АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Способы применение масла чайного дерева

Господствующая в современной зарубежной психологии общая концепция развития наложила глубокий отпечаток и на господствующее в ней понимание развития мышления. Ти­пичным для понимания путей развития мышления у ряда таких

крупных исследователей детского мышления, как К. Бюлер, В. Штерн, Ж. Пиаже и другие, является соединение идеализма в трактовке природы мышления с биоло­гизмом в понимании «движущих сил» его развития.

В развитии мышления выделяется ряд будто бы независимых от содержания формальных структур, сменяющих друг друга по мере взросления ребенка. Их последовательность предопределена биологическими закономерностями возрастного созревания. Значение обучения, в процессе которого ребенок овладевает опреде­ленным познавательным содержанием, сводится на нет. Развитие мышления рас­сматривается как «стихийный» процесс, как продукт лишь органического созрева­ния.

На этой биологизаторской основе одна за другой возводятся сугубо идеалисти­ческие надстройки. Так, для Штерна существо мысли заключается в «интенциональном отношении», которое дано «рядом» с соответствующим представлению содержанием. Штерн связывает его с общей целенаправленностью, которая, с точки зрения его «персоналистической» метафизики, изначально заложена в личности.

В качестве второго признака, который наряду с интенциональным отношением определяет, по Штерну, мышление, он выдвигает «господство над движением созна­ния посредством активного устремления на новые намерения». Этот процесс овладе­ния процессом своего сознания совершается, по Штерну, благодаря речи, с разви­тием которой и начинается поэтому развитие мышления. Развитие образования поня­тий начинается с общих принципов и категорий. В итоге у Штерна получается сугубо идеалистическая — телеологическая и априористская концепция развития мышления. В качестве основного «закона развития» выдвигается положение, что развитие мышления проходит через ряд стадий, следующих друг за другом с фатальной предопределенностью. Штерн сам отмечает, что в этом понимании развитие мышле­ния представляет собой частный случай «очень широкого закона развития». Суть его в конечном счете сводится к тому, что психическое развитие ребенка является стихийным процессом, который совершается самотеком в силу взаимодействия (конвергенции) внутренних закономерностей, заложенных в личности, и внешних факторов.

За этим очень спорным теоретическим обрамлением у Штерна вскрывается большое богатство никак не связанных с ним очень тонких наблюдений над мышлением детей и ходом их умственного развития. В отличие от ряда других ученых, охотно оперирующих обезличенными статистическими средними, добытыми путем обработки данных тестирования, Штерн широко пользуется пристальным длительным индивидуализированным изучением детей (прежде всего собственных). Эта близость его к жизни детей придает подкупающую свежесть и правдивость многим частным его наблюдениям.

Аналогичные тенденции определяют и концепцию К. Бюлера. Развитие мышле­ния ребенка для него всецело определяется биологическим созреванием организма. Само понимание мышления остается при этом явно идеалистическим. Как и Штерн, Бюлер подчеркивает роль речи, слова в развитии мышления и выдвигает на передний план априорные категории.

Особенного внимания и анализа требует та очень популярная концепция

детского мышления, которую дал Ж. Пиаже. Пиаже определяет мышление ребенка до 11—12 лет как синкретическое. При этом синкретизм представляется, по край­ней мере в первых основных его работах, как единая универсальная структура, покрывающая все мышление ребенка.

Синкретизм выражается в том, что ребенок будто оперирует целостными, не дифференцированными схемами: синтез у него не опирается на анализ; он рядополагает, Вместо того чтобы синтезировать. Эта структура мышления, согласно Пиаже, обусловлена эгоцентрической природой ребенка.

Концепция эгоцентризма Пиаже связана с концепцией психоаналитиков, с одной стороны, социологической школы Э. Дюркгейма — с другой. Пиаже исходит из понятия аутического мышления и определяет эгоцентрическую мысль как промежу­точную форму между мыслью аутической и разумной. Но в то время как аутическое мышление определяется в первую очередь тем, что оно не подчиняется принципу реальности, т. е. не сообразуется с объективной действительностью, эгоцентрическое мышление определяется в первую очередь тем, что оно не подчиняется принципу социальности: оно несообщаемо. Переходя к интерпретации аутической мысли, Пиаже выдвигает то положение, что генетической основой всех различий между аутической и разумной мыслью является социализированный характер разумной мысли, предназначенной для сообщения, с одной стороны, и несообщаемость аутической мысли, по существу своему индивидуальной,— с другой. Концепция психоаналитиков перекрывается и перекрещивается с концепцией социологической школы Дюркгейма, для которой объективность сводится к социально организованному и согласованному опыту, а логическая необходимость — к общезначимости.

Для Пиаже в связи с этим эгоцентризм не только установка, это целый «строй» или система мыслей, определяющая «представление о мире», это мировоз­зрение ребенка, которое предопределено структурой его мышления. По Пиаже, на самой ранней ступени своего развития ребенок имеет уже свою философию; он солипсист. Затем на смену солипсизму приходят другие, обусловленные эгоцентриз­мом формы мифологического мышления (анимизм, артифициализм и прочее). При этом, с точки зрения Пиаже, эгоцентризм непосредственно заложен в природе ребенка. Он определен его «психологической субстанцией». Это первичный биологический факт. Ребенок, по Пиаже, первоначально не социальное существо. Процесс его социализации происходит извне, под напором социальной среды, которая постепен­но побуждает ребенка приспособить свою мысль к мысли окружающих и вытесняет из него таким образом заложенный в его природе эгоцентризм.

Большая и неоспоримая заслуга Пиаже заключается в том, что он ярче и глубже, чем кто-либо, поставил вопрос о развитии мышления — как вопрос не только количественных, но и качественных изменений — и попытался выделить в ходе умственного развития ребенка качественно различные ступени. При этом вопрос об этих ступенях и их характеристике Пиаже поднял в план общепсихологической проблематики. Однако, подчеркнув различие мышления ребенка и зрелой мысли взрослого, Пиаже внешне противопоставил их друг другу, разорвав по существу единство умственного развития человека. За несомненно существующими различия­ми для него вовсе исчезла также несомненно существующая общность различных ступеней, на которых основывается преемственность развития. Это внешнее проти­вопоставление детской мысли ребенка и зрелой мысли упирается у Пиаже в такое же внешнее противопоставление индивидуального и социального, не учитывающее общественной природы самого человеческого индивида.

В связи с этим мышление и даже речь представляются в теории эгоцентризма у Пиаже как состоящие из актов изолированного индивида, который плетет их ткань, будучи замкнут в самом себе.

Утверждая далее, что лишь наступающая социализация мысли, ребенка, преодолевая заложенный будто бы в его природе эгоцентризм, делает ее разум­ной и логичной, Пиаже становится на позиции явного конвенционализма. Истина определяется не адекватностью мысли бытию, а «согласием умов между собой». Логика мысли отрывается от логики бытия, от объективности, превращаясь в функцию идеалистически понимаемой «социальности». Она будто бы порождается лишь идеальным контактом сознаний друг с другом вне контакта с объективной

реальностью. В этом снова проявляется идеализм, выступающий как с лицевой, так и с оборотной стороны рассуждений Пиаже.

С этим связано и то, что развитие мышления превращается лишь в смену точек зрения («эгоцентрической» — «социальной»). Оно рассматривается вне связи и зависимости от объективного познавательного содержания, которым в ходе обучения овладевает ребенок. Недоучет зависимости форм мысли от содержания, которому принадлежит в действительности ведущая роль, и лишает Пиаже возмож­ности вскрыть подлинные пути развития мышления, которое совершается в постоян­ном взаимодействии формы и содержания.

В психологической литературе, главным образом английской, имеется ряд концеп­ций, критически противопоставленных концепции Пиаже. Самой крупной из этих работ является уже упоминавшаяся книга С. Исааке.

Эта книга содержит обширный фактический материал, почерпнутый из длитель­ных наблюдений педагогом над детьми в возрасте от 3 до 8 лет.

В фактической своей части она дает значительно более прогрессивную характе­ристику умственного развития ребенка, чем работы Пиаже. В дневниковых за­писях детских высказываний, зафиксированных Исааке, можно найти яркие образцы того, что—вопреки Пиаже—дети иногда очень рано улавливают относительность некоторых явлений и понятий, что они рано обнаруживают совсем не «синкрети­ческий» образ мысли и вовсе не «эгоцентрические» установки²¹.

²¹ Последующая эволюция философско-психологической кон­цепции С. Л. Рубинштейна особенно сильно проявилась в его теории мышления. Легко видеть, что в данной главе мышление выступает преимущественно как деятельность субъекта, т. е. в личностном аспекте. Иначе говоря, С. Л. Рубинштейн раскрывает здесь мотивационные и неко­торые другие деятельностные характеристики мышления, такие, как цели, мотивы, интеллектуальные действия и опе­рации и т. д. Однако в конце 40-х гг. и в 50-е гг. он, продол­жая исследовать мышление как деятельность субъекта, на­чинает изучать его в новом качестве, как психический про­цесс. Первично «не операции порождают мышление, а про­цесс мышления порождает операции, которые затем в него включаются» (Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958. С. 51). Благодаря такому вы­делению процессуального аспекта мышления и вообще пси­хики становится возможным уточнить предмет психологи­ческой науки.

В 50-е гг. экспериментальное изучение мышления как деятельности и как процесса под руководством С. Л. Ру­бинштейна вели Л. И. Анцыферова. А. В. Брушлинский. И. М. Жукова, Е. П. Кринчик, Н. С. Мансуров, А. М. Ма-тюшкин, В. Н. Пушкин, Э. М. Пчелкина, К. А. Славская (ныне Абульханова-Славская), Ф. А. Сохин, О. П. Терехова, Д. Б. Туровская (ныне Богоявленская), Н. Т. Фролова, И. С. Якиманская. Некоторые из них до сих пор продолжают эту линию исследования мышления. Сейчас новое поколение психологов присоединилось к указанному направлению:

Н. И. Бетчук, М. И. Воловикова, Б. О. Есенгазиева, В. А. Поликарпов, Л. В. Путляева, С. В. Радченко, В. В. Селиванов, Л. В. Сластенина и другие.

Основные результаты этих работ обобщены в следую­щих монографиях и сборниках: Рубинштейн С. Л. О мыш­лении и путях его исследования. М., 1958; его же. Прин­ципы и пути развития психологии. М., 1959; Процесс мыш­ления и закономерности анализа, синтеза и обобщения; Экспериментальные исследования. М., 1960; Исследования мышления в советской психологии. М., 1966; Основные на­правления исследований психологии мышления в капита­листических странах. М., 1966; Славская К. А. Мысль в действии. М., 1968; Брушлинский А. В. Психология мышле­ния и кибернетика. М., 1970; Матюшкин А. М. Проблемные ситуации в мышлении и обучении. М., 1972; Брушлин­ский А. В. Мышление и прогнозирование. М., 1979; Якиман­ская И. С. Развивающее обучение. М., 1979; Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. М., 1980; Мышление: процесс, деятельность, общение. М., 1982; и др.— Примеч. сост.

²² Приводимый фрагмент позволяет лучше понять, что изме­нилось во взглядах С. Л. Рубинштейна на мышление в се­редине 50-х гг.— Примеч. сост.

²³ Goethes H. W. Werk. Auswohl in sechzehn Banden. Leipzig. Zweiter Band. S. 190.

[Фрагмент из статьи «Принцип детерминизма и психологическая теория мышления», опубликованной в ж. «Вопросы психологии». 1957, №5]²²

Теория любых явлений—психических в том числе—ставит своей целью вскрыть законы, управляющие этими явлениями. В основе каждой теории лежит поэтому то или иное понимание детерминации соответствующих явлений. (...)

Вся теория мышления, по существу, определяется исходным пониманием его детерминации. Мышление детерминировано в конечном счете своим объектом, но детерминация мышления объектом опосредствована внутренними закономерностями самой мыслительной деятельности, которая является познавательной деятельностью анализа и синтеза, абстракции и обобщения. Поэтому мышление, знание, научное понятие, например понятие числа,— это и отражение бытия, детерминированное объектом, и вместе с тем продукт мыслительной деятельности субъекта, взаимо­действующего с объективной реальностью, с системой общественно выработанного знания, объективированного в слове. Чувственные данные, не вскрывающие существенных свойств объекта, преломляются в процессе познания через законо­мерности мыслительной деятельности — деятельности анализа и синтеза, абстракции и обобщения, направленной на мысленное восстановление объекта. В восприятии чувственной поверхности явлений конкретная действительность непосредственно дана нам в нерасчлененном виде, как более или менее суммарный эффект различных взаимодействий. Задача мышления заключается в том, чтобы расчленить разнородные взаимодействия, выделить существенные для каждого из них моменты и затем посредством соотнесения, абстракции, к которым мышление таким образом под­ходит, мысленно восстановить картину действительности в ее конкретности.

Часто встречающаяся характеристика мышления как решения задач (Problem solving), прагматически определяющая мышление через его эффект, не вскрывает сути мышления. Мышление разрешает задачи в силу того, что оно есть познание, специфическая форма его. Основным для мышления является его отношение к бытию, но внешний мир не непосредственно определяет результаты мыслительной деятельности. В своем протекании мышление определяется взаимосвязью внешних и внутренних условий, согласно принципу детерминизма в вышеуказанном его понимании. (Совершенно очевидно, что термин «внутренний», употребляемый нами, не имеет при этом ничего общего с субъективистским значением этого термина, принятым в интроспективной психологии, а связан исключительно с тем, совсем отличным от него значением, которое он приобретает в диалектическом понима­нии соотношения внешнего и внутреннего и которое придавал ему еще И.В. Гёте:

«Nichts ist drinnen, nichts ist obraussen: Denn was innen, das ist aussen»²³.

Теория мышления, сложившаяся у нас в ходе многообразных эксперименталь­ных исследований (некоторые из них мы еще коснемся), имеет своей принциниальной основой к завершающим выражением вышеуказанное понимание принципа детерминизма, подобно тому как вся теория мышления гештальтпсихологов в свернутом виде, по существу, заключена в келеровском понимании саморегулиру­ющегося процесса, в котором все детерминировано исключительно динамическими соотношениями, складывающимися в ходе самого этого процесса. В соответствии с этим в гештальтистской теории мышление целиком переносится в феноменальный объект. Оно сводится к динамике друг в друга переходящих феноменальных ситуаций («полей»). Взаимодействие мыслящего субъекта с познаваемым объектом при этом вовсе выпадает; Вместе с тем отпадает и всякая дополнительно объектив­ная обусловленность мышления. И как ни много сделали такие представители гештальтпсихологии, как, например, К. Дункер, в разработке некоторых аспектов мышления, теория мышления гештальтистов в своей основе поэтому чрезвычайно уязвима.

Гештальтистскую теорию мышления один из видных представителей гештальт-психологии К. Коффка прямо противопоставлял, как известно, теории мышления О. Зельца как ее антиподу. Для этого имеются реальные основания. Если у гештальтистов все мышление сведено к динамике самой проблемной ситуации, то у Зельца, наоборот, собственное объективное содержание задачи, с одной стороны, и знания, операции (методы), которые должны быть актуализованы субъектом для ее разрешения, с другой, внешне противостоят друг другу. Правда, по Зельцу, именно задача актуализует знания при репродуктивном мышлении и операции, служащие методами решения задачи, при так называемом продуктивном мышле­нии. Однако задача для Зельца является по отношению к актуализуемой при ее решении операции лишь пусковым сигналом. Связь, возникающая в процессе мышле­ния между задачей, с одной стороны, и знаниями и операциями, с другой, есть связь чисто внешняя, механистическая. (Зельц, имея именно это в виду, обозна­чает ее как «рефлексоидальную».)

На самом же деле, как показывают наши исследования (см. ниже), для решения задачи необходимо в большинстве случаев привлечение данных извне, но сама их актуализация имеет своим внутренним условием анализ собственного содержания задачи.

В отличие как от одной, так и от другой из этих концепций мы выдвигаем на передний план вышеуказанную взаимосвязь внешних и внутренних условий, получающую всестороннее проявление в процессе мышления. Ее первым исходным выражением является то, что мысленное восстановление объекта, детерминирующего процесс мышления, совершается в процессе познания в результате мыслительной деятельности, имеющей свои внутренние закономерности. Это во-первых. С этим связано, во-вторых, то, что, исходя из внешне констатируемых и объективно контролируемых фактов, мы всегда видим нашу задачу, задачу психологического исследования, не в простой феноменалистической констатации этих внешних фактов, а в раскрытии их внутренних условий — процессов, которые стоят за ними и к ним приводят. Первая и основная задача психологического исследования мышления за­ключается в том, чтобы за всеми внешними результативными выражениями мыслительной деятельности вскрыть процесс, к ним приводящий. Предметом психоло­гического исследования является мышление индивида как процесс в закономерностях его протекания, в причинной зависимости результатов мыслительного процесса от его условий. По своему составу это процесс анализа и синтеза, взаимосвязанных между собой, и производных от них абстракции и обобщения. Говоря о конкрет­ном проявлении взаимосвязи внешних и внутренних условий в процессе мышления, необходимо отметить, в-третьих, факт, отчетливо выступивший в наших экспери­ментальных исследованиях. Этот факт, являющийся как бы прямой кристаллиза­цией принципа детерминизма, в нашем понимании состоит в следующем: перенос решения с одной задачи на другую, привлечение выходящих за пределы задачи знаний, актуализация сложившихся у субъекта операций, необходимых для решения данной задачи,— все это имеет своим внутренним условием анализ испытуемым подлежащей решению задачи.

Проблема переноса подвергалась у нас специальному экспериментальному исследованию, проведенному К. А. Славской. Перенос изучался на решении геометри­ческих задач. В ходе решения основной задачи на различных стадиях ее анализа испытуемым предъявлялась соответственно подобранная вспомогательная задача, с которой должен был быть совершен перенос на основную. Исследование охватило 120 испытуемых. Основной итог этого исследования заключается в следующем: за тем, что на поверхности явления внешне выглядит как перенос, стоит анализ задачи, подлежащей решению, и задачи, решение с которой должно быть перенесено, анализ, приводящий к их обобщенному решению. Не механический акт «переноса» объясняет решение задачи как мыслительной деятельности, а, н аоборот, «перенос», т. е. исполь­зование уже применявшегося решения, применение соответствующих принципов, теорем, знаний, обусловлен закономерным ходом анализа задачи как мыслительной деятельности. За тем, что внешне выступает как «перенос» с решения одной задачи на другую, стоит синтетический акт соотнесения обеих задач и включение их в единую аналитико-синтетическую деятельность. Конкретно это выражается в следу­ющем: Вместо того чтобы, как это обычно делается, соотносить условия задачи с ее же собственными требованиями, в данном случае условия одной из этих задач (вспомогательной) соотносятся с требованиями другой (основной, подлежащей решению). Для осуществления переноса решения требуется его обобщение, связанное с абстракцией от специфических условий задачи, с которой совершается перенос, и его конкретизацией применительно к специальным условиям той, на которую решение переносится. Для перенесения решения надо при помощи анализа усло­вий той и другой задачи вскрыть, что есть в них общего. За переносом стоит обобще­ние, являющееся, в свою очередь, результатом анализа и синтеза.

Некоторые бихевиористы (например, Э. Газри), как известно, тоже связывают обобщение и перенос, поскольку для них факт обобщения заключается лишь в том, что один и тот же ответ имеет место в разных ситуациях. Они, таким образом, сводят обобщение к переносу.

Мы же объясняем перенос стоящим за ним обобщением, возникающим в результате мыслительной деятельности анализа и синтеза. Таким образом, мы видим, что за переносом, который трактуется нередко как единый акт, не подлежащий дальнейшему анализу, стоит сложный процесс, составляющий его внутреннее усло­вие. В раскрытии этого процесса, а не в простой констатации факта переноса (того, что он совершился или не совершился) заключается, с нашей точки зрения, главная задача психологического исследования.

Что человек в состоянии использовать при решении той или иной задачи, зависит от того, насколько он продвинулся в анализе решаемой им задачи. Конечно, возможность решения обусловлена и наличием у испытуемого соответствующих знаний, но сама актуализация тех или иных знаний зависит от анализа задачи.

В связи с этим встает и решается общая проблема о соотношении знания и мышле­ния. Они различны. Нельзя подменять исследование мышления выявлением знаний. Вместе с тем они взаимосвязаны; если в мышлении мы находим функционирова­ние знаний — их актуализацию и применение, то сама эта актуализация и примене­ние знаний к решению встающей перед человеком задачи предполагают в качестве своего внутреннего условия мыслительную деятельность — анализ этой задачи, а так­же знаний, которые могут быть приняты в расчет при ее решении путем их соотнесе­ния. Этот результат исследования превращается для нас в метод изучения. Со­держательные методы, адекватные задаче исследования, возникают в науке в резуль­тате исследования: результаты уже проведенного исследования превращаются в средства его дальнейшего продвижения. В ходе проводившихся у нас экспери­ментов бывало так, что то или иное звено анализа задачи, ее решение прямо в готовом виде давалось экспериментатором испытуемому, который тем не мецее оказы­вался не в состоянии его использовать. Возможность совершить «перенос» из вспомогательной задачи, использовать подсказку, актуализировать имеющиеся у испытуемого знания обусловлена продвинутостью собственного анализа задачи. Поэтому то, какие «подсказки» в состоянии использовать испытуемый, является объективно контролируемым и дозируемым индикатором хода его собственного мышления.

Для выборочного показа нашего стремления вскрыть за внешними фактами внутренний процесс, их обусловливающий, мы выделили еще одну проблему, бывшую у нас предметом специального экспериментального исследования (проведенного И. Н. Жуковой), а именно вопрос о соотношении мышления и действия.

Широко известна концепция, восходящая к П. Жанэ, согласно которой разли­чаются внешние и внутренние умственные действия и считается, что последние возникают путем интериоризации, путем перехода внешних действий внутрь. Мы различаем не внешнее и внутреннее действия, а практическое и теоретическое. Практическое действие не есть «внешнее» (только внешнее) действие. Внутри всякого практического действия человека уже заключено познание, которое, отражая объективную действительность, условия, в которых совершается действие, регули­рует это последнее. Осуществляемое вовне практическое действие несводимо к своей исполнительной части. Чувственное познание того или иного уровня всегда находится внутри его. (Даже при физиологическом анализе движения Павлов считал, что оно строится в коре как органе чувствительности, осуществляющем анализ и синтез раздражителей, и затем уже в готовом виде спускается в исполнительский аппарат.) (...)

При решении ребенком практической задачи, которая перед ним ставится в практическом действии, уже в выполнении этого действия участвует зрение. Если сначала задача оказывается неразрешимой без помощи практических действий, проб, а затем она становится разрешимой чисто зрительно, это свидетельствует о совер­шающемся в процессе действия изменении, эволюции самого зрительного восприятия:

оно все стало иным, а не только внешние его проявления. Задача психологического исследования состоит в том, чтобы вскрыть эту линию развития познания, восприя­тия, поднятия его на высший уровень анализа, синтеза, генерализации, выявить таким образом тот скрытый внутренний процесс, который стоит за внешним ходом событий и обусловливает его, выявить скрытые внутренние условия перехода от решения задачи посредством проб в плане практического действия к ее решению в плане познания зрительного или умственного, Вместо того чтобы заниматься лишь описанием различных этапов внешней стороны этого перехода.

В проводившихся у нас экспериментах детям 3—6 лет предлагалось решить задачу (типа тех, которые давал своим испытуемым А. Рей при изучении практи­ческого интеллекта). Они должны были достать при помощи соответствующих орудий конфету из сосуда. В качестве орудий детям предъявлялись палочки, раз­личные по форме и цвету. Задача сводилась к выбору надлежащего орудия. Все дети сначала решали задачу посредством проб в плане практического действия, а по прошествии некоторого времени приходили к ее решению в плане познавательно-зрительном или словесно-умственном.

Исследование показало, что этот переход совершается в результате соотнесения условий задачи (формы сосуда) с орудиями как средствами ее разрешения;

анализ выделяет существенные по отношению к задаче свойства орудия (их форму) и приводит к обобщенному восприятию этих свойств. Условия задачи в наших экспериментах включали два основных звена анализа: 1) выделение формы как существенного признака и абстракцию от цвета и 2) выделение формы, отвечающей требованию задачи. Снятие соответствующим подбором условий одного из двух звеньев анализа (например, предъявлением всех орудий в одном и том же цвете), снятие необходимости выделить анализом форму как существенное условие и абстрагироваться от цвета примерно вдвое ускоряло переход к решению задачи в плане познания без практических проб — в порядке чувственной генерализации или словесно-понятийного обобщения. Значит, условием этого перехода является анализ средств решения задачи через синтетический акт соотнесения с требования­ми. В результате этого анализа «орудия» выступают обобщенно в существенных для задачи свойствах. Пока ребенок не выделил через анализ существенные для задачи свойства и не произошло соответствующего обобщения, пока ребенок вы­нужден оперировать с данной единичной вещью, а не с «орудием» определенной формы, ему не остается ничего другого, как испробовать каждую предъявленную ему вещь. Но когда в результате анализа орудия выступили в обобщенном виде, выяснилось, опять-таки обобщенно, что годно орудие такой-то формы и негодно —

другой, отпадает всякая нужда в том, чтобы сызнова пробовать всякий вновь предъявленный предмет, и ребенок прекращает пробы действием.

Выделение познавательной деятельности из деятельности практической обусловле­но возникновением обобщения в результате анализа, выделяющего существенные для задачи свойства в порядке чувственной генерализации или словесно-понятийного обобщения. В нашем подходе к проблемам переноса и перехода от решения задач в плане практического действия к познавательному их решению без практических проб отчетливо, как нам представляется, выступает общая линия исследований мышле­ния, проводившихся нами с группой сотрудников.

В центре этих исследований было определение различных форм анализа в процессе мышления и зависимости обобщения и переноса от анализа, осущест­вляющегося через синтез. Как анализ, так и обобщение изучались в многообразных сериях экспериментов, проводившихся И. С. Якиманской, Н. Т. Фроловой, К. А. Славской, Е. П. Кринчик и другими, на материале математических и физических задач — применительно как к функциональным, так и причинно-следственным связям (Л. И. Анцыферова). Специальная серия экспериментов была нацелена на изучение приводившего к формулировке закономерностей обобщения отношений внутри определенной системы. Зависимость обобщения от анализа, выявившуюся в ряде на­ших исследований, мы проиллюстрируем здесь на одном примере из опытов, проведенных А. М. Матюшкиным.

В этих опытах испытуемым, которые умели обозначать числа только в десятичной системе, предлагалось написать число в пятеричной системе. Сначала испытуемые не могли этого сделать, хотя общая формула построения числа в пятерич­ной системе — как и в любой позиционной системе — та же, что и в десятичной. Тогда перед испытуемыми была специально поставлена задача найти общую формулу выражения любого числа в десятичной системе, т. е. совершить некоторое обобще­ние. Испытуемые смогли решить эту задачу, лишь проанализировав зависимости, образующие эту формулу (как-то отношение между степенью основания, разрядом и позицией числа). И после этого им пришлось искать эту общую формулу для пятеричной системы заново. Найдя ее, они соотнесли формулу, найденную для пятеричной системы, с формулой для десятичной системы. В результате этого синтетического акта соотнесения обеих формул они совершили дальнейший акт анализа — отчленили друг от друга до того не отчлененное основание позиционной системы (различное для разных позиционных систем) и отношения, в которые оно включено. В результате этого второго звена анализа испытуемые переходят к новому, более высокому обобщению. Если в результате первого звена анализы они находили формулу для любого числа в десятичной или пятеричной системе, то в результате второго звена анализа они приходят к формуле, обобщенно выра­жающей число в любой позиционной системе счисления. Придя путем анализа к такому обобщению, испытуемые легко решали задачу в любой системе счисления.

Движение мысли осуществляется в силу того, что, включая объекты мысли в новые связи, мы выявляем в них новые свойства и они выступают в новом качестве, фиксируемом в новых понятийных характеристиках. Включая объекты мысли в новые связи, мы как бы поворачиваем их каждый раз другой стороной, выявляем в них новый аспект, как бы «вычерпываем» из объекта все новое содержа­ние (прямая, фигурирующая в условиях задачи как биссектриса, включаясь в новые связи, в новые фигуры и в связи с этим в отношения с новыми элементами, с которыми она не соотнесена в условиях задачи, выступает как медиана, затем как секущая при параллельных прямых и т. д.). Таким образом, содержание мысли извлекается, как бы «вычерпывается» из объекта²⁴.

Мыслительный процесс, который, включая объекты познания в новые связи, рас­крывает в них новые свойства, дает также ключ к анализу процессов понимания

²⁴ С этим изменением понятийной характеристики элементов задачи связано и совершающееся в процессе анализа пере­формулирование задачи. Сама формулировка задачи обус­ловливает направление ее анализа; в свою очередь анализ ве­дет к ее неоднократному переформулированию. В ходе решения задачи осуществляется непрерывная взаимозависимость между словесной формулировкой задачи и ее анализом. Эта взаимозависимость является частным выражением связи мышления с речью и языком как фиксированной системой анализа и обобщения. См.: Рубинштейн С. Л., К вопросу о языке, речи и мышлении//Вопросы языкознания. 1957. № 2.

²⁵ Этот анализ дан в: Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958.

(текста, ситуации) и открытия, изобретения. В технических изобретениях и открытиях вещи и явления действительности обычно выступают для нас в тех закрепленных практикой свойствах, которые являются в павловском смысле «сильными» раздра­жителями. Восприятие, осознание остальных их свойств обычно тормозится — по павловскому закону отрицательной индукции — и как бы отступает на задний план. Главная трудность при некоторых открытиях заключается как раз в том, чтобы увидеть вещь в новом качестве, чтобы в буквальном смысле слова «открыть» свойство, осознание которого обычно заторможено, и свойство поэтому как бы за­крыто. Это случается, когда в результате более или менее длительных поисков вещь случайно выступает или мысленно включается в новые связи. В истории изобретений можно указать немало тому примеров.

Нечто аналогичное получается в случае понимания текста (или ситуации). Текст часто не понимается просто потому, что его компоненты выступают для читателя в свойствах, не адекватных связям, в которые их включает контекст. Понимание осуществляется путем анализа, который, исходя из этих связей, выявляет вещи в других аспектах и свойствах, как бы поворачивает их той стороной, которой они входят в данный контекст. Психологический «механизм» составления и понимания парадоксов и острот имеет аналогичный характер. Отсюда же открывается путь к пониманию метафор, являющихся своего рода «образным переносом».

Выделенная нами специальная форма анализа через синтез имеет существенное значение для понимания доказательного рассуждения. Добывание новых данных, не заключенных в исходных условиях, введение в ход рассуждения новых «малых» посы­лок совершается в силу того, что объекты рассуждения в результате анализа при включении их в новые связи выступают в новых качествах, новых понятийных харак­теристиках. Это дает ответ на вопрос, издавна представлявшийся загадочным: как может рассуждение, исходящее из конечного числа посылок, приходить к не­ограниченному числу и притом новых выводов? Рассуждение приводит все к но­вым выводам в силу того, что в него вводятся новые посылки, новые данные. Если продолжить для простоты уже приведенный пример, то выявление того, как прямая, которая определена в условиях задачи только как биссектриса, выступает и в качестве медианы и высоты треугольника, а затем секущей параллельных прямых, и есть введение ходом доказательства новых малых посылок.

Логика вводимых таким образом «малых» посылок определяет актуализацию тех или иных принципов, теорем, «больших посылок». Пользуясь все тем же примером, можно сказать: выяснение того, что данная прямая является биссектрисой, медиа­ной, высотой,— это и есть основание для привлечения теорем о медиане, биссектрисе, высоте и т. д. Наши исследования показывают, что и привлечение принципов, теорем и т. п. к решению задачи обусловлено ходом ее анализа.

Проблема актуализации тех или иных знаний, теорем, принципов — это не просто проблема репродукции, памяти, а прежде всего проблема анализа условий задачи и знаний, принципов, теорем, которые могут быть учтены при решении данной задачи. Учтены же могут быть те из них, которые по своему содержанию соот­носимы с задачей. Знания, принципы выходят за пределы задачи; они привлекаются извне, но в самом анализе задачи существуют внутренние условия для привлечения тех, а не иных знаний, принципов, теорем.

Теоретический анализ многообразного экспериментального материала²⁵ показы­вает, что весь ход мышления, который является Вместе с тем и совершающимся в нем движением знания, определяется соотношением внешних и внутренних условий, о котором говорит принцип детерминизма в вышеуказанном его понимании.

Способы применение масла чайного дерева

● Очищение волос и волосяных фолликул: добавьте 5-10 капель масла чайного дерева в разовую порцию Вашего шампуня и кондиционера и используйте по необходимости до выздоровления.

● Перхоть: действуйте, как в предыдущем случае. Оставьте шампунь на несколько минут, потом сполосните.
● Сухие волосы: шампунь и кондиционер с маслом чайного дерева вмассируйте в волосы, оставьте на 10 минут, сполосните. Повторяйте один или два раза в неделю. Смочите расчёски, щётки и бельё раствором чайного дерева (3 капли масла на стакан горячей воды).
● Боли в ухе: подогрейте оливковое масло с маслом чайного дерева в пропорции 2:1, закапайте 1 -2 капли в ухо. Повторяйте по необходимости.
● Простуда, насморк, кашель: добавьте 10 капель масла чайного дерева в ингалятор, сделайте ингаляцию перед сном, при насморке вотрите несколько капель в кожу переносицы и лба.
● Боль в горле, ларингит: добавьте 5 капель масла чайного дерева в тёплую воду и полощите 2-3 раза в день.
● Язвы в носу: смочите вату в смеси масла чайного дерева с оливковым в пропорции 1:5, аккуратно обработайте пораженную область.
● Лицо. Ячмень: капните 2-3 капли масла чайного дерева в чашку с горячей водой. Подержите лицо 5 минут над паром.

● Акне (угри): наносите по 2-3 капли масла на инфицированную область дважды в день. Добавьте масло в очиститель (молочко, очищающий гель) для лица.
● После бритья: применяется как мощный антисептик в смеси с любым из масел в пропорции 1:4.

● Простуда, герпес, трещины на губах: заварить в кипятке 3 капли масла чайного дерева в стакане воды. Простуду и герпес обрабатывать аккуратно с помощью ватки дважды в день.
● Зубы. Гингивит, кровоточивость дёсен: растворите 3-5 капель масла чайного дерева в маленьком стакане кипятка, полоскать дважды в день, для втирания в дёсны используйте TEA TREE OIL.

● Кариес: капните 2 капли масла чайного дерева на зубную щётку, когда чистите зубы. Полощите рот 3 раза в день водой с добавлением 5 капель масла.
● Зубная боль: полощите зубы водой с маслом чайного дерева, прикладывайте ватку с маслом на больное место.
● Тело. Ожоги: обработайте обожженную область ледяной водой в течение 1-2 минут, нанесите несколько капель масла чайного дерева на обожженную поверхность, аккуратно вмассируйте. Повторяйте дважды в день. Такая обработка помогает избежать инфицирования кожи, сохранить её целостность.
● Порезы и ссадины: нанесите масло чайного дерева.
● Бронхит: разотрите грудь 5 каплями масла чайного дерева, положите тёплое полотенце на грудь (можно завернуть в него грелку) на 1-2 часа.
● Укусы насекомых: вотрите масло чайного дерева в пораженную область. Если область укусов значительна, смешайте 1 часть масла чайного дерева с 5 частями другого растительного масла.
● Дерматит: вмассируйте несколько капель масла, используя 1 часть масла чайного дерева на 10 частей другого косметического масла.
● Экзема: убедитесь, что кожа сухая, и нанесите масло чайного дерева на пораженную область.
● Опоясывающий лишай: смешать 1 часть масла чайного дерева с 10 частями любого масла. Подогреть смесь и нанести на болезненную область два или три раза в день, пока боль не утихнет. Добавить 10 капель масла в горячую ванночку для тепловой терапии.
● Ревматизм: смешать любое подогретое масло в равных частях с маслом чайного дерева и втирать в болезненную область до полного впитывания.
● Трофические язвы: применять масло чайного дерева непосредственно на язвы 2-3 раза в день.
● Бородавки: наносить постепенно на распаренную бородавку 3-5 капель масла чайного дерева, чтобы оно полностью впитывалось. Использовать, пока бородавки не отпадут. Для этого может понадобиться несколько недель.
● Личная гигиена. Вагинальное очищение: растворите 8-10 капель масла чайного дерева с 0,5 литрами кипятка и используйте охлаждённую смесь для спринцевания.
● Бритьё в области " бикини ": после бритья нанести масло чайного дерева в смеси с любым из масел в пропорции 1 к 4. Повторять 2 раза в день. Краснота и припухлость исчезнут.
● Очищение кожи: известно, что масло чайного дерева способно проникать в очень глубокие слои кожи. Добавьте 1 -2 капли этого масла в разовую порцию Вашего крема или лосьона, чтобы помочь увлажнить и смягчить кожу.
● Ванна: добавить 10 капель масла чайного дерева в ванну с тёплой водой. Принимать не более 20 минут. Вы почувствуете приятное смягчение кожи.

● Пролежни: аппликации небольшого количества масла чайного дерева могут помочь в лечении пролежней. Используйте смесь масла чайного дерева с оливковым или другим маслом в соотношении 1 к 5.
● Уход за малышами. Используйте очень небольшое количество масла чайного дерева в смеси с другими маслами в пропорции 1 к 10 для обработки детской кожи, так как детская кожа очень нежная и чувствительная.
● Стирка пелёнок: добавить 20 капель чистого масла чайного дерева на 4 литра горячей воды. Перемешайте и замочите пелёнки на ночь для дезинфекции.
● Корочки на голове: вотрите в кожу головы смесь масла чайного дерева с другим маслом в пропорции 1 к 10, оставьте на 5 минут, смойте. Используйте шампунь для детей.
● Инфекция в ушах: закапайте по 1-2 капли подогретой смеси других масел с маслом чайного дерева в пропорции 1 к 10.
● Кашель: 10 капель чистого масла чайного дерева добавить в ингалятор. Капните каплю масла на подушку.
● Ароматерапия. Массаж: смешайте несколько капель масла чайного дерева с лосьоном. Такой массаж может снять мышечные боли, делает кожу мягкой и свежей.

● Мозоли и волдыри: смазывайте повреждённые области маслом чайного дерева. Полезно также добавлять 5 капель масла в ванночку для ног.

● Ноги и ступни. Спортивные травмы и растяжения: вмассируйте чистое масло чайного дерева в ступни. Пользуйтесь ежедневно антистрессовым увлажнителем для ног и ступней с добавлением масла чайного дерева.

● Увлажнение воздуха: добавить несколько капель масла чайного дерева в прибор для распыления и увлажнения и поставить его в комнате, где находится больной человек. Это поможет освежить и дезодорировать воздух. Такой воздух приятен и полезен для дыхания.
● Использование в быту. В помещениях обычно накапливается большое количество различных вирусов и микробов, синтетические вещи, ковры, очистительные растворы и краски могут вызывать аллергические реакции. Масло чайного дерева является сильнейшим антисептиком. Таким образом, очищение, стирка, и мытьё с добавлением этого масла является безопасным природным средством очищения окружающей домашней среды.

Дата добавления: 2015-01-18 | Просмотры: 509 | Нарушение авторских прав