чувством, что видели Бога». Бога?! Как бы не так! Не знаю, кого я увидела, но это было просто непереносимым для меня. Сейчас мне вспоминается стихотворение Анны Ахматовой: «Не часто я у памяти в гостях, Но и она меня всегда морочит. Когда спускаюсь с фонарем в подвал, Мне кажется - опять глухой обвал За мной по узкой лестнице грохочет. Чадит фонарь, вернуться не могу, А знаю, что иду туда - к врагу». Именно к врагу. И этим врагом для меня была я. Я не могла вынести этого обвала аутоагрессии. Я не могла принять помощь группы. Я не могла принять помощь тренера. Я не могла ни-че-го... Не помню, что было между рисунком, который, кстати, я разорвала, и возвращением домой. Что-то было. Слезы, бесполезные разговоры и как итог опять токсичное чувство стыда. За окном зависло ни то, ни се, зыбкая грань, безвременье, смутное перетекание из одного в другое, ни в том, ни в другом не было ничего хорошего. Я сидела и грела холодные руки о чашку с чаем. Голова болела так, что хотелось отвинтить её и приставить себе другую, здоровую. Всё было не так. И даже мой песик смотрел на меня укоризненно, очевидно, удрученный моим несовершенством. Сил не было катастрофически. Ни на что! Очень хотелось, чтоб всё это закончилось. Сейчас и немедленно. Любым образом. И чтоб вообще закончилась жизнь. Когда твердо знаешь, что умрешь, вот-вот, через несколько минут или через полчаса, какая разница! - вдруг начинаешь ощущать смерть немного по-другому. Так человек в темноте смотрит на мрачную гору перед ним и страшится её, и не знает, как преодолеть этот страх. А с первыми лучами солнца понимает, что это и не гора вовсе, а веселый домик трех поросят, где на окнах висят клетчатые занавески, на подоконнике - герань, а на плите - кипяченое молоко. Все совсем не так, как представляется из темноты. Важное становится неважным, а нужное ненужным, и уже невозможно понять, на что тратились силы, куда уходило время, на кого расходовалась любовь!... Ну, и дальше что? Дальше ничего, дальше Небытие. Пустота. Вечность. А может, что-то другое, ибо каждому воздается по вере его, и краешком души, самым-самым незащищенным, я верила, что там, за порогом, ничего страшного нет, что стоит только его перешагнуть, как откроется что-то невиданное и услышится что-то неслыханное, и все это будет прекрасно, гораздо прекрасней, чем здесь, где все так неопределенно и зыбко. А там уж мне все объяснят и все покажут, и все встретятся и, наконец, поговорят так, как всегда хотелось и почему-то никогда не получалось тут, внизу... И все будут веселы и добры друг к другу, и никто никуда не станет спешить, и не возникнет никаких вопросов, на которые нет и не может быть ответа, и страха, что все это кончится, тоже не станет. Там все простится, все поймется и никогда не кончится, потому что в запасе - вечность. А может быть, и не одна, а сколько угодно вечностей. У летчиков это называется «расстояние принятия решения» - точка, после которой можно только вперед, назад уже нельзя. Топлива не хватит. Похоже было, что я сошла с ума. Только что. На собственной кухне. Опомнившись, я поняла, что ночь почти на исходе. Что я жива и, как это ни странно, намерена жить и дальше какое-то время. Ну, а если жить, то что-то делать, ведь пожалеть себя и пострадать я всегда успею. И я решила выйти на сессию клиентом. Меня очень испугало мое вечернее и ночное состояние. Казалось, из меня выскочил другой человек и начал крушить всё и вся. И я не имела власти над этим человеком. А это значило, что весь этот ужас мог повториться. Было ясно, что сама я не могу справиться с этой проблемой, а значит, нужно просить о помощи терапевта. Легко сказать - просить о помощи. Я не могу просить потому, что:
Но эта ночь не прошла даром. Похоже, она стала обрядом инициации для меня. И я поняла - ошибка вот где: когда я прошу что-то у другого человека, особенно, если это человек - близкий и это что-то - важное, я признаю тем самым, что 1) это важное у человека есть, 2) я нуждаюсь в нем, человеке, и он для меня важен, 3) верю, что он не жадина и поделится. Все это вместе - совершенно незаменимый коктейль, поддерживающий в Другом его чувство собственной ценности. И если мы обмениваемся действительно важными вещами, то чувство это будет не ложным, а подлинным и правомерным. Ободрив себя таким образом, я пришла на группу. Прежде чем сказать о своей просьбе, я нарисовала себя, свой внутренний мир, каким увидела его ночью. Это был остров в океане, похожий на яйцо. Он был разделен пополам горизонтальной линией. Верхняя часть его представляла собой разноцветную радугу. А нижняя была вся черная, и в её середине находился черно-красный вопросительный знак. Я понимала, что верхней, радужной, стороной я обращена к людям, а вот что такое черный, нижний мир, мне не было ясно. Но точно понимала, что всё это Я... Остров я нарисовала розовым цветом, а чуть ниже разделяющей границы, уже на черном, нарисовала розовую точку. Этим я обозначила себя, то место в своем мире, где нахожусь сейчас. Граница - место куда я мало кого допускаю. А уж если кто приближается к этому пространству, я испытываю ужас. Собственно, это и было проблемой, которую я вынесла на сессию. Проблема - уход из отношений, когда они становятся близкими. Как только мужчина проходит сквозь радугу верхней части и приближается к границе, за которой чернота нижнего этажа, я сразу, как Колобок, убегаю... Группа сессию поддержала. Теперь дело было за мной. И опять страх... Терапевт спросил меня, нужна ли мне его поддержка? «Нет!», - мгновенно ответила я. Странный ответ, не так ли? Если мне не нужна поддержка, то зачем, спрашивается, я просила сессию? Что за этим «нет»? Простое «нет» может означать: «это невозможно», «спроси меня еще раз, и я соглашусь», «спроси меня еще раз, и я не соглашусь» или «я требую, чтоб ты слушал меня и верил мне». И как Терапевту разобраться, да ещё и быстро, какое из этих значений сейчас актуально, если я сама этого не знаю? А знаю я только то, что мне страшно. Контакт в гештальтистском понимании - это же что? Это когда ты говоришь, где ты, и ждешь ответа. Например, ты говоришь: «Я на пороге». И ждешь. И вместо «Заходи» тебе могут сказать или показать: «Ну? И чего ты от меня ждешь?». Или: «Я занят. Подожди под деревом». Или: «Прости, я жду не тебя». Ты ждешь и тебе страшно. Способность оставаться в контакте зависит от того, насколько ты в состоянии рисковать. Больше ни от чего. Граница именно здесь: когда ты говоришь «Я пришла» и ждешь. И нарушаешь ты её, если страх невыносим. Тогда ты говоришь: «Я на пороге... Я так и знала, что зря пришла. Я никому не нужна. Прощай». Здесь должен быть вопрос «И что же делать?». Увы, другого ответа нет, кроме как - найти способ поддерживать себя в ожидании. Например, я говорю: «Я на пороге» и жду. И это уже почти невыносимо. И здесь нужен способ, способ... Черт, я его еще не придумала:) Может быть, у вас получится быстрее. Впрочем, я немного умею ждать под деревом. Терапевт спросил меня, чем он мне может помочь? И этого я не знала. Более того, надеялась, что знает он. Проекция обслуживает слияние. Я хочу, чтобы Другой был такой же, как я. Чтоб знал то, что нужно знать мне. Потому, что очень страшно, если Другой - другой. Тогда я - одна. Причина любой скрытности - страх. Если я повстречала в парке доброго знакомого и он радостно спрашивает меня: «Что ты здесь делаешь?», моя первая реакция - радостно ответить ему длинным списком своих последних новостей. Если с тем же вопросом ко мне, козыряя, подходит работник милиции, мне захочется, как минимум, взять паузу на полминуты и подумать, все ли со мной в порядке. Так кто же мне Терапевт? А как ему узнать, кто он мне? Терапевт слепил из красного пластилина кубик. «Это я», - сказал он мне. Между нами лежал мой остров. «Где я в твоем мире?», - спросил Терапевт и положил кубик на край листа. И началось путешествие к границе... Кубик передвигался все ближе, моя тревога росла. Что делал Терапевт при этом? Был рядом. И держал меня за руку. И это, пожалуй, лучшее, что можно было придумать. Мы вместе продвигались вперед и разговаривали. Сейчас даже не могу сказать, о чем. Да и нужно ли? А ещё мы молчали. Молчание - это способ лучше видеть и слышать. Хочется добавить - вкушать, обонять, осязать. Это о «великих» пустяках, о самых нужных и помогающих радостях в нашей жизни. Это и вкусное во рту, и теплое - коже, и приятное глазу, «и жизнь, и слезы, и любовь»... Во время говорения мы теряем эту возможность подпитать душу такими секундными радостями, а жаль. Молчание может быть необходимо для того, чтобы что-то вспомнить. А это уже о прошлом, всегда о нем. Молчание может последовать за «выбросом эмоций» для того, чтобы интегрировать их, «переварить», пропустить через фильтр свершившееся, и идти к себе, другой, дальше. И ещё мы все время смотрели друг на друга, проверяя, можно ли двигаться дальше, не нарушена ли граница доверия? Пожалуй, теплая рука и глаза, которые поддерживали не меньше, и запомнились мне ярче слов... И есть ещё какие-то неназываемые, почти неощутимые моменты, которые отличают, на мой взгляд, терапевта от Терапевта. Мне кажется, Терапевт может за руку ввести клиента в особое пространство и время, которое древние называли пространством и временем сновидений, миром эйдосов, другим миром. А мы называем терапевтическим пространством. Когда я смотрела на свой мир на листе бумаги, он виделся мне Реальностью, не менее действительной, чем та, где были мы все. А это значит, что все, что происходило со мной в этом путешествии, точно моделировало изменения во мне. Об этом трудно рассказать и этому нельзя обучить, как мне кажется... А, может, и можно, как учили, например, средневековых мастеров. Учили собой, тем, что были рядом с учеником... Или как в китайской школе, когда ученику клали кусок нефрита на ладонь и говорили с ним Бог весть, о чем. И так много дней. И в один день ученик, которому, как обычно, положили кусок нефрита на руку, вдруг сказал: «А это не нефрит». Я отвлеклась от путешествия. И произошло это, видимо, потому, что граница меня становилась угрожающе близкой. И даже здесь и сейчас, у компьютера, мне захотелось отвлечься и поболтать о королях и капусте... А там? Там красный кубик уже обосновался на самой границе, и я привычно оцепенела. Вообще-то по закону жанра мне пора бы и убегать... А мне не хотелось. Что-то в наших с Терапевтом разговорах «о нефрите» подвело меня к осознанию, что не человека, который близко, боюсь я. А, наоборот, именно его, близкого, я боюсь испугать собой. Своим черным подвалом. Своим вопросительным знаком, о котором я сама ничегошеньки не знаю... То есть, с одной стороны, хочется быть принятой и не только радужной, но и любой, черненькой, так сказать. Непоследовательной, слабой, запутавшейся в своих чувствах, рассеянной, не понимающей то, что ясно всем... И многим другим, чего я о себе даже не подозреваю. А с другой - обреченное понимание, что никто меня такую не примет. Значит - отвержение. А значит, нужно уйти раньше, чем отвергнут... Но как об этом расскажешь? Впрочем, этот сюжет уже описан в Аленьком цветочке... А что же Терапевт? С ним происходило что-то странное. Он покраснел и на глазах у него были слезы. Мне стало совсем ужасно - довела человека! И тут-то он и говорит: «Я вдруг понял до слез ясно, что НЕ боюсь тебя! И мне замечательно чувствовать это!». Вот этого-то я ожидала меньше всего... И что мне с этим делать? Первый порыв - не поверить. Чем я хуже Станиславского? «Не верю и точка!» И в бега. Но зачем, собственно говоря, ему притворяться? Не на сцене же мы в самом-то деле? И слезы какие-то настоящие... Точно знаю, не обучают терапевтов актерскому мастерству. А, если верить, то... Выходит, и мне не нужно его бояться?... Это был момент истины... Хотелось бы мне закончить этим моментом. Нарру еnd, так сказать. Но не тут-то было. Пока я блаженствовала, Терапевт придумал новую каверзу для меня. Он взял, ставший мне уже родным, красный кубик... и поменял его форму на конус. И поставил на место моего кубика, направив острие на меня... Думаю, все вы поняли, что он имел в виду? Он хотел проверить, может ли приблизиться ко мне в активной фазе. Как мужчина к женщине. И, конечно, вы уверены, что я поняла это тоже? Как бы ни так! Какая там сексуальная энергия? И мыслей у меня таких не возникло. Внутри звучала сирена: «Обман! Опасность! Вторжение! Шашки наголо!!!» Отчего такая дикая реакция, не 8 же мне лет? Радоваться, в принципе, надо))). Не насилуют, изящно предлагают)))). Но эта форма после мирного и милого кубика виделась мне вовсе не фаллическим символом. Для меня это был скорее меч, сколопендра, жало осы... что-то очень враждебное и угрожающее. Во всех, практически, культурах был культ поклонения фаллосу. И поклонялись именно его созидательной силе. Я уже не говорю о наслаждении. Почему я увидела только опасность разрушения себя? Я думала над этим. И пришла к выводу, что не в форме дело. Для меня непереносимым на тот момент было само изменение... То есть, не успела я привыкнуть к одному, как на границе, к которой мы шли вместе, продвигаясь по миллиметру, вдруг сам по себе появился кто-то чужой. И я продемонстрировала тут же чистый образец первобытного мышления: «Чужой - значит враг». До секса ли тут? А уж о близости и речи быть не может. Так я думаю сейчас, но весьма вероятно, что со временем у меня появятся Другие, более глубокие объяснения... И Терапевт мне указал направление поиска этих объяснений. Показал только двери, переступить порог нужно мне самой. И я, набрав побольше воздуха легкие, переступила. Ох, и пожалела же я об этом. Дело в том, что описывая свои чувства, вызванные давешним рисунком, я поняла, что отвращение-то я испытывала к себе. Но как-то странно... похоже, что это не мое отвращение. И опрометчиво добавила, что догадываюсь, чье оно. Терапевт отличается от терапевта тем, что не забывает случайно произнесенных слов. И мой Терапевт, явно считая, что мне маловато на сегодня, спросил меня, кого я имела в виду, говоря об отвращении? Справедливости ради стоит добавить, что иронизирую я только от того, что опять начинает нарастать смятение. А Терапевт как раз внимательно присматривался ко мне и даже спрашивал, двинемся ли мы дальше или мне уже хватит? И я говорила: дальше! Не нужно рубить хвост по частям, хочу продвинуться как можно дальше. И я продвинулась... Вернее, просто ухнула в колодец... В детство, которое при всем желании, не могу назвать добрым и счастливым. Именно мама настолько не могла принять меня несовершенную, что я до сих пор не могу примириться с собственным несовершенством. Не время и не место мне сейчас сводить счеты с мамой, которая умерла и не может меня услышать. Скажу только одно. В первобытных пещерах археологи находили огромное количество женских фигурок с большими животом и грудью. Их называют Первобытными Венерами. Вот что очень интересно, ни у одной из них не было лица. Либо оно было закрыто волосами, либо просто была безликая голова, либо вообще не было головы. Странно, да? Для чего так делали? Похоже, наши предки контролировали своих богинь. Живот и грудь = родить, вскормить. И спасибо на этом. Все остальное уже лишнее. А что это - все остальное? Глаза, они могут увидеть, уши - услышать, нос - учуять и рот - поглотить... Великая Мать, Ужасная Мать является одним из центральных образов в мифологических моделях всех без исключения культур. Этот мотив входит в представления о возникновении мира, эсхатологические представления и пронизывает все мировые религии и мифологические системы. Мать - великий символ первопричины и порождения всего живого. Но этот мотив воплощает в себе предельную двойственность, поскольку аспект Ужасной матери - это поглощение (пожирание), смерть, жестокая и безжалостная сторона природы. Кошмар, но до сих пор я испытываю к своей маме именно эти чувства. В моем внутреннем мире она осталась богиней, которая родила, кормит, жестко наказывает и разрушает, чтоб создать из дочки идеальную девочку. Реальная я - вызываю гнев и отвращение. А папа? Фон мамы. В первую очередь строг, а потом уже справедлив. Не наказывает, но и не защищает. Не хвалит, не любуется, не берет на руки, но присоединяется к переделыванию Буратино в Мальвину... Не удивительно, что отвечая Терапевту, я буквально заливалась слезами. «Бог не считает слез женщин», - написано в Ветхом Завете. И правильно делает, ему некогда было бы заниматься другими делами. А что делал мой Терапевт? Он не только не хлопал крыльями, не предлагал мне свое плечо, не приносил мне воды с участливым лицом. Он даже не держал меня за руку, как раньше. Как же так? Он же спрашивал, нужна ли мне поддержка? И опять я могу сказать с благодарностью - Он поддерживал меня, да ещё как! Эффективная поддержка в горе (или в неприятностях, как угодно) - это нечто совершенно другое, чем осенять крылом. Это - сигнал извне, что мои чувства можно вынести. Послание по смыслу должно звучать примерно так: «Да, я понимаю, что тебе очень плохо. Я здесь». «Я здесь» означает, что я не разрушаюсь, видя твое горе. Значит, и ты вынесешь его. Доказательством того, что горе выносимо - является как раз факт присутствия другого человека без его попыток «сбежать в совет» или суетливое действие. Вы скажете, что, мол, чужое-то горе - оно не свое, вполне можно вынести. Но факты говорят другое. Как правило, именно присутствие при чужом горе без действий (когда действия бессмысленны) - чудовищно сложно дается. И именно это и есть поддержка. Поверьте, я могу ещё долго рассказывать об этой сессии. А, может, и расскажу ещё когда-нибудь. Хотя бы, как я писала этот текст и никак не могла подойти к сессии. Но это дело будущего, а сейчас пора и честь знать. Только об одном эпизоде хотелось бы ещё упомянуть, тихонечко удаляясь, пока вы будете его читать. В ночь после сессии мне приснился сон. Отчетливый, как кино. Но я точно была его участницей. Я оказалась именно в нижнем этаже моего внутреннего мира. Это была темная комната, наполненная неушедшими тенями ушедших людей. А в середине - черная дыра, пространство без опор и ориентиров. Первое впечатление - испуг - пространство засасывает. И вопрос - чем заполнить эту пугающую пропасть? Но вдруг мне послышался смех. И, присмотревшись, я увидела... небольшие фигурки, розовую и красную. И я их узнала. Розовая - это была я, та точка, которую я определила в начале темного мира. Точка эта стала головой с кудрявыми волосами. Она, бывшая точка, одета в платье, вернее, платьем являлся треугольник основанием вниз. А её спутником был бывший кусочек пластилина, а ныне тоже треугольник с основанием верх. Изменились не только основные участники. Вопросительный знак был перевернут и превратился в горку (как возле бассейнов). И фигурки со смехом скатывались по этой горке. Они СОВСЕМ не боялись пропасти. Да и я как-то перестала цепенеть от ужаса. Интересно, что фигурки не были детьми. Это были мужчина и женщина (не могу объяснить, откуда я это знаю. Просто знаю). Но они играли. Играючи, обживали жуткую яму... И озарение у меня: не рухнуть в прОпасть, не пропАсть можно только, если будешь относиться к этому, как к игре!!!! Весело, легко и бесстрашно. А как устроен сейчас мой внутренний мир? - попыталась представить я. И ужаснулась, потому что в моей комнате черная дыра занимала почти все пространство, какие-то ничего не значащие тени жались по краям, а клубящееся в Центре Ничто легко слизывало их со стен, не оставляя следа! Да и сами стены и остатки пола были как-то зыбки и призрачны. И очень ненадежны. На мгновение леденящий ужас остановил мои мысли. И вслед пришло упоительное осознание моего нежелания ютиться на этих остатках замызганных пола и стен. И осознание, что я всю жизнь живу именно в этом самом Ничто и все время,ежесекундно, создаю новые полы и стены, новые смыслы и ориентиры, создаю сама, создаю из этого Ничто. И я осознала, что совершенно не дорожу старыми полами и стенами, смыслами и ориентирами, созданными мгновение назад, что они мне только мешают, потому что самое сладкое, что есть в моей жизни, это создание нового из Ничего! Что по-настоящему жить удается только в этом Ничто, где только что созданное мной сразу начинает растворяться и терять смысл, и исчезает, освобождая место для нового смысла и нового открытия. Как только мне нужен новый ориентир, я создаю его из Ничего. Как только я создала новый смысл, он теряет для меня смысл, и я готова его отбросить и искать следующий. Как безумная белка из «Ледникового периода», счастливая, падая в бездну в лавине орехов, отталкивается от каждого нового ореха в любом нужном ей направлении, так и для меня в Ничто всегда находится смысл для настоящего мгновения и я счастлива, выхватывая каждый раз новые зерна из холодных завихрений хаоса. И пора, пожалуй, с зыбкого, созданного кем-то другим, пола ступить в пропасть Ничто. И полететь самой, создавая вокруг себя свой тающий и возрождающийся мир. По образу и подобию... Из сборника «Гешталът-2010».
Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 516 | Нарушение авторских прав |
