АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 35. Макбрайд подкинул в печь дров, а состарившийся ученый тем временем готовил обед на троих: простую трапезу из жасминового риса и овощей со своего огорода

Макбрайд подкинул в печь дров, а состарившийся ученый тем временем готовил обед на троих: простую трапезу из жасминового риса и овощей со своего огорода, к которой, правда, присовокупил бутылочку «Старой красной лозы». Пища была аппетитной. Пока ели, Шапиро поведал гнусную историю программы по исследованию «управления сознанием».

— Большинство считало ее ответом на то, что коммунисты делали в Центральной Европе и Корее. Помните, они провели показательный судебный процесс с участием одного польского священника? Тогда еще много болтали о «промывании мозгов»? Но, по правде говоря, Программа началась задолго до этого.

— Программа? — переспросила Эйдриен, вспомнив сайт, который часто посещала сестра.

Шапиро нахмурился:

— Так мы сами называли этот проект. Программа началась в Европе, во время Второй мировой войны, когда Управление стратегических служб искало «сыворотку правды» — наркотик, который можно использовать на допросах.

Налив бокал вина, ученый объяснил, что в послевоенные годы проект расширился — стали поступать деньги из недавно созданного ЦРУ. К 1955 году проводилось уже более 125 экспериментальных программ в лучших университетах страны и кое‑каких тюрьмах. Отдельно велись исследования в учреждениях для душевнобольных и над «неподозревающими добровольцами».

— Что это означает? — поинтересовался Макбрайд.

— Мы устанавливали скрытые камеры в публичных домах, пробовали препараты на отбросах общества без их ведома, — ответил Шапиро. — Использовали для своих целей наркоманов, гомосексуалистов, коммунистов, извращенцев и всякое хулиганье. — Он умолк и, улыбнувшись, добавил: — Либералов и фанатов «Доджеров».

Затем Шапиро снова посерьезнел и продолжил, объяснив, что в условиях «вечной мерзлоты» «холодной войны» всех девиантных личностей считали законной добычей спецслужб.

— Нам не требовалось официального разрешения, — подчеркнул Шапиро, — потому что исследования засекретили. Они проводились в «интересах национальной безопасности», и, значит, на них не распространялись обычные ограничения.

— Чтобы легко спрятать концы в воду? — предположила Эйдриен.

— Ничего не приходилось прятать — исследования и так велись в обстановке полнейшей тайны. И хотя у некоторых из нас и возникали этические соображения по поводу тестирования лекарств на не подозревающих ни о чем людях, эти соображения казались малозначимыми, когда ты чувствовал, что имеешь дело с врагом.

— Я думал, врагом считался Советский Союз, — заметил Макбрайд.

— Конечно. Но «холодная война» велась не только на внешнем фронте, но и на внутреннем. Это была война за «Американский путь», который, могу вас заверить, не включал в себя в те времена ни геев, ни психов, ни наркоманов. Их легко отдавали на расправу.

— О каких исследованиях вы вообще говорите? — спросил Льюис.

Старик замялся и пожал плечами.

— Что ж, — пробормотал он, обращаясь не столько к гостям, сколько к себе, — вряд ли это является секретом в наши дни… Двадцать лет назад уже проходили парламентские слушания и судебные процессы на эту тему, написано много книг…

— Верно. Так что это были за исследования?

— Мы изучали гипноз, телепатию и управление психикой. Еще, пожалуй, назову дистанционное наблюдение. Занимались и психологической обработкой объектов с использованием условных рефлексов: унижения и боли.

— Унижения и боли? — потрясенно повторила Эйдриен, не в силах поверить своим ушам.

— Да, этими физиологическими факторами — как усилить их в психике испытуемого, закрепить и использовать. Более того, мы научились замерять их, — добавил Шапиро. — Только эксперименты с болью оказались не слишком полезны.

— Почему? — поинтересовался Макбрайд.

Ученый вздохнул:

— Кое‑какие сложности с подбором персонала. Видите ли, специалисты, которые дорожили своей репутацией, отказывались иметь с нами дело. А те, кто соглашался, не оправдывали ожиданий в плане объективности.

Льюис удивленно хмыкнул:

— Как же так?

— Постепенно исследования перешли за ту тонкую грань, которая отличает науку от садизма. Так же как эксперименты с наркотиками стали мешаться с сексом. Откровенно говоря, Программа в целом оказалась связана с использованием сексуальных импульсов, что наложило отпечаток на результаты.

— Вы упомянули об «управлении психикой», — подсказала Эйдриен.

Шапиро поерзал на подушке — ему был явно неприятен этот разговор.

— Да.

— Расскажите вкратце.

Отставной церэушник некоторое время помолчал, а потом все же ответил:

— Мы изучали способы управления психикой, производя опыты, в ходе которых испытуемый получал большую дозу какого‑нибудь психоделического препарата и помещался в темную герметичную среду. Затем на него воздействовали с помощью многократно повторяющихся записей с определенной информацией. Предполагался терминальный исход эксперимента.

— Вы сказали, в герметичную среду? — переспросила Эйдриен.

— Да, мы использовали металлические ящики. Наподобие тех, в которых хранят покойников в моргах, — пояснил Шапиро.

Макбрайд раскрыл рот, одновременно формулируя в уме следующий вопрос:

— А что вы имели в виду под терминальным исходом?

— Никто не умер, — заверил Шапиро, — однако считали, что испытуемые уже не поправятся. Так в большинстве случаев и происходило.

— И что же…

— Шестьсот миллиграммов ЛСД ежедневно, — сказал ученый. — От двух до шести месяцев в полной темноте.

Ни один из гостей не проронил ни слова. Наконец Эйдриен обрела дар речи и прошептала:

— Как вы могли?

Шапиро взглянул ей в глаза и намеренно исказил смысл вопроса:

— Насколько я помню, мы вставляли испытуемым катетеры, и питание они получали внутривенно.

— Господи, — тихо проговорил Льюис.

— Вам налить? — предложил хозяин.

Эйдриен поежилась и отвернулась, Макбрайд покачал головой. Шапиро смежил веки и некоторое время просто сидел, вкушая прелесть момента: потрескивающий в очаге огонь и вкус «Старой красной лозы». Когда через некоторое время старик открыл глаза и заговорил, гостям стало неуютно. Переход оказался столь резок, что Эйдриен вспомнила о хищных птицах — орлах или ястребах, с их пристальным и жестоким взглядом.

— Догадываюсь, о чем вы думаете, — проговорил хозяин дома.

— Полагаете?

— Вы считаете меня военным преступником.

Фраза потонула в мертвой тишине — никто и не подумал возразить.

— Что ж, — заключил Шапиро, — думаю, вам стоило бы там побывать. — Он пригубил вино и взглянул на собеседников. — Теперь легко осуждать то, чем мы занимались тогда. Трудно в это поверить, но намерения людей, создававших Программу, были чисты как первый снег.

Глаза Эйдриен округлились, и бывший разведчик продолжил:

— Те люди знали, на что способны Гитлер и ему подобные. Поэтому они готовились фанатично защищать свободу. Знаю, звучит банально — разговоры о свободе всегда кажутся банальными, — но я сказал правду. — Ученый‑разведчик умолк и, опершись левой рукой о пол, с неожиданной для его возраста ловкостью вскочил на ноги. Пройдя к печи в противоположном углу комнаты, он открыл дверцу, помешал кочергой угли и подкинул свежее полено. И снова обернулся к гостям: — Изначально Программу разработали, чтобы выявлять и устранять таких, как Гитлер и Сталин, не допускать их прихода к власти.

— То есть в рамках Программы выращивали наемных убийц? — предположил Макбрайд.

Старик пожал плечами:

— Отчасти. Идея заключалась в том, чтобы создать агентов с контролируемым поведением, готовых пойти на задание, даже если его исход противоречит инстинкту самосохранения.

— А это как понимать? — спросил Льюис.

— Полагаю, что агентам внушали не бояться смерти, — предположила Эйдриен.

Шапиро едва заметно склонил голову, неохотно соглашаясь.

— Выживание агента не являлось для нас решающим фактором. Если агент выживает и пойман, то возникают проблемы. А людям так или иначе свойственно попадать в ловушки… Не в первый и не во второй раз, но рано или поздно это происходит.

Гости взглянули на хозяина дома.

— Предположим, ружье даст осечку, — объяснил Шапиро. — Или полицейские неожиданно заинтересуются безобидными на первый взгляд вещами — так ведь тоже происходит. И скоро вы узнаёте, что ваш человек подвешен за ноги в подвале министерства безопасности какой‑нибудь страны и все норовят задать ему вопросы. Вот поэтому мы довольно активно разрабатывали способы создания особых агентов…

— Попробую угадать, — вызвался Макбрайд. — Вы сводили их с ума?

Шапиро направлялся к столу, будто взвешивая эту формулировку. Он устроился на подушках и ответил:

— Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности[44]. И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания‑ширмы[45]. Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.

Эйдриен взглянула на Макбрайда, затем обратила озадаченный взгляд на Шапиро.

— Что такое воспоминание‑ширма? — поинтересовалась она.

Ученый задумался.

— Это ложные воспоминания, смехотворные уже в своей основе. Любой, кто будет настаивать на их истинности, сам себя дискредитирует.

— Вы не могли бы пояснить на примере? — попросил Макбрайд.

— Меня похитили пришельцы и отвезли на подземную базу в Антарктике, — проговорил ученый.

— В детстве меня истязали сатанисты, — добавила Эйдриен.

— Точно, — сказал Шапиро. — Говорящий — а в нашем случае убийца — моментально становится в глазах слушателей «тихо помешанным». Что, как вы можете себе представить, выглядит убедительно для каждого.

— Убедительно? — бросила ему в лицо Эйдриен. — Вы говорите о человеческих жизнях. Вы говорите о моей сестре!

Старика потрясла неожиданная вспышка гнева со стороны гостьи.

— Я говорю гипотетически. А кроме того, Программа вряд ли имеет какое‑то отношение к вашей сестре, если только она не гораздо старше вас.

— Как вы смеете такое утверждать? — возмутилась Эйдриен. — Вы же видели имплантат.

— Нас перестали финансировать лет тридцать назад. К тому времени подавляющее число проектов переместилось за границу. Шестидесятые, что вы хотите! Каждый, кому не лень, проводил собственные эксперименты по управлению рассудком.

Неожиданно для себя Лью улыбнулся:

— Вы сказали, исследования переместились за границу?

— Большая часть работ проводилась в университетах и исследовательских институтах. Финансирование шло через фонды и учреждения, которым мы могли доверять. Когда агентством пристально заинтересовались конгресс и журналисты, некоторые особенно секретные проекты пришлось переместить за рубеж. К тому времени когда комиссия Рокфеллера приступила к расследованиям, вся деятельность оказалась прикрыта, а я ушел в отставку.

Какое‑то время все молча сидели, глядя на блики огня. Наконец Макбрайд откашлялся.

— А как же я? — спросил он. — Откуда взялся имплантат?

Шпион в отставке покачал головой.

— А моя сестра! — настаивала Эйдриен — Как насчет нее?

Шапиро развел руками:

— Вы говорите не с тем человеком. Повторяю, я — динозавр в этой области.

— Нет, думаю, я разговариваю с человеком, который не хочет принять факты. Даже когда они лежат у него перед носом. Вы видели историю болезни, видели имплантат.

— Я видел фотографию.

— Считаете, что мы все выдумали? — поинтересовался Льюис.

— Нет, — уступил ученый.

— Тогда почему не хотите признать очевидное? Ведь ясно, что Программа не закрыта, — настаивала Эйдриен. — ЦРУ…

— ЦРУ не имеет к этому никакого отношения. — Шапиро медленно покачал головой. — Поверьте мне: если бы в проекте было замешано Управление, я бы знал.

Макбрайд пытался понять.

— Тогда кто же всем этим занимается?

— Франкенштейн, — ответил Шапиро.

Гости переглянулись, полагая, что неверно расслышали последнюю реплику хозяина дома.

— Простите, кто?

— Франкенштейн. — Старый ученый прикончил второй бокал вина и откинулся на подушки. На его губах блуждала отчужденная улыбка. — Агент или организация, не контролирующаяся извне.

— И?… — Эйдриен посмотрела на Шапиро, побуждая его закончить мысль.

— Это просто мои догадки, — признался он. — Судя по фотографии, я бы сказал, что Программу приватизировали.

— То есть как — приватизировали? — не понял Льюис.

— Значит, она оказалась в руках владельца из частного сектора. Или того, кто перешел работать в частный сектор. Иными словами, некто продолжил исследования уже самостоятельно — без помощи ЦРУ.

— Кто это может быть? — спросила Эйдриен.

Шапиро пожал плечами:

— Не имею представления.

— На такой проект требуется немало средств, — размышлял вслух Макбрайд.

Бывший разведчик кивнул:

— Да, не один миллион. А с другой стороны — на что не требуется денег?

— Как же им удается держать исследования в тайне? — удивилась гостья.

Старик немного поразмыслил.

— Вполне осуществимо, если разместиться в оффшорной зоне. Это должно быть что‑нибудь небольшое, вроде клиники, где анонимность пациента имеет первоочередную значимость. — Ученый задумался. — Знаете, а ведь над Программой работают уже тридцать лет. Бог ты мой!

— Вы сказали, что поместили бы исследования в клинические условия? — ухватилась за мысль Эйдриен.

— Да.

Она подалась вперед:

— Тогда скажите, вы когда‑нибудь слышали о клинике Прудхомма?

Шапиро насупился, подумал и покачал головой:

— Не припомню.

Эйдриен обернулась к своему спутнику, который смотрел на нее с немым вопросом, не понимая, к чему она клонит.

— А ты?

Вопрос застал Макбрайда врасплох.

— Что? Слышал ли я о клинике? — Льюис представления не имел о том, что за игру затеяла Эйдриен, однако, поняв, что она настроена решительно, покопался в памяти. — В Луизиане есть шеф‑повар с похожей фамилией, но не думаю, что он здесь как‑то замешан. — После недолгой паузы Лью спросил: — И где эта клиника Прудхомма?

Эйдриен проигнорировала вопрос и снова обратилась к Шапиро:

— Вы все время упоминаете о какой‑то Программе, и… — Она остановилась и вздохнула, собираясь с мыслями. — Несколько дней назад, перед тем как Лью удалили имплантат, я застала его за компьютером своей сестры. Он зашел на какой‑то очень странный сайт: «programm. org».

— И что?

— Льюис находился в трансе — полностью отключился. Он не реагировал ни на что, кроме сайта, который оказался интерактивным: на экране появлялись вопросы, а Лью набирал на клавиатуре ответы. Один из вопросов звучал так: «Где ты находишься?»

— Что ж, интересно, — заметил Шапиро, — только я не совсем понимаю, к чему вы клоните.

— А клоню я к тому, — ответила Эйдриен, — что на следующую ночь нас попытались убить. Открыли газ, и дом взорвался. А ведь до этого никто не знал, где мы находимся. Из этого я делаю вывод, что адрес им дал Лью — когда торчал на той проклятой веб‑странице.

— Вам удалось что‑нибудь выяснить о сайте?

— У меня есть друг, в компьютерах он настоящая голова. Так вот, он кое‑что узнал, — продолжила Эйдриен.

— И что именно? — поинтересовался Шапиро.

— Страничка создана в некой клинике Прудхомма, которая находится в одном швейцарском городке.

Бывший церэушник покачал головой и пожал плечами:

— Первый раз о ней слышу.

Эйдриен откашлялась.

— Есть еще кое‑что, о чем я пока не рассказывала. — Она обернулась к Макбрайду: — Сестра кого‑то убила.

— Что?!

— Она прикончила какого‑то человека во Флориде.

Глаза Шапиро округлились. Эйдриен продолжала:

— Ее жертвой оказался старик в инвалидном кресле — он сидел на эспланаде и любовался закатом. Никки застрелила его из снайперской винтовки с глушителем и телескопическим прицелом. Потом в газетах писали, что пуля перебила позвоночник надвое.

— А откуда у вас такая информация? — В тоне Шапиро сквозил скептицизм.

Девушка рассказала о том, как нашла винтовку в квартире сестры.

— И я только сейчас об этом узнаю?! — воскликнул Лью.

— Я не имела представления о ее назначении, — пояснила Эйдриен, — пока не просмотрела выписки с кредиток. Из них стало ясно, что Никки ездила во Флориду. Затем я выяснила, где она останавливалась, и прочла в газетах о старике, которого убили в то время, когда она там находилась. Тебя держали в больнице, а потом мы приехали сюда. К тому же я хотела свести все в общую картину.

Макбрайд осушил бокал вина и поинтересовался:

— Так кого она убила?

— В газетах писали о каком‑то Кальвине Крейне.

Рука Шапиро непроизвольно дернулась, и он чуть не расплескал вино. Эйдриен заметила, что черные глаза старика снова округлились от изумления.

— Ваша сестра убила Кальвина Крейна? — переспросил Шапиро.

Гостья кивнула:

— Вне всяких сомнений.

— Погодите, — пробормотал Лью, обращаясь то ли к себе, то ли к собеседникам. — В Институте работал один Крейн.

— Если мы говорим об одном и том же человеке, то он возглавлял Институт глобальных исследований, — проговорил Шапиро, — и не один десяток лет.

— Совершенно верно! — воскликнул Макбрайд. — Я Крейна не застал — когда я начал работать на Институт, он уже отошел от дел, но его фамилия по‑прежнему значилась на официальных документах. Если не ошибаюсь, он оставался почетным директором. — Льюис помедлил и потрясенно проговорил: — Боже мой, подумать только!

Эйдриен кивнула.

— Ты и Никки… Крейн и Институт. Ты и Дюран. Дюран и моя сестра. Моя сестра и Крейн… Какой‑то замкнутый круг!

На секунду все замолчали. Девушка съежилась в кресле, обхватив себя руками, и сосредоточенно нахмурилась.

— Но ради чего все это? — жалобно проговорила она, переводя взгляд с одного собеседника на другого. — Джефф Дюран, имплантаты, Кальвин Крейн… Моя сестра. — Эйдриен покачала головой. — Зачем?

Шапиро откашлялся и стал подниматься, и Макбрайд увидел в этом знак, что старик потрясен.

— Что ж, — сказал бывший разведчик, — я не стану спрашивать, кто такой Дюран. Думаю, наш разговор и так зашел достаточно далеко.

— Откуда вы его знаете? — спросила Эйдриен. В ее голосе вновь звучала свойственная ей деловитость.

— Кого?

— Кальвина Крейна.

Церэушник в отставке молчал, казалось, довольно долго, и гостья собиралась уж было повторить вопрос, когда он заговорил:

— Кальвин Крейн — это легенда. Он — член ордена тамплиеров.

— Какого ордена? — переспросил Лью.

— Так их называли — близкий круг Аллена Даллеса[46]. Сразу после войны они создали ЦРУ. Дес Фитцджеральд и Ричард Хелмс, Корд Мейер и Кальвин Крейн.

— Значит, он был агентом ЦРУ? — уточнила Эйдриен.

Шапиро поежился, услышав такую наивную формулировку, и покачал головой:

— Нет. Крейн пришел к началу спектакля, но не досмотрел и первого действия… — Шапиро замолчал. — Послушайте, — признался он, — вы милые люди, но зашли в самую темень. Не лучше ли уйти по‑тихому?

— Уйти? — проговорил Макбрайд. — Нас пытаются убить. Как, черт возьми…

— Кто пытается вас убить?

Льюис вопросительно взглянул на спутницу. Та пожала плечами, и он признался:

— Точно не знаю.

Хозяин дома вздохнул.

— Институт входил в число каналов финансирования, — сказал он. — Крейн пользовался полным доверием как хороший друг Управления.

— Выходит, он тоже имел какое‑то отношение к Программе? — предположила Эйдриен.

— И не только. Кальвин Крейн владел капиталом и обладал связями с влиятельными людьми по всему свету. А кроме того, он считался разумным и мыслящим человеком. — Шапиро заколебался, нахмурился. — То, что ему пришлось умереть так, как вы сказали, действительно трагично. — Помедлив, он добавил: — И в этом есть своя ирония.

— Ирония? — удивилась Эйдриен.

Шапиро кивнул.

— Змея укусила себя за хвост. Крейн хотел создать в системе ЦРУ организацию наемных убийц, но не получил поддержки.

Гостья покачала головой — быстрое движение слева направо, которое можно было истолковать как «Невероятно!».

— Как вы это назвали?

— Организация наемников.

— А в ваших устах это прозвучало, словно «служба коммунальных услуг».

Шапиро вяло улыбнулся:

— Они стремились выявлять и устранять людей, представлявших угрозу спокойствию в мире. Организация защищала бы либеральную демократию или «Американский образ жизни» — я не помню точно, да Крейн и не уточнял ее задачи. Он лишь собирал круг приближенных, чтобы создать особую структуру внутри Управления — такую, которая бы узаконила убийство в качестве инструмента государства.

— Так вы хотите сказать, что ЦРУ не занималось устранением людей? — поинтересовался Макбрайд. — А как же тогда убийцы с «контролируемым поведением», о которых вы рассказывали?

Шапиро покачал головой:

— Это разные вещи. Программа под моим руководством представляла собой смелый исследовательский проект — широкомасштабный и засекреченный. Конечно, его неотъемлемой частью была и оперативная деятельность. Но мы не занимались устранением нежелательных людей.

— А как насчет Кастро? — смело предположил Льюис.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — согласился Шапиро. — Это самодеятельность, а вовсе не то, что замышлял Крейн. Более того, попытки оказались неудачными.

Макбрайд наклонил голову.

— А вам не кажется странным, что так много «тихо помешанных» с успехом устраняли политических лидеров, в то время как ЦРУ, располагающее огромными ресурсами, проваливало каждую известную нам попытку?

Хозяин дома взглянул на часы, поднялся, давая понять, что разговор подошел к концу, и начал убирать со стола посуду.

— Что ж, — вздохнул Шапиро, — все это очень интересно. Однако вокруг темно, а вам далеко идти.

Льюис понял намек, встал и помог подняться своей спутнице.

— Вообще‑то, — уточнила она, — мы остановились в «Хиллтоп‑Хаус» — отсюда рукой подать.

Шапиро покачал головой.

— Я не это имел в виду, — туманно пояснил он. — Вам предстоит долгий путь в темноте.

Проводив гостей к выходу, Шапиро открыл дверь и ненадолго задержался.

— Пристегните ремни, — сказал старик и исчез за закрывшейся дверью.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 471 | Нарушение авторских прав