XVIII. Андреа Кавальканти
Граф Монте-Кристо вошел в гостиную, которую Батистен назвал голубой; там его уже ждал молодой человек, довольно изящно одетый, которого за полчаса до этого подвез к воротам особняка наемный кабриолет.
Батистен без труда узнал его: это был именно тот высокий молодой человек со светлыми волосами, рыжеватой бородкой и черными глазами, с ослепительно белой кожей, чью внешность Батистену описал его хозяин. В ту минуту, когда граф вошел в гостиную, молодой человек, небрежно развалясь на софе, рассеянно постукивал по башмаку тросточкой с золотым набалдашником.
Заметив входящего Монте-Кристо, он быстро поднялся.
– Граф Монте-Кристо? – спросил он.
– Да, – ответил тот, – и я, по-видимому, имею честь говорить с виконтом Андреа Кавальканти?
– С виконтом Андреа Кавальканти, – повторил молодой человек, непринужденно кланяясь.
– У вас должно быть адресованное мне письмо? – спросил Монте-Кристо.
– Я не упомянул о нем из-за подписи, она показалась мне довольно странной.
– Синдбад-мореход, не правда ли?
– Совершенно верно. А так как я никогда не слышал о другом Синдбаде-мореходе, кроме того, который описан в «Тысяче и одной ночи»…
– Так это один из его потомков, мой приятель, богатейший человек, англичанин, более чем оригинал, почти сумасшедший; его настоящее имя лорд Уилмор.
– А, теперь мне все понятно, – сказал Андреа. – Тогда все чудесно складывается. Это тот самый англичанин, с которым я познакомился… в… да, отлично… Граф, я к вашим услугам.
– Если то, что я имею честь слышать от вас, соответствует истине, – возразил с улыбкой граф, – то, надеюсь, вы не откажетесь сообщить мне некоторые подробности о себе и о своих родных.
– Охотно, граф, – отвечал молодой человек с легкостью, свидетельствовавшей о его хорошей памяти. – Я, как вы сами сказали, виконт Андреа Кавальканти, сын майора Бартоломео Кавальканти, потомок тех Кавальканти, что записаны в золотую книгу Флоренции. Наша семья до сих пор очень состоятельна, так как мой отец обладает полумиллионом годового дохода, но испытала много несчастий; я сам, когда мне было лет пять или шесть, был похищен предателем-гувернером и целых пятнадцать лет не видел своего родителя. С тех пор как я стал взрослым, с тех пор как я свободен и завишу только от себя, я разыскиваю его, но тщетно. И вот это письмо вашего друга Синдбада извещает меня, что он в Париже и разрешает мне обратиться к вам, чтобы узнать о нем.
– В самом деле, все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно, – сказал граф, глядя с мрачным удовольствием на развязного молодого человека, отмеченного какой-то сатанинской красотой. – Вы прекрасно сделали, что последовали совету моего друга Синдбада, потому что ваш отец здесь и разыскивает вас.
Граф, с той самой минуты как вошел в гостиную, не сводил глаз с молодого человека; он восхищался уверенностью его взгляда и твердостью его голоса, но при столь естественных словах, как: «Ваш отец здесь и разыскивает вас», Андреа подскочил и воскликнул:
– Мой отец! Мой отец здесь!
– Разумеется, – отвечал Монте-Кристо, – ваш отец майор Бартоломео Кавальканти.
Ужас, написанный на лице молодого человека, мгновенно исчез.
– Да, правда, – сказал он, – майор Бартоломео Кавальканти. Так вы говорите, граф, что мой дорогой отец здесь?
– Да, сударь. Мало того, я только что с ним разговаривал; все, что он мне рассказал о своем любимом сыне, давно потерянном, меня очень растрогало, поистине его страдания, его опасения, его надежды могли бы составить трогательную поэму. И вот однажды его уведомили, что похитители его сына предлагают возвратить его или сообщить, где он находится, за довольно значительную сумму. Но ничто не могло остановить любящего отца; эта сумма была им отослана на пьемонтскую границу, и вместе с ней визированный паспорт для Италии. Вы, кажется, были в то время на юге Франции?
– Да, граф, – отвечал с несколько смущенным видом Андреа, – да, я был на юге Франции.
– Вас в Ницце должен был ожидать экипаж?
– Совершенно верно: он доставил меня из Ниццы в Геную; из Генуи в Турин, из Турина в Шамбери, из Шамбери в Пон-де-Бовуазен, из Пон-де-Бовуазена в Париж.
– Превосходно! Он все время надеялся встретить вас в пути, так как ехал той же дорогой, вот почему и для вас был намечен такой маршрут.
– Но, – заметил Андреа, – если бы мой дорогой отец меня и встретил, я сомневаюсь, чтобы он меня узнал; я несколько изменился, с тех пор как мы потеряли друг друга из виду.
– А голос крови! – сказал Монте-Кристо.
– Да, верно, – ответил молодой человек, – я не подумал о голосе крови!
– Одно только беспокоит маркиза Кавальканти, – продолжал Монте-Кристо, – а именно: что вы делали, пока были в разлуке с ним? как обращались с вами ваши угнетатели? относились ли к вам с тем уважением, которого требовало ваше происхождение? не потускнели ли вследствие ваших нравственных страданий, в сто раз более тяжелых, чем страдания физические, дарования, которыми так щедро наделила вас природа, и считаете ли вы себя в состоянии снова занять то высокое положение, на которое вы имеете право?
– Я надеюсь, сударь, – растерянно пробормотал молодой человек, – что никакое ложное донесение…
– Что вы! Я в первый раз услышал про вас от моего друга Уилмора, филантропа. Он мне сказал, что нашел вас в затруднительном положении, не знаю каком; я не стал спрашивать – я не любопытен. Раз он проявил к вам сочувствие, значит, в вас было что-то, достойное участия. Он сказал, что хочет вернуть вам то положение в свете, которого вы лишились, что он будет разыскивать вашего отца и найдет его; он принялся его разыскивать и, очевидно, нашел, потому что отец ваш здесь: наконец, вчера он предупредил меня о вашем прибытии в дал мне кое-какие указания, касающиеся вашего имущества, – вот и все. Я знаю, что мой друг Уилмор большой оригинал, но так как в то же время он человек верный, богатый, как золотая россыпь, и, следовательно, имеет возможность оригинальничать, не опасаясь разорения, то я обещал следовать его указаниям. Теперь, сударь, я прошу вас, не обижайтесь на мой вопрос: так как я должен буду немного вам покровительствовать, я хотел бы знать, не сделали ли вас ваши несчастья – несчастья, в которых вы неповинны и которые ничуть не умаляют моего к вам уважения, – несколько чуждым тому обществу, в котором ваше состояние и ваше имя дают вам право занять такое видное положение?
– На этот счет будьте совершенно спокойны, сударь, – отвечал молодой человек, к которому, пока граф говорил, возвращался его апломб. – Похитители, по-видимому, намеревались, как они это и сделали, впоследствии продать меня ему; они рассчитали, что, для того чтобы извлечь из меня наибольшую пользу, им следует не умалять моей ценности, а, если возможно, даже увеличить ее. Поэтому я получил недурное образование, и эти похитители младенцев обращались со мной приблизительно так, как малоазийские рабовладельцы обращались с невольниками, делая из них ученых грамматиков, врачей и философов, чтобы подороже продать их.
Монте-Кристо удовлетворенно улыбнулся: по-видимому, он ожидал меньшего от Андреа Кавальканти.
– Впрочем, – продолжал Андреа, – если бы во мне и сказался некоторый недостаток воспитания, или, вернее, привычки к светскому обществу, я надеюсь, что ко мне будут снисходительны, принимая во внимание несчастья, сопровождавшие мое детство и юность.
– Ну что же, – небрежно сказал Монте-Кристо, – вы поступите, как вам будет угодно, виконт, – это ваше личное дело и только вас касается. Но поверьте, я бы не обмолвился на вашем месте ни словом обо всех этих приключениях; ваша жизнь похожа на роман, а свет, обожающий романы в желтой обложке, до странности недоверчиво относится к тем, которые жизнь переплетает в живую кожу, даже если она и позолоченная, как ваша. Вот на это затруднение я и позволю себе указать вам, виконт; не успеете вы рассказать кому-нибудь трогательную историю вашей жизни, как она уже обежит весь Париж в совершенно искаженном виде. Вам придется разыгрывать из себя Антони, а время таких Антони уже прошло. Быть может, вы вызовете любопытство, и это даст вам некоторый успех, но не всякому приятно быть мишенью для пересудов. Вам это может показаться утомительным.
– Я думаю, что вы правы, граф, – сказал Андреа, невольно бледнея под пристальным взглядом Монте-Кристо, – это серьезное неудобство.
– Ну, не следует и преувеличивать, – сказал Монте-Кристо, – желая избежать ошибки, можно сделать глупость. Нет, надо просто вести себя обдуманно, а для такого умного человека, как вы, это тем легче сделать, что совпадает с вашими интересами. Все темное, что может оказаться в вашем прошлом, надо опровергать доказательствами и свидетельством достойных друзей.
Андреа был, видимо, смущен.
– Я бы охотно был вашим поручителем, – продолжал Монте-Кристо, – но у меня привычка сомневаться в лучших друзьях и какая-то потребность возбуждать сомнения в других; так что я был бы не в своем амплуа, как говорят актеры, и рисковал бы быть освистанным, а это уже лишнее.
– Однако, граф, – решился возразить Андреа, – из уважения к лорду Уилмору, который вам меня рекомендовал…
– Да, разумеется, – сказал Монте-Кристо, – но лорд Уилмор не скрыл от меня, что вы провели несколько бурную молодость. Нет, нет, – заметил граф, уловив движение Андреа, – я от вас не требую исповеди; впрочем, для того и вызвали из Лукки вашего отца, чтобы вы ни в ком другом не нуждались. Вы его сейчас увидите; он суховат, держится немного неестественно, но это из-за мундира, и когда узнают, что он уже восемнадцать лет служит в австрийских войсках, с него не станут взыскивать: мы вообще нетребовательны к австрийцам. В конечном счете как отец он вполне приличен, уверяю вас.
– Вы меня успокаиваете, граф; я так давно разлучен с ним, что совсем его не помню.
– А кроме того, знаете, крупное состояние заставляет на многое смотреть снисходительно.
– Так мой отец действительно богат?
– Он миллионер… пятьсот тысяч ливров годового дохода.
– Значит, – с надеждой спросил молодой человек, – мое положение будет довольно… приятное?
– Чрезвычайно приятное, мой дорогой, он назначил вам по пятьдесят тысяч ливров в год на все время, пока вы будете жить в Париже.
– В таком случае я буду здесь жить всегда.
– Гм! Кто может ручаться за будущее, дорогой виконт? Человек предполагает, а бог располагает.
Андреа вздохнул.
– Но во всяком случае, – сказал он, – пока я в Париже и… пока обстоятельства не вынудят меня уехать, эти деньги, о которых вы упомянули, мне обеспечены?
– Разумеется.
– Моим отцом? – с беспокойством осведомился Андреа.
– Да, но под ручательством лорда Уилмора, который, по просьбе вашего отца, открыл вам ежемесячный кредит в пять тысяч франков у господина Данглара, одного из самых солидных парижских банкиров.
– А мой отец собирается долго пробыть в Париже?
– Только несколько дней, – отвечал Монте-Кристо. – Он не может оставить свою службу дольше, чем на две-три недели.
– Ах, милый отец! – сказал Андреа, явно обрадованный этим скорым отъездом.
– Поэтому, – сказал Монте-Кристо, делая вид, что не понял тона этих слов, – я не хочу больше оттягивать ни на минуту ваше свидание. Готовы ли вы обнять почтенного господина Кавальканти?
– Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом?
– Ну так пройдите в эту гостиную, мой друг: там вы найдете своего отца, он вас ждет.
Андреа поклонился графу и прошел в гостиную.
Граф проводил его глазами и, когда он вышел, надавил пружину, скрытую в одной из картин, которая, выдвинувшись из рамы, образовала щель, позволявшую видеть все, что происходит в гостиной.
Андреа закрыл за собой дверь и подошел к майору, который встал, как только заслышал шаги.
– О, мой дорогой отец, – громко сказал Андреа, так чтобы граф мог его услышать из-за закрытой двери, – неужели это вы?
– Здравствуйте, мой милый сын, – серьезно произнес майор.
– Какое счастье вновь увидеться с вами после стольких лет разлуки, – сказал Андреа, бросая взгляд на дверь.
– Действительно, разлука была долгая.
– Обнимемся? – предложил Андреа.
– Извольте, мой сын, – ответил майор.
И они поцеловались, как целуются во Французском театре: приложившись щека к щеке.
– Итак, мы снова вместе! – сказал Андреа.
– Мы снова вместе, – повторил майор.
– Чтобы никогда больше не расставаться?
– Напротив, дорогой сын: ведь для вас, я думаю, Франция стала теперь вторым отечеством?
– Должен признаться, – сказал молодой человек, – что я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось покинуть Париж.
– А я не мог бы жить вдали от Лукки. Так что я возвращаюсь в Италию при первой возможности.
– Но раньше, чем уехать, дорогой отец, вы, конечно, передадите мне документы, на основании которых я мог бы доказать свое происхождение?
– Само собой: ведь именно для этого я и приехал, и мне стоило таких трудов разыскать вас, чтобы передать их вам, что было бы немыслимо проделать это вторично. На это ушли бы последние дни моей жизни.
– И эти документы…
– Вот они.
Андреа жадно схватил брачное свидетельство своего отца и свою метрику и, развернув их с вполне естественным сыновним нетерпением, пробежал оба акта быстрым и привычным взглядом, свидетельствовавшим о немалой опытности, так же как о живейшем интересе.
Когда он кончил, лицо его засияло невыразимой радостью, и он со странной улыбкой взглянул на майора.
– Вот как! – сказал он на чистейшем тосканском наречии. – Что же, в Италии нет больше каторги?
Майор выпрямился.
– Это к чему? – сказал он.
– Да к тому, что там безнаказанно фабрикуют такие бумаги. За половину такой проделки, мой дорогой отец, вас во Франции отправили бы проветриться в Тулон лет на пять.
– Что вы сказали? – спросил майор, пытаясь принять величественный вид.
– Дорогой господин Кавальканти, – сказал Андреа, беря майора за локоть, – сколько вам платят за то, чтобы вы были моим отцом?
Майор хотел ответить.
– Шш, – сказал Андреа, понизив голос, – я подам вам пример доверия: мне дают пятьдесят тысяч франков в год, чтобы я изображал вашего сына; таким образом, вы понимаете, у меня нет никакой охоты отрицать, что вы мой отец.
Майор с беспокойством оглянулся.
– Не беспокойтесь, здесь никого нет, – сказал Андреа, – притом мы говорим по-итальянски.
– Ну, а мне, – сказал приезжий из Лукки, – дают единовременно пятьдесят тысяч франков.
– Господин Кавальканти, – спросил Андреа, – верите ли вы в волшебные сказки?
– Раньше не верил, но теперь приходится поверить.
– Так у вас появились доказательства?
Майор вытащил из кармана пригоршню луидоров.
– Осязаемые, как видите.
– Так, по-вашему, я могу доверять данным мне обещаниям?
– По-моему, да.
– И этот милейший граф их выполнит?
– В точности, но вы сами понимаете, чтобы достигнуть этого, мы должны хорошо играть свою роль.
– Ну еще бы!..
– Я – нежного отца…
– А я – почтительного сына, раз они желают, чтобы я был вашим сыном.
– Кто это – «они»?
– Ну, не знаю, – те, кто вам писал: ведь вы получили письмо?
– Получил.
– От кого?
– От какого-то аббата Бузони.
– Вы его не знаете?
– Никогда его не видел.
– Что ж было в этом письме?
– Вы меня не выдадите?
– Зачем мне это делать? Интересы у нас общие.
– Ну так читайте.
И майор подал молодому человеку письмо.
Андреа вполголоса прочел:
– «Вы бедны, вас ожидает несчастная старость. Хотите сделаться если не богатым, то, во всяком случае, независимым человеком?
Немедленно выезжайте в Париж и отправляйтесь к графу Монте-Кристо, авеню Елисейских полей, № 30. Вы его спросите о вашем сыне, рожденном от брака с маркизой Корсинари и похищенном у вас в пятилетнем возрасте.
Этого сына зовут Андреа Кавальканти.
Дабы у вас не возникло сомнений в том, что нижеподписавшийся желает вам добра, вы найдете приложенными к сему:
1. Чек на две тысячи четыреста тосканских ливров, выписанный на банк г. Гоцци во Флоренции.
2. Рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, который по моему поручению выплатит вам сорок восемь тысяч франков.
Явитесь к графу 26 мая, в 7 часов вечера.
Аббат Бузони».
– Так и есть.
– Что значит «так и есть»? Что вы хотите этим сказать? – спросил майор.
– Что получил почти такое же письмо.
– Вы?
– Да, я.
– От аббата Бузони?
– Нет.
– А от кого же?
– От одного англичанина, некоего лорда Уилмора, который называет себя Синдбадом-мореходом.
– И которого вы знаете не больше, чем я – аббата Бузони.
– Нет, я больше осведомлен, чем вы.
– Вы его видали?
– Да, однажды.
– Где это?
– Вот этого я не могу сказать; вы тогда знали бы столько же, сколько и я, а это лишнее.
– И что же в этом письме?..
– Читайте.
– «Вы бедны, и вам предстоит печальная будущность. Хотите получить знатное имя, быть свободным, быть богатым?»
– Черт возьми, – сказал Андреа, раскачиваясь на каблуках, – как будто об этом надо спрашивать.
– «Садитесь в почтовую карету, которая будет ждать вас при выезде из Ниццы, у Генуэзских ворот. Поезжайте через Турин, Шамбери и Пон-де-Бовуазен. Явитесь к графу Монте-Кристо, авеню Елисейских полей, № 30, двадцать шестого мая, в семь часов вечера, и спросите у него о вашем отце.
Вы сын маркиза Бартоломео Кавальканти и маркизы Оливы Корсинари, как это удостоверяют документы, которые вам передаст маркиз и которые позволят вам появиться под этим именем в парижском обществе.
Что касается вашего положения, то годовой доход в пятьдесят тысяч ливров позволит вам его достойно поддержать.
При сем прилагаю чек на пять тысяч ливров, выписанный на банк г. Ферреа в Ницце, и рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, которому я поручил заботиться о ваших нуждах.
Синдбад-мореход».
– Недурно! – заметил майор.
– Не правда ли?
– Вы видели графа?
– Я только что от него.
– И он подтвердил написанное?
– Полностью.
– Вы что-нибудь понимаете в этом?
– По правде говоря, нет.
– Тут кого-то надувают.
– Во всяком случае, не нас с вами?
– Нет, разумеется.
– Ну, тогда…
– Не все ли нам равно, правда?
– Именно это я хотел сказать: доиграем до конца и дружно.
– Идет, вы увидите, что я достоин быть вашим партнером.
– Я ни минуты в этом не сомневался, дорогой отец.
– Вы оказываете мне большую честь, дорогой сын.
Монте-Кристо выбрал эту минуту, чтобы вернуться в гостиную. Услышав его шаги, собеседники бросились друг другу в объятия; так их застал граф.
– Ну что, маркиз? – сказал Монте-Кристо. – По-видимому, вы довольны своим сыном?
– Ах, граф, я задыхаюсь от радости.
– А вы, молодой человек?
– Ах, граф, я сам не свой от счастья.
– Счастливый отец! Счастливое дитя! – сказал граф.
– Одно меня огорчает, – сказал майор, – необходимость так быстро покинуть Париж.
– Но, дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, – надеюсь, вы не уедете, не дав мне возможности познакомить вас кое с кем из друзей!
– Я весь к услугам вашего сиятельства, – отвечал майор.
– Теперь, молодой человек, исповедайтесь.
– Кому?
– Да вашему отцу, скажите ему откровенно, в каком состоянии ваши денежные дела.
– Черт возьми, – заявил Андреа, – вы коснулись больного места.
– Слышите, майор? – сказал Монте-Кристо.
– Конечно, слышу.
– Да, но понимаете ли вы?
– Великолепно.
– Он говорит, что нуждается в деньгах, этот милый мальчик.
– А что же я должен сделать?
– Дать их ему.
– Я?
– Да, вы.
Монте-Кристо стал между ними.
– Возьмите, – сказал он Андреа, сунув ему в руку пачку ассигнаций.
– Что это такое?
– Ответ вашего отца.
– Моего отца?
– Да. Ведь вы ему намекнули, что вам нужны деньги?
– Да. Ну и что же?
– Ну и вот. Он поручает мне передать вам это.
– В счет моих доходов?
– Нет, на расходы по обзаведению.
– Дорогой отец!
– Тише! – сказал Монте-Кристо. – Вы же видите, он не хочет, чтобы я говорил, что это от него.
– Я очень ценю его деликатность, – сказал Андреа, засовывая деньги в карман.
– Хорошо, – сказал граф, – а теперь идите!
– А когда мы будем иметь честь снова увидеться с вашим сиятельством? – спросил Кавальканти.
– Да, верно, – сказал Андреа, – когда мы будем иметь эту честь?
– Если угодно, хоть в субботу… да… отлично… в субботу. У меня на вилле в Отейле, улица Фонтен, номер двадцать восемь, будет к обеду несколько человек, и между прочим господин Данглар, ваш банкир. Я вас с ним познакомлю: надо же ему знать вас обоих, раз он будет выплачивать вам деньги.
– В парадной форме? – спросил вполголоса майор.
– В парадной форме: мундир, ордена, короткие панталоны.
– А я? – спросил Андреа.
– Вы совсем просто: черные панталоны, лакированные башмаки, белый жилет, черный или синий фрак, длинный галстук; закажите платье у Блена или Вероника. Если вы не знаете их адреса, Батистен вам скажет. Чем менее претенциозно вы, при ваших средствах, будете одеты, тем лучше. Покупая лошадей, обратитесь к Деведё, а фаэтон закажите у Батиста.
– В котором часу мы можем явиться? – спросил Андреа.
– Около половины седьмого.
– Хорошо, – сказал майор, берясь за шляпу.
Оба Кавальканти откланялись и удалились.
Граф подошел к окну и смотрел, как они под руку переходят двор.
– Вот уж поистине два негодяя! – сказал он. – Какая жалость, что это не на самом деле отец и сын!
Он постоял минуту в мрачном раздумье.
– Поеду к Моррелям, – сказал он. – Кажется, меня душит не столько ненависть, сколько отвращение.
Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 529 | Нарушение авторских прав
|