АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 38. Может быть, все произошло из‑за вина

Может быть, все произошло из‑за вина. Или от постоянной угрозы смерти. А может, здесь сыграло свою роль и то и другое. Однако скорее всего просто настало время. Они стояли у «Супер 8» — «баснословно дешевого мотеля», как обещал путеводитель, — и ждали, когда двигатель заглохнет. Каким‑то образом «додж» приобрел привычку работать даже с выключенным зажиганием, и некоторое время ничего нельзя было поделать, кроме как стоять и ждать, слушая, когда же затихнет мотор.

— В голове не укладывается, — проговорила Эйдриен. — Тот список, и вообще.

Похолодало, пальмы дрожали на ветру. На мокром от дождя асфальте мерцали отблески фонарей.

— Понимаешь, каждый раз, едва я подумаю, что все, хватит, мне вспоминается Никки в ванне. И Эдди. — Девушка отвела взгляд в сторону: по влажной дороге шуршали шинами автомобили, неоновая вывеска переливалась на асфальте ярко‑синими зигзагами. — Я вспоминаю свечу в подвале перед взрывом дома в Бетани. И все те убийства, о которых мы читали.

Макбрайд следил за ее рукой, которая поднялась вверх и зарылась пальцами в волосах, будто Эйдриен пыталась удержать голову. В ее глазах блестели слезы. Наконец «додж» кашлянул в последний раз, и Льюис проговорил:

— Мне тоже страшно. Пойдем, уже темно, — и обнял ее.

Эти два совершенно посторонних человека, по воле судьбы оказавшихся в нелегкой ситуации, старались держаться друг от друга на расстоянии, тщательно избегая любого физического контакта. Теперь же Эйдриен прижалась к спутнику, вздрагивая от рыданий. Льюис повернул Эйдриен к себе и отер с ее щеки слезы, а затем склонился и поцеловал так нежно, как еще никого не целовал. Это прикосновение напоминало целомудренный поцелуй любящего дядюшки. На ее влажных и прохладных, как воздух, губах улавливался привкус манго. Эйдриен чуть отстранилась от Макбрайда и проронила едва уловимое «ох». А затем их губы вновь сомкнулись. Только теперь поцелуй был настоящим. Длился он недолго — наверное, секунд десять — и возвещал о грядущей близости. Прислонившись к машине, влюбленные неловко путались в одежде друг друга, едва удерживаясь в рамках приличия. От окончательного падения в бездну безнравственности их спасла неожиданно появившаяся из дверей одного номера пара. Блондинка с пышной гривой волос, цокая на шпильках, спросила спутника сильным грудным голосом:

— «Тик‑так» хочешь?

Эйдриен засмеялась сначала тихо, почти неслышно, а затем робкое хихиканье переросло в настоящий хохот, с которым девушка оказалась не в силах совладать. На заплетающихся от веселья и еле сдерживаемого желания ногах, влюбленные направились в свой номер и, едва закрыв за собой дверь, набросились друг на друга. Эйдриен так и пылала страстью, а что до Льюиса…

Препятствие в виде одежды устранить было нелегко — Макбрайд перестал ощущать, где заканчивается его тело и начинается ее. Пришлось ненадолго разлучиться, чтобы удалить помеху.

— Это ошибка, — страстно поведала Эйдриен и вновь захихикала, исполняя подобие скоростного стриптиза.

— Согласен, — подтвердил Макбрайд, запуская носок в противоположный угол комнаты.

— Нежелательное осложнение, — продолжила она, бросаясь на постель.

— Нам следует обождать, — согласился Льюис, созерцая ее примерно наносекунду. А потом он набросился на нее так, словно завтра никогда не настанет.

После исчезли все запреты. Эйдриен, настолько закрытая, «застегнутая до последней пуговицы», точная и сдержанная, в постели вела себя совершенно бесстрашно. Она не боялась экспериментировать, и когда Макбрайд подумал, что можно и закончить, Эйдриен оперлась на локти и сказала, будто занятие любовью требовало какого‑то оправдания:

— Видишь ли, мы здоровые молодые животные. Так что все вполне объяснимо.

— Ах, «животные»? Я сейчас тебе устрою «животных».

— Ой!…

— Ишь, «здоровые», — не унимался он. — Я тебе покажу «здоровых».

— Ты за это заплатишь, — сказала Эйдриен, забралась на Макбрайда и, пригвоздив коленями его локти к постели, склонилась над ним.

Льюис «заплатил».

Позже, заливаясь смехом, Эйдриен заявила, что ей стыдно за то, что она таким вот бесцеремонным образом «изъяла плату».

— Я знаю одно средство от стыда, — сообщил Льюис.

— Попробую угадать…

Средство помогло.

Затем они просто лениво лежали рядом. Макбрайд обнаружил колоду карт в столе, где по идее должна находится «Гидеоновская Библия»[51], и, усевшись на кровати, принялся развлекать возлюбленную карточными фокусами. Льюис мог разбить колоду одной рукой, что со стороны казалось простым делом, пока Эйдриен не попробовала повторить фокус сама: карты разлетелись по всей комнате.

— У тебя есть шляпа?

— Нет, — ответила она и хихикнула. — А что?

— Просто если бы у тебя была шляпа, я бы научил попадать в нее из противоположного угла комнаты.

— А зачем мне это?

— Так можно зарабатывать в баре, кидая карты на спор, если адвокатская практика не заладится.

Перетасовав карты, Макбрайд попросил Эйдриен выбрать карту.

— Любую? — спросила она.

— Я давно заметил за тобой необычайную проницательность. Ты, случайно, не медиум?

— Не‑а.

— Ну все равно, выбирай.

Она так и сделала.

Льюис стасовал колоду, которую держал на вытянутой руке, еще раз, протянул подруге и скомандовал:

— Теперь вытащи свою карту и прижми ее ко лбу.

Та недоверчиво взглянула на него и, сосредоточенно хмурясь, стала выискивать карту в колоде.

— Ее здесь нет.

— Ты уверена?

— Да, — сказала она и засмеялась. — Как ты это делаешь?

— Что именно?

— Как находишь карту?!

— Какую карту? — спросил он.

— Которую я выбрала!

— А‑а, ты о даме червей?

— Ого! — воскликнула Эйдриен. — Как ты угадал?

Лью пожал плечами:

— Не знаю, просто фокус такой. И к тому же у меня ее нет.

— Нет, есть, — настаивала Эйдриен. — Отдавай! Ты ее под футболкой спрятал или еще где‑то. Я знаю!

— Нет ее там.

— Есть!

— Нет!

Эйдриен вылезла из постели и ощупала его одежду, что заняло не много времени — на Макбрайде ничего, кроме футболки, не осталось.

— Где она? — требовательно спросила Эйдриен.

Макбрайд задумался на несколько секунд, и его лицо приняло торжественное выражение. Наконец он проговорил:

— Карта в ванной, в раковине.

Эйдриен посмотрел на него с недоверием:

— Ну, правда!

— Карта в раковине, — повторил фокусник.

— Нет, не там! Там ее не может быть!

Он развернул ладони к потолку и взглянул на Эйдриен с самодовольной невинностью, отличающей шарлатанов всего мира. «Ну что поделаешь с этой женщиной? — так и вопрошал его взгляд. — Почему она не верит?»

— Ладно, — сказала Эйдриен, вставая с постели. — Но ты оставайся здесь и не двигайся!

— Не буду!

— Не вставай.

— Не встану.

Не спуская глаз с Макбрайда, Эйдриен медленно попятилась в ванную, открыла дверь, шагнула внутрь и вскрикнула. Секундой позже ворвалась в спальню с дамой червей в руке и круглыми как блюдца глазами.

— Как ты это сделал?! — закричала она.

Льюис усмехнулся:

— Ты и не подозреваешь, сколько я всего умею.

— А как ты научился?

— В детстве я прочел все книги о Гудини. Хочешь знать правду? Если бы я не открыл для себя баскетбол и девчонок, теперь стал бы гвоздем шоу‑программ в Лас‑Вегасе. «Великий Макбрайд». — Он улыбнулся и вздохнул. — Я ничего об этом не помнил… До недавнего момента.

Вскоре они отважились на вылазку в душ, где омывали друг друга мыльной пеной, что привело ко вполне закономерному результату. Так и произошло — оба оказались на полу, утомленные энтузиазмом и изобретательностью друг друга. Наконец Эйдриен с трудом поднялась на ноги, направилась к раковине и с жадностью принялась пить из‑под крана, набирая воду ладонями. Когда Макбрайд вернулся в спальню, она уже крепко спала, натянув покрывало до самого подбородка, а на ее лице блуждала по‑детски беспечная улыбка.

Эйдриен проснулась рано и решила не будить Льюиса. Ей нравилось, как он смотрится в постели: правая рука закинута за голову — точно плывет во сне.

Она оделась, причесалась и набросала короткую записку:

«Привет. Я в библиотеке — проверяю фамилии. Скоро буду. Люблю, Эй».

Нет.

«Люблю» не годится — слишком быстро. Она никого еще не любила — во всяком случае, так. Может быть, прошлая ночь станет первой из многих. А может, и нет. Так что Эйдриен порвала записку и начеркала новую, которую оставила на столике в ванной рядом с его зубной щеткой:

«Привет. Я в библиотеке. Проверяю фамилии. Вернусь к обеду. Пчелка‑трудяга».

Эйдриен спустилась к столику администратора и спросила у дежурной, как пройти в библиотеку. Та даже рот разинула от удивления.

— Билли‑аптеку? — Она растерянно поморгала глазами. — Без понятия, милочка.

Воспользовавшись таксофоном в холле, Эйдриен узнала номер библиотеки в справочной службе, набрала его и получила подробные инструкции, как добраться до искомого заведения. По воле случая библиотека находилась всего в трех кварталах от мотеля, где они остановились. И через пять минут Эйдриен уже прибыла на место. Час спустя она закончила все дела.

Когда Эйдриен вернулась, Макбрайд по‑прежнему валялся в постели. Услышав, что она вошла, он лениво потянулся и довольно промычал:

— Мм‑м… иди сюда.

Эйдриен пришлось бороться с искушением: с одной стороны, приятно снова заползти под одеяло и раствориться в ощущениях, а с другой… Она стояла в двери и сжимала в руках желтый линованный блокнот.

Макбрайд приподнялся на локте и, внезапно посерьезнев, обеспокоенно спросил:

— Что случилось? Поразмыслила и решила, что я не твой вариант?

— Нет.

— Уф‑ф‑ф… А то вдруг я влюблен? К тому же, наверное, я и вправду влюблен. Ты точно не придешь? — сказал он, с театральной развязностью растягивая слова. — Иди, не пожалеешь.

— Лью.

Трезвые нотки в ее голосе подействовали должным образом.

— Ладно, — сказал он, усаживаясь, — что произошло? Где ты пропадала?

— В библиотеке.

— Так, и что выяснилось? — Макбрайд протер глаза и заглянул ей в лицо, комично изобразив, будто весь обратился в слух.

— Лучано Альбино, — сказала она.

— Альбино, — повторил Льюис и нахмурился, стараясь припомнить, где он слышал это имя. — Ах да, список. Так кто он такой?

Эйдриен повернула к нему блокнот, показывая надпись, и тот прищурился.

«Иоанн Павел I»

— О Господи, — пробормотал Льюис. — Так вот какого «Папу» имел в виду Крейн. Ходили слухи, что его отравили.

— Нас убьют, — объявила Эйдриен.

Макбрайд надолго замолчал.

— Знаю.

— «Знаю», и все?! — Ее голос дрожал, и она пыталась совладать с собой.

— Во всяком случае, попытаются. Только ничего у них не получится.

— Почему? — строго спросила Эйдриен, присаживаясь на постель.

— Потому что мы их опередим.

— Что?!

— Мы их найдем. И я убью этого мерзавца, — поклялся Макбрайд.

— Кого?

— Опдаала.

— Ты что — свихнулся?

— Этого он меньше всего ожидает.

— Ну разумеется, потому что глупее ничего не придумаешь!

— Нет, тут ты не права. Самое глупое — продолжать прятаться. Потому что в конце концов бежать будет некуда.

— И чего ты добьешься, убив его? — спросила Эйдриен. — Если, конечно, предположить, что ты на это способен, во что я лично не верю.

— Сошлюсь на вынужденную самооборону, а ты будешь моим адвокатом. Устроим громкий суд, и все выплывет. — Он помедлил. — Что скажешь?

Эйдриен молча созерцала его секунд десять — двадцать, потом ответила:

— Ты не в себе.

Макбрайд уронил голову на подушку.

— Да, — признался он. — Но если у тебя нет идеи получше, то я открываю охоту на этого мерзавца. Я не знаю другого способа остановить «Иерихон».

— «Иерихон»? Ты даже понятия не имеешь, что это значит.

— Немного представляю.

— Объясни, пожалуйста.

— Очередное массовое кровопролитие, — сказал он.

Эйдриен согласно кивнула.

— Что еще?

— У нас мало времени.

Собеседница озадаченно посмотрела на него:

— Почему ты так думаешь?

И, произнося эти слова, она уже знала ответ — потому что Никки послали убить умирающего.

Перехватив ее взгляд, Макбрайд понял, что она и сама догадалась.

— Они не могли больше ждать, — сказал Льюис.

Эйдриен кивнула.

— И нам еще кое‑что известно, — добавил он.

— Да?

— Да. Мы знаем, кто убийца, кто поднесет спичку к фитилю.

Эйдриен нахмурилась, не совсем понимая, о чем речь.

— Это де Гроот, — объяснил Макбрайд, — мой клиент. Ты его видела. Тот, который… — Его голос сорвался.

— Что?

— Черт возьми, — прошептал он, представляя голландца: светлые волосы, атлетическая поступь вразвалочку — настоящий хищник, всегда готов к прыжку. Обворожительный оскал. Блуждающий огонек в глазах. Даже лекарства не способны его полностью подавить. Он постоянно притопывал или постукивал пальцами по ноге. Всегда что‑то напевал себе под нос, иногда насвистывал — и неизменно один и то же мотив. Они даже пару раз посмеялись на эту тему: странная мелодия прицепилась к бизнесмену. «Какая назойливая музычка, — жаловался де Гроот. — Надоела, а все равно не отвяжешься! Я даже песни этой не знаю — только помню, что там речь идет об Иисусе».

— Что? — повторила Эйдриен, не улавливая мысли.

— Он всегда напевал одну песню — ту, церковную, про Иисуса Навина… и Иерихонское сражение[52].

— Какую такую песню?

Макбрайд взглянул на нее:

— Совсем старую, ее сейчас и не поет никто, но на слух ты наверняка узнаешь. Ее раньше негры пели на плантациях…

Оба надолго замолчали. Наконец Эйдриен поднялась и направилась к окну. И, глядя на раскинувшийся за окном пейзаж, задумчиво спросила:

— У него тоже есть воспоминание‑ширма?

Макбрайд кивнул:

— Да, заезженная история с похищением. — Он замолчал, припоминая подробности. — Тебе это понравится — голландец уверен, что у него в сердце поселился червь, который указывает ему, что делать.

— Червь? — повторила Эйдриен.

— Да.

Она подошла к своему блокноту и начала листать его. Откуда‑то из коридора послышались голоса стучащих в номера горничных:

— Уборка! Уборка!

Наконец Эйдриен нашла, что искала:

— Взгляни‑ка, — сказала она, протягивая Макбрайду блокнот с записями.

«Хенрик Фервурд, премьер‑министр Южной Африки, зодчий апартеида. Застрелен в 1966 году Димитриу Тсафендосом. Тсафендос — маньяк‑одиночка, сектант, член секты „Цветы Иисуса“. На момент ареста имел при себе пять паспортов. Убийца утверждал, что в содеянном виновен червь, сидящий в его сердце».

— Черт. — Ругательство мягко слетело с губ Макбрайда, будто он прошептал не «черт», а «лаванда» или «театр теней». Лью поднял на собеседницу взгляд и проговорил: — Иерихон. Иерихон — это Южная Африка.

Льюис уронил голову на подушку и сфокусировал взгляд на звукопоглощающей плитке на потолке. Червь оказался приколом, в некотором роде ссылкой на одну из прежних удачных операций. Этакой данью почтения. Тут же припомнились встречи с де Гроотом, и впервые Макбрайд понял, о чем постоянно твердил голландец. Его ненависть не имела никакого отношения к мандалам — строго симметричным рисункам, навязчивому видению многих шизофреников. Голландец говорил о Нельсоне Манделе — вот на кого он охотится.

Макбрайд вскочил кровати, схватил одежду и торопливо оделся.

— Он собирается убить Манделу. Де Гроот — расист, он только и мечтает о том, чтобы спалить Южную Африку дотла.

На следующий день Эйдриен с Макбрайдом сразу направились в Вашингтон. Сменяя друг друга за рулем, они неслись по федеральной автомагистрали со скоростью восемьдесят миль в час и слушали включенное на полную громкость радио.

В одиннадцать утра переправились через Потомак и взяли направление на север, по шоссе Рок‑Крик‑парк. Квартира де Гроота располагалась в боковой улочке возле Чеви‑Чейз‑серкл. Макбрайд помнил название: Монро‑стрит. Они с де Гроотом еще в шутку поспорили на этот счет: голландец утверждал, что улица названа в честь Мэрилин, а не Джеймса[53].

Вопреки всему Макбрайд надеялся, что де Гроот еще там. Льюис полагал, что если удастся обнаружить голландца, он, возможно, сумеет рассеять память‑ширму. Если же это не сработает, тогда Лью поищет другой способ вычеркнуть де Гроота из игры, чего бы ему это ни стоило — лишь бы пустить под откос «Иерихон».

— Мы подъезжаем, — сказал Макбрайд. — Жаль, нет оружия.

Эйдриен вздрогнула и пристально уставилась на спутника, словно гадая, не сошел ли тот с ума.

— А зачем тебе оружие?

Макбрайд ответил ей тем же взглядом, каким она удостоила его всего секунду назад:

— А ты как считаешь? Де Гроота голыми руками не возьмешь. Ты же его видела. — Они въехали в тоннель у Национального зоопарка, и Льюис добавил: — Не хочу повторения того, что случилось в моей квартире.

— У Эдди был пистолет, — напомнила Эйдриен. — И не скажу, что от него вышло много проку.

Льюис сохранял хладнокровие и, думая о своем, молча вел машину.

На выезде из тоннеля Эйдриен спросила:

— Ты хотя бы умеешь стрелять?

— Да, — ответил тот. — И неплохо.

— Ну конечно, — ответила она, приправив свой скептицизм хорошим слоем сарказма.

— Умею!

Эйдриен снова обратила на него взгляд: «Он серьезно?»

— Где выучился?

— Отец научил, — не задумываясь, ответил Макбрайд и, едва проговорив эти слова, вспомнил, как они с отцом занимались стрельбой. Кристально чистое зимнее утро в штате Мэн, пар струйками поднимается изо рта. На руках — перчатки с отрезанными пальцами. Отец учит его целиться. Бумажная мишень приколота к дереву у подножия пологого склона, ярдах в тридцати от них. — Отец завоевал серебро в биатлоне. Я разве не рассказывал?

— Что? На Олимпиаде? Да иди ты!

— Нет, я серьезно. На играх 1972 года, в Саппоро.

— Фантастика! — выдохнула Эйдриен и немного погодя спросила: — А что такое биатлон?

Макбрайд рассмеялся:

— Сначала бежишь десятикилометровый кросс на лыжах, а потом стреляешь по мишеням на меткость. Сложность в том, что, когда приходит пора стрелять, ты вконец измотан. Поэтому надо быть в потрясающей форме — чтобы даже пульс не сбивался. Остановился, прицелился — и между ударами сердца спустил курок.

— И ты так умеешь?

— Нет, — сказал он. — Вот отец — тот был настоящим мастером. Но я хотя бы знаю, как стрелять. Во всяком случае, смогу, если в руках будет оружие… Да что рассуждать впустую, у меня его все равно нет.

Направляясь на север по Бич‑драйв, Макбрайд размышлял о том, где бы приобрести ружьишко. Кое‑какие варианты наклевывались: на «блошином» рынке, к примеру, на оружейной выставке‑продаже или просто на улице. Здесь в оружии недостатка нет. Только в данный момент, насколько он знал, не работали ни барахолки, ни выставки, а мысль о том, чтобы кружить с Эйдриен по черному гетто в арендованном «додже» и ждать, пока их прижмут, оказалась… хм… уморительной.

И вот прибыли. Нашли подходящее для парковки место в квартале от дома де Гроота и отправились пешком. Здание, где проживал голландец, представляло собой десятиэтажную коробку из кирпича и стекла с вывеской у парадного входа, гласящей: «Эксклюзивный прокат».

При виде Эйдриен и Макбрайда портье в мундире соскочил с насеста на низком пристенке и открыл перед посетителями дверь. В вестибюле за столиком сидел утомленный, средних лет человек, который нехотя поинтересовался, чем он может быть полезен.

— Мы ищем здешнего жильца. Его зовут Хенрик де Гроот, — ответил Макбрайд.

Дежурный на мгновение нахмурился и поднял взгляд:

— Блондин из «7‑Ж»?

— Совершенно верно!

Тот покачал головой.

— Уже пару недель его не видел. Вряд ли он в городе — все время в разъездах. — Потянувшись к внутреннему телефону, консьерж набрал номер и дождался гудка. Вскоре положил трубку на прежнее место и пожал плечами.

Пять минут спустя они уже сидели в машине и направлялись к квартире Макбрайда. Конечно, появляться там было рискованно — не исключено, что за квартирой по‑прежнему следили. Впрочем, говоря по правде, выбирать особенно не приходилось. Теперь оставалось только лететь в Швейцарию, попытаться встретиться с Опдаалом и найти де Гроота, пока не поздно. Как осуществить хоть один из этих пунктов, Макбрайд не имел ни малейшего представления. Одно он знал наверняка: ему понадобится паспорт, а документ лежал в холодильнике, в квартире. Как и все прочие удостоверения личности.

Эту идею в свое время подкинул де Гроот. Голландец занимался противопожарными системами. И вот на одном из первых сеансов психотерапии де Гроот раскритиковал вышедшие из моды противопожарные системы, установленные в Капитолийских Башнях.

— Если что‑то случится, здешние устройства сами не справятся. Советую хранить архивные диски и пленки в морозильнике, — предложил он. — И документы, которые не хочешь потерять. Там они будут в полной безопасности. Гарантирую: не сгорят и не размокнут.

«Джеффри Дюран» не создавал архивных файлов. А имеющиеся пленки отсылал в день сеанса на адрес страховой компании. Однако у него действительно имелись загранпаспорт и пара неиспользованных кредиток. Поэтому он демонстративно сложил их в пластиковую папку на молнии и спрятал в морозильник, под форму для льда. Этим врач рассчитывал завоевать доверие пациента.

Все имеющиеся документы были выписаны на имя Джеффри Дюрана, и теперь Макбрайду не оставалось ничего другого, как снова влезть в шкуру психотерапевта уже в Европе. Восстановление настоящей личности Лью обещало стать бюрократическим кошмаром.

Свернув на подъездную аллею перед Капитолийскими Башнями, Льюис попросил свою спутницу остаться в машине и ждать его возвращения. К этому Эйдриен отнеслась без восторга. Впрочем, на тот момент Макбрайд уже знал некоторые ее слабые стороны и с успехом для себя этим знанием пользовался.

— А то как бы машину не отбуксировали, — объяснил он, открывая дверь и выходя на улицу.

На охране возле столика дежурного стоял парень в очках «Бадди‑Холли» в толстой старомодной оправе. Он узнал Макбрайда, что здорово сыграло тому на руку.

— День добрый, мистер Дюран. Давненько не виделись. Где пропадали?

— Ездил на пару дней во Флориду, — ответил Льюис.

— Здорово.

— Да, верно. В шортах походить для разнообразия тоже неплохо.

— Завидую.

— Зато теперь — чувство неописуемое. — Они засмеялись. — Послушай, приятель, а нет ли у тебя запасного ключа? Видишь ли, я свой в квартире оставил.

— Без проблем, — ответил парень, склонился к застекленному шкафчику, отворил его и снял ключ с одного из крючков. — Только не забудьте вернуть, договорились?

— Верну через десять минут, — ответил Макбрайд, забирая ключ и направляясь к лифту. Ожидая подъемника, он оглянулся проверить — не возится ли парень с телефоном. Однако охранник замер на прежнем месте у стола и добродушно улыбался.

Минуту спустя Макбрайд вышел из лифта на шестом этаже и неторопливым шагом двинулся к своей квартире. Он беспокоился, как бы не попасться на глаза Барбере из соседнего номера, и, как выяснилось, волновался зря. Дверь в номер «6‑Ж» была полуоткрыта, и изнутри доносилась простенькая мелодия в стиле кантри‑вестерн. В воздухе висел тяжелый запах краски. Направляясь к себе, Макбрайд заглянул в дверной проем соседней квартиры и увидел тощего приземистого человечка с бородищей, как у музыкантов группы «Зи‑Зи‑Топ». Тот стоял на забрызганной стремянке и размазывал по потолку белую краску. Серая проволочная сетка исчезла. Так же как стол, огромные чемоданы и электронное оборудование во всю стену. На имущество Гектора Барберы не осталось и намека. Кроме, пожалуй, слабого тошнотворного душка гниющей плоти, похороненного под едким запахом разбавителя для краски и чистящей жидкости.

При виде царящего в квартире запустения, Льюис вздохнул с облегчением. Хотя одновременно Макбрайд ощутил и слабый укол разочарования: Барбера мог бы многое объяснить…

В его бывшей квартире все было по‑прежнему — но только на первый взгляд. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что, за исключением нескольких книг, в квартире не осталось ни клочка бумаги. Все счета, записки, чеки и меню «обедов навынос» — словом, все, на чем могла оставаться какая‑либо запись, исчезло. Вместе с компьютером и фотографиями его фиктивной семьи. Короче говоря, пропали прямые и косвенные указания на то, что жилец имел хоть какое‑то отношение к Программе.

На счастье, паспорт и кредитки лежали в морозильной камере — под формой для льда. Макбрайд огляделся напоследок и понял, что больше ничто не заставит его вернуться сюда. Бросил кое‑какую одежду в пакет и вышел.

В интернет‑кафе на Дюпон‑серкл[54] Эйдриен вошла в сеть и отыскала пару билетов на швейцарские авиалинии, которые обошлись в 484 доллара каждый. Выгодная сделка, если учесть, что за такси до Международного аэропорта Даллеса пришлось выложить 55 зеленых.

— Кстати, а откуда у тебя паспорт? — спросила Эйдриен своего спутника, когда таксист уже сворачивал к подъездному пути аэропорта. — Ты вроде бы не выезжал никуда — только телевизор смотрел целыми днями.

— Они же как‑то переправили меня в Штаты. Вернули доктора Дюрана на родину.

— Откуда?

— Из Швейцарии. — Макбрайд нахмурился. Постепенно всплывали воспоминания о том, как Лью Макбрайд превратился в Джеффа Дюрана. Льюис вспомнил «скорую помощь» и круговорот мигающих на потолке огней. Он не мог пошевелиться, но его куда‑то везли на каталке. И еще Лью слышал голоса: какие‑то люди переговаривались на швейцарско‑немецком диалекте. Вот Гуннар Опдаал шепчет «Ш‑ш‑ш», а Макбрайд лежит, не в силах пошевелиться, и задыхается, уставившись в потолок. Порой, когда Льюис задумывался о тех минутах… Он вздрогнул. Это походило на нервный тик, подобный тому, который случается у людей, неожиданно для себя начинающих засыпать.

— Ты в порядке? — забеспокоилась Эйдриен.

— Так, кое‑что вспомнилось.

— Скажешь — что?

Макбрайд отрицательно покачал головой. Спутница не настаивала.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 446 | Нарушение авторских прав