АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА ПЕРВАЯ. (Ричард Шарп и Талаверская кампания

БЕРНАРД КОРНУЭЛЛ

Орел Шарпа

(Ричард Шарп и Талаверская кампания. Июль 1809 г.)

М.: АРМАДА, 1998. – 392 с.

Сканирование и вычитка:

El Timonel

http://csforester.narod.ru

Посвящается Джуди

Каждый мужчина презирает себя

за то, что не был солдатом.

Сэмюэль Джонсон

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1809 году британская армия, как и сейчас, была разделена на полки, но большая их часть имела номера, а не названия; так, например, Бедфордширский полк назывался 14-м, а Коннаутские рейнджеры носили номер 88 и так далее.

Сами солдаты не любили цифры, но им при­шлось ждать до 1881 года, когда были официально признаны названия. Я совершенно сознательно не дал Южному Эссекскому — выдуманному мной — полку никакого номера.

Основной боевой единицей был батальон. Боль­шинство полков состояли по меньшей мере из двух батальонов, однако в состав некоторых, вроде Южного Эссекского, входил только один. Поэтому в «Орле Шарпа» эти два слова часто заменяют друг друга, если речь идет о Южном Эссекском. На бумаге в батальоне обычно числилось около тысячи человек, но болезни и потери плюс недостаточное пополнение часто приводили к тому, что батальо­ны отправлялись в бой, насчитывая всего пятьсот или шестьсот солдат.

Батальоны делились на десять рот. Две из них, легкой пехоты и гренадерская, считались элитны­ми; в частности, роты легкой пехоты действова­ли настолько эффективно, что создавались целые полки, состоящие из таких рот, как, например, 95-й стрелковый.

Батальоном обычно командовали подполковник, два майора, десять капитанов, лейтенанты и пра­порщики. Никто из этих офицеров не проходил специальной подготовки; она являлась привиле­гией офицеров инженерных и артиллерийских войск. Примерно один офицер из десяти получал повышение. Обычно продвижение по службе проис­ходило по старшинству, а не в соответствии с до­стоинствами офицера, но человек богатый — при условии, что он отслужил в своем звании опреде­ленный срок,— мог купить очередное звание и та­ким образом ускорить для себя получение следую­щего чина. Подобная система могла бы привести к весьма несправедливым продвижениям по службе, однако не следует забывать: если бы ее не сущест­вовало, самый удачливый военный, сэр Артур Уэлсли, позднее герцог Веллингтон, ни за что не смог так быстро получить столь высокий чин и не со­здал бы самую блестящую армию, какой когда-ли­бо обладала Англия; армию, в которой Ричард Шарп сражался с французами в Португалии, Ис­пании, а затем и Франции в 1808—1814 годах.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Пушки было слышно издалека, задолго до того, как они показались на окраинах города. Дети цеп­лялись за юбки матерей, пытаясь понять, откуда берутся эти страшные звуки. Стук лошадиных ко­пыт, звон упряжи, громыхание мелькающих колес по разбитым мостовым перекрывали гул многих тонн меди, железа и дерева. И вот они появились — всадники на могучих конях, орудия и артиллерис­ты, такие же бравые, как и покрытые пороховой гарью массивные дула. Одного взгляда было доста­точно, чтобы понять — они пришли с севера, где солдаты переправляли тяжелые орудия через раз­лившиеся реки, а потом тащили вверх по раскисшим от бесконечного дождя склонам холмов, дабы враг был разбит.

Матери поднимали маленьких детей повыше, показывали на орудия, с гордостью объясняли: храбрые британские воины заставят Наполеона по­жалеть, что он не остался пасти свиней на Корси­ке — ведь на большее он не способен.

А кавалерия! Португальцы ликовали, завидев гарцующих всадников в великолепной форме. Изо­гнутые, сверкающие на солнце клинки вынуты из ножен специально для того, чтобы произвести впе­чатление на жителей Абрантиша, высыпавших на улицы и площади города, пыль, летящая из-под копыт,— совсем небольшая цена за великолепное, невиданное зрелище. Горожане не уставали повто­рять друг другу, что эти бравые парни погонят французов через Пиренеи, назад на парижские по­мойки. Разве сможет кто-нибудь оказать достойное сопротивление такой армии? Британские солдаты прибывали сюда с севера и юга, из портов запад­ного побережья, чеканя шаг, маршировали на во­сток по дорогам, ведущим к испанской границе, туда, где их ждал враг. Португалия станет свобод­ной, Испания вновь обретет гордость, Франция бу­дет унижена, а бесстрашные воины вернутся в свои кабачки и пивные, навсегда покинув Абрантиш и Лиссабон, Коимбру и Порту.

Впрочем, сами британские воины не были в этом так уверены. Конечно, северная армия мар­шала Сульта разбита, но, шагая в сгущающихся южных сумерках, они раздумывали о том, что ждет их за Каштелу-Бранку, последним порту­гальским городом перед испанской границей. Ско­ро они снова встретятся с солдатами в голубой форме, ветеранами Йенского и Аустерлицкого сра­жений, героями европейских кампаний, француз­скими полками, обратившими в бегство лучшие армии мира. Горожане приходили в восторг при виде кавалерии и артиллерии, однако специалисту сразу становилось ясно, что войска, собирающиеся вокруг Абрантиша, плачевно малочисленны, а французская армия на востоке — пугающе велика. Британская армия, вызвавшая благоговение у де­тишек Абрантиша, не произведет столь сильного впечатления на французских маршалов.

Лейтенант Ричард Шарп дожидался новых при­казов в месте расквартирования своей роты на ок­раине города и наблюдал за тем, как кавалерия, оставив зрителей позади, вложила в ножны сабли. Потом он решил заняться грязными бинтами, ко­торыми была перевязана рана у него на бедре.

Когда последние несколько дюймов бинта нако­нец были оторваны, парочка червей шлепнулась на пол. Сержант Харпер наклонился, чтобы под­нять их, а затем взглянул на рану.

— Все зажило, сэр. Просто отлично.

Шарп только проворчал что-то неразборчивое. Сабельная рана превратилась в девятидюймовый шрам, чистый и розовый на фоне более темной ко­жи. Он поднял последнего толстого червяка и про­тянул Харперу, чтобы тот его спрятал.

— Ах ты мой красавчик, какой упитанный! — Сержант Харпер закрыл коробочку и посмотрел на Шарпа.— Вам повезло, сэр.

«А ведь он совершенно прав»,— подумал Шарп. Французский егерь чуть не убил лейтенанта, кли­нок уже опускался, когда пуля из ружья Харпера вышибла француза из седла, а его злобная гримаса мгновенно превратилась в маску боли. Шарп от­клонился, пытаясь избежать удара, направленного прямо в шею, и сабля угодила в бедро, оставив еще один шрам, как память о шестнадцатилетней службе в британской армии.

Рана не была глубокой, но Шарп не раз видел, как солдаты умирали от куда менее серьезных, став жертвой заражения крови, когда нога или ру­ка начинали гнить и отвратительно вонять, а док­тора были бессильны что-либо сделать; их пациен­ты медленно умирали в грязных хижинах, кото­рые назывались госпиталями. Горсть червей могла принести пользы больше, чем любой армейский костоправ: черви поедали пораженные ткани, и ра­на затягивалась быстрее.

Шарп встал и наступил на раненую ногу.

— Спасибо, сержант. Совсем как новенькая.

— Я очень рад, сэр.

Шарп надел кавалерийские рейтузы, которые носил вместо форменных зеленых брюк 95-го стрелкового полка. Он гордился рейтузами с чер­ными кожаными вставками, снятыми с убитого прошлой зимой полковника наполеоновской импе­раторской гвардии. Наружная часть каждой штани­ны была украшена двадцатью серебряными пуго­вицами, которые пошли в уплату за еду и выпив­ку, когда небольшой отряд стрелков Шарпа отсту­пал на юг через галисийские снега. С полковником ему повезло; в обеих армиях было совсем немного высоких людей, таких как Шарп, рейтузы сидели отлично, а мягкие удобные сапоги из черной ко­жи, казалось, были сшиты на заказ под англий­ского лейтенанта.

Патрик Харпер не мог похвастаться таким же везением. Сержант был выше Шарпа на добрых четыре дюйма. Огромному ирландцу никак не уда­валось найти подходящие штаны, чтобы заменить старые, выцветшие, многократно заштопанные фор­менные брюки, которые гораздо больше сгодились бы для огородного пугала.

«Вся рота выглядит одинаково,— подумал Шарп,— форма в дырах, а сапоги в буквальном смысле под­вязаны обрывками кожи». И до тех пор, пока ос­новной батальон остается дома, в Англии, вряд ли удастся найти интенданта, готового взять на себя ответственность и выдать им новую форму или са­поги.

Сержант Харпер протянул Шарпу форменный мундир.

— Хотите принять венгерскую ванну, сэр? Шарп покачал головой.

— Пока еще терпимо.

В мундире было не так уж много вшей, и Шар­пу не хотелось подвергать его окуриванию специ­альным дымом, после чего он, как минимум не­сколько дней, будет отвратительно вонять. Темно-зеленый мундир 95-го стрелкового полка, знак принадлежности к элитным войскам, был таким же поношенным, как и у остальных солдат роты, но лейтенант ни за что не расстался бы с ним. Британская пехота носила красные мундиры, а ее лучшие, отборные части с гордостью одевались в зеленое, и даже после трехлетней службы в 95-м полку Шарп все еще гордился своей формой. Мун­дир, содержимое заплечного ранца и карманов — вот и все имущество Ричарда Шарпа, не знавшего другого дома и семьи, кроме полка, в котором слу­жил. Он не ведал иной жизни и был уверен, что умрет на поле брани.

Вокруг талии лейтенант повязал красный офи­церский шарф, а поверх надел черный кожаный ремень с застежкой в виде серебряной змейки. По­сле года, проведенного на полуострове, только этот шарф и палаш указывали на его офицерский чин; впрочем, палаш, как и рейтузы, не соответствовал предписанным правилам. Офицеры-стрелки и лег­кие пехотинцы должны были иметь кривые кава­лерийские сабли, но Шарп терпеть не мог этого вида оружия. Он предпочитал длинный, прямой клинок, какими пользовались в тяжелой кавале­рии. Опасное оружие, плохо сбалансированное и грубое, но Шарпу нравилось ощущать в руке яростный клинок, который мог с легкостью противо­стоять изящным саблям французских офицеров и выбить из рук солдата мушкет или штык,

У Шарпа было и другое оружие. Вот уже десять лет он сражался вместе с солдатами в красных мундирах, сначала как рядовой, потом, став сер­жантом, достойно пронес свой мушкет по равни­нам Индии. Он стоял в ряду стрелков, шел в ата­ку с примкнутым штыком и до сих пор предпочи­тал воевать с ружьем в руках. Больше всего Шарп любил винтовку Бейкера, она сразу выделяла его среди других офицеров. Шестнадцатилетние пра­порщики в ярких новеньких мундирах опасливо поглядывали на высокого черноволосого лейтенан­та с перекинутым через плечо штуцером и шра­мом на лице, который, когда Шарп не улыбался, придавал ему выражение мрачной насмешливости. Кое-кто мог усомниться, что рассказы о Серингапатаме и Ассаме, о Вимьеро и Люго правдивы, но одного взгляда насмешливых глаз обычно хвата­ло, чтобы рассеять любые сомнения. Мало кто из вновь прибывших офицеров задумывался о том, что на самом деле означало это ружье, никто из них не знал, в каком суровом сражении Шарп, на­чинавший свою карьеру простым стрелком, одер­жал победу.

Сержант Харпер выглянул в окно, что выходи­ло на площадь, залитую полуденным солнцем.

— Вон идет Счастливчик, сэр.

— Капитан Хоган.

Харпер не обратил внимания на замечание. Они с Шарпом уже давно были вместе, пережили много опасностей, и сержант прекрасно знал, какие воль­ности может позволить себе в присутствии сурового офицера.

— Он кажется еще более веселым, чем обычно, сэр. Наверное, есть для нас работенка.

— Я молю Небеса, чтобы нас послали домой.

Харпер, чьи огромные руки уверенно и акку­ратно разбирали замок ружья, сделал вид, будто не расслышал последних слов. Он знал, что имел в виду лейтенант, но говорить на эту тему было опасно. Шарп командовал остатками стрелковой роты, которая прошлой зимой оказалась отсечен­ной от арьергарда армии сэра Джона Мура во вре­мя отступления к Коруне. В ту страшную зимнюю кампанию на севере Испании, когда погода стояла такая, что невольно вспоминались рассказы о Рос­сии. Один солдаты умирали ночью, во сне, их во­лосы примерзали к земле, другие, обессилев, поги­бали на глазах у товарищей. Дисциплина в армии упала, и пьяные английские солдаты становились легкой добычей для французской кавалерии, кото­рая, подстегивая выбивающихся из сил лошадей, преследовала британцев по пятам. Весь этот сброд спасли от верной гибели несколько полков, вроде 95-го, сохранивших дисциплину и продолжавших сражаться.

Закончился 1808 год, наступил 1809-й, а кош­марная битва продолжалась, битва, в которой пло­хо соображающие от постоянного холода солдаты зарывались в снег, старались не пропустить при­ближения французских драгун и стреляли отсырев­шим порохом. Однажды, когда вьюга выла, словно разъяренное чудовище, рота Шарпа оказалась от­резанной кавалерией французов. Погиб капитан, потом лейтенант, ружья ни за что не хотели стре­лять, вражеские сабли поднимались и опускались, влажный снег заглушал все звуки, кроме воинст­венных воплей драгун и страшного свиста сабель, входящих в тело, а над кровавыми ранами стелил­ся пар. Лейтенанту Шарпу и еще нескольким сол­датам удалось уйти в горы, где их не могли до­гнать всадники, но когда буря закончилась и по­гиб последний смертельно раненный солдат, на­дежды на воссоединение с армией не осталось. Второй батальон стрелков 95-го стрелкового полка отплыл домой, в то время как Шарп и его трид­цать солдат, затерянные в Испании и всеми забы­тые, шли на юг, подальше от французов, в надеж­де присоединиться к небольшому британскому гар­низону в Лиссабоне.

С тех пор Шарп не раз просил, чтобы их ото­слали домой, но стрелков было мало, они высоко ценились, а новый командующий армией, сэр Ар­тур Уэлсли, не хотел расставаться даже и с таким небольшим отрядом. Поэтому они остались, вли­лись в тот батальон, который в данный момент нуждался в подкреплении, снова отправились на север, по своим собственным следам, и вместе с Уэлсли отомстили за сэра Джона Мура, изгнав маршала Сульта и его бывалых солдат из Северной Португалии.

Харпер знал, что душу его командира перепол­няет ярость из-за того, в какое положение они по­пали; Ричард Шарп был беден как церковная крыса, ему никогда не наскрести достаточно денег для приобретения следующего чина. Чтобы стать капитаном, даже в обычном батальоне, Шарпу пришлось бы заплатить полторы тысячи фунтов — он скорее мог рассчитывать воссесть на трон Фран­ции, чем собрать такую сумму. У него была только одна надежда на продвижение — по старшинству в своем собственном полку; заменить офицера, кото­рый погиб или получил повышение, чей собственный чин тоже не был куплен. Пока Шарп оставал­ся в Португалии, а родной полк находился дома в Англии, о нем забывали, его обходили другие, сно­ва и снова, и несправедливость происходящего по­стоянно питала возмущение Шарпа. Он видел, как молодые офицеры покупали чины капитанов, за­тем майоров, а он, опытный и храбрый солдат, ос­тавался на обочине, потому что был беден и сра­жался здесь, вместо того чтобы спокойно сидеть в Англии.

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату во­шел капитан Хоган. Один из немногих военных инженеров, служивших в Португалии, в голубом мундире и белых брюках он был похож на военно-морского офицера и утверждал, будто его форму так часто принимают за французскую, что свои стреляют в него чаще, чем враги.

Хоган сбросил свою яркую шляпу и кивнул на ногу Шарпа:

— Воин снова в строю? Как нога?

— Отлично, сэр.

— Червяки сержанта Харпера, да? Ну, мы, ир­ландцы, дьявольски умные ребята. Одному Богу известно, что бы вы, англичане, без нас делали.

Хоган вытащил табакерку и взял большую по­нюшку табаку. Дожидаясь, когда Хоган чихнет, Шарп взглянул на капитана. Невысокого роста, средних лет, Хоган ему нравился. Вот уже месяц стрелки сопровождали инженера, который состав­лял схемы дорог и горных перевалов, ведущих в Испанию.

Ни для кого не было секретом, что Уэлсли пла­нирует со дня на день выступить в Испанию, сле­дуя вдоль реки Тежу, которая, словно копье, ука­зывает на столицу союзников, Мадрид, и Хоган, кроме составления бесконечных карт, занимался укреплением мостов и следил за состоянием дорог, которым предстоит выдержать тонны меди и дере­ва, когда полевая артиллерия покатит навстречу врагу. Хорошая работа, в приятной компании — если только не шел дождь и не начиналась стрель­ба, а французские гусары с обезумевшими глазами не нападали на стрелков. Сержанту Харперу уда­лось каким-то образом сохранить свой порох су­хим, и Шарпу все еще становилось не по себе при мысли о том, что могло произойти, если бы его ружье тогда не выстрелило.

Сержант собрал части ружейного замка и на­правился к двери, но Хоган жестом его остановил.

— Оставайся, Патрик, у меня есть для тебя де­ло, даже язычнику из Донегола оно понравится.— Капитан вынул темную бутылку из рюкзака и вопросительно посмотрел на Шарпа.— Вы не воз­ражаете?

Шарп покачал головой. Харпер был хорошим человеком; все, за что брался, он делал прекрасно. За три года знакомства Шарп и Харпер стали друзь­ями — настолько, насколько возможна дружба между офицером и сержантом. Шарп не мог себе представить, что во время сражения рядом с ним не окажется могучего ирландца, а сержант предпо­читал воевать рядом со своим командиром. Вместе они составляли самую лучшую пару, какую Хогану доводилось видеть на поле боя.

Капитан поставил бутылку на стол и вытащил пробку.

— Бренди. Французское, из погребов самого маршала Сульта, мы его взяли в Порту. С наилуч­шими пожеланиями от генерала!

— От Уэлсли? — спросил Шарп.

— От него самого. Он спрашивал про вас, Шарп. Я сказал, что вы лечитесь, а иначе были бы вместе со мной.

Шарп промолчал. Хоган неторопливо разливал выпивку.

— Не будьте таким несправедливым, Шарп! Он хорошо к вам относится. Неужели вы думаете, что он мог забыть Ассам?

Ассам. Шарп прекрасно все помнил. Поле, усе­янное мертвыми телами, возле индийской дере­вушки, где он получил свой офицерский чин.

Хоган подтолкнул к нему маленькую кружку с бренди.

— Вы же прекрасно знаете, Уэлсли не может присвоить вам чин капитана Девяносто пятого полка. У него нет таких полномочий!

— Я знаю.— Шарп улыбнулся и поднес к губам кружку.

Однако Уэлсли обладал достаточной властью, чтобы послать его домой, где лейтенант получил бы реальный шанс на повышение. Он отбросил эту мысль, зная, что обида все равно скоро вернется. Шарп завидовал Хогану, который, как и всякий инженер, мог получить повышение только по стар­шинству. А это означало, что Хоган, все еще оста­вавшийся капитаном, хотя ему уже исполнилось пятьдесят, не мог пожаловаться на несправедли­вость, поскольку купить новый чин в инженерных войсках было невозможно.

Шарп подался вперед.

— Ну же? Какие новости? Мы все еще остаемся в вашем распоряжении?

— Да. И у нас есть задание.— В глазах Хогана загорелся огонек.— Просто отличное задание, надо сказать!

Патрик Харпер ухмыльнулся:

— Значит, предстоит серьезная заваруха. Хоган кивнул.

— Ты прав, сержант. Мы должны отправить в иной мир большой мост.— Он вынул из кармана карту и разложил ее на столе.

Шарп молча наблюдал за мозолистым пальцем, следовавшим вдоль реки Тежу от моря к Лиссабо­ну, мимо Абрантиша, в котором они сейчас нахо­дились, и дальше, в Испанию. Палец остановился там, где река делала большую, уходящую на юг петлю.

— Вальделаказа, - сказал Хоган.— Там есть ста­рый мост, еще римский. Генералу он не нравится.

Шарп сразу понял почему. Уэлсли намерен вес­ти свою армию вдоль северного берега Тежу, в сто­рону Мадрида; река будет прикрывать правый фланг. Французы могут воспользоваться несколькими мо­стами, перейдя через которые они получают воз­можность атаковать британскую армию с тыла, но все эти мосты находятся в городах, таких, как Алькантара, где испанцы держат гарнизоны, охра­няющие эти самые мосты. Вальделаказа даже не отмечена на картах, а раз нет города, значит, и гарнизона испанцы там не оставили; следователь­но, французы смогут перейти реку и учинить страшную панику в арьергарде британской армии.

Харпер наклонился поближе и посмотрел на карту.

— А почему на карте ничего не отмечено, сэр? Хоган презрительно фыркнул.

— Я удивлен, что на карте есть Мадрид, а ты говоришь о Вальделаказа!

Он был совершенно прав. Карта Томаса Лопеса — а других карт Испании просто не существовало — была классическим образцом буйного воображения испанца.

Хоган ткнул пальцем в карту.

— Мост практически не используется. Он в очень плохом состоянии. Нам сказали, что по не­му вряд ли сможет проехать телега, не говоря уже о пушке, однако его можно привести в порядок, и тогда «старые штаны» сумеют очень быстро зайти к нам в тыл.

Шарп улыбнулся. «Старые штаны» — так стрелки издавна называли французов, Хогану эта кличка понравилась, и он с удовольствием упот­реблял ее в разговоре.

Инженер заговорщически понизил голос:

— Мне говорили, что это странное место. Разру­шенный монастырь и мост. Местные называют его Puente de los Malditos.— Он кивнул, словно привел какой-то серьезный довод.

Шарп выждал несколько секунд, потом тяжело вздохнул.

— Ну хорошо. Что же это означает?

— Меня удивляет, что вы спрашиваете! — Хо­ган победоносно улыбнулся.— Это означает «Мост Проклятых». Кажется, давным-давно мавры выве­ли из монастыря всех монахов и расправились с ними. Там водятся привидения, Шарп! Духи мерт­вых!

Шарп наклонился к карте, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Учитывая толщину пальца Хогана, мост должен был находиться в шестидесяти милях от границы, примерно столько же нужно было пройти до границы от Абрантиша.

— Когда выходим?

— Тут у нас небольшая проблема.— Хоган ак­куратно сложил карту.— Мы можем отправиться завтра, но не должны переходить границу без фор­мального разрешения испанцев.— Он откинулся на спинку стула и взял в руки кружку с бренди.— Кроме того, нам нужно дождаться сопровождения.

— Сопровождения! — вскричал Шарп.— Мы ва­ше сопровождение.

— Нет,— покачав головой, возразил Хоган.— Это политика. Испанцы позволят нам взорвать свой мост, но только если с нами вместе пойдет ис­панский полк. Очевидно, это вопрос национальной гордости.

— Гордость! — Шарп не скрывал своего возму­щения.— Если с вами пойдет целый полк испан­цев, зачем, черт побери, нужны мы?

— О, вы очень даже мне нужны,— добродушно улыбнулся Хоган.— Дело обстоит не так просто.

Его перебил Харпер. Сержант стоял у окна и, не обращая внимания на разговор, разглядывал маленькую площадь.

— Здорово! Сэр, так я готов чистить ружье хоть каждый день!

Шарп выглянул в маленькое окошко. На чер­ном жеребце сидела девушка, одетая в черное: чер­ные брюки, черная куртка и широкополая шляпа, которая отбрасывала тень на лицо, но не скрывала поразительной красоты. Большой рот, темные гла­за, вьющиеся волосы цвета пороха... Тут девушка заметила, что на нее смотрят. Она чуть улыбну­лась, затем, отвернувшись, что-то сказала слуге, державшему за уздечку мула, а потом принялась смотреть на дорогу, ведущую от площади к центру Абрантиша.

Хоган тихонько присвистнул:

— Вот это да! Таких нечасто встретишь. Инте­ресно, кто она?

— Жена какого-нибудь офицера,— предположил Шарп.

Харпер покачал головой.

- Кольца не видно, сэр. Но она кого-то ждет...

Повезло же ублюдку!

«Наверное, это очень богатый ублюдок»,— поду­мал Шарп.

В армии всегда были женщины и дети, которые следовали за войсками. Каждому батальону разре­шалось взять на войну за морем шестьдесят жен, но никто не мог помешать другим женщинам примкнуть к числу «официальных» спутниц; мест­ные красотки, проститутки, прачки и портнихи — все они жили за счет армии.

Эта девушка явно была не из их числа. От нее веяло большими деньгами и благородным проис­хождением; наверное, она родилась в знатной лис­сабонской семье. Шарп решил, что незнакомка, скорее всего, любовница какого-нибудь богатого офицера, часть его снаряжения — вместе с велико­лепными лошадьми, монтонскими пистолетами, се­ребряными столовыми приборами и гончими, кото­рые послушно следуют за лошадью. Шарпу было известно, что таких девушек немало и они стоят больших денег... Он снова почувствовал, как в его душе просыпается зависть.

— О Господи! — воскликнул Харпер, который по-прежнему смотрел в окно.

— Что такое? — Шарп наклонился вперед и не поверил своим глазам.

По площади маршировал батальон британской пехоты — такого Шарп не видел вот уже двенад­цать месяцев. Год, проведенный в Португалии, превратил армию Уэлсли в кошмар из сновидений хорошего сержанта: солдатская форма выгорела и была залатана кусками коричневой ткани, столь любимой португальскими крестьянами, волосы не­прилично отросли, а пуговицы и значки давно пе­рестали блестеть. Сэра Артура Уэлсли это не беспо­коило; каждый солдат должен был иметь шестьде­сят пуль и ясную голову, а если его брюки стали коричневыми вместо белых, это никак не влияло на исход сражения.

Маршировавший на площади батальон явно только что прибыл из Англии. Мундиры были ярко-алого цвета, портупея ослепительно белой, сапоги блестели так, что в них можно было смот­реться, точно в зеркало, туго застегнутые гетры и — Шарп глазам своим не поверил — печально знаменитые «ошейники»: четыре дюйма жесткой, покрытой лаком черной кожи, которая сжимала шею и предназначалась для того, чтобы подборо­док солдата торчал вверх под необходимым углом. Шарп уже и не помнил, когда в последний раз видел эту штуку. После начала боевых действий солдаты «теряли» их, а вместе с ними пропадали и ссадины, появлявшиеся на коже под подбород­ком.

— По-моему, они что-то напутали — Виндзор­ский замок совсем в другой стороне,— заметил Харпер.

Шарп покачал головой:

— В это просто невозможно поверить!

Тот, кто командовал батальоном, наверняка превратил жизнь своих солдат в ад, иначе они не выглядели бы столь блистательно после долгого пу­ти из Англии в переполненных, вонючих кораблях и тяжелого, бесконечного марша под палящим сол­нцем. Оружие сверкало, снаряжение казалось но­веньким, с иголочки, а лица налились кровью из-за давящих ошейников и яркого немилосердного солнца. Во главе каждой роты выступали офице­ры, которые, как заметил Шарп, великолепно де­ржались в седле. Флаги были спрятаны в начи­щенные кожаные футляры и охранялись сержанта­ми, чьи алебарды сверкали так, что на них было больно смотреть. Солдаты маршировали идеально, глядя прямо перед собой: создавалось впечатление, что это не обычный батальон, а взвод королевских гвардейцев в Виндзоре.

— Кто это такие? — Шарп пытался вспомнить, какие полки имеют желтые значки на форме, но ему ничего не приходило в голову.

— Южный Эссекский,— ответил Хоган.

— Как вы сказали?

— Южный Эссекский. Совсем новый полк. Орга­низован недавно полковником сэром Генри Симмерсоном, кузеном генерала сэра Банестра Тарльтона.

Шарп тихонько присвистнул. Тарльтон участво­вал в американской кампании, а теперь заседал в парламенте и был злейшим военным оппонентом Уэлсли. Шарп слышал, что Тарльтон сам хотел возглавить британскую армию в Португалии и ужасно завидовал назначению более молодого гене­рала. Тарльтон обладал солидными связями и яв­лялся очень опасным противником для Уэлсли, а Шарп достаточно разбирался в политике верховно­го командования, чтобы понимать: присутствие ку­зена Тарльтона в армии вряд ли доставит Уэлсли удовольствие.

— Это он? — Шарп показал на тучного офице­ра, который гарцевал на серой лошади в центре батальона.

Хоган кивнул:

— Да, это сэр Генри Симмерсон, сохрани его Господь, а еще лучше нет.

У полковника сэра Генри Симмерсона было красное лицо со свисающими щеками, испещрен­ными пурпурными венами. Его глаза — Шарп да­же с такого расстояния смог их разглядеть — ка­зались маленькими и красными, а по обе стороны подозрительного, неприветливого лица торчали здоровенные уши, похожие на выступающие части лафета. «Точно свинья, взгромоздившаяся на круп лошади»,— подумал Шарп.

— Я никогда о нем не слышал.

— И неудивительно. Он не совершил ничего примечательного.— Хоган говорил с откровенным презрением.— Крупный землевладелец, член пар­ламента, мировой судья и, да поможет нам Бог, полковник ополчения.— Казалось, капитан и сам удивлен резкостью своих оценок.— Он не успоко­ится до тех пор, пока эти несчастные ребята не станут самым великолепным и самым проклятым батальоном в армии. Впрочем, я думаю, его ждут жестокие разочарования, когда он обнаружит раз­ницу между настоящей армией и ополчением.

Как и все офицеры регулярной армии, Хоган не слишком уважал вторую армию Британии. Опол­чение использовалось исключительно на террито­рии самой Британии, и ополченцам не приходи­лось по-настоящему сражаться, голодать, спать под открытым небом и дождем. Ополчение главным об­разом участвовало в парадах, раздуваясь от созна­ния собственной значимости.

— Вообще-то жаловаться не следует,— рассме­ялся Хоган.— Нам повезло, что здесь появился сэр Генри.

— Повезло? — Шарп посмотрел на седеющего инженера.

- О да. Сэр Генри прибыл в Абрантиш только вчера, но успел всем нам рассказать, что является грандиозным специалистом по ведению военных действий. Он еще не видел ни одного живого француза, но уже прочитал генералу лекцию о том, что нужно делать, чтобы одержать над врагом победу! — Хоган снова рассмеялся и покачал голо­вой.— Может быть, он чему-нибудь научится. Пер­вая же серьезная битва прочистит ему мозги.

Лейтенант посмотрел на солдат, которые, слов­но заводные куклы, маршировали по площади. Медные значки на киверах сверкают в солнечных лучах, но лица лишены всякого выражения. Шарп любил армию — его дом, убежище, приютившее сироту шестнадцать лет назад,— но больше всего он любил ее за возможность снова и снова дока­зывать себе, что он нужен и приносит пользу. Он ворчал, возмущался поведением богачей и тех, кто обладает привилегиями, но признавал: армия помогла ему выбраться из канавы, повязала офи­церский шарф. Шарп не мог представить себе никакой другой работы, которая дала бы шанс низкорожденному ублюдку, скрывавшемуся от за­кона, стать респектабельным и уважаемым челове­ком.

Впрочем, ему повезло. Все шестнадцать лет, проведенные им в армии, продолжались непрерыв­ные войны — во Фландрии, Индии и Португалии. Страна нуждалась в людях вроде него, которые ре­агировали на опасность, как азартный игрок на колоду карт. Шарп подозревал, что возненавидел бы армию мирного времени — с парадами и посто­янной муштрой, мелкой завистью и бесконечным наведением блеска... Южный Эссекский как раз и был такой мирной армией, от которой лучше дер­жаться как можно дальше.

— Полагаю, полковник любит пороть своих сол­дат?

— Порки, дополнительные парады в качестве наказания и бесконечная муштра.— Хоган помор­щился.— Сэр Генри просто обожает все это. Он ут­верждает, что в его подчинении могут быть только самые лучшие солдаты и офицеры. И так оно и есть. Как они вам?

— Господи, спаси нас от Южного Эссекского.— Шарп мрачно рассмеялся.— Я ведь не много про­шу, не так ли?

— Боюсь, тут у вас ничего не выйдет.— Хоган улыбнулся.

Шарп посмотрел на инженера, и внутри у него все сжалось. А тот только плечами пожал.

— Я же говорил вам: дело обстоит не так про­сто. Если испанский полк идет в Вальделаказа, сэр Артур считает, что ради соблюдения дипломатиче­ских норм он должен послать и британский полк. Продемонстрировать мощь или что-то в этом ро­де.— Хоган взглянул на ровные ряды солдат, а по­том снова на Шарпа.— Сэр Генри Симмерсон и его бравые ребята отправляются с нами.

— Иными словами, мы должны будем подчи­няться его приказам,— простонал Шарп.

— Не совсем.— Хоган поджал губы.— Строго го­воря, приказывать вам буду я.

Слова прозвучали официально, точно инженер временно поменял профессию и превратился в ад­воката. Шарп бросил на него удивленный взгляд. Могла быть только одна причина, по которой Уэлсли отдал Шарпа и его стрелков в подчинение Хогану, а не Симмерсону, и заключалась она в том, что генерал не доверяет сэру Генри.

Шарп по-прежнему не понимал, какая может возникнуть в нем нужда; Хогана будут защищать два полных батальона — по меньшей мере полторы тысячи человек.

— Генерал предполагает, что нам придется встретиться с французами?

Хоган пожал плечами.

— Испанцы говорят, что у французов на юж­ном берегу целый полк кавалерии, усиленный ар­тиллерией, они с самой весны охотятся за парти­занами. Уэлсли думает, что противник попытается воспрепятствовать нам.

— Я все равно не понимаю, мы-то зачем?

— Возможно, вы мне и не нужны.— Хоган улыбнулся.— Но на ближайший месяц не намече­но никаких военных действий; французы сначала позволят нам углубиться на территорию Испании и только потом пойдут в наступление, в Вальдела­каза может возникнуть заваруха. Я хочу иметь рядом кого-нибудь, кому мог бы доверять. Вы нужны мне... ну, на всякий случай.

Шарп улыбнулся. Хорошенькое дело — нян­читься с полковником ополчения, который возом­нил себя всезнающим!

— Для вас, сэр, с удовольствием. Хоган улыбнулся ему в ответ.

— Кто знает? В жизни всякое бывает. Тем более что она поедет с нами.

Шарп проследил за взглядом Хогана и увидел, что девушка, одетая во все черное, помахала ру­кой какому-то офицеру из Южного Эссекского. Как показалось Шарпу, блондину в безупречной форме, на коне, который, вероятно, стоил больше, чем чин самого всадника. Девушка подстегнула свою лошадь, слуга на муле последовал за ней; они присоединились к батальону, шагавшему по дороге, ведущей в Каштелу-Бранку. Площадь сно­ва опустела, пыль оседала в лучах палящего солн­ца, а Шарп откинулся на спинку своего стула и расхохотался.

— Что тут смешного? — спросил Хоган. Шарп указал рукой, в которой держал кружку

с бренди, на потрепанный мундир и рваные брюки Харпера.

— Боюсь, сэру Генри не очень понравятся его новые союзники.

Лицо сержанта по-прежнему оставалось мрач­ным.

— Господи, спаси Ирландию.

— Аминь.— Хоган поднял свою кружку.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 586 | Нарушение авторских прав