Думчев долго сидел в раздумье рядом со мной. Неожиданно он встал и начал что-то искать у корней пня. Я был вне себя: может быть, Думчев еще не почувствовал свой настоящий рост и ищет ход в жилище, построенное им некогда под пнем? Трава у пня была прибита, утоптана ногами. Наверное, все подвалы Думчева засыпаны землей. Надо напомнить Думчеву, но я медлил: он так деловито, спокойно шарил рукой по земле, к чему-то присматривался.
И я увидел маленький, едва заметный кокон гусеницы. Кокой был туго завязан шелковой ниточкой. Так вот в чем дело! Это был тот мешок-кокон, куда сложил он свои записи о путешествии, тот мешок, который он вручил мне.
Молча смотрели мы то на этот кокон, то друг на друга. Думчев развязал узелок. Он держал на ладони кокон с листками и маленькую ниточку. И я почувствовал, что эта ниточка связывала в его душе два мира — две жизни: его прошлую жизнь в Стране Дремучих Трав и ту жизнь, в которую он вступит, завязав снова мешок с листками. Ведь эти листки станут предисловием к его рассказам о тайнах Страны Дремучих Трав.
А я? Чем больше я смотрел на эту ниточку и кокон гусеницы, тем больше я чувствовал, что все спутавшиеся впечатления начинают проясняться. Там, в Ченске, под микроскопом доцента Воронцовой я прочту снова листки, хранящиеся в этом коконе. На душе у меня было отрадно и прозрачно. Думал я теперь только об одном: как бы помочь Думчеву тихо и спокойно вернуться в жизнь.
Несколько поодаль от пня лежал чей-то аккуратно сложенный костюм, серый, в широкую клетку. Он показался мне очень знакомым. Вязаный галстук — темно-серый с красным. Коричневые ботинки с узелками на шнурках тоже показались мне знакомыми.
Я видел когда-то на ком-то этот костюм. Но на ком? Когда я посмотрел на ботинок, я вспомнил шагающие колонны, которые раздавили наш плот у речки.
— Это костюм гиганта, — сказал я.
— Да, костюм гиганта! Знаете, в Стране Дремучих Трав я раздобуду вам шелковые брюки из ниток шелкопряда, ватную куртку соткет психея. И мы будем в плащах. Но стойте! Что же это такое? Возможно, я и сам еще путаю… То я сознаю, что стал таким, как все люди, то теряю это ощущение. Не пойму… — Думчев вскочил: — Грохот! Что это за грохот? — Он закрыл ладонями уши.
Да, какие-то странные прерывистые звуки. Они мне знакомы, я их уже слышал когда-то. В траве мелькнул пушистый хвост. Собака. Это ее лай. Вот там какой-то навес, покрытый травой. Я подошел к нему и стал спускаться по каменным ступенькам… Площадка. Стол. Два стула. На столе мятый жестяной бидон. Я остановился. И вот из глубины появилась человеческая рука с фонарем, и предо мной предстала знакомая, очень хорошо знакомая фигура женщины в ватнике. И сюда же прыгнула собака желтой масти, с пушистым хвостом…
И тут я сразу все, все вспомнил! Все понял!
— Здравствуйте, товарищ Черникова! Я вернулся! — прокричал я с восторгом и радостью.
— Что такое? Голый человек?!
Я выскочил из подвала. Вслед раздался бешеный лай собаки.