АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 12. Переводчик: Марина Маслова

Переводчик: Марина Маслова

Редактор: Анна Корлов

Я просыпаюсь весь в поту. Мне снился кто-то, наклоняющийся надо мной. Кто-то с кривыми зубами и крючковатыми пальцами. Кто-то с таким вонючим дыханием, будто бы ел людей десятилетиями и не чистил зубы. Мое сердце колотится в груди. Я нащупываю под подушкой атаме моего отца и на секунду могу поклясться, ощущаю не предполагаемый атаме, а крест, вокруг которого оборачивается необработанная должным образом змея. Но мгновение спустя ощущение исчезает, и вот я уже держу в руках рукоять ножа в целости и сохранности, в кожаных ножнах. Гребаные кошмары.

Сердце потихоньку начинает успокаиваться. Опуская взгляд на пол, я вижу Тибальта, который уставился на меня с распушившимся хвостом. Интересно, если он спал на моей груди, и я его спихнул с себя, то когда же проснулся? Я не помню, но хотелось бы, потому что это было бы очень весело. Я думаю о том, чтобы вернуться назад в постель, но передумываю. Что раздражает больше всего, так это напряжение в мускулах, и хотя я устал, все равно в данный момент хотел бы заняться легкой атлетикой – бросить ядро или пробежать с препятствиями. С наружи, должно быть, дует ветер, потому что этот старый дом скрипит и стонет, половицы движутся, будто домино, издающее быстрые шаги.

Будильник возле моей кровати показывает 3.47. На секунду я задумываюсь, какой сегодня день. Суббота. Значит, завтра в школу идти не нужно. Ночь сереет, расплывается. Я спал хорошо всего лишь три ночи, когда мы сюда добрались. Не думая, я встаю с кровати и надеваю джинсы и футболку, затем ложу атаме в задний карман и спускаюсь вниз по лестнице. Я останавливаюсь только для того, чтобы обуться, и беру ключи маминой машины с журнального столика. После я еду по темным улочкам при свете растущей луны. Я знаю, куда еду, хотя не помню, когда решил сделать это.

***

Я паркуюсь в конце заросшей дороги у дома Анны и выхожу из машины, будто бы все еще сплю. Кошмарное напряжение не покидает моих конечностей. Я даже не слышу звук собственных шагов по шаткому крыльцу, или когда пальцы обхватывают дверную ручку. Затем я вхожу и падаю.

Фойе не стало. Вместо этого я упал с около восьмифутовой высоты в пыльную холодную грязь. Несколько глубоких вдохов возвращаются назад в мои легкие, и рефлекторно я поднимаюсь на ноги, ни о чем не думая. Что за хрень? Когда мой мозг вновь включается, я теперь полусижу и сжимаю четырехглавую мышцу. Я рад, что ноги целы, но где, черт возьми, я нахожусь? Чувствую, вскоре адреналин покинет мое тело. Где бы это ни было, здесь темно и воняет. Я стараюсь вдыхать медленно, чтобы не паниковать. Здесь пахнет сыростью и гнилью. Либо здесь кто-либо умер, либо кого-то расчленили очень давно.

С этой мыслью я вытаскиваю свой нож, свое лезвие, режущее средство с защитным покрытием, пока смотрю по сторонам. Я распознаю эфирный светло-серый свет, просачивающийся из дома. Думаю, свет идет из-под пола. Теперь, когда мои глаза приспособились к свету, я вижу, что стены и пол частично в пыли, а часть из них сделаны из грубого тесаного камня. Я заставляю себя подняться по ступенькам крыльца и вхожу в дом. Как же я в конечном итоге оказался в подвале?

- Анна, - мягко проговариваю я, и земля кренится под ногами. Я стою, опираясь на стену, но ее поверхность под моей рукой не грязная. Она мягкая. И влажная. И она дышит.

Труп Майка Андовера наполовину погружен в стену. Моя рука покоится на его животе. Его глаза закрыты, будто бы он спит. Его кожа выглядит потемневшей и свежей, чего раньше в нем уж точно не наблюдалось. Она разлагается, и от того, как он расположен в скале, у меня складывается впечатление, будто бы дом медленно принимает, впитывает его в себя. Он переваривает его. Я отхожу на несколько шагов. Было бы хорошо, если бы он не говорил мне об этом.

Мягкий звук передвижения привлекает мое внимание, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть ковыляющую ко мне фигуру, шатающуюся и покачивающуюся. Шок на мгновение затмил мой разум и отвлек от пучащего живота. Это мужчина, он воняет мочой и не знающий меры пьяница. На нем грязная одежда, старый рваный плащ и брюки с дырками на коленях. Прежде, чем я ухожу, на его лице проносится выражение страха. Его голова крутится вокруг своей оси, точно крышка от бутылки. Я слышу длинный хруст его спинного мозга, а затем он падает на землю у моих ног. Я удивляюсь, когда же я проснусь-то на самом деле. Тогда, не понятно как, я слышу голос своего отца.

- Не бойся темноты, Кас. И не слушай, когда она говорит, будто в ней всегда можно распознать свет. Это не так.

Спасибо, пап. Это лишь одна из многих стремных жемчужин мудрости, которую ты должен был передать. Но он был прав. Ну, по крайней мере, о последней части уж точно. Мой пульс бешено колотится, и я чувствую, как вздувается яремная вена на шее. Затем я слышу голос Анны.

- Видишь, что я наделала? – спрашивает она, но перед тем, как ответить, она показывает мне трупов больше, чем я могу подсчитать, разбросанных по полу, как мусор, и сваленных в кучу до потолка, их руки и ноги сплетены в нелепую косу. Вонь здесь стоит ужасная. Уголком глаза я замечаю движение, но, когда присматриваюсь внимательнее, вижу, что на полу жуки пожирают плоть, въедаясь под кожу и создавая небольшие ямки-трещины. На теле нет живого места. Глаза лениво закатываются и откидываются их головы, покрытые слизью, будто бы они пытаются увидеть, что с ними происходит, но уже нет сил что-либо сделать.

- Анна, - мягко проговариваю я.

- Это не самое худшее, - шипит она. Она, должно быть, шутит. Она сотворила с некоторыми из трупов ужасные вещи. У них отсутствуют конечности или же все зубы. Они покрыты засохшей кровью, вероятно, резанные сто раз подряд. Многие из них слишком молодые. Лица, выглядящие как мое или даже чуть младше, с оторванными щеками и покрывшимися плесенью зубами. Когда я поворачиваюсь и вижу, что глаза Майка уже открыты, понимаю, что должен выбираться отсюда. Будь проклята охота-на-призраков, к черту наследие своей семьи, но я больше не останусь и минуты в комнате, полной человеческих органов.

У меня нет клаустрофобии, но прямо сейчас мне кажется, что я разговариваю сам с собой слишком громко. Затем я вижу то, на что у меня не было раньше времени. Там есть лестница, ведущая к основному уровню. Не знаю, как Анна направила меня прямо в подвал, и теперь меня это точно перестало волновать. Я просто хочу вернуться назад к фойе. И, как только я оказываюсь там, хочу забыть, что находится у меня под ногами.

Я иду к лестнице, и вот, когда на ней появляется вода, хлещущая отовсюду и поднимающаяся с колоссальной скоростью, в стенах появляются трещины, и тогда она просачивается прямо сквозь пол. Здесь теперь грязно, много слизи и жидкости, и в считанные секунды кто-то обхватывает мою талию. Я начинаю паниковать, когда мимо меня проплывает труп со сломанной шеей. Я не хочу плавать здесь с ними. Не хочу даже представлять, что находится здесь под водой, и мысленно обзываю себя последним идиотом, пока трупы из нижней части стека внезапно открывают челюсти и начинают карабкаться по полу, торопясь ухватиться за мои ноги, словно крокодилы. Я толкаю какого-то бомжа, который от удара подпрыгивает, словно гнилое яблоко, и удивляюсь, когда слышу свой собственный слабый стон. Я собираюсь заткнуться.

Я направляюсь к лестнице, точно летящий призрак, и моя попытка с треском рушится.

– Анна, остановись! – я кашляю, пытаясь выблевать зеленую воду изо рта. Не думаю, что мне удастся это. Одежда на мне кажется тяжелой, словно в кошмарном сне, и я ползу вверх по ступенькам в замедленном движении. Наконец, я нащупываю сухой пол и перетягиваю себя на землю. Облегчение длится всего лишь полсекунды. Затем я пронзительно кричу, словно курица, и бросаюсь прочь из подвала, ожидая, что опять вот-вот нахлынет вода или чей-то труп потащит меня обратно вниз. Но подвал сухой. Здесь еле светит серый свет, но я вижу ступеньки в нескольких футах от себя. Они тоже сухие. Здесь ничего нет. Он выглядит, как и любой другой подвал, в котором хранят консервы. Чтобы почувствовать себя еще глупее, я обнаруживаю, что одежда на мне тоже сухая.

Чертова Анна. Я ненавижу галлюцинации, пространственно-временные манипуляции, да что угодно. Никогда не привыкну к такому.

Я встаю и очищаю рубашку, хотя на ней ничего такого нет, и осматриваюсь по сторонам. Я, должно быть, на кухне. Здесь находится пыльная черная плита и стол с тремя стульями. Я бы очень хотел присесть на один из них, но шкафы стали открываться и закрываться сами по себе, ящики – выдвигаться, а стены – кровоточить. Двери громко хлопают и бьется посуда. Анна ведет себя как обычный полтергейст. Как досадно.

Странным образом я ощущаю чувство безопасности. Ведь полтергейста я могу одолеть. Пожимаю плечами, выхожу с кухни и попадаю в гостиную: вижу крупнокусковой пыльный диван, который кажется мне знакомым. Я опускаюсь на него в надежде, что выгляжу вполне прилично. И не важно, что руки у меня до сих пор трясутся.

- Убирайся! – кричит Анна прямо над моим плечом. Я смотрю за спинку дивана и замечаю свою богиню смерти, ее волосы скомканы в большое черное облако, а зубы скрежещут так сильно, будто бы сейчас с десен польется кровь. Мгновенный импульс достать свой атаме заставляет мое сердце биться еще быстрее. Но я просто глубоко вдыхаю. Анна не убила же меня раньше. И у меня такое предчувствие, что она не хочет убивать меня вообще. Иначе зачем бы ей тратить время на шоу, заполненное трупами, внизу? Я улыбаюсь ей самой дерзкой улыбкой.

- А что будет, если я не уйду? – спрашиваю я.

- Ты пришел убить меня, - рычит она, очевидно решив игнорировать мой вопрос. – Но ты не можешь.

- Тогда что тебя так злит? – темная кровь заполняет глаза и переходит на кожу. Она ужасна и возмутительна, она – убийца. И, подозреваю, что с ней я в полной безопасности.

- Я найду способ, Анна, - обещаю я. – Найду способ убить тебя и освободить.

- Не хочу, чтобы меня освобождали, - отвечает она. Ее форма сжимается, темнота рассеивается и передо мной стоит теперь Анна Корлов, очень похожая на фото девушки из газеты. – Но я заслуживаю наказания.

- Нет, - говорю я, не совсем соглашаясь. Потому что не думаю, что трупы внизу являются творением ее воображения. Я чувствую, что где-то Майка Адовера поглощают стены этого дома, даже если я не вижу этого. Она потирает руку около запястья, где проступают черные вены. Она качает головой, закрывает глаза, и они исчезают. Мне кажется, что я не просто смотрю на призрака. Я смотрю на то, что было сделано для того, чтобы им стать. Это разные вещи.

- Ты должна бороться с этим, не так ли? – проговариваю я мягко.

Она выглядит удивленной.

– Вначале я не могла бороться вовсе. Это не я была. Я была невменяемой, в ловушке собственного сознания, и было ужасно проделывать такие жуткие вещи, пока я смотрела на все со стороны, свернувшись калачиком в углу сознания.

Она качает головой, и волосы мягко опускаются на плечи. Я не могу рассматривать это с такой точки зрения. Боги и эта девушка. Я могу представить, как она молча смотрит из окна и тихо дрожит в своем белом платье.

- Теперь наша кожа срослась, - продолжает она. – Я – теперь она. Мы – одно целое.

- Нет, - говорю я и через минуту осознаю, что это правда. – Ты прикрываешься ее маской. И не можешь снять ее. Ты сделала это, чтобы освободить меня от затеи.

Я то стою, то хожу вокруг дивана. По сравнению с тем, кем предстала до этого момента, она выглядит сейчас хрупкой, но все равно не отступает и не разрывает зрительного контакта со мной. Она не боится. Выглядит точно также грустной, немного любопытной, как девушка на фото. Интересно, кем она была, когда жила, легко ли она улыбалась, была ли умна. Невозможно объяснить словами, что она остается девушкой, хотя спустя шестьдесят лет никто не знает, сколько убийств было совершено до нее.

Затем я вспоминаю, что действительно зол. Я машу рукой назад, указывая на кухню и подвал.

– Как все это, черт возьми, ты объяснишь?

- Я подумала, что ты должен знать, с кем имеешь дело.

- Что? Одна своевольная девушка в приступе ярости решила наказать кухню? – я суживаю глаза. – Ты пыталась напугать меня. Этот скучный маленький фокус должен был заставить меня пуститься наутек.

- Скучный маленький фокус? – она издевается надо мной. – Бьюсь об заклад, ты почти обмочился.

Я открываю рот и быстро закрываю его. Ей почти удалось меня рассмешить, хотя я все еще разочарован. Только не в буквальном смысле. Вот дерьмо. Я уже смеюсь. Анна мигает. Сама она не пытается смеяться.

- Я была…, - останавливается она. – Я была зла на тебя.

- За что? – спрашиваю я.

- За то, что пытался убить меня, - говорит она, и затем мы оба смеемся.

- И после этого ты так сильно пыталась не навредить мне, - улыбаюсь я. – Думаю, это выглядело довольно грубо.

Я смеюсь с ней. У нас получается разговор. Что это, своего рода витиеватый Стокгольмский синдром?

- Почему ты здесь? Ты пришел, чтобы снова меня убить?

- Как ни странно, нет. У меня был плохой сон. Мне нужно было с кем-то поговорить. - Я провожу рукой по голове. Я уже давно не чувствовал себя так неловко. Может, я никогда не ощущал неловкость, до сегодняшнего момента. – Думаю, я просто понял, что Анна поможет мне. И вот я здесь.

Она немного фыркает. Затем на лбу появляются морщинки.

– Что я могу сказать? О чем мы могли бы поговорить? Я так долго находилась вне этого мира.

Я пожимаю плечами. Следующие слова вылетают прежде, чем я осознаю, что говорю:

- Ну, я никогда там не был.

Я сжимаю челюсть и смотрю на пол. Не могу поверить, что я веду себя словно эмо. Я жалуюсь девушке, которая была зверски убита в шестнадцать лет. Она застряла в этом доме с трупами, а я хожу в школу и являюсь Троянцем; я ем жареное арахисовое масло, приготовленное матерью, и сэндвичи, приправленные Чиз Виз[1] и…

- Ты водишься с мертвыми, - мягко проговаривает она. Ее глаза светятся – я не могу поверить – сочувствием. – Ты водишься с нами с тех пор, как…

- Умер мой отец, - продолжаю я. – А до его смерти он водился с вами, а я следовал за ним. Смерть – мой мир. Школа и друзья – вещи, которые мешают моей охоте на призраков.

Я никогда не говорил этого раньше. Я никогда не позволял себе думать об этом не больше чем на две секунды. Я держал все под контролем, и при этом удавалось не думать слишком много о жизни, и как бы ни старалась моя мама вытащить меня погулять, повеселиться, вынудить пойти в колледж, все не имело значения.

- Тебе было грустно? – спрашивает она.

- Немного. Знаешь, у меня была высшая сила. У меня была цель.

Я лезу в задний карман джинсов и достаю атаме из кожаных ножен. Лезвие сияет в сером свете. Что-то в моей крови, крови моего отца и до него заставляет смотреть на него по-новому.

– Я единственный в мире, кто может убивать призраков. Разве это не определяет мое предназначение?

Как только я договариваю, начинаю возмущаться. Мой рот решает все за меня. Анна тем временем скрещивает бледные руки. С наклоном головы ее волосы перекидываются на другое плечо, и странно видеть их такими черными и обычными. Я жду, что они будут подергиваться и двигаться в воздухе невидимого потока.

- Не иметь выбора не кажется справедливым, - говорит она, словно прочитав мои мысли. – Но от этого не легче, если все же он у тебя есть. Когда я была жива, не могла решить, чем хочу заниматься или кем стать. Мне нравилось фотографировать, а также хотелось сделать фото для газеты. Мне нравилось готовить. Я хотела переехать в Ванкувер и открыть там ресторан. Мне снились разные сны, но ни один из них не был настолько ярким. В конце концов, они бы, наверное, обездвижили меня. И я бы жизнь свою закончила здесь, работая в пансионате. Не верю я в это все.

Эта разумная девушка, убивающая людей одним поворотом пальца, олицетворяет собой силу. Если бы была возможность, она оставила все позади себя.

- Честно говоря, я не помню, - вздыхает она. – Я не думаю, что была сильной при жизни. Теперь же, кажется, будто я любила каждую минуту своей жизни, что каждый мой вздох был желанным и свежим.

Она комично прикладывает свои руки к груди и дышит глубоко через нос, а назад выдыхает с яростью.

– Вероятнее всего, все же нет. В моих мечтах и фантазиях я не помню, чтобы была,…как вы называете это? Дерзкой.

Я смеюсь, и она тоже, затем заправляет локон волоса за ушко так по-человечески, что ее жест полностью выбивает меня из колеи, и я забываю, что хотел сказать.

- Что мы делаем? – спрашиваю я. – Ты пытаешься заставить меня не убивать тебя, не так ли?

Анна скрещивает руки.

– Учитывая, что ты не можешь убить меня, думаю, это напрасный труд.

Я смеюсь.

– Ты слишком самоуверенна.

- Да? Я знаю, что у тебя в запасе припрятаны лучшие хода, Кас. Я чувствую, как напряженно ты удерживаешь лезвие. Сколько раз ты проделывал это? Сколько раз ты дрался и побеждал?

- Двадцать два раза за последние три года.

Я говорю это с гордостью. Это даже больше, чем результаты моего отца. Я тот, кого бы вы могли назвать сверхуспевающим. Я хочу быть лучше, чем он. Быстрее. Контрастнее. Потому что я не хочу закончить свою жизнь, как он. Без ножа я никто, просто обычный семнадцатилетний подросток среднего телосложения, может быть, немного тощий по бокам. Но с атаме в руках можно подумать, будто бы у меня тройной черный пояс по карате. Мои движения точные, сильные, быстрые. Она права, когда говорит, что не видит мои силы, и я не знаю, почему так.

- Я не хочу навредить тебе, Анна. Ты же знаешь, не так ли? Ничего личного.

- Так же, как и я не хотела убивать всех тех людей, гниющих в моем подвале.

Она грубо смеется.

- А что случилось с тобой? – интересуюсь я. – Что вынуждает тебя так поступать?

- Не твоего ума дело, - отвечает она.

- Если ты мне расскажешь… - я начал разговор, но не закончил. Если она расскажет мне, я смогу ее разгадать. А значит, и убить.

Все усложняется. Интересная девушка и бессловесный черный монстр – два лица в одном. Не справедливо все это. Если мой нож пройдет мимо нее насквозь, разрежу ли я эти половинки? Разойдутся ли они? Или Анна улизнет первой?

Я думал, что давно выкинул это из головы. Мой отец всегда говорил мне, что мы не имеем право судить, что мы являемся всего лишь инструментами. Наша задача заключалась лишь в том, чтобы лишать их жизни. Отец знал, о чем говорил. Почему же тогда у меня нет такой уверенности?

Я медленно поднимаю руку и касаюсь ее холодного лица, слегка надавливаю подушечками пальцев ее щеку и понимаю, что ее кожа мягкая и уж точно не из мрамора. Она некоторое время парализована, затем неуверенно поднимает руку и кладет ее поверх моей. Наша связь настолько сильна, что, когда открывается дверь и появляется Кармел, никто из нас не двигается, пока я не слышу свое имя.

- Кас? Что ты делаешь?

- Кармел, - выпаливаю я, и вот она стоит у дверей. Она ухватилась за дверную ручку и, похоже, сейчас дрожит. Она пробует сделать еще один шаг, чтобы попасть внутрь дома. – Не двигайся, - продолжаю я, но она смотрит на Анну, которая потихоньку отходит от меня, морщась и хватаясь за голову.

- Это она? Это оно убило Майка?

Дура, она зашла слишком глубоко в дом. Анна, что есть сил, отступает назад, но я замечаю, как наливаются чернотой ее глаза.

- Анна, не надо, она ничего не знает, - говорю я с опозданием.

Что бы это ни было, но, похоже, это была одноразовая сделка. Она перевоплотилась в девушку с черными клубящимися волосами и бледным лицом. Минуту стоит гробовая тишина, а затем мы слышим, как капает ее платье, и тогда она бросается на Кармел, готовая выпотрошить несчастную. Я вскакиваю и перехватываю ее, на минуту предполагая, что сумею справиться с этой безудержной силой, но я идиот. К счастью, мне удается изменить ее курс посадки, поэтому Кармел отлетает в сторону. Это неправильно. Она теперь еще дальше от двери. На минуту мне приходит в голову, что Кармел уже не жилец. Что она просто ручная домашняя кошка, и Анна превратит ее в обед, если я что-нибудь не придумаю. Пока Анна припадает к земле, ее платье кровяными каплями оседает на пол, волосы чернеют еще сильнее, а глаза пылают диким сумасшествием, я тем временем мчусь к Кармел и становлюсь между ними.

- Кас, что ты делаешь? – в ужасе спрашивает Кармел.

- Умолкни и беги к двери, - кричу я. Я держу между нами атаме, но Анна не боится. Когда она пружинит, нет времени больше думать, поэтому я хватаю ее за запястье свободной рукой, а другой пытаюсь приставить к ней атаме.

- Анна, остановись! – я шиплю и замечаю, как белый цвет проступает в ее глазах.

Она скрежещет зубами и грубо выплевывает:

- Убери ее отсюда!

Я с трудом ее отпихиваю, чтобы этого больше не повторилось. Затем я хватаю Кармел за руку, и мы вместе выбегаем через дверь, не оборачиваясь, пока не сбегаем по крыльцу и не оказываемся на грязной траве. Дверь закрывается, и я слышу, как Анна бушует внутри дома, ломая и разрывая вещи.

- О, боже, она ужасна, - шепчет Кармел, уткнувшись головой в мое плечо. Я мягко сжимаю ее руку, отпускаю и мчусь назад на крыльцо.

- Кас, держись подальше от этого дома, - выкрикивает Кармел. Я знаю, что она видела нас вместе, но я также уверен в том, что Анна пыталась сдерживаться.

Когда моя нога ступает на крыльцо, Анна появляется в окне, скалит зубы, а вены выделяются и проступают на белой мраморной коже. Она хлопает рукой по стеклу, заставляя его дребезжать. Я вижу темные слезы в глазах.

- Анна, - шепчу я. Затем подхожу к окну, но, прежде чем мне удается прикоснуться к стеклу, она проворно поворачивается, уплывает вверх по ступенькам и исчезает.

_____________________________________________________________________________________

[1] Чиз Виз - сырный соус.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 423 | Нарушение авторских прав