АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Литературный экскурс

Нет ничего удивительного в том, что я привожу столько цитат из литературных произведений. Многие личности, ранимые или израненные, искали убежища в творчестве. Кафка, Вирджиния Вулф, Рильке, Пруст и другие. Катрин Шабо, первая женщина-мореплаватель, в одиночку обогнувшая земной шар без захода в порты, поведала о своих приключениях в книге „Достижимая мечта“. Вот что она пишет: „Писать необходимо, чтобы заглушить тревогу, обуздать смятение“. Тут нет ничего странного. По мнению Чорана, „любое слово чрезмерно“, но „раз уж тебе не повезло и ты появился на свет, лучше писать“. Жан Жене, которому следовало бы уделить больше внимания в этой книге, говорит следующее: „Творчество — это единственное, что остается, если ты предал себя“. То есть если стыдишься того, что совершил. Гораздо меньше известно о Гансе Христиане Андерсене, и я скажу о нем несколько слов. С детства он чувствовал себя совершенно беспомощным в самых простых жизненных ситуациях. Будущий писатель рос одиноким ребенком и боялся сойти с ума, повторив судьбу деда. Андерсен с горечью признавал, что не может радоваться жизни, как остальные. Сказки стали его убежищем, а возможно, и спасением.

Здесь перед нами встает сложный вопрос подоплеки литературного творчества. Люди ранимые отличаются обостренной чувствительностью при соприкосновении с действительностью, особенно если это соприкосновение болезненно. Последнее соображение напрямую связано с известной теорией, возникшей в Древней Греции. Греческие врачи полагали, что характер человека определяется пропорцией четырех основных элементов: крови, слизи, простой желчи и черной желчи. В зависимости от того, какой элемент преобладает, можно выделить четыре темперамента: сангвинический, флегматический, холерический и меланхолический. Вот меланхолики, видимо, и есть те самые чувствительные личности. В апокрифическом трактате Problemata, который обычно приписывают Аристотелю, имеются слова, ставшие очень популярными: „Все гении по природе меланхолики“. Иначе говоря, всем гениальным личностям присуща некоторая хрупкость, а иногда и известная толика безумия. Они плохо приспособлены к жизни. Сангвиники же, эти веселые жизнелюбы, напротив, считаются людьми заурядными и не вызывающими интереса.

Вот почему многие поэты и писатели (особенно те, кто усвоил уроки романтизма) часто сознательно культивировали душевную хрупкость, считая ее залогом своего творческого потенциала. Рембо стремился к dérèglement de tous les sens[31], а Рильке полагал, что без душевного смятения невозможно творчество, и отказался от сеансов психоанализа, настоятельно рекомендованных ему женой Кларой и подругой Лу Андреас-Саломе. В конце концов он пришел к выводу, что „неутешное страдание — это привилегия, данная нам, чтобы познать самые сокровенные тайны жизни“. Четырнадцатого января 1912 года в письме к доктору Эмилю фон Гебзаттелю, врачу-психоаналитику, он написал:

Если я не ошибаюсь, жена убеждена, что я исключительно из пренебрежения к собственному здоровью не желаю обращаться к психоаналитику по поводу чересчур чувствительного характера (как она это именует). Однако бедняжка не права: именно так называемая чувствительность как раз и заставляет меня отказываться от лечения, от стремления привести в порядок мой внутренний мир, от чуждого вмешательства, от красных пометок на полях уже исписанной страницы. Знаю, состояние мое тяжело, в чем Вы, дорогой друг, сами имели возможность убедиться. Но поверьте, я настолько полон этим дивным, невообразимым ощущением, составляющим мою жизнь, которая изначально казалась обреченной на провал, но тем не менее продолжается — идет от катастрофы к катастрофе, по пути, усеянному острыми камнями, — что содрогаюсь при мысли о том, чтобы бросить писать и вычерчивать на бумаге ее причудливую линию.

Отношение к своим страхам Рильке выразил одной прекрасной фразой: „Боюсь, как бы, изгнав демонов, я не расстался также и с ангелами“. Но в противовес такому отношению хочется также процитировать и мнение еще одной крайне тревожной личности — Вуди Аллена. Когда режиссера спросили, является ли обостренная чувствительность движущей силой его творчества, он ответил: „Я вовсе не уверен, что чем больше нервничаешь, тем продуктивнее творишь. Напротив, в спокойном состоянии работа идет куда лучше. Возможность перестать тревожиться никогда меня особо не тревожила“.

Подобные тенденции, вероятно, и привели в последние столетия к возникновению великой литературы, основанной на культе меланхолии, внутреннего разлада, надлома, отчаяния, бегства и того, что называют словом spleen. Полагаю даже, что эта взаимосвязь между ощущением незащищенности и искусством в какой-то мере объясняет и связь между гомосексуальностью и литературой. В силу социальных причин человек с гомосексуальными наклонностями чувствовал себя крайне уязвимым и испытывал большое душевное напряжение. В относительно современных трудах по психиатрии говорилось о „душевном смятении гомосексуальной личности“, то есть о страхе перед собственной природой.

Возможно, нам следует чаще обращаться к великим литературным произведениям, воспевающим душевную стойкость. Потому так и популярен „Маленький принц“ Сент-Экзюпери, самая читаемая во Франции книга, что она является настоящим гимном преодолению и мужеству. Думаю, и Альбера Камю по-прежнему любят именно из-за его неприятия упадничества и отчаяния, хотя в периоды всеобщего уныния творчество этого писателя может показаться устаревшим. „Надо быть сильным и счастливым, чтобы помогать несчастным“, — писал Камю в своих дневниках.

5. Что такое „высокотревожная“ личность

Бывают на свете явления, о которых люди сначала лишь догадываются и только со временем окончательно убеждаются в их существовании. Подмечают замкнутость в общении, затем обращают внимание на некую семейную особенность, потом улавливают определенный стереотип поведения — словом, совсем как на картинках в детских журналах, когда одну за другой соединяешь точки и они вдруг складываются в рисунок. То же самое происходило и с патологической тревожностью. Этот феномен вырисовывался постепенно, становился все понятнее в результате различных экспериментов и исследований. Уже в XIX веке стали задумываться: почему некоторые „чувствительные“ личности острее других переживают все эмоции, как положительные, так и отрицательные, словно внутри у них скрыт мощный резонатор. Все их существование окрашено то радостными красками воодушевления, то мрачными тонами разочарования. Это люди циклотимического склада, способные мгновенно падать с заоблачных высот блаженства в бездну отчаяния. В последнее время все чаще пишут об „отрицательной аффективности“, то есть о мрачных переживаниях (таких как страх, подавленность, чувство вины). Некоторые склонны испытывать их практически в любой ситуации, даже когда неприятный раздражитель отсутствует. В свою очередь детские психологи отмечали, что иногда младенцы чуть ли не с самого рождения словно оснащены особыми антеннами, способными улавливать все тревожные или угрожающие сигналы. Известный детский психолог Джером Каган изучал так называемое „торможение поведения“ и обнаружил, что многие „застенчивые“ дети уже с первых месяцев жизни демонстрируют высокую степень тревожности, всего пугаются, часто плачут, раздражаются и отличаются значительным уровнем двигательной и эмоциональной возбудимости. Через два-три года у них формируется „реакция избегания“, стремление искать защиты у хорошо знакомого человека и отказ от общения с чужими. Если подобный склад характера в дальнейшем сохраняется — а это происходит более чем у половины „застенчивых“ малышей, — то к шести-семи годам ребенок становится осторожным, тихим и замкнутым. Однако наблюдения показывают, что в 40 % случаев уровень торможения со временем ослабевает, а значит, эта особенность психики вовсе не такая стойкая, как полагали раньше.

Каган считает, что робкий характер объясняется низким порогом возбудимости лимбической системы мозга, в особенности миндалевидного тела и гиппокампа. Иначе говоря, достаточно самого незначительного раздражителя, чтобы активировать глубокие структуры мозга. По мнению Элен Арон, примерно 20 % людей отличаются более низким сенсорным порогом. Все мы в определенные моменты чувствуем себя жертвами жестокой действительности, просто у одних это ощущение возникает быстрее, чем у других. Гиперчувствительного индивида травмирует любое воздействие среды. Подобная восприимчивость распространяется также и на страх. Если человек в любых обстоятельствах проявляет робость, то вовсе не потому, что ему недостает мужества, а потому, что эмоциональная реакция на неприятный раздражитель слишком обострена.

Другие исследователи также уделяли внимание отрицательной аффективности. Например, Ганс Айзенк, предложивший следующую типологию личности: интроверсия-экстраверсия и нейротизм-устойчивость. Нейротизм выражается в гипертрофированной реакции на негативные аспекты бытия. Что же касается интровертов и экстравертов, то здесь разница зависит от степени активации коры головного мозга. У интровертов она крайне высока, поэтому они избегают сильных раздражителей, предпочитая спокойную обстановку, привычный жизненный уклад, ограниченный круг общения. Напротив, экстраверты отличаются низкой степенью активации кортикальных отделов и нуждаются в постоянном ее повышении. Это „охотники за эмоциями“, они ищут шумного общества и часто пополняют ряды сорвиголов и псевдосмельчаков, о которых я еще буду говорить. Дж. А. Грей выдвинул несколько иную гипотезу: согласно ей, основными характеристиками темперамента являются „тревожность“ и „импульсивность“. Первая имеет много общего с „торможением поведения“, термином, предложенным Каганом; противоположностью ему является так называемое приближающее поведение. Итак, мы постепенно подходим к очень сложному явлению — подверженности страхам. Ряд исследователей предлагает иное видение проблемы, выделяя три основные характеристики темперамента. Первая, „поиск новизны“, по своей сути близка „экстраверсии“ Айзенка и „импульсивности“ Грея. Вторая характеристика — „избегание вреда“, то есть выраженная реакция отвержения в ответ на отрицательные стимулы. И наконец, третья — это „зависимость“, иначе говоря потребность в „вознаграждении“. Данная теория прекрасно объясняет склонность к токсикомании: некоторые люди активно ищут новых ощущений, не переносят дискомфорта и любой ценой стремятся получить вознаграждение. Вплотную к разгадке секретов „уязвимой личности“ подошел Ричард Дэвидсон, обнаружив функциональную асимметрию полушарий головного мозга. Если доминирует левое полушарие, то преобладают положительные эмоции, если правое — отрицательные. И наконец, последнее — теория, пользующаяся в настоящее время наибольшей популярностью: так называемая „Большая пятерка“. Она также рассматривает баланс между нейротизмом и эмоциональной устойчивостью, о котором я уже говорил.

По всей видимости, нашла подтверждение и гипотеза о генетической предрасположенности к отрицательной аффективности, делающей человека более чувствительным к неприятным раздражителям. Но означает ли это, что наша эмоциональная конституция целиком зависит от наследственных факторов? Отнюдь: не так важен ген, как его малюют. На сложные поведенческие реакции наследственность не влияет. Вопреки мнению психогенетика Соколовского, не бывает гена интеллекта, гена зависти, смешно говорить о врожденной склонности ужинать в ресторанах. Гены определяют структуру белка, и только. Считается, что повышенная тревожность и склонность к страхам связана с выработкой и трансмиссией серотонина, этого важнейшего нейромедиатора. Тем не менее в 1996 году был открыт ген, влияющий на уровень тревожности. Его назвали СЛК 6а4, и расположен он в хромосоме 17q12; у тревожных, склонных к пессимизму и мрачным переживаниям людей этот отрезок ДНК короче, чем у остальных. Отмечалась даже функциональная особенность мозга у детей, отличающихся патологической робостью: возможно, она объясняется недостаточной выработкой дофамина ганглиями в глубоких структурах мозга. Кроме того, предполагается, что один из рецепторов нейромедиатора серотонина, 5-НТ (1AM), напрямую влияет на степень тревожности. Ген, определяющий действие данного рецептора, занимает особое место среди отрезков ДНК, выделенных в ходе опытов на крысах при исследовании тревожного поведения у животных. По всей видимости, он связан с триадой тревога-депрессия-нейротизм.

Без сомнения, это так: Роберт Клонингер, например, утверждает, что особенности различных темпераментов зависят от уровня того или иного нейромедиатора. Серотонин помогает преодолеть боль и уменьшает чувство опасности. Норадреналин отвечает за потребность в вознаграждении. Дофамин регулирует стремление к новым ощущениям. Однако в то же время наиболее серьезные исследователи допускают, что отрицательная аффективность только на пятьдесят процентов зависит от наследственности, а на пятьдесят — от приобретенных навыков, в первую очередь от того, насколько успешно ребенок умеет управлять своими эмоциями. Родители непременно должны научить малыша справляться с возрастающими нагрузками и регулировать чувства.

Изучив ряд серьезных трудов по детской психологии, я пришел к выводу, что умение управлять своим психическим состоянием стало чуть ли не центральной темой в вопросах развития личности. С точки зрения возрастной психологии, управление эмоциями — это „приобретенные и врожденные способности к определению, оценке и изменению эмоциональных реакций“, например, умение переключать внимание и целенаправленно воздействовать на те или иные переживания. Управление эмоциями становится возможным по мере нейроэндокринного созревания личности и со временем дает ребенку возможность самостоятельно восстанавливать душевное равновесие. Поведение родителей играет в данном случае основную роль с первых месяцев жизни малыша. Уже на последних сроках беременности плод способен улавливать такие сенсорные сигналы, как материнский голос, а грудной ребенок с 3—4 месяцев распознает характер реакций окружающих его людей. Детский плач тоже можно считать способом психологической саморегуляции. У родителей постепенно развивается особая интуиция, позволяющая интерпретировать знаки, которые подает малыш, настолько, что иногда им достаточно 200—400 миллисекунд, чтобы отреагировать, в то время как обычно на распознание стимула уходит 500 миллисекунд.

Умение настроиться на волну ребенка, взаимопонимание между родителями и малышом помогают лучше направлять его развитие и избегать формирования тревожного склада характера. Чрезмерная опека мешает ребенку самостоятельно воздействовать на окружающий мир. Внимательным или небрежным отношением со стороны родителей в дальнейшем будут обусловлены такие качества их сына или дочери, как уверенность в себе или робость. Бенедек, Эриксон и Лэнг писали о „базисном доверии“, Ньюманн — об „изначальном контакте“, Роф Карбальо — об „эмоциональном союзе“. Сможем ли мы доверять миру или же он станет для нас враждебными джунглями, полными коварных ловушек, — во многом зависит от самого раннего жизненного опыта. Джон Боулби изучал привязанность ребенка к окружающим людям и пришел к выводу, что на ее основе строится вся модель мировосприятия. По мнению Боулби, „наличие или отсутствие близкого и надежного человека определяет спокойную или тревожную реакцию на потенциально опасный раздражитель; эта связь закладывается с первых месяцев развития малыша; причем не так важно, чтобы такой человек постоянно находился рядом, главное, чтобы он просто был в жизни ребенка“. Карлос Кастилья дель Пино полагает, что ядро невротического, то есть склонного к тревожности, характера составляет неуверенность, а все остальные симптомы — фобии, навязчивые состояния, соматические проявления, ипохондрия — не что иное, как последующие наложения. Неуверенность напрямую влияет на самооценку личности в целом или в отдельных аспектах: в любви (боязнь сексуальной несостоятельности), в физическом самочувствии (страх перед болезнями), в межличностных отношениях (страх показаться смешным).

Убежденность, что мир непредсказуем, неспособность повлиять на ход событий и, наконец, глубокая неуверенность в себе составляют основу отрицательной аффективности, для которой характерен самый разнообразный комплекс чувств. Недоверие, например, можно понимать как страх, что окружающие не оправдают надежд. Ревность следует трактовать как боязнь, что дорогой человек предпочтет соперника. Беспомощность, то есть ощущение собственного бессилия, вызывает уныние и панику.

Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 452 | Нарушение авторских прав