АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 13. Добывающая Австралия

Значение Австралии. — Почвы. — Вода. — Расстояния. — Ранняя история. — Импортируемые ценности. — Торговля и иммиграция. — Деградация земель. — Другие проблемы окружающей среды. — Признаки улучшения ситуации

Добыча полезных ископаемых, то есть угля, железа и других, занимает ключевую позицию в современной экономике Австралии, обеспечивая большую часть ее доходов от экспорта. Кроме того, добыча полезных ископаемых также является ключом к пониманию истории окружающей среды Австралии и ее теперешнему нелегкому положению. Причина заключается в том, что, в сущности, добыча полезных ископаемых — использование ресурсов, которые со временем не восстанавливаются, следовательно, добыча истощает недра. С тех пор, как в россыпных месторождениях не осталось золота, а на восстановление этих запасов рассчитывать не стоит, горняки добывают драгоценный металл из золотых жил, делая это быстро, насколько возможно экономически, пока не иссякнут жилы. Таким образом, добыча полезных ископаемых в корне отличается от использования возобновляемых природных ресурсов, таких как леса, рыба и почвенный слой, способных восстанавливаться при помощи биологического размножения или образования почвенного слоя. Возобновляемые природные ресурсы можно использовать неограниченно, при условии, что они расходуются со скоростью, меньшей скорости их возобновления. Однако, если расходовать запасы лесов, рыбы или почвенного слоя со скоростью, превышающей скорость восстановления, со временем они также полностью иссякнут, как золото на прииске.

Австралия была и до сих пор остается страной, которая «добывает» свои возобновляемые природные ресурсы, как если бы они были полезными ископаемыми. То есть ресурсы используются настолько чрезмерно, что им не остается времени на восстановление, в результате количество природных ресурсов Австралии сокращается. При существующем в настоящее время уровне эксплуатации лесные и рыбные запасы Австралии иссякнут намного быстрее, чем ее угольные и железные ресурсы. Ирония заключается в том, что леса и рыба являются возобновляемыми запасами, а железо и уголь — нет.

Хотя в настоящее время многие страны, помимо Австралии, эксплуатируют свою окружающую среду, для этого исследования сообществ прошлого и настоящего Австралия наиболее подходит по нескольким причинам. Это развитая страна, отличающаяся от Руанды, Гаити, Доминиканской Республики и Китая, но похожая на страны, где живут большинство предполагаемых читателей этой книги. Население Австралии намного меньше, ее экономика не такая комплексная, как в США, Европе или Японии, так что ситуацию в Австралии легче проанализировать. Из всех развитых стран окружающая среда Австралии экологически наиболее уязвима, за исключением разве что Исландии. Поэтому многие проблемы, причинившие бы ущерб другим развитым странам лишь со временем и с которыми уже столкнулись некоторые страны третьего мира, — деградация пастбищ, засоление и эрозия почв, агрессивные чуждые биологические виды, дефицит воды, возникающие в результате человеческой деятельности засухи, — сегодня особенно остро стоят перед Австралией. Хотя Австралии не угрожает катастрофа, подобно Руанде и Гаити, все же Австралия являет пример тех трудностей, с которыми действительно предстоит столкнуться всем развитым странам, так называемому «золотому миллиарду», если текущие тенденции сохранятся. Тем не менее перспективы Австралии в решении этих проблем довольно оптимистичны. Действительно, в Австралии хорошо образованное население, высокий уровень жизни и относительно некоррумпированные, по мировым стандартам, политические и экономические институты власти. Поэтому проблемы окружающей среды Австралии нельзя списать на плохое экологическое управление, результат действий необразованного, нищего населения и бесчестного правительства и «грязного» бизнеса, чем, возможно, объясняются экологические проблемы в некоторых странах.

Еще одна причина, по какой я буду писать об Австралии в данной главе, заключается в том, что эта страна является яркой иллюстрацией тех пяти факторов, взаимодействию которых я уделял большое внимание на протяжении всей книги, так как считаю их ключевыми для понимания возможных экологических кризисов и катастроф, происходящих в разных сообществах. Человечество оказало очевидное, огромное воздействие на окружающую среду Австралии. В настоящее время изменения климата усиливают это воздействие. Дружественные отношения между Австралией и Великобританией, которая является для Австралии торговым партнером и образцом для подражания, определили австралийскую экологическую и демографическую политику. Хотя современная Австралия никогда не бывала захвачена внешними врагами, — да, подвергалась бомбардировкам, но не оккупации, — тем не менее ощущение действительного или потенциального «внешнего врага» также определило экологическую и демографическую политику Австралии. Кроме того, Австралия демонстрирует привязанность к определенным культурным ценностям, включая несколько заимствованных, которые можно было бы счесть неподходящими для австралийской экологии. Возможно, австралийцы больше жителей других развитых стран, известных мне, начинают серьезно задумываться относительно ключевого вопроса: какие из наших традиционных ценностей стоит сохранять, а какие уже не приносят пользы в современном мире?

Наконец, последняя причина, по которой я выбрал Австралию, в том, что я люблю эту страну, хорошо ее знаю и могу описать, исходя из собственного опыта. Впервые я побывал в Австралии в 1964 году, по пути в Новую Гвинею. С того времени я возвращался туда не единожды, включая годичный творческий отпуск в Национальном университете в Канберре, столице Австралии. Тогда я привязался к прекрасным эвкалиптовым лесам, которые до сих пор наполняют мою душу гармонией и ощущением чуда, так же как и хвойные леса Монтаны и тропические леса Новой Гвинеи. Австралия и Великобритания — только об этих двух странах я думал, когда всерьез рассматривал возможность эмиграции. Таким образом, после первого в этой серии исследования, посвященного окружающей среде Монтаны, которую я научился любить, когда был подростком, я хотел бы завершить серию исследованием еще одной страны, которую полюбил позднее.

Для понимания современного человеческого влияния на окружающую среду Австралии чрезвычайно важны три характерных черты: почвы Австралии, особенно уровень их питательности и содержания соли; обеспеченность пресной водой; а также большие расстояния, как внутренние, в пределах самой Австралии, так и внешние, между Австралией и ее зарубежными торговыми партнерами и потенциальными врагами.

Когда начинаешь задумываться о проблемах окружающей среды Австралии, первое, что приходит на ум — это нехватка воды и пустыни. В действительности австралийские почвы являются источником проблем в еще большей степени, чем водообеспеченность. Австралия — самый неплодородный континент: в среднем его почвы наименее богаты питательными веществами и характеризуются самыми низкими темпами роста растительности и самой низкой урожайностью. Причина заключается в том, что почвы Австралии большей частью настолько стары, что их питательные вещества были вымыты дождями в течение миллиардов лет. Древнейшие сохранившиеся в земной коре породы, чей возраст составляет около четырех миллиардов лет, находятся в горной цепи Мерчисон в Западной Австралии.

Почвы, из которых вымыты питательные вещества, могут восстановить их уровень в ходе трех основных процессов, протекавших в Австралии недостаточно активно по сравнению с другими странами. Во-первых, питательные вещества могут быть восстановлены в результате извержений вулканов, при которых новые вещества выбрасываются из недр Земли на ее поверхность. Хотя извержения вулканов были главным фактором в возникновении плодородных почв во многих местах, таких как Ява, Япония и Гавайи, только в нескольких небольших районах восточной Австралии имелась вулканическая активность за последние сто миллионов лет. Во-вторых, наступления и отступления ледников обнажают, выкапывают и размалывают земную кору, и такие почвы, смещенные ледниками (или принесенные ветром с ледниковых наложений), скорее всего, станут плодородными. Почти половина территории Северной Америки, около семи миллионов квадратных миль, была покрыта льдом в течение последнего миллиона лет, но в Австралии менее 1 процента материка было подо льдом: всего около 20 квадратных миль в юго-восточных Альпах и тысяча квадратных миль на Тасмании, острове, расположенном недалеко от Австралии. В заключение, медленный подъем земной коры также приводит к возникновению новых почв, этот процесс способствовал плодородности почв значительных частей Северной Америки, Индии и Европы. Однако опять только несколько небольших районов Австралии подверглись подобному воздействию в течение последних ста миллионов лет, главным образом в Большом Водораздельном хребте в юго-восточной Австралии и в Южной Австралии в окрестностях Аделаиды (карта 10). Как мы увидим, фрагменты ландшафта Австралии, почвы которых восстановились в результате вулканизма, оледенения или подъема земной коры, являются исключением на австралийском континенте, где преобладают неплодородные почвы. Это способствует непропорциональному развитию сельского хозяйства современной Австралии.

Низкая средняя продуктивность австралийских почв привела к серьезным экономическим последствиям для сельского хозяйства, лесного хозяйства и рыбных промыслов Австралии. Питательные вещества, присутствовавшие в пахотных почвах изначально, до введения европейской модели сельского хозяйства, быстро истощились. В сущности, питательные вещества почв иссякли в результате небрежной деятельности первых австралийских фермеров. После такие вещества пришлось добавлять в почву искусственно, в виде удобрений, соответственно возросла стоимость сельскохозяйственной продукции по сравнению с другими странами, где почвы плодороднее. Невысокая продуктивность почв означает низкие темпы роста растительности и низкую среднюю урожайность зерновых.

Поэтому в Австралии, чтобы получить равноценный урожай зерновых, необходимо возделать большую по площади территорию, чем в других странах, так что затраты на топливо для сельскохозяйственной техники, такой как тракторы, сеялки и уборочные машины (эти затраты почти пропорциональны площади земли, которую должна обработать данная техника) также довольно высоки. Экстремальная ситуация с бесплодными почвами сложилась в юго-восточной Австралии, части так называемого «пшеничного пояса» и одном из наиболее ценных сельскохозяйственных регионов этой страны, где пшеница растет на песчаных почвах, где вымыты естественные питательные вещества и где почву необходимо полностью удобрять искусственно. На самом деле «пшеничный пояс» Австралии представляет собой гигантский цветочный горшок, в котором (как и в настоящем цветочном горшке) песок является не более чем физической основой, а питательные вещества приходится обеспечивать извне.

В результате дополнительных расходов на сельское хозяйство вследствие несоразмерно высоких затрат на удобрения и топливо австралийские фермеры, продающие свой товар на местных рынках, иногда не могут конкурировать с зарубежными производителями, перевозящими те же самые зерновые культуры через океан в Австралию, несмотря на добавленную стоимость морских перевозок. Например, в результате современной глобализации дешевле выращивать апельсины в Бразилии и перевозить полученный концентрат апельсинового сока за 8000 миль в Австралию, чем покупать апельсиновый сок, полученный из апельсинов, выращенных в Австралии. То же самое верно и для канадской свинины и бекона по сравнению с австралийским эквивалентом. Наоборот, в некоторых специализированных сегментах рынка — зерновые культуры и продукты животноводства с высокой добавленной стоимостью, сверх обычно возрастающих расходов, например вино — австралийские фермеры успешно конкурируют на зарубежных рынках.

Еще одним экономическим следствием низкой продуктивности почв Австралии является агролесоводство, которое рассматривалось в главе 9, посвященной Японии. В австралийских лесах большая часть питательных веществ на самом деле находится не в почве, а в самих деревьях. Поэтому, когда местные леса, встретившиеся первым европейским поселенцам, были вырублены и когда современные австралийцы вырубали обновлявшиеся естественные леса или занимались агролесоводством, создавая плантации деревьев, темпы роста деревьев в Австралии снизились по сравнению с другими странами — производителями лесоматериалов. Есть некая ирония в том, что основное австралийское местное строевое дерево (голубой эвкалипт Тасмании) в настоящее время во многих зарубежных странах дешевле, чем в самой Австралии.

Третье последствие стало для меня неожиданностью и, возможно, так же удивит и многих читателей. Казалось бы, какая может быть связь между рыбным промыслом и продуктивностью почв? В конце концов, рыба обитает в реках и океанах и не имеет никакого отношения к почвам. Однако все питательные вещества, содержащиеся в речной воде, и, по крайней мере, некоторые из них, содержащиеся в прибрежных водах, попадают в эту самую воду из почв, которые реки смывают, а затем уносят в океан. Следовательно, австралийские реки и прибрежные воды также относительно непродуктивны, в результате чего рыбные запасы Австралии были истощены так же быстро, как и сельские угодья и лесные богатства этой страны. Часто в течение всего лишь нескольких лет с открытия рыбного промысла морские рыбные места Австралии одно за другим исчерпывались до такой степени, что ловить рыбу стало невыгодно. В настоящее время среди почти 200 стран в мире Австралия имеет третью по величине единую морскую зону, ее окружающую, но занимает всего лишь 55-е место по объему морского рыбного промысла, тогда как объем ее пресноводного рыбного промысла совсем незначителен.

Еще одна особенность, связанная с низкой продуктивности почв Австралии, заключается в том, что эта проблема была незаметна для первых европейских поселенцев. Напротив, когда европейцы наткнулись на обильные величественные леса, в которых, возможно, росли самые высокие в известном мире деревья (голубые эвкалипты Виктории, достигающие высоты 400 футов), они были введены в заблуждение и решили, что эта земля богата и плодородна. Но после того как лесорубы уничтожили первый запас деревьев и овцы съели первый запас травы, поселенцы обнаружили, к своему удивлению, что деревья и трава растут очень медленно, что земля неплодородна, экономически нерентабельна, а также что большое количество земель приходится покидать после вложения крупных денежных средств в строительство домов, ограждений и хозяйственных сооружений и в другие сельскохозяйственные усовершенствования. С ранних колониальных времен и до наших дней использование земли в Австралии прошло через множество подобных циклов — расчистка земли, капиталовложения, банкротство и оставление участка.

Все эти экономические сложности сельского и лесного хозяйства, рыбных промыслов и неудачной мелиорации земель в Австралии являются следствием низкой продуктивности австралийских почв. Еще одна масштабная проблема заключается в том, что на многих территориях эти почвы не только бедны питательными веществами, но и сильно засолены. Это произошло по трем причинам. В юго-западном «пшеничном поясе» Австралии соль в земле появилась в результате того, что в течение миллионов лет ветры с Индийского океана заносили ее на внутренние территории материка. В юго-восточной Австралии, где расположена еще одна из самых плодородных территорий, соперничающая с «пшеничным поясом», находится бассейн самой крупной в Австралии системы рек, Мюррей и Дарлинг. Эту территорию, расположенную ниже уровня моря, часто затопляло, затем морская вода высыхала, оставляя в земле большое количество соли. Еще один расположенный на низменности речной бассейн в глубине материка когда-то был заполнен пресным озером, которое не ушло в море, но засолилось в результате испарений (как Великое Соленое озеро Юты и Мертвое море в Израиле и в Иордании) и со временем высохло, оставив соляные залежи. Затем ветры разнесли их в другие части восточной Австралии. В некоторых местах почвы Австралии содержат более 200 фунтов соли на квадратный ярд поверхности. Позже мы поговорим о последствиях, к которым приводит эта соль в почве. Вкратце, к ним относится проблема, заключающаяся в том, что из-за расчистки земли и орошения соль легко выходит на поверхность, результатом является засоленный почвенный слой, в котором не может расти ни одна сельскохозяйственная культура (см. илл. 28). Первые австралийские фермеры, без современных анализов химического состава соли, не знали о низком содержании питательных веществ в австралийских почвах и об этой соли, находящейся в земле. Они не могли предвидеть засоления почв и истощения питательных веществ в результате сельскохозяйственной деятельности.

Хотя бесплодность и соленость австралийских почв не были заметны для первых фермеров и мало известны за пределами Австралии среди непрофессионалов в наше время, проблемы Австралии, связанные с водой, очевидны и широко известны, так что «пустыня» — первая ассоциация, возникающая у большинства людей в других странах при упоминании окружающей среды Австралии. Эта репутация справедлива: непропорционально большая часть Австралии является территорией, где выпадает низкое количество осадков, или пустыней, где сельское хозяйство невозможно без орошения. Большая часть земель Австралии в настоящее время остается бесполезной для любой формы сельского хозяйства или выпаса скота. Где производство продуктов питания все же возможно, обычный принцип таков: количество осадков у побережья выше, чем на внутренних территориях. Если смотреть от побережья в глубь страны, сначала мы увидим обрабатываемую землю для сельскохозяйственных культур и выпаса крупного рогатого скота, плотность которого здесь высока; далее в глубь страны — овечьи хозяйства, еще дальше — крупнорогатый скот, чья плотность в этой части очень низка, потому что на территориях с меньшим количеством осадков выгоднее выращивать такой скот, чем овец; и, наконец, еще дальше в глубь материка — пустыня, где невозможно любое производство продуктов питания.

Коварство проблемы, связанной с выпадением осадков, кроется не только в их небольшом среднем количестве, но также в невозможности их прогнозирования. Во многих частях Земли, где развито сельское хозяйство, сезон выпадения дождей не меняется из года в год: например, в Южной Калифорнии, где я живу, можно практически с полной уверенностью предсказать, что большая часть дождей пройдет зимой, а летом осадков будет мало или не будет вовсе. Во многих развитых сельскохозяйственных районах мира за пределами Австралии не только сезонность выпадения осадков, но также области их распространения относительно постоянны и со временем почти не меняются. Сильные засухи довольно редки, и фермер может вложить силы и деньги во вспашку и посев и надеяться, что дождей выпадет достаточно для того, чтобы урожай созрел.

Однако в Австралии на большей части ее территории выпадение осадков зависит от так называемого ENSO (южных колебаний Эль-Ниньо). Это означает, что в течение десятилетия время выпадения дождей непостоянно из года в год, и его невозможно спрогнозировать, а от десятилетия к десятилетию оно меняется даже более непредсказуемо. Первые европейские переселенцы — фермеры и пастухи — никак не могли знать о том, что климат Австралии обусловлен влиянием южных колебаний Эль-Ниньо, потому что это явление сложно обнаружить в Европе, даже ученым-климатологам оно стало известно только в течение последних десятилетий. Во многие районы Австралии первые европейцы, на свою беду, прибыли именно в период дождливых лет. Поэтому они были введены в заблуждение относительно климата Австралии и начали выращивать зерновые и разводить овец в надежде, что благоприятные условия, радующие глаз, являются нормой для их новой родины. На самом деле в большинстве сельскохозяйственных районов Австралии количество осадков, достаточное для созревания зерновых, из всего десятилетия выпадает только в какой-то период времени: во многих районах дожди идут не более чем половину периода, а в некоторых сельскохозяйственных областях осадки выпадают в течение двух лет из десяти. Этот фактор приводит к нерентабельности и неэффективности сельского хозяйства Австралии: фермер тратит силы и деньги на вспашку и посев, а затем в течение большей части десятилетнего периода урожай не созревает. Имеется еще одно печальное последствие: когда фермер пашет землю и распахивает подпочвенный слой, какое бы количество сорняков ни вырастало со времени последнего сбора урожая, все равно остается голая почва. Если зерновые, которые фермер затем сеет, не созревают, почва остается пустой, даже без сорняков, то есть открытой эрозии. Таким образом, нерегулярность выпадения осадков в Австралии увеличивает расходы на выращивание зерновых, а в дальнейшем приводит к увеличению эрозии почв.

Главным исключением из обусловленной влиянием ENSO климатической системы Австралии, которая характеризуется нерегулярным выпадением осадков, является «пшеничный пояс» на юго-западе страны, где (по крайней мере, до недавнего времени) зимние дожди постоянно идут каждый год, и фермер почти ежегодно может рассчитывать на урожай пшеницы. Это постоянство привело к тому, что объем производства пшеницы в течение последних десятилетий сравнялся с объемом производства шерсти и мяса, и пшеница стала одной из главных статей сельскохозяйственного экспорта Австралии. Как уже говорилось, «пшеничный пояс» также является территорией, где проблемы низкой плодородности почв и высокого уровня их засоления стоят особенно остро. Но глобальное изменение климата в последние годы уничтожило даже преимущество, заключающееся в регулярных зимних дождях: их количество резко снизилось с 1973 года, тогда как более частые летние дожди выпадают на пустую землю, с которой собран урожай, и усиливают засоление почв. Таким образом, как я уже упоминал в главе 1, посвященной Монтане, глобальное изменение климата создало как выигравших, так и проигравших, и Австралия оказалась в проигрыше даже больше Монтаны.

Австралия по большей части расположена в умеренном поясе, но между нею и другими странами умеренного пояса, которые являются для Австралии потенциальными экспортными рынками, лежат расстояния в тысячи миль. Поэтому австралийские историки говорят о «тирании удаленности» как о факторе, играющем важную роль в развитии Австралии. Это выражение основано на длительности морских перевозок, делающей транспортные расходы на фунт или на единицу объема для австралийского экспорта выше, чем для экспорта из Нового Света в Европу, так что из Австралии выгодно экспортировать только дорогостоящие товары небольшого объема. Первоначально в XIX веке главными видами экспорта являлись полезные ископаемые и шерсть. Около 1900 года, когда стало выгодным замораживание грузов, перевозимых морем, Австралия начала экспортировать мясо, в основном в Англию. (Я вспоминаю одного своего друга-австралийца. Этот человек работал на мясоперерабатывающем заводе и не любил англичан. Он говорил мне, что он и его приятели иногда бросали парочку желчных пузырей в ящики с замороженной печенкой, маркированные для экспорта в Англию; на его заводе называли ягненком овцу возрастом до шести месяцев, если та предназначалась для местного потребления, и любую овцу возрастом до восемнадцати месяцев, если та предназначалась на экспорт.) В наши дни основными статьями экспорта Австралии остаются небольшие по объему и дорогостоящие товары, в том числе сталь, полезные ископаемые, шерсть и пшеница; в течение последних десятилетий все больше экспортируются вино и австралийский орех макадамия. Также экспортируются некоторые специфические культуры, которые стоят дорого, поскольку эти уникальные культуры Австралия производит для специализированных сегментов рынка, и некоторые потребители готовы заплатить за них более высокую цену. Это твердая пшеница и другие особые разновидности пшеницы, а также пшеница и говядина, выращенные без пестицидов или других химикатов.

Но на развитие Австралии влияет не только ее отдаленность от остального мира. Имеет место так называемая внутренняя «тирания отдаленности». Плодородные или заселенные районы в Австралии немногочисленны и расположены на больших расстояниях друг от друга: население Австралии, в четырнадцать раз меньшее, чем в США, разбросано на территории, равной по площади «нижним» 48 штатам США (континентальные штаты без Аляски). В результате транспортные затраты внутри Австралии достаточно высоки, следовательно, поддержание цивилизации на уровне стран первого мира стоит дорого. Например, правительство Австралии оплачивает телефонную связь для каждого дома и для каждого предприятия в любой области на территории Австралии, и даже для малонаселенных районов, находящихся за сотни миль друг от друга. В настоящее время Австралия является самой урбанизированной страной в мире, 58 процентов ее населения сосредоточено в пяти крупных городах. По данным 1999 года, в Сиднее проживало 4 миллиона человек, в Мельбурне — 3,4 миллиона, в Брисбене — 1,6 миллионов, в Перте — 1,4 миллиона и в Аделаиде — 1,1 миллиона человек. Из всех пяти городов Перт является самым изолированным в мире крупным городом, он расположен дальше всех от остальных больших городов (ближайший город Аделаида находится в 1300 милях к востоку). Неслучайно в основе деятельности двух крупнейших австралийских компаний — национальной авиакомпании «Куонтас» и телекоммуникационной компании «Телстра» — лежит преодоление этих огромных расстояний.

Внутренняя «тирания отдаленности» Австралии, в сочетании с засухами, также является причиной того факта, что банки и другие предприятия закрывают свои филиалы в изолированных городках Австралии, потому что эти филиалы не приносят дохода. Врачи покидают эти городки по той же причине. В результате, хотя в США и Европе есть поселения различных размеров — крупные и средние города, маленькие деревеньки, — в Австралии небольших городков становится все меньше. Вместо этого большинство австралийцев в наше время живут либо в крупных городах, которые обеспечивают комфортабельные условия современного первого мира, либо в маленьких поселениях или в малонаселенных местах, где нет ни банков, ни врачей, ни других благ цивилизации. Австралийские небольшие деревеньки с населением в несколько сотен человек могут пережить пятилетнюю засуху, которые при непредсказуемом климате этой страны случаются достаточно часто, поскольку в любом случае их хозяйственная деятельность очень невелика. Большие города также способны пережить такое бедствие, потому что в них сосредоточена экономическая мощь огромных территорий. Но пятилетняя засуха, скорее всего, уничтожит небольшие города, существование которых зависит от их способности обеспечить деятельность достаточного количества различных предприятий и служб, чтобы конкурировать с более отдаленными крупными городами, но которые недостаточно велики, чтобы привлечь экономический потенциал гигантских прилегающих районов. Все больше австралийцев не зависят от окружающей среды: они живут в пяти крупных городах, которые больше связаны с остальным миром, чем с природой Австралии.

Европа претендовала на большинство заокеанских колоний в надежде на финансовую прибыль или на предполагаемые стратегические преимущества. Местоположение этих колоний, куда фактически эмигрировали многие европейцы — то есть, исключая фактории, где селилось сравнительно немного европейцев, чтобы торговать с местным населением, — выбиралось, исходя из того, предполагались ли территории подходящими для успешного основания экономически процветающего или же по крайней мере самостоятельного общества. Австралия была единственным исключением, потому что в течение многих десятилетий переселенцы прибывали туда не по своей воле.

Карта 10. Современная Австралия

Главной причиной, по которой Великобритания стала осваивать Австралию, была необходимость решить серьезную проблему — уменьшить огромное количество пребывающих в тюрьмах бедняков и тем самым предотвратить восстание, которое в противном случае непременно бы разразилось. В XVIII веке британские законы предусматривали смертную казнь за кражу 40 и более шиллингов, так что судьи предпочитали считать воров виновными в краже 39 шиллингов, чтобы не приговаривать их к смерти. В результате тюрьмы, как обычные, так и плавучие, были переполнены людьми, осужденными за незначительные преступления, такие как воровство и долги. До 1783 года заключенных отправляли в Северную Америку, таким образом компенсируя нехватку свободных мест в тюрьмах. Также в Северную Америку отправлялись добровольные эмигранты, которые стремились улучшить свое экономическое положение или обрести свободу вероисповедания.

Но американская революция закрыла этот спасительный выход, и Великобритании пришлось искать новые места, куда можно было бы ссылать заключенных. Первоначально рассматривалось два основных варианта — район в тропической Западной Африке, находящийся в 400 милях вверх по реке Гамбия, и территория в устье Оранжевой реки на границе между современными ЮАР и Намибией. После трезвого размышления оба эти плана были признаны невозможными для исполнения и отвергнуты, в итоге выбрали последний оставшийся вариант — бухту Ботани-Бэй в Австралии, недалеко от того места, где находится современный Сидней, о которой в то время было немного сведений, в основном тех, что удалось получить во время путешествия капитана Кука в 1770 году. Таким образом, первыми европейскими поселенцами, прибывшими в Австралию в 1788 году, были осужденные и охраняющие их солдаты. Каторжников отправляли в Австралию до 1868 года, и вплоть до 1840-х годов именно они составляли большинство европейского населения страны.

Со временем в качестве мест для ссылки каторжников были выбраны четыре других прибрежных города, помимо Сиднея; они находились далеко друг от друга и были расположены недалеко от современных Мельбурна, Брисбена, Перта и Хобарта. Эти поселения стали центром пяти колоний, которыми Великобритания управляла раздельно, со временем они стали пятью из шести штатов современной Австралии: Новый Южный Уэльс, Виктория, Квинсленд, Западная Австралия и Тасмания, соответственно. Все пять первоначальных поселений находились в местах, выбранных скорее из-за наличия гаваней или расположения на реке, чем из-за условий, благоприятных для сельского хозяйства. Фактически все эти территории оказались малопригодными для сельского хозяйства и не могли обеспечить поселения пищей. Британия была вынуждена посылать продукты в колонии, чтобы прокормить осужденных, солдат и комендантов. Однако на территории около Аделаиды, которая стала центром современного штата Южная Австралия, дела обстояли иначе. Плодородные почвы этого района, возникшие в результате геологического подъема и довольно регулярных зимних дождей, привлекли немецких фермеров, единственную группу первых эмигрантов, прибывших не из Великобритании. В Мельбурне, в западной части города, тоже хорошие почвы, и в 1835 году в этом районе возникло процветающее сельскохозяйственное поселение, после того как колония ссыльных, основанная в 1803 году в восточной части города, вместе с бедными почвами быстро пришла в упадок.

Первую экономическую прибыль Великобритании австралийские колонии принесли от добычи тюленей и китов. Последующая прибыль была получена от овец, когда в 1813 году открыли путь через Голубые горы, в 60 милях к западу от Сиднея, благодаря которому появился доступ к обильным пастбищам за горами. Однако Австралия по-прежнему не могла прокормить себя самостоятельно, и Британия продолжала снабжать колонию продовольствием, так происходило до 1840-х годов, как раз перед первой золотой лихорадкой 1851 года, благодаря которой дела наконец-то пошли немного лучше.

Когда в 1788 году европейцы начали заселять Австралию, материк уже 40 000 лет населяли аборигенами, которые научились успешно и экологически рационально решать сложные проблемы, связанные с окружающей средой Австралии. В местах, захваченных европейцами с самого начала (колонии для осужденных преступников), и в районах, пригодных для сельского хозяйства, которые были заселены позднее, аборигены приносили белым австралийцам даже меньше пользы, чем индейцы белым американцам: в восточных Соединенных Штатах индейцы, по крайней мере, занимались земледелием и обеспечивали европейских поселенцев необходимым зерном, чтобы те смогли выжить в первые годы, пока европейцы не начали выращивать собственное зерно. Впоследствии индейские фермеры стали для американцев просто конкурентами и были убиты или же изгнаны. Австралийские аборигены, однако, не занимались земледелием, следовательно, не могли обеспечить переселенцев пищей, и в тех местах, где первоначально селились белые, аборигенов убивали или вытесняли. Такая политика проводилась в Австралии и в дальнейшем, когда белые стали расселяться в районах, пригодных для сельского хозяйства. Однако когда белые достигли районов, слишком засушливых для земледелия, но тем не менее пригодных для выпаса скота, аборигенов стали использовать в качестве пастухов для присмотра за овцами: в отличие от Исландии и Новой Зеландии, двух стран, занимающихся разведением овец, где нет местных хищников, угрожающих овцам, в Австралии обитают собаки динго, так что овцеводам требовались пастухи, и они нанимали аборигенов, поскольку в Австралии был дефицит белых работников. Некоторые аборигены также нанимались на китобойные суда, к охотникам на тюленей, на рыболовные и каботажные суда.

Как и норвежцы, заселившие Исландию и Гренландию (см. главы 6–8), британцы принесли в Австралию свою культуру и обычаи. Но, как и в Исландии и Гренландии, некоторые из этих новых ценностей оказались неподходящими для окружающей среды Австралии, и последствия некоторых из них сказываются по сей день. Пять из этих заимствований чрезвычайно важны. Речь об овцах, кроликах и лисах, о местной австралийской растительности, стоимости земельной собственности и о британском менталитете.

В XVIII веке Великобритания производила немного шерсти, импортируя ее из Испании и Саксонии. Во время наполеоновских войн, свирепствовавших как раз во время первых десятилетий освоения Австралии, Великобритания оказалась отрезанной от этих континентальных источников шерсти. Английский король Георг III был особенно заинтересован в решении проблемы, и при его поддержке англичане сумели тайно перевезти овец-мериносов из Испании в Британию и затем отправить некоторых из них в Австралию, чтобы эти овцы стали основой новых шерстяных стад. Австралия превратилась в главный источник шерсти для Великобритании. И наоборот, шерсть стала для Австралии основной статьей экспорта с 1820 по 1950 год, поскольку ее небольшой объем и высокая стоимость решали проблему «тирании отдаленности», таким образом оберегая более объемные вероятные экспортные товары Австралии от конкуренции на заокеанских рынках.

Сегодня значительная доля всей земли Австралии, пригодной для производства продуктов питания, все еще используется для овцеводческих хозяйств. Разведение овец стало отличительной чертой культуры Австралии, и сельские избиратели, чьи средства к существованию зависят от овец, играют непропорционально большую роль в политической жизни Австралии. Но пригодность местной земли для овец обманчива: хотя первоначально на этой земле росла пышная трава, и даже после очистки земли трава снова вырастала в изобилии, но продуктивность почвы была, как уже упоминалось, очень низкой, так что в действительности овцеводы вскоре исчерпали плодородность земли. Многие овцеводческие фермы пришлось спешно покинуть; существующее в наше время овцеводческое хозяйство Австралии нерентабельно (об этом будет сказано дальше); следствием разведения овец стало чрезмерное стравливание пастбищ, ведущее к разрушительной деградации земель (см. илл. 29).

В последние годы появились предложения, что вместо овец в Австралии нужно разводить кенгуру, которые, в отличие от овец, являются исконно австралийским видом, приспособленным к местному климату и растительности. Говорят, что мягкие лапы кенгуру меньше вредят почве, чем жесткие копыта овец. Мясо кенгуру не жирное, полезно для здоровья и, по-моему, очень вкусное. Кроме того, у кенгуру ценная шкура. Все эти преимущества приводятся в качестве аргументов в защиту замены овечьих отар стадами кенгуру.

Однако этот план сталкивается с препятствиями биологического и культурного характера. В отличие от овец, кенгуру — не стадные животные, которые станут покорно подчиняться пастуху и собаке и которых несложно загнать в грузовики для отправки на скотобойню. Предполагаемым хозяевам ранчо по разведению кенгуру придется нанимать охотников, чтобы те загоняли и отстреливали кенгуру одного за другим. Кроме того, разведению кенгуру мешает их подвижность и способность прыгать через изгороди: если вы вложите деньги в стимуляцию роста популяции кенгуру в пределах ваших владений, и если кенгуру ощутят побуждение к движению (например, если где-то идет дождь), ваш драгоценный «урожай» может оказаться в 30 милях от вас, в пределах чьей-нибудь собственности. Хотя мясо кенгуру получило признание в Германии и успешно экспортируется в эту страну, в других местах продаже такого мяса могут помешать препятствия культурного плана. Австралийцы считают кенгуру вредителем и не приходят в восторг от мысли, что в их тарелках окажется мясо кенгуру вместо старой доброй английской баранины или говядины. Многие австралийские общества по защите животных выступают против охоты на кенгуру и употребления их в пищу, игнорируя тот факт, что жизненные условия и методы убоя домашних овец и крупного рогатого скота гораздо более суровы и жестоки, чем для диких кенгуру. Соединенные Штаты запрещают импорт мяса кенгуру, потому что мы, американцы, находим этих животных привлекательными, а жена какого-нибудь конгрессмена слышала, что кенгуру в опасности. Некоторые виды кенгуру действительно находятся под угрозой исчезновения, но по иронии судьбы виды, действительно употребляемые в пищу, являются вредителями и в Австралии водятся в изобилии. Правительство Австралии строго регулирует их отстрел и устанавливает квоты.

Хотя завезенные овцы, несомненно, принесли Австралии огромную выгоду (и вред), сущим бедствием стали завезенные кролики и лисы. Британские колонисты сочли природу Австралии чуждой и пожелали, чтобы их окружали привычные европейские растения и животные. Поэтому они пытались ввезти многие европейские виды птиц, только два из которых, воробей и скворец, распространились повсеместно, тогда как другие (черный дрозд, певчий дрозд, полевой воробей, щегол и зеленушка) прижились лишь в некоторых местах. По крайней мере, эти завезенные виды птиц не причинили большого вреда, тогда как кролики, распространившиеся в масштабах эпидемии, стали причиной огромного экономического ущерба и деградации земель, поскольку истребили почти половину пастбищ, которые иначе достались бы овцам и крупному рогатому скоту (см. илл. 30). Наряду с изменениями среды обитания, связанными с выпасом овец и выжиганием растительности, сочетание завезенных кроликов и лис явилось основной причиной вымирания или резкого сокращения популяций большинства видов небольших местных австралийских млекопитающих: лисы на них охотятся, а кролики борются с местными травоядными млекопитающими за пищу.

Кролики и лисы были завезены из Европы в Австралию почти одновременно. Неизвестно, кого завезли первыми — сначала рыжих хищников для традиционной британской охоты на лис, а затем кроликов как дополнительный источник пищи для лис, или все было наоборот — сначала ввезли кроликов для охоты, а может, для того, чтобы сельская местность выглядела английской, а затем лис в качестве естественных врагов для кроликов. В любом случае, оба вида оказались сущим бедствием, обошедшимся настолько дорого, что сейчас кажется просто немыслимым, что причины, по которым их завезли в Австралию, были настолько незначительными. Еще более невероятными кажутся усилия, которые прилагали австралийцы для того, чтобы кролики прижились: первые четыре попытки оказались неудачными, поскольку это были домашние белые кролики, которые на воле быстро погибали, а во время пятой попытки были использованы испанские дикие кролики, и эта попытка увенчалась успехом.

С тех пор как кролики и лисы прижились и австралийцы осознали последствия этого события, фермеры постоянно старались уничтожить или сократить их популяции. Война против лис подразумевает отравление или отлов. Один из методов борьбы с кроликами, который помнят все неавстралийцы, смотревшие недавний фильм «Изгородь от кроликов», заключается в том, чтобы перегородить местность длинными изгородями и попытаться уничтожить кроликов с одной стороны изгороди. Фермер Билл Макинтош рассказал мне, как делает карту своих владений для отметки каждой из тысяч кроличьих нор, которые он уничтожает по отдельности при помощи бульдозера. Позднее он возвращается к норе, и если замечает малейший признак нового появления кроликов, бросает туда динамит, а потом заваливает нору. Этим трудоемким способом он уничтожил 3000 кроличьих нор. Такие дорогостоящие меры привели к тому, что несколько десятков лет назад австралийцы стали возлагать большие надежды на специально завезенную кроличью болезнь под названием миксоматоз, первоначально действительно снизившую популяцию кроликов на 90 процентов (потом у кроликов выработался иммунитет к этой болезни, и они снова размножились). Современные попытки контролировать популяцию кроликов предполагают использование другого микроба под названием калицивирус.

Английские колонисты предпочитали привычных кроликов и черных дроздов и чувствовали себя неуютно среди австралийских животных странного вида, таких как кенгуру и филемоны; такой же дискомфорт они ощущали и по отношению к эвкалиптам и акациям, столь отличавшимся от английских лесных деревьев видом, цветом и листьями. Поселенцы вырубали деревья по той причине, что им не нравилось, как они выглядят, но, конечно, в основном для нужд сельского хозяйства. Еще около 20 лет назад правительство Австралии не только субсидировало расчистку земли, но фактически требовало этого от арендаторов. (В Австралии большая часть сельскохозяйственных угодий не принадлежит фермерам, как в США, земля находится в собственности правительства и сдается фермерам в аренду.) Арендаторам предоставлялись налоговые вычеты на сельскохозяйственную технику и работников, если все это использовалось для расчистки земли под пашню, им выделялись отдельные участки земли под расчистку в качестве условия сохранения аренды, и они лишались права аренды, если не выполняли этого условия. Фермеры и бизнесмены могли получить прибыль, покупая или беря в аренду землю, покрытую местной растительностью и непригодную для сельского хозяйства, выкорчевывая эту растительность, выращивая один или два урожая пшеницы, которые истощали почву, а затем оставляя собственность. Теперь, когда растительный покров Австралии признан уникальным и находящимся под угрозой исчезновения, а расчистка рассматривается в качестве одной из двух главных причин деградации земель путем засоления, особенно грустно вспоминать, что еще совсем недавно правительство требовало от фермеров уничтожения уникальной местной флоры и платило за это. Экономист-эколог Майк Янг, работающий на правительство Австралии, в обязанности которого теперь входит и расчет количества земель, ставших бесполезными в результате расчистки под пашню, поделился со мной детскими воспоминаниями о том, как он со своим отцом расчищал землю на семейной ферме. Оба, Майк и его отец, могли водить трактор, два трактора двигались параллельно, соединенные цепью, цепь волочилась по земле, уничтожая растительность, вместо этих растений сеяли зерно, и в оплату за все это отец Майка получил большой налоговый вычет. Без этого вычета, который обеспечивало правительство в качестве стимула, большая часть земель никогда не была бы расчищена.

Прибыв в Австралию, переселенцы начинали покупать и брать в аренду землю друг у друга и у правительства. Тогда цены на землю устанавливались в соответствии с ее стоимостью в Англии, основываясь на доходах, которые можно было бы получить с плодородных английских почв. В Австралии же это означало чересчур высокую земельную оценку; имеется в виду, что земля продается или сдается в аренду дороже, что не оправдывается финансовой отдачей от ее использования в сельском хозяйстве. Когда фермер покупает или берет в аренду землю и получает закладную, необходимость выплачивать большие проценты по этой закладной, обусловленные переоценкой земли, вынуждает фермера стремиться получать со своей земли больше прибыли, чем та способна обеспечить. Эта практика под названием «износ земли» означала выпас слишком большого количества овец на одном акре или засевание пшеницей слишком большого участка земли. Переоценка земли, обусловленная культурными традициями британцев, такими как умение ценить деньги, стала главной причиной распространенной в Австралии практики перегрузки пастбищ, которая привела к чрезмерному стравливанию пастбищ, эрозии почв, банкротству фермеров и оставлению земельных участков.

Вообще, слишком высокая оценка земли превратилась в принятие австралийским обществом британской сельской системы ценностей, обусловленной происхождением, но никак не низкой продуктивностью сельского хозяйства Австралии. Этот деревенский менталитет до сих пор является препятствием для решения одной из политических проблем, свойственных современной Австралии: часто влияние сельских избирателей оказывается слишком сильным. Почему-то австралийцам, причем даже в большей степени, чем европейцам или американцам, сельские жители представляются честными и порядочными, в отличие от горожан. Если фермер становится банкротом, предполагается, что хороший человек потерпел неудачу, побежденный обстоятельствами (например, засухой), бороться с которыми он не в силах. Но если банкротом становится городской житель, считается, что до такого положения его довела собственная нечестность. Идеализация фермеров настолько сильна, что чересчур влиятельные сельские избиратели не придают значения уже упомянутому факту, что Австралия является самой урбанизированной страной. Они способствовали тому, что правительство довольно долго ошибочно поддерживало действия, скорее губительные, чем полезные для окружающей среды, такие как расчистка земли под пашню и непрямое финансирование бесперспективных сельскохозяйственных районов.

Еще 50 лет назад в Австралию, как правило, эмигрировали выходцы из Великобритании и Ирландии. Сейчас многие австралийцы еще чувствуют сильную связь с британскими корнями, хотя с негодованием отвергли бы любое предположение, что держатся за них слишком уж сильно. Однако благодаря этой тесной связи австралийцы совершают поступки, которые по британской шкале ценностей считаются достойными восхищения, но беспристрастному наблюдателю показались бы неуместными и ненужными для интересов Австралии. Во время Первой и Второй мировых войн Австралия объявила Германии войну сразу же после того, как это сделала Великобритания, хотя Первая мировая война никак не затрагивала интересы Австралии (за исключением того, что дала Австралии повод захватить Новую Гвинею, колонию Германии), как и Вторая мировая война до вступления в нее Японии, что произошло более чем через два года после начала войны между Великобританией и Германией. Главный национальный праздник в Австралии (а также и в Новой Зеландии) — день АНЗАК [8], 25 апреля, посвященный массовой гибели солдат австралийских и новозеландских войск, присоединившихся к британской армии, в битве на полуострове Галлиполи в Турции в 1915 году, в результате некомпетентных действий британского командования. «Кровавая баня» при Галлиполи стала для австралийцев символом «достижения совершеннолетия» их государством; для многих именно тогда Австралия заняла свое место среди наций в качестве объединенной федерации, а не полудюжины колоний под раздельным управлением генерал-губернаторов. Для американцев моего поколения ближайшей аналогией того значения, что австралийцы придают Галлиполи, является 7 декабря 1941 года, когда японцы вероломно напали на нашу базу в Перл-Харборе; эта роковая ночь объединила американцев и положила конец внешней политике, основанной на изоляционизме. Однако неавстралийцы не могут без иронии относиться к тому, что австралийский национальный праздник связан с полуостровом Галлиполи, находящимся по другую сторону экватора и в совсем другой части света: подобное географическое положение меньше всего соответствует австралийским интересам.

Эта эмоциональная связь с Британией сохраняется и по сей день. Когда я впервые побывал в Австралии в 1964 году, до этого прожив четыре года в Великобритании, мне показалось, что Австралия выглядит даже больше по-британски, чем сама Британия, особенно это касалось архитектуры и отношений между людьми. До 1973 года правительство Австралии все еще представляло на рассмотрение Великобритании список австралийцев, возводимых в рыцарское достоинство, и эта честь считалась для австралийца наивысшей из всех возможных. Великобритания все еще назначает генерал-губернатора Австралии, кандидатура которого выдвигается самими австралийцами, обладающего полномочиями увольнять австралийского премьер-министра, и генерал-губернатор действительно воспользовался этими полномочиями в 1975 году. До начала 1970-х годов австралийское правительство придерживалось «политики белой Австралии» и фактически запрещало иммиграцию из соседних азиатских стран, которых, естественно, такая политика раздражала. Только в течение последних 25 лет Австралия наконец-то начала взаимодействовать со своими азиатскими соседями, пришла к осознанию того факта, что все-таки находится в Азии, приняла азиатских иммигрантов и стала сотрудничать с азиатскими торговыми партнерами. В настоящее время место Великобритании на внешних рынках Австралии — позади Японии, Китая, Кореи, Сингапура и Тайваня.

При обсуждении вопроса, считает ли Австралия себя британской страной или азиатской, вновь возникает мысль, проходящая красной нитью через эту книгу: насколько важен выбор союзников и врагов для стабильности общества? Какие страны Австралия считала и считает союзниками, торговыми партнерами, а какие — врагами и каковы были последствия этого выбора? Начнем с торговли, а затем поговорим об иммиграции.

Больше ста лет, до 1950 года, основными статьями экспорта Австралии были сельскохозяйственные продукты, особенно шерсть, а затем полезные ископаемые. Сейчас Австралия все еще является крупнейшим в мире производителем шерсти, но австралийское производство и заокеанский спрос снижаются в результате растущей конкуренции со стороны синтетических волокон, которые вполне удовлетворяют нужды тех потребителей, кто раньше использовал шерсть. Число овец в Австралии в 1970 году достигло максимальной отметки в 180 миллионов голов (это означает, что в среднем на каждого австралийца приходится 14 овец) и с тех пор постоянно снижается. Почти вся произведенная в Австралии шерсть идет на экспорт, особенно в Китай и в Гонконг. Другими важными статьями экспорта являются пшеница, которая экспортируется в основном в Россию, Индию и Китай, а также особый вид пшеницы (пшеница твердая), вино и говядина, выращенная без химикатов. В настоящее время Австралия производит больше продуктов питания, чем потребляет, и является нетто-экспортером пищи, но местное потребление пищи растет, поскольку увеличивается население. Если эта тенденция сохранится, Австралия может стать скорее нетто-импортером, чем нетто-экспортером продуктов питания.

Шерсть и другие сельскохозяйственные продукты сейчас занимают лишь третье место среди австралийских источников иностранной валюты, после туризма (второе место) и полезных ископаемых (первое место). Среди полезных ископаемых наибольшая доля экспорта принадлежит углю, затем золоту, потом железу и, наконец, алюминию. Австралия является ведущим мировым экспортером угля. Ей принадлежат самые большие в мире запасы урана, свинца, серебра, цинка, титана и тантала. Австралия входит в шестерку стран, обладающих наибольшими запасами угля, железа, алюминия, меди, никеля и алмазов. Запасы угля и железа огромны и вряд ли иссякнут в обозримом будущем. Несмотря на то, что в прошлом крупнейшими импортерами австралийских полезных ископаемых являлись Великобритания и другие европейские государства, в настоящее время азиатские страны импортируют почти в пять раз больше полезных ископаемых из Австралии, чем страны Европы. Сейчас в тройку главных потребителей входят Япония, Южная Корея и Тайвань (именно в таком порядке): например, Япония покупает почти половину экспортируемых Австралией угля, железа и алюминия.

Вкратце, за последние пятьдесят лет статьи экспорта Австралии претерпели существенные изменения: если раньше она экспортировала преимущественно сельскохозяйственную продукцию, то теперь основным видом экспорта являются полезные ископаемые. Изменились и торговые партнеры: если раньше основными импортерами были европейские страны, то теперь это главным образом страны Азии. Главным источником экспорта для Австралии остаются Соединенные Штаты (после Японии), они же — второй крупнейший потребитель австралийского экспорта.

Эти изменения в структуре торговли сопровождались изменениями в иммиграционной политике. При площади территории, равной площади США, численность населения Австралии гораздо меньше (в настоящее время около 20 миллионов человек). Этому есть очевидное и в достаточной мере полное объяснение — окружающая среда Австралии гораздо менее благоприятна и может обеспечить намного меньшее количество людей. Тем не менее в 1950-х годах многие австралийцы, включая правительственных лидеров, испытывали страх по отношению к многонаселенным азиатским соседям, особенно Индонезии, население которой составляет 200 миллионов человек. Также сильное влияние на австралийцев оказала Вторая мировая война, когда их страна подвергалась бомбардировкам со стороны Японии, тоже густонаселенной, хотя и более отдаленной. Большинство австралийцев пришли к выводу, что их страна в опасности, поскольку ее население существенно меньше по сравнению с упомянутыми соседними азиатскими странами, и может стать лакомым куском для Индонезии, если немедленно не заполнит свои незаселенные пространства. Поэтому в 1950-х и 1960-х годах срочные меры по привлечению иммигрантов стали вопросом государственной политики.

Эти меры включали отказ от прежней «политики белой Австралии». Один из первых актов Австралийского Содружества, принятый в 1901 году, разрешал иммиграцию фактически только для европейцев, преимущественно для выходцев из Великобритании и Ирландии. В официальном правительственном ежегоднике выражается озабоченность тем, что «люди не англо-саксонского происхождения не смогут приспособиться». Ощущаемая нехватка населения вынудила правительство сначала допустить, а затем активно привлекать иммигрантов из других европейских стран — особенно из Италии, Греции и Германии, потом из Нидерландов и бывшей Югославии. Только в 1970-х годах желание привлечь больше иммигрантов, чем могло прибыть из Европы, вместе с растущим осознанием того факта, что Австралия принадлежит Тихоокеанскому региону, пришедшим на смену британскому самосознанию, побудило правительство снять законодательные барьеры для иммигрантов из Азии. Хотя Великобритания, Ирландия и Новая Зеландия по-прежнему остаются для Австралии основными источниками иммигрантов, в настоящее время четверть всех иммигрантов — выходцы из азиатских стран, среди которых в последние годы в разной степени преобладают Вьетнам, Филиппины, Гонконг и (на данный момент) Китай. Иммиграция достигла небывалого пика в конце 1980-х годов, в результате около четверти всех австралийцев в настоящее время являются иммигрантами, которые родились не в Австралии, по сравнению с лишь 12 процентов американцев и 3 процента голландцев.

Политика демографического роста — заблуждение, заключающееся в существовании непреодолимых экологических противоречий: ведь даже спустя два с лишним века со времени освоения материка европейцами плотность населения Австралии не достигла показателей США, несмотря на активную миграционную политику постоянного заселения извне. Австралия не может обеспечить значительный прирост населения, поскольку имеет ограниченные запасы воды и возможности для производства продуктов питания. Увеличение численности населения может также снизить доходы от экспорта полезных ископаемых на душу населения. В последнее время Австралия принимала только около 100 000 иммигрантов в год, что обеспечивает ежегодный рост населения за счет иммиграции на 0,5 процента.

Тем не менее многие влиятельные австралийцы, в том числе последний премьер-министр Малькольм Фрейзер, лидеры обеих главных политических партий и Австралийский совет предпринимателей, до сих пор утверждают, что Австралия должна попытаться увеличить население до 50 миллионов человек. Это аргументируется все еще существующим страхом перед «желтой угрозой» из перенаселенных азиатских стран, стремлением сделать Австралию крупной мировой державой и убеждением, что этой цели невозможно достичь при численности населения всего в 20 миллионов человек. Но эти устремления предыдущих десятилетий не имеют смысла, так как теперь Австралия больше не надеется стать серьезной мировой державой. И даже если бы эта надежда еще оставалась, такие страны, как Израиль, Швеция, Дания, Финляндия и Сингапур, имеют численность населения намного меньшую, чем Австралия, и тем не менее являются мощными экономическими державами, внося огромный вклад в мировые технологические инновации и культуру. Несмотря на мнение правительства и влиятельных бизнесменов, 70 процентов австралийцев считают, что нужно скорее уменьшать, нежели увеличивать иммиграцию. Вызывает сомнения, что Австралия сможет обеспечить уже существующее население в течение долгого времени: оптимальное число населения, экологически рациональное при существующем уровне жизни, — 8 миллионов человек, это даже меньше, чем половина имеющегося на текущий момент населения.

Путешествуя в глубь страны из Аделаиды, столицы штата Южная Австралия, единственного штата, который изначально возник как самостоятельная колония благодаря достаточно плодородным почвам (по австралийским нормам эти почвы считаются высокопроизводительными, хотя в других странах такая производительность считается довольно низкой), я видел в этом лучшем сельскохозяйственном районе Австралии множество заброшенных ферм. Мне удалось посетить одну из них, сохраненную как достопримечательность для туристов: Каньяка, большая усадьба, основанная английским дворянином в 1850-х годах как овцеводческое хозяйство; в ее развитие были вложены значительные средства, но, несмотря на это, овцеферма разорилась и была навсегда заброшена. Большая часть внутренних территорий Южной Австралии осваивалась для разведения овец во время дождливого периода, пришедшегося на 1850-е и начало 1860-х годов, когда земля была покрыта пышной травой и казалась пригодной для пастбищ. С наступлением засухи, начавшейся в 1864 году, пастбища были выбиты, овцы погибли от голода, и овцефермы забросили. Это бедствие побудило правительство послать главного геодезиста Дж. У. Гойдера с целью выяснить, насколько далеко в глубь материка простирается территория, где дожди выпадают достаточно регулярно, чтобы можно было развивать сельское хозяйство. Он определил линию, ныне известную как «линия Гойдера», к северу от которой развивать сельское хозяйство неразумно из-за высокой вероятности засухи. К несчастью, дождливые периоды в 1870-х годах возобновились, и правительство стало перепродавать по высоким ценам овцефермы, покинутые в засушливых 1860-х годах, а также небольшие фермы, где выращивали пшеницу, цена на которые также была слишком завышена. За «линией Гойдера» возникали города, тянулись железные дороги, и фермы, выращивающие пшеницу, процветали в течение краткого времени, когда выпадало аномально обильное количество осадков, но и они разорились и были объединены в более крупные владения, которые в конце 1870-х снова превращались в овцеводческие хозяйства. С приходом засухи большинство из них впоследствии опять разорилось, и немногие, сумевшие дожить до нашего времени, не могут обеспечить себя только за счет овец: чтобы прожить, владельцы вынуждены иметь вторую работу, либо зарабатывать на туризме, или вкладывать деньги в другие предприятия.

Практически то же происходило в большинстве других сельскохозяйственных районов Австралии. Как случилось, что доходные поначалу хозяйства, производящие продукты питания, стали убыточными? Причина — главная экологическая проблема Австралии, а именно деградация земель, являющаяся результатом девяти видов губительного влияния на окружающую среду, то есть вырубки местной австралийской растительности, выбивания пастбищ овцами, неконтролируемый рост популяции кроликов, истощения питательных веществ в почвах; эрозии почв, засух, вызванных человеческой деятельностью, сорняков, неправильной политики правительства и засоления почв. Все эти пагубные явления происходят во всем мире, в некоторых случаях даже с большим ущербом, чем в Австралии. Вкратце, эти воздействия таковы.

Выше я упоминал, что раньше правительство Австралии требовало от арендаторов земли, принадлежащей правительству, расчищать ее под пашню, тем самым уничтожая местную растительность. Хотя это требование теперь и отменено, Австралия до сих пор ежегодно уничтожает больше своей растительности, чем любая другая страна первого мира, а по темпам вырубки лесов ее превосходят только Бразилия, Индонезия, Конго и Боливия. В настоящее время в Австралии вырубка лесов в основном продолжается в штате Квинслэнд, расчистка земли ведется в целях создания пастбищ для крупного рогатого скота. Правительство Квинслэнда объявило, что постепенно прекратит широкомасштабную вырубку, но не раньше 2006 года. В итоге ущерб, причиненный Австралии, — деградация земель из-за засоления и эрозии почв, ухудшение качества воды из-за стока соли и осадков, потеря сельскохозяйственной продуктивности и обесценивание земли и повреждение Большого Барьерного рифа (об этом будет сказано ниже). В результате гниения и горения выкорчеванной растительности ежегодно в парниковые выбросы газа Австралии добавляется количество газа, сопоставимое с выбросами автомобилей всей страны.

Второй главной причиной потери плодородности земель можно назвать огромное количество овец; на пастбищах слишком много скота, съедающего траву быстрее, чем она может вырасти вновь. В некоторых областях, например в округе Мерчисон в Западной Австралии, выбивание пастбищ оказалось разрушительным и необратимым, поскольку привело к потере почвы. Теперь, когда последствия выбивания пастбищ осознаны государственными чиновниками, правительство Австралии ввело ограничения, определяющие максимальное количество овец на акр: то есть фермерам на арендуемой земле запрещено разводить овец больше определенного количества, приходящегося на один акр. Однако раньше было наоборот: правительство вводило норму на минимальное число овец, и фермеры были обязаны держать определенное минимальное количество овец на один акр, иначе рисковали арендой. В конце XIX века количественные нормы овец впервые стали подтверждаться документально, уже тогда они уже были в три раза выше, чем считающиеся приемлемыми в наши дни, а раньше, до того как в 1890-х годах их стали фиксировать, по-видимому, почти в десять превышали допустимые. То есть первые поселенцы скорее просто уничтожили имеющийся запас травы на корню, чем обошлись с ней как с потенциально возобновляемым ресурсом. Как и в случае расчистки земель под пашню, правительство требовало, чтобы фермеры наносили земле вред, и отказывало в аренде тем, кому это не удавалось.

Три других причины деградации земель уже упоминались. Кролики уничтожают растительность, как и овцы, уменьшая пастбища, пригодные для овец и крупного рогатого скота, а также вынуждая фермеров тратить средства на бульдозеры, динамит, изгороди и вирусы — меры для контроля популяции кроликов. Истощение питательных веществ, содержащихся в почвах, часто происходит в первые несколько лет их использования для сельского хозяйства, что вызвано изначально невысоким содержанием питательных веществ в почвах Австралии. Водная и ветровая эрозия почвенного слоя увеличивается после того, как покрывающая растительность истощается или уничтожается. Результат — сток почвы через реки в море, вследствие чего прибрежные воды становятся мутными, — сейчас наносит непоправимый ущерб Большому Барьерному рифу, одной из главных туристических достопримечательностей Австралии (не говоря уже о его биологической ценности как самого по себе, так и в качестве ареала размножения рыбы).

Дата добавления: 2015-09-03 | Просмотры: 752 | Нарушение авторских прав