АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

И ПОЛНЫЕ НАДЕЖД ЖЕНЩИНЫ

Жена: Скажи, что ты меня любишь.

Муж: Я тебя люблю.

Жена: Неправда!

Жизнь безумна! Мы суетимся в поисках близости и личностной включенности - и все только для того чтобы в ужасе съежиться, едва такая возможность представится. Часто нам удобнее определять себя через социальную роль: я терапевт, я отец или я муж, - чем прилагать усилия к тому, чтобы быть человеком. Чем больше мы говорим о том, как важно быть индивидуальностью, тем крепче сживаемся с теми функциональными ролями, которые вынуждены играть.

С этой дилеммой сталкиваются каждый человек и каждая семья. Любая семья обладает сложной системой ценностей, образов и мифов о том, что есть собственно человеческое. Насколько мы открыты по отношению друг к другу? Насколько наша семья является роле-ориентированной? В состоянии ли мы приоткрывать наши импульсы, или они должны быть скрытыми? Насколько похожи и насколько отличны друг от друга мужчины и женщины? Являются ли дети автономными человеческими существами или же лишь отражением своих родителей? Подобные вопросы бесконечны, и обращаться к ним люди будут всегда.

Одной из самых эмоционально нагруженных проблем в семье выступает взаимоотношение полов, отношение мужчин и женщин друг к другу. Как они взаимодействуют друг с другом и какая дистанция для этого требуется? Как достигается близость? Данные вопросы входят в круг самых принципиальных в контексте внутрисемейных взаимоотношений. Когда мы вновь собрались на сессию, Ванесса стала говорить о своем прежнем опыте принадлежности к ашраму и поединках с мужчинами.

Ван: Я медитирую каждое утро по 10 минут, но уже не посещаю никаких специальных занятий.

К: Как тебе удалось освободиться? Или же ты все-таки попала в капкан?

Ван: О да! Я действительно попала в капкан! Мне кажется, что я отвернулась от ашрама, медитаций, чтобы направить всю мою энергию на личные взаимоотношения.

К: Как ты это сделала?

Ван: Посредством своих любовных связей.

К: О, ребята! Именно это я и говорил вчера на обсуждении. У меня были подозрения, что суть твоих вчерашних переживаний по поводу неудачных отношений с мужчинами состоит в том, что ты каким-то образом пытаешься заменить гуру друзьями-любовниками, поставить одних на место других.

Одна из серьезных жизненных проблем состоит в том, что мы слишком много фантазируем, мечтая, что о нас будут заботиться и нас будут опекать. Рискованно надеяться на то, что друг-любовник избавит вас от необходимости быть настоящей индивидуальностью. Если ему это не удастся, вы будете глубоко разочарованы. Но хуже, если ему это удастся, тогда вы - никто.

Ван: Я знаю. Это правда. Мой парень тоже говорит обычно: "Ты путаешь своих парней и гуру".

К: Как ты думаешь, могла бы ты прожить без гуру?

Ван: Или без парня?

К: Нет, нет.

Ван: Только без гуру?

К: Да. Потому что, если ты сможешь прожить без гуру, у тебя все хорошо получится с парнем.

М: Правильно.

Ван: Я.... я....я боюсь этого. Мне нужно что-то такое, за что я могла бы зацепиться.

Здесь Ванесса способна выразить словами свое желание, чтобы ее оберегали. Ей хочется верить, что она опять маленькая девочка и окружена заботой и вниманием, которые ей необходимы.

Сама интенсивность ее желания говорит о том, что здесь есть область, заслуживающая подробного исследования. Мои усилия направлены на то, чтобы связать эти потребности с проблемами семьи и ее желанием получить нечто большее от отца.

К: И ты не можешь положиться на Папу?

М: Да! Все именно так!

Ван: Может быть, я не знаю.

К: Вчера ты сказала, что проблемы с парнями как-то связаны с Папой.

Ван: Да.

К: Не думаешь ли ты, что не можешь положиться на него потому, что он не полагается на Бога как на гуру?

Ван: Я не знаю. Просто я не чувствую себя в безопасности с моими родственниками. Я не могу сказать: "Папа, я боюсь". Не думаю, что с ним у меня есть контакт подобного рода.

К: Когда ты перестала обниматься с Папой?

Ван: О, я не знаю, не знаю (ее тревожность возрастает). Я даже не помню.

К: Когда ты была маленькая, да?

Ван: Да.

К: Появлялось ли у тебя когда-либо чувство, что он боится сексуальных переживаний, связанных с тобой?

Ван: Да, я это чувствовала.

Мы уже обсуждали ранее - истинная проблема Ванессы в том, что она не может быть близка с Папой. Возникла тревога, когда я спросил про обнимание. Моя реакция вызвана желанием вынести этот вопрос на поверхность. Выявляя ее тревожность по поводу запрета на инцест, я надеюсь способствовать освобождению Ванессы, чтобы она могла видеть повседневную жизнь более ясно.

К: Не припомнишь ли ты, когда это приблизительно было? Моя мать впала в панику по поводу сексуальных чувств, вызванных мною, когда мне было тринадцать. Я понял это не сразу, а намного позже.

Здесь я делюсь кусочком своей жизни и таким образом нормализую вопрос о сексуальных чувствах между родителями и детьми. Я стараюсь ослабить их оборонительную установку по этому поводу.

Такой вид общения трудно отвергнуть, в отличие от любых прямых вопросов об инцесте в их семье. Когда они слышат рассказ о моей жизни, то не могут так же легко подвергнуть сомнению его истинность, как при упоминании об их жизни. Это часть моего опыта, а не их. Но поскольку это имеет еще и универсальное, общечеловеческое значение, оно является и их частью.

Ван: А-га-а...

К: Имеешь ли ты какое-то представление о том, сколько тебе было лет, когда ты и Папа уже не могли выносить возбуждения, вызываемого друг другом?

Ван: Я бы сказала, где-то после двенадцати. В голову приходит цифра двенадцать.

Способ, которым Ванесса отвечает на мой вопрос о переживаниях по поводу отсутствия телесных контактов с Папой, свидетельствует о том, что эта область нагружена скрытыми смыслами. И вновь мое естественное побуждение - подтолкнуть их на уровень, вызывающий большую тревожность - и тем дать возможность понять новый аспект действительности.

Однако, по правде говоря, это не такой уж спорный вопрос. Я просто приоткрываю здесь некую универсальную реальность. Высветить импульсы - не значит создать их вновь. Родители и дети действительно испытывают друг к другу сексуально окрашенные чувства. И опасными их делает та паника, которая связана с их отрицанием. Отдалять себя от детей, чтобы избежать импульсов, приводящих в замешательство - значит делать плохо семье. Я же хочу, чтобы мы стали лицом к лицу со своими импульсами, а не жили в страхе перед ними.

Решение поделиться с семьей частицей моего собственного связано с убеждением, что для того, чтобы по-настоящему войти внутрь семейной системы, необходимо вести себя очень личностно. Когда я смотрю на них, я должен открыть частичку себя. Когда же они смотрят на меня, я хочу, чтобы они были в состоянии увидеть в этом взгляде часть своего собственного мира. Способность смотреть друг на друга прежде всего как на человеческие существа является центральной для любой терапии. Я не беспокоюсь по поводу того, что они будут рассматривать меня как глупого или неадекватного из-за той информации, которой я с ними делюсь. Я не нуждаюсь в том, чтобы они меня обожали или подтверждали мою значимость лишь для того, чтобы самому не утратить чувства собственного достоинства, своего самоощущения как самоценной и самодостаточной личности. Если вы оказываетесь зависимым от обратной связи, которую получаете от ваших клиентов по поводу своей самоценности, у вас возникают существенные трудности. Такая установка препятствует вашей работе и удерживает на социопатической привязи.

Вся деятельность в рамках профессионального противопоставления "здорового терапевта" и "больного пациента" является весьма интересным феноменом. Утверждение данной дихотомии создает разрыв такого рода, что реальное взаимодействие оказывается попросту невозможным. Это заставляет клиентов поверить в то, что мы можем их “исправить” и что они настолько дефективны, что нуждаются в нашем исправлении. Еще более деструктивной оказывается иллюзия грандиозности, величия, которой терапевты подвержены довольно часто. Нам представляется, что способность терапевта действительно помогать связана с принятием факта, что помочь он по сути дела не может.

* * *

Вопр.: Карл, это был очень тяжелый разговор. Здесь вы использовали свою жизнь, свой собственный опыт для того, чтобы иметь возможность говорить об очень трудных личностных вещах. Зачем вам понадобилось окунаться во всю эту проблематику инцеста? Более того, зачем вы приплели сюда вашу мать?

Карл: Я считаю, что когда мы говорим о сексуальных чувствах между родителями и детьми, то должны подкрепить их самопредъявление своим самопредъявлением. Если вы этого не делаете - вы просто занимаетесь порнографией, грязным делом. В том же случае, когда вы предъявляете себя - а я думаю, что вы можете это делать только если сами прошли терапию и вам самому помощь уже не нужна - вы просто сообщаете об этом как о части вашего символического опыта. Такая информация приоткрывает некоторую реальную область, и они могут размышлять о ней.

При этом я не пытаюсь заставить их комментировать собственный опыт. Например, я в академической манере спрашиваю женщину: "Сколько вам было лет, когда вы поняли, что ваш отец испуган?" - ничего не говоря о том, когда испугалась она сама. Тогда же я рассказываю им о своем опыте взаимоотношений с матерью, ибо он отражает реальную жизненную ситуацию и прямо не связан с их собственным опытом. Я же сам более не тревожусь по этому поводу.

Вопр.: Но не рискуете ли вы показаться им не совсем здоровым? Говорите о том, что вступали в весьма сомнительные взаимоотношения...

Карл: Конечно, я нездоров! У меня нет намерения рассказывать мифы о собственном здоровье. Я рассматриваю себя как существо даже более безумное, чем они. За исключением того, что я получаю доход от этого нездоровья и наслаждаюсь им! И я поддерживаю их в их безумии. Проблема же заключается в том, как не быть глупым!

Вопр.: Хорошо, тогда в чем же разница? Я имею в виду разницу между безумием и глупостью... Вы даете этим понятиям разное толкование!

Карл: Да, если вы глупы и безумны, вы оказываетесь в государственной лечебнице. Если же вы умны и безумны, вы, как Пикассо, сделаете вклад в общечеловеческую культуру. Или же, по крайней мере, вы сможете зарабатывать на жизнь, как это делаю я.

Вопр.: Хорошо, кажется, ваш подход здесь вполне работает. Он сильный и может быть даже полезный. Но по поводу всего этого должны существовать какие-то руководства. Вы не можете просто говорить каждому своему клиенту об интимных взаимоотношениях с собственной матерью. Как вы догадываетесь о том, когда можно говорить такое? И когда, с вашей точки зрения, лучше об этом не упоминать?

Карл: Я ничего не решаю заранее. Я думаю, что одной из проблем терапевта является то, что он часто попадает в плен своего собственного двоемыслия... Это похоже на то, как если бы вы спросили девушку, можете ли вы ее поцеловать. Уже слишком поздно. Если такой двойственностью поражены ваши терапевтические действия, то вы - притворщик. Тогда они тоже начнут притворяться в ответ, так как в своих ответах попадут в сети двоемыслия.

Вот как все происходит. Клиническая интуиция сопровождает мой творческий опыт и одновременно является его источником.

Вопр.: Я все же чувствую неудовлетворенность. Тогда получается, что все, что приходит вам на ум во время встречи, может быть тут же высказано?

Карл: Конечно, конечно. Смогу ли я вам это объяснить?... Должна быть какая-то тренировка. Опыт этих 20, 30, 40 лет профессиональной работы помогает мне более уверенно проводить интервенции. В первые 10, 15, 20 лет меня защищали, мною руководили и, кроме того, меня учили ко-терапевты, и это давало мне определенную свободу, так как терапия в этом случае оказывалась “танцем для двоих”.

Так же, как и в случае одинокого родителя, одинокий терапевт является неполноценным. Семья - слишком мощная структура для одинокого терапевта. Нормально, когда двое родителей. И двое терапевтов. Когда вы становитесь старше, когда вы - бабушка, вы можете растить ребенка самостоятельно. Когда я стал дедушкой, я смог самостоятельно работать с семьей. Но, тем не менее, и сейчас я предпочитаю иметь дело с партнером и командой.

* * *

Сессия продолжилась, в центре внимания оказалась способность Папы включаться в межличностное взаимодействие. Мы узнали, что он чувствовал себя отстраненным еще своим отцом от воспитания собственных детей.

К: Помните ли вы, Папа, времена, когда вам удавалось обнять вашу старшую дочь?

П: Да нет, в этом более или менее первенствовал дедушка. Постоянно.

К: Нас, стариков легко соблазнить. Временами мы очень чувствительны.

П: Он хотел, чтобы кто-то был рядом.

М: Он хотел найти поддержку в ком-то и искал ее. Папа не обнимал никого из них.

П: Никого?

М: Я давала Папе на руки детей, когда они были маленькими, и он только держал их на руках. Только держал, но не обнимал. Только держал.

К: Мужчины очень застенчивы.

М: Да.

К: Вот почему говорят о втором детстве. Потому что большинство мужчин перестают быть человеческими существами, когда делают карьеру. Когда же становятся стариками, они вдруг понимают, чего лишились, и неистово пытаются стать ближе к кому-то. Не думаете ли вы, что нечто подобное происходит и с ним?

М: Может быть, самую малость.

Я дал Папе возможность взглянуть на современное состояние его жизни и оказаться лицом к лицу со своим одиночеством. Мужчины, кажется, часто пытаются выжить, находясь в состоянии оцепенения по отношению к реальной жизни и действуют так, как будто они вещи, а не люди. Я дал Папе мельком увидеть собственную человеческую сущность как альтернативу онемелости.

К: Конечно, у вас сложности, потому что он может обниматься с вашей мамой - и все потому, что она несексуальна. В этом отношении она очень похожа на его маму.

М: Правильно. Он и его мама были вот как это (Мама скрещивает два пальца), при этом его папа был где-то на отшибе.

К: У меня появилась безумная мысль (Смеется). Когда вы сказали, что он и его мать были вот как это (скрещивает пальцы), у меня возник образ искривленных пальцев, как бы связанный с искривленными отношениями между ним и его матерью.

Делясь с ними плодами своего воображения, я надеялся, что они получат ясную картину чего-то нездорового между Папой и его мамой.

Я предлагал им свои зрительные образы, и это являлось показателем моей все возрастающей способности быть свободным с ними. Мы уже вышли из первоначальной стратегической фазы. Хотя стратегия всегда остается частью взаимоотношений с семьей, сейчас она отошла на задний план.

Это похоже на любые другие взаимоотношения в том аспекте, что развитие здесь также происходит поэтапно. Сейчас я меньше связан с их проблемами и более свободен в соприкосновении с моими собственными внутренними реакциями. Достичь этой фазы очень важно, для того чтобы наша работа оказалась плодотворной. Насколько меня захватывает их борьба с реальностью, проблемами и поиск решений, настолько я вовлекаюсь в их систему. А как только я оказываюсь внутри, я нейтрализуюсь. Будучи однажды соблазненным таким образом, я теперь, подобно Алисе из Страны Чудес, бегущей вместе с Королевой, мог бы воскликнуть: "Чем быстрее я бегу, тем больше отстаю".

Дата добавления: 2015-10-19 | Просмотры: 450 | Нарушение авторских прав