АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Сапоги Шарпа с хрустом давили гипсовые ос­колки. Он прислушивался к голосам, доносившим­ся из-за разбитой двери, и время от времени по­глядывал в маленькое оконце на рваные облака, то и дело наплывавшие на луну. Впрочем, вряд ли он понимал, что делает. Хоган сидел на верхней ступеньке крутой лестницы рядом с простынями, сорванными с постели Жозефины. В тусклом свете свечей казалось, что они разрисованы красными и белыми полосами. Из комнаты донесся крик, и Шарп раздраженно обернулся.

— Что там происходит?

— Доктор пустил ей кровь. — Хоган приложил палец к губам.— Он знает, что делает.

— Жозефина уже и так потеряла достаточно крови!

— Да, конечно.— Хоган старался говорить спо­койно.

Он хорошо понимал, что никакие слова не ус­покоят бурю, бушующую в душе Шарпа, и не за­ставят его отказаться от планов мести, которые он вынашивал, расхаживая взад и вперед по крошечной лестничной площадке. Инженер вздохнул и поднял с пола маленькую гипсовую головку.

Дом принадлежал продавцу религиозных стату­эток, лестница и коридоры были завалены това­ром. Когда Гиббонс и Берри ворвались в комнату Жозефины, они растоптали двадцать или тридцать фигурок Христа с истекающим кровью сердцем, нарисованным на груди, и сейчас осколки усеива­ли все вокруг. Хоган был миролюбивым челове­ком. Ему нравилась работа военного инженера, нравилось каждый день решать новые задачи, он был счастлив тем, что в его голове постоянно кру­тятся мысли об углах обстрела, подходах, ярдах и фунтах; он любил находиться в компании, где много смеялись, где можно было хорошенько вы­пить и провести время, рассказывая истории о сча­стливом прошлом. Он не был бойцом. В его войне вместо оружия использовались кирки, лопаты и порох, но, вбежав вслед за Шарпом в комнату на чердаке, он почувствовал, как его охватывают бе­зумный гнев и жажда мести. Сейчас это настрое­ние уже прошло. Он сидел погрустневший и при­тихший и, глядя на Шарпа, знал, что ненависть в его душе с каждым часом становится все силь­нее. Вот уже, наверное, в двадцатый раз Шарп ос­тановился перед ним.

— Почему?

— Они были пьяны, Ричард,— пожав плечами, ответил Хоган.

— Это не ответ!

— Не ответ, согласен.— Хоган осторожно по­ложил отбитую головку на пол, так, чтобы Шарп на нее не наступил.— На ваш вопрос нет ответа. Они хотели отомстить. Вы с Жозефиной не имеете для них никакого значения. Речь идет об их гор­дости...

Инженер замолчал. Больше сказать было нече­го. Невыносимая грусть заполнила его сердце, грусть и ужас перед тем, что может сделать Шарп. Хоган жалел, что раньше считал Жозефину рас­четливой и холодной. Он сопровождал девушку из Пласенсии в Оропезо, а затем в Талаверу и был очарован ее манерами, легким смехом и честно­стью, с которой она планировала свое будущее по­дальше от сбежавшего мужа.

Шарп смотрел в окно на тучи, наползающие на луну.

— Неужели они думают, что я это так оставлю?

— Они перепуганы насмерть,— ровным голосом проговорил Хоган.

Он боялся, что Шарп наделает глупостей. И вспомнил строчку из Шекспира: «Красота действу­ет на дураков сильнее золота».

Шарп снова повернулся к нему.

— Почему?

— Вам известно почему. Они напились. О Гос­поди, приятель, эти ублюдки так напились, что даже не смогли сделать все, как следует. Поэтому они ее и избили. Действовали под влиянием момента. Теперь они напуганы, Ричард. До смерти. Что вы собираетесь делать?

— Делать? Не знаю.— В голосе Шарпа звучало раздражение, и Хоган понял, что он лжет.

— Что вы можете, Ричард? Вызвать их на ду­эль? Вы же знаете, это положит конец вашей карьере. Обвинить в изнасиловании? Ради всех святых, кто вам поверит? Город наводнен испанца­ми, насилующими всех подряд! Кроме того, каж­дому известно, что сначала, до вас, девушка была с Гиббонсом. Нет, Ричард, прежде чем что-нибудь делать, вы должны хорошенько подумать.

Шарп повернулся к нему, и Хоган понял, что приводить доводы разума бесполезно.

— Я их убью, к чертям собачьим.

— Я этого не слышал.— Хоган вздохнул и по­тер лицо обеими руками.— Вы хотите, чтобы вас повесили? Расстреляли? Можете избить их, но не более того, Ричард, не более того.

Шарп ничего не ответил, и Хоган понял, что тот снова представил себе тело Жозефины на окро­вавленных простынях. Ее изнасиловали и избили, а когда появились Шарп с Хоганом, хозяйка с возмущением орала на девушку. Пришлось запла­тить немалые деньги, чтобы заставить ее замол­чать. Потом они нашли доктора, и теперь остава­лось только ждать.

Агостино бросил взгляд наверх, на лестницу, увидел лицо Шарпа и вернулся обратно к передней двери, где ему приказано было стоять. В комнату принесли новые простыни, воду. Шарп слышал, как хозяйка моет пол, и снова вспомнил девушку, всю в синяках и крови, ползающую по полу среди изуродованных святых и испачканных в крови простыней.

Дверь распахнулась, проскрежетав на осколках статуэток, и хозяйка поманила их в комнату. Врач, стоявший на коленях у кровати, поднял на вошед­ших усталые глаза. Жозефина лежала на постели, черные волосы темным пятном выделялись на по­душке, глаза были закрыты. Шарп присел рядом с ней, заметил, как расползается пятно синяка на неестественно бледной коже, и взял руку Жозефи­ны. Она отдернула руку и открыла глаза.

— Ричард?

— Жозефина, как ты? — Довольно глупый воп­рос, но Шарп ничего лучшего придумать не смог.

Девушка опять закрыла глаза, по ее лицу про­бежала тень улыбки, дрогнули ресницы.

— Со мной все будет в порядке.— На миг она стала похожа на прежнюю Жозефину, а потом по щекам потекли слезы, и девушка, отвернувшись, зарыдала.

— Как она? — обратился к врачу Шарп.

Тот пожал плечами и беспомощно посмотрел на хозяйку.

Хоган вмешался и быстро заговорил с ним по-испански. Шарп слушал голоса и одновременно гладил лицо девушки. Он думал о том, что не убе­рег Жозефину, не смог выполнить свое обещание защитить ее. Произошло худшее, то, о чем он и помыслить не мог.

Хоган присел рядом с ним.

— С ней все будет в порядке. Она потеряла мно­го крови.

— Как?

Хоган прикрыл глаза и, прежде чем ответить, сделал глубокий вдох.

— Ее избили, Ричард. Жестоко. Однако она по­правится.

Шарп кивнул. В комнате воцарилась тишина, но с улицы долетали вопли пьяных испанских солдат. Девушка перестала плакать и повернулась к Шарпу.

— Ричард? — тихо позвала она.

- Да?

— Убей их.— Жозефина говорила совершенно спо­койно.

Хоган покачал головой, но Шарп, не обращая на него внимания, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Я это сделаю.

Шарп заметил, как на губах Жозефины про­мелькнула тень знакомой улыбки, а потом она улыбнулась по-настоящему, что выглядело совсем странно в сочетании с еще не успевшими просох­нуть слезами.

— Завтра будет сражение?

— Да.— Шарп сказал это так, словно грядущая битва не имела для него ни малейшего значения.

— Пусть тебе повезет.

— Потом я навещу тебя.— Шарп улыбнулся.

— Ладно.— Но в голосе Жозефины не было уве­ренности.

— Вы останетесь? — спросил Шарп у Хогана.

— До рассвета. До тех пор я никому не пона­доблюсь. А вот вам пора уходить.

— Да.— Шарп кивнул, поцеловал Жозефину, встал и взял ружье и ранец.

Лицо капитана вдруг показалось Хогану удиви­тельно жестким. Инженер проводил его до лестницы.

— Будьте осторожны, Ричард.

— Постараюсь.

— Не забывайте о том, что можете потерять. Шарп снова кивнул.

— Как только будут новости, обязательно сооб­щите мне.

Шарп вышел на улицу и, не обращая внимания на испанцев, направился на север. Он не заметил высокого мужчину в синем мундире с белой пере­вязью, который наблюдал за ним с противополож­ной стороны улицы. Мужчина сочувственно по­смотрел на капитана, а потом перевел взгляд на чердачные окна и, устроившись поудобнее, снова уселся у порога дома, хотя это было совсем непро­сто сделать, учитывая сломанную руку и наложенные шины. В завтрашней битве он участвовать не будет. Драгун думал о комнате на третьем этаже и о том, что там произошло. Впрочем, скоро ему все станет известно: Агостино расскажет в обмен на золотую монету.

Шарп быстро зашагал по тропе из города, ко­торая вела его между речушкой и расположением испанских войск. Напуганная пехота была вынуж­дена занять прежние позиции, но когда Шарп проходил под деревьями, он услышал отдельные мушкетные выстрелы, доносившиеся из города, и крики — разменная монета ночного насилия и ужаса, охвативших Талаверу.

Тучи полностью закрыли луну, но свет испан­ских костров освещал тропу, по которой Шарп почти бежал на север, в сторону Меделинского холма. Справа небо покраснело от пламени костров французской армии. Шарп понимал, что прежде всего должен был бы беспокоиться о завтрашнем утре: предстояло величайшее сражение из всех, в которых ему доводилось участвовать, однако сей­час ему хотелось только одного — найти Гиббонса и Берри.

Вскоре он оказался возле Паджара — небольшо­го холма, отмечавшего край расположения испан­ских войск; здесь Портина сворачивала направо и текла вдоль британских позиций. Шарп видел смутные очертания полевых пушек, которые Уэлсли поставил на холме, и механически отметил, что эти орудия с одной стороны будут защищать фланг испанцев, а с другой — не позволят французам атаковать британские войска в лоб. Но его, Шар­па, завтра ждет другая битва.

Тропинка затерялась в траве. Шарп видел кос­тры британцев, хотя и не знал, где именно остановился Южный Эссекский. Ему было известно только, что они стоят на Меделинском холме, по­этому он побежал дальше вдоль речушки, цепля­ясь сапогами за густую траву и разбрызгивая воду; рано или поздно серебристая полоска Портины приведет его в расположение роты.

Он был один в темноте. Британские костры ос­тались далеко слева, французские — справа; обе армии отдыхали перед завтрашним сражением. Неожиданно внутренний голос подсказал Шарпу, что следует остановиться — что-то здесь не так. Он опустился на одно колено и принялся всматривать­ся в темноту.

Ночью Меделинский холм казался длинным, невысоким кряжем, указывающим в сторону фран­цузской армии. Это было ключевое место левого фланга Уэлсли, и если французы прорвут здесь оборону, они раздавят британскую армию между Меделином и Талаверой. Однако Шарп не видел ни одного костра на вершине холма. Яркое пламя горело на западе, далеко от позиций противника, но на стороне, выходящей к городу, и на плоской вершине Меделина, расположенной совсем рядом с лагерем неприятеля, было совсем темно. Шарп предполагал, что Южный Эссекский раскинет свой лагерь на пологом склоне, на который он сейчас смотрел, однако тут никого не было.

Капитан прислушался. До него доносились обычные ночные звуки: приглушенный рокот да­лекого города, шелест ветра в траве, пение насеко­мых и тихие разговоры сидящих у костров солдат, с нетерпением дожидающихся восхода солнца. По­чему его до сих пор не окликнул часовой? Вдоль Портины должны ходить патрули, а часовые, ку­таясь в шинели, должны всматриваться в противоположный берег... Однако никто не остановил и не окликнул капитана Шарпа.

Он продолжал идти вдоль речушки, пока не оказался у подножия Меделина. Тогда он свернул налево и принялся карабкаться вверх. Днем склон казался пологим, но с ранцем на спине и ружьем в руках забраться на его вершину оказалось делом совсем непростым. «Завтра,— подумал Шарп,— этот путь придется проделать французам. Опустив головы, они пойдут вперед, пушки будут метать в них железо, а на вершине встретит ураганный мушкетный огонь».

Посреди склона Шарп остановился и посмотрел назад. На дальнем берегу речки был еще один холм, похожий на Меделин, только меньше и ни­же. На его вершине Шарп разглядел костры фран­цузов, вокруг которых мелькали тени. Тогда он повернулся и поспешил наверх. Он все еще чувст­вовал какую-то опасность, но не понимал, откуда исходит угроза; а перед глазами стояли черные во­лосы Жозефины, разметавшиеся по подушке, ее рука на простыне, пятна крови и ужас, царивший в комнате на чердаке, когда они с Хоганом туда ворвались... Гиббонс и Берри, вероятно, прячутся где-нибудь поблизости от Симмерсона и его при­хлебателей. Необходимо с ними разобраться, зама­нить в какое-нибудь темное местечко... Шарп продолжал идти вперед.

Вскоре он вышел на небольшое плато, увидел вдалеке огни британских костров и не спеша побе­жал прямо к ним — ранец стучал по спине, ружье болталось на боку. Никто так его и не заметил. Он приближался к британским позициям со стороны врага, но не встретил ни часовых, ни постов, ко­торые должны были быть расставлены в самых темных местах. Складывалось впечатление, что все забыли о французах, расположившихся на другом берегу Портины. Шарп остановился в двухстах яр­дах от линии костров и пригнулся в траве. Юж­ный Эссекский находился неподалеку. Батальон устроился у подножия холма, и Шарп разглядел в отблесках огня ярко-желтые пятна формы. Он на­шел наконец зеленые мундиры своих стрелков, но продолжал всматриваться в темноту, словно с та­кого расстояния мог увидеть противника.

На смену гневу пришла тоска. Он пробежал и прошел больше мили, чтобы отыскать свой баталь­он, однако не может выполнить обещания, данного Жозефине. Гиббонс и Берри сидят под боком пол­ковника, возле какого-нибудь костра, и чувствуют себя в полной безопасности. Как им отомстить? Хоган прав. Бросив вызов, он может распрощаться с карьерой... Он же дал Жозефине слово, а теперь не знает, как его сдержать. Завтра нужно выпол­нить и то, что пообещал Ленноксу...

Шарп вытащил из ножен тяжелый палаш и по­ложил на траву перед собой. На лезвие упали от­блески пламени, и Шарп вдруг почувствовал, как в глазах появились слезы,— он вспомнил обнажен­ное гибкое тело девушки, еще недавно лежавшее на длинном стальном клинке. Это было сегодня. Теперь же он проклинал судьбу и эту ночь, когда вынужден был дать обещания, которые не в силах сдержать. Он подумал о девушке, о чужих руках на ее теле и снова взглянул на костры, испытывая отчаяние от собственной беспомощности. Да, пра­вильнее всего — отказаться от мести, подойти к ог­ню и сосредоточиться на завтрашнем дне, но разве сможет он встретиться с Гиббонсом и Берри, увидеть в глазах мерзавцев торжество и не оборвать их жизнь саблей?

Шарп повернулся и принялся всматриваться в горизонт, в далекие точки французских костров. На вершине холма, по которому он карабкался, бегали кролики, их маленькие тени мелькали тут и там. Неожиданно Шарп замер на месте. Неуже­ли там все-таки есть часовые, которых он не заме­тил? Это не кролики! Теперь он ясно видел силуэ­ты людей — их головы Шарп принял за кроликов. Через вершину холма перебиралось около дюжины солдат, которые с оружием в руках направлялись прямо в его сторону.

Шарп опустился на траву, сжимая в руке па­лаш и вглядываясь в тусклое сияние неба. Затем приложил ухо к земле и услышал то, чего боялся услышать больше всего,— отдаленный топот уда­ряющих о землю ног. Тогда он поднял голову и продолжал наблюдать до тех пор, пока дюжина солдат не превратилась в бесформенную массу. Шарп вспомнил, как говорил Хогану, что францу­зы не станут атаковать ночью. Однако похоже, враг все-таки решился на ночную вылазку. Долж­но быть, это небольшой отряд вольтижеров, а ос­новная масса французских солдат тем временем поднимается по склону холма.

Но как убедиться в этом наверняка? Вполне возможно, какой-нибудь британский батальон ре­шил перейти на новую стоянку... только зачем это делать ночью?

Стараясь как можно теснее прижаться к земле, чтобы никто не заметил его на фоне костров, Шарп прополз вперед. Его палаш шелестел в тра­ве, и ему казалось, что он производит оглушитель­ный шум, но солдаты продолжали шагать в его сторону. Он остановился, когда остановились они, и увидел, что темные фигуры одна за другой опу­стились на колени. Стрелок был почти уверен, что это вольтижеры, которых послали вперед снять ча­совых; теперь, приблизившись к противнику, они поджидают основную колонну, чтобы одновремен­но напасть на врага. Шарп затаил дыхание. Сто­ящие на коленях солдаты негромко переговарива­лись между собой, и он попытался разобрать, на каком языке. Французский!

Шарп повернул голову и бросил взгляд на ли­нию костров, отмечающих позицию британцев. Никакого движения, люди сидели и смотрели в огонь, дожидаясь наступления утра и не подозре­вая, что враг пробрался на Меделин и изготовился к атаке. Необходимо предупредить британцев, толь­ко вот как? Одиночный ружейный выстрел могут списать на ошибку часового, увидевшего странную тень в ночи; кричать тоже бесполезно — слишком далеко, а если он побежит, то доберется до своих позиций лишь немногим раньше французов.

Оставалось одно: спровоцировать неприятеля на мушкетный залп, который заставит британцев на­сторожиться, сообщит об опасности и позволит подготовиться к обороне.

Шарп сжал рукоять палаша, вскочил на ноги и помчался к ближайшему вольтижеру, стоявшему на коленях. Когда он приблизился к французу, тот удивленно уставился на него, а потом прило­жил палец к губам, Шарп громко закричал, его вопль был исполнен ярости и гнева, и нанес разя­щий удар палашом. Затем быстро вырвал из тела клинок и снова заорал во все горло. Второй француз успел вскочить на ноги и выкрикнуть пароль — и умер от удара в живот. Шарп продолжал вопить.

Он снова взмахнул палашом, так что клинок со свистом рассек воздух, заметил движение слева и бросился к очередному вольтижеру. Неожиданность нападения застала французов врасплох, они не представляли, сколько солдат противника пошло в атаку и откуда следует ждать опасности.

Вдруг Шарп увидел перед собой сразу двоих солдат, которые подняли мушкеты со штыками. Он снова отчаянно взревел, французы невольно от­ступили, и стрелок рубанул палашом одного из них, а потом, метнувшись в сторону, скрылся в темноте.

Он пробежал несколько шагов и упал в траву. Никто так и не начал стрелять. Совсем рядом с тем местом, где он затаился, метались солдаты, стонали раненые, но выстрелов не было. Шарп ле­жал, стараясь не шевелиться, смотрел в небо и ждал, пока не заметил едва различимые тени при­ближающейся колонны. Французы начали перебра­сываться вопросами, что-то тихо отвечали друг другу. Британцы до сих пор ничего не заметили, они продолжали сидеть у своих костров в ожида­нии рассвета, который для многих может уже ни­когда не наступить. Шарп должен заставить врага произвести залп.

Он положил палаш на траву и снял с плеча ружье Бейкера. Открыл затвор, убедился, что по­рох на месте, а потом осторожно отпустил кре­мень, пока не раздался знакомый щелчок. Фран­цузы снова затихли — ведь их противник исчез так же быстро, как и появился.

— Батальон! Ротами, огонь! Огонь!

Шарп выкрикивал по-французски бессмыслен­ные приказы. Колонна французов находилась от него ярдах в пятидесяти. Вольтижеры присоединились к основным силам, и все вместе приготови­лись к заключительному броску на ничего не по­дозревающих британцев.

— Батальон! — еще громче взвыл Шарп.— Огонь! Ружье Бейкера выплюнуло пулю в сторону французов, и Шарп услышал короткий крик. Вряд ли противник заметил вспышку, но он быстро от­катился вправо и схватил палаш.

— Tirez![10] — снова выкрикнул он приказ всей колонне.

Дюжина самых взвинченных солдат не выдер­жала напряжения и спустила курки, Шарп услы­шал, как над травой запели пули. Наконец-то! Те­перь британцы должны проснуться!

Он посмотрел назад и увидел, что солдаты вско­чили со своих мест у костров и в панике замета­лись в разные стороны.

— Tirez! Tirez! Tirez! — продолжал орать Шарп, и опять раздались мушкетные выстрелы.

Французские офицеры кричали, чтобы солдаты прекратили стрельбу, но дело было сделано. Бри­танцы услышали пальбу, увидели вспышки, схва­тились за оружие и принялись надевать на муш­кеты штыки, готовясь отразить атаку противника.

Французы снова двинулись вперед, а Шарп по­мчался к британским позициям. Его заметили на фоне костров. Раздался мушкетный залп, над го­ловой просвистели пули.

Он продолжал бежать, на ходу отдавая приказы:

— Французы! Приготовиться к бою! Французы!

Шарп увидел, что Харпер и другие стрелки бе­гут вдоль линии обороны к тускло освещенному краю плато, в сторону от того места, куда придется основной удар неприятеля. Разумный ход. Ружья не годились для ближнего боя, и сержант решил спрятать людей в темноте, чтобы вести от­туда снайперский огонь по неприятелю.

Кровь отчаянно стучала в ушах. Шарп начал задыхаться, бежать становилось все труднее, ранец неумолимо тянул к земле. Южный Эссекский пы­тался организовать оборону, тут и там возникали отдельные группы, которые мгновенно распада­лись,— никто не понимал, что происходит. На правом фланге другой батальон британцев тоже метался в панике, а у себя за спиной Шарп слы­шал наступающих французов.

— Французы! — Шарпу не хватало дыхания. Харпер исчез. Капитан перескочил через костер и натолкнулся прямо на огромного сержанта, ко­торый обхватил его за плечи и помог удержаться на ногах.

— Что происходит, сэр?

— Французская колонна. Идет в нашем направ­лении.

— А почему же их не остановила первая линия обороны? — Сержант был явно удивлен.

— Вы — первая линия обороны!

— Никто нам ничего не сказал!

Шарп огляделся по сторонам. Солдаты бегали взад и вперед в поисках сержантов и офицеров, вдалеке появился какой-то офицер на лошади. Шарп его не узнал, а через некоторое время офи­цер скрылся там, где была колонна. Раздался крик, потом мушкетный залп, заржала лошадь, и с тяжелым стуком на землю упало тело. Вспышки мушкетных выстрелов показали расположение не­приятеля, и на фланге уверенно заговорили ружья Бейкера.

Вскоре появилась вся колонна. Теперь белые рейтузы четко выделялись в свете костров — фран­цузы устремились в самый центр британской пози­ции.

Шарп начал выкрикивать приказы:

— Приготовиться. Огонь!

Послышались мушкетные выстрелы, белый дым моментально поглотил мрак, и капитан снова ос­тался один. Увидев столько французов сразу, анг­личане начали разбегаться. Раздавая направо и налево удары плоской стороной палаша, Шарп бросился за ними.

— Здесь вам не грозит опасность! Занимайте оборону!

Но все было бесполезно.

Южный Эссекский, как и соседний батальон, запаниковал. Солдаты с громкими воплями бежали назад, в тыл, где кто-то уже начал строить роты, ощетинившиеся штыками.

Возникла ужасающая неразбериха. Шарп бро­сился на фланг, туда, где в темноте прятались его стрелки. Там он нашел Ноулза с частью роты и послал их вперед, чтобы они присоединились к Харперу, но батальон продолжал в панике отсту­пать. Французы сделали первый залп, который громом прокатился в тишине ночи. Словно страш­ная коса прошлась по рядам британцев. Забыв обо всем, батальон отчаянно пытался добраться до сле­дующего ряда костров. Шарп наталкивался на бег­лецов, отбрасывал их в сторону, стараясь побыст­рее оказаться среди своих людей.

— Что случилось? — услышал он чей-то крик у себя за спиной.

Шарп обернулся. Перед ним в расстегнутом мундире и с саблей в руке стоял Берри, черные волосы падали на мясистое лицо. Шарп остановился, слегка согнул ноги и зарычал. Потому что в этот момент вспомнил Жозефину, ее ужас и боль. Стре­мительно преодолев разделявшие его и Берри не­сколько шагов, он схватил лейтенанта за ворот мундира. Тот испуганно на него уставился.

— Что случилось?

Шарп потащил лейтенанта на другую часть склона, где было совсем темно. Берри продолжал бессмысленно задавать один и тот же вопрос, но Шарп молча волок его за собой до тех пор, пока они не остались одни. Шарп слышал, как мимо, в сторону вершины, промчались последние беглецы, затрещали мушкетные выстрелы, но вскоре все стихло. Он выпустил из рук мундир Берри, и только теперь лейтенант узнал его.

— Боже мой! Капитан Шарп? Это вы?

— А ты разве не ждал? — Голос Шарпа был хо­лодным и твердым как сталь.— Я тебя искал.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 484 | Нарушение авторских прав