АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Психическая боль в психиатрии

В классической психиатрии девятнадцатого - начала двадцатого века психическая боль рассматривалась среди феноменов нарушения чувственной сферы.

С.С. Корсаков в «Курсе психиатрии» (1913) относил душевную боль (neuralgia psychica), обусловленное тоской невыносимое «величайшее отчаяние» к качественным расстройствам в сфере чувств, в частности к глубокой степени изменения настроения. Кроме того, он выделял мучительное притупление душевной чувствительности - «тягостные душевные состояния, при которых в одно и то же время чувствуется, с одной стороны, какое-то притупление чувствительности, а с другой ужасная мука» (с. 104). В этом состоянии, болезненной психической анестезии (anaesthesia dolorosa psychica) больные чувствуют как бы онемение всего их существа, неспособность ничего чувствовать, неспособность испытывать не только чувства любви, радости, но даже и горе, печаль. Оба состояния из-за переживаемых мучений чреваты самоубийством. С.С.Корсаков считал, что расстройства настроения создают благоприятную почву для появления аффектов, соответствующих чувственному тону настроения, и выделял аффекты мучительного свойства, связанные с печальным чувством душевного страдания, к которым относил самостоятельную душевную боль. Самым частым ее видом, в котором она проявляется, он считал аффект тоски, при котором отмечается мрачное одностороннее не корригируемое ничем мышление, и человеку до очевидности становится ясно, что ему нет выхода и предстоит одна гибель, далее отмечаются физические явления: боль в предсердии, подложечной области (anxietas prae-cordialis), «предсердечная тоска» - «грудь точно в тисках, какое-то не-

38
обыкновенно мучительное сосание в подложечной области или ощущение чего-то болезненно ноющего, какого-то постороннего тела, которое хотелось бы вырвать из груди» (с. 105), затруднение дыхания со склонностью к порывистым вздохам, что выражается в причитаниях, стонах. Нередко возникает потребность в разрушительных действиях, человек стремится лишить себя жизни с едва преодолимой силой. Иногда приступ тоски является неожиданно и достигает чрезвычайной силы, длится от нескольких минут до нескольких часов, в таком случае он называется меланхолический порыв (raptus melancholicus) (Корсаков С.С. Избранные произведения, М.: ГИМЛ, 1954).

И.А.Сикорский в «Основах теоретической и клинической психиатрии» (1910) уже отчетливо связывал болезненную психическую анестезию, «мучительную реакцию души, вызванную сознанием наступивших психических утрат и перемен - плач Иеремии в душе, страшащейся за свое существование и ждущей своей смерти или своего ужасного бессмертия» с «глубокой, всепроникающей и нескончаемой душевной болью, которая тем более является тяжкой для самочувствия, что сознание остается ясным, неомраченным, не спутанным и большей частью свободным не только от галлюцинаций, но и от бреда» (с 196, Киев, Тип.С.В.Кульженко, 1910)

В.П. Осипов пишет о душевной боли, психических невралгиях или психалгиях как о чисто физических болезненных ощущениях, сопровождающих мучительный аффект тоски, считая одной из самых тяжких форм невралгий - предсердечную тоску (с.310)

В психиатрии психическая боль традиционно рассматривается среди симптомов депрессивного состояния, прежде всего эндогенной депрессии. Ее синдромальная картина разнообразна как по тяжести проявлений, так и по психопатологической структуре. Основным для эндогенной депрессии является наличие так называемой депрессивной триады расстройств, включающей симптомы эмоционального, двигательного и идеаторного (ассоциативного) торможения (по П.Б.Ганнушкину). Основным проявлением эмоционального торможения на высоте развития эндогенной депрессии является тоска. Она характеризуется особой тяжестью, массивностью, диффузностью в переживаниях больных. При этом больные испытывают чувство безнадежности, подавленности, отчаяния, они утрачивают все надежды, говорят о бесперспективности и пессимистически оценивают события прошлого, настоящего и будущего.

Тоска сопровождается рядом тягостных телесных ощущений. При описании их больные пользуются определениями, применяемыми к физическому состоянию, т.е. физическая и психическая боль как бы соединя-

39
ются. Тоска и боль в переживаниях больных ощущается во всем теле, особенно часто локализуется в области сердца, за грудиной, но может также локализоваться в голове, в животе. Больные жалуются, что им «больно думать», «больно хотеть», «если удалить сердце, то пройдет тоска», душа таких больных воспринимается как больной орган. Подобное слияние психических и телесных переживаний в картине депрессии определяется как свойство витальности и является одним из основных отличительных характеристик эндогенного происхождения депрессии. При эндогенной депрессии дополнительную психическую боль вызывает депрессивная (меланхолическая) деперсонализация в виде болезненно переживаемого скорбного чувства бесчувствия (anaesthesia dolorosa psychica) с утратой способности к эмоциональным откликам, мучительно воспринимаемой больными. Они говорят, что стали безжизненными, «мертвыми», «как автоматы», «как глыба льда», обычно не могут заплакать. Испытываемое больными эндогенной депрессией отвращение к жизни и мучительный для них характер своего состояния нередко сопровождается суицидальными мыслями и поступками.

Свойственная депрессивным больным психическая гипералгезия (душевная боль) сопряжена с психологически невыводимым чувством вины, снижением самооценки, суицидальными тенденциями, а тягостное физическое самоощущение - с «соматическими» симптомами (расстройства сна с трудностями засыпания и ранними пробуждениями; резкое снижение аппетита вплоть до депрессивной анорексии со снижением веса на 5% и более от исходного в течение месяца; снижение либидо, нарушения менструального цикла вплоть до аменореи и другие соматовегетатив-ные дисфункции), которые могут определять клиническую картину. (Смулевич А.Б.Походы к терапии депрессий в общемедицинской практике - Русский медицинский журнал, 2003, т.116 № 21. http://www.RMJ.ru)

Другой современной нозологической единицей в соответствии с МКБ-10 в которой психическая боль (психалгия) является ключевым симптомом является устойчивое соматоформное болевое расстройство (45.4). Ведущей жалобой больных является постоянная, тяжелая и психически угнетающая боль, которая полностью не может быть объяснена физиологическим процессом или соматическим расстройством и которая появляется в сочетании с эмоциональным конфликтом или психосоциальными проблемами, которые могут быть расценены в качестве главной причины. В ряде случаев состояние упорной соматоформной боли сопровождаются сверхценным стремлением к преодолению патологических телесных сенсаций за счет разработки собственных методов лечения, отличающихся вычурностью и брутальностью, и в выраженных случаях

40
может вызывать различной степени аутоагрессию («ограниченная (circumscripta) ипохондрия»),

В структуре соматоформных расстройств выделяют так называемые алгопатические состояния Среди соматоформных расстройств одной из наиболее актуальных проблем остаются хронические болевые расстройства. Увеличение числа публикаций по этой проблеме особенно заметно в последние десятилетия, что объясняется несколькими причинами. Прежде всего, понятие «хроническая психическая боль», хотя и обсуждаемое с момента построения концепции соматизации W. Steckel [527], в психиатрическую практику введено относительно недавно, что и определяет повышенный интерес исследователей к группе алгических состояний. Более того, в немногочисленных клинических работах при значительном преобладании публикаций авторов, придерживающихся психологических и психодинамических концепций, обнаруживаются существенные различия в оценке самого феномена «психической боли».

Следует сказать, что на сегодняшний день наиболее признана концепция, согласно которой хронические алгии, обозначаемые в современных систематиках и специальных публикациях различными терминами — «соматоформные болевые расстройства» [288], «персистирующие болевые расстройства» [366], «алгопатии» [545], расцениваются в качестве варианта психогенно провоцированных истероконверсионных нарушений [160, 385, 438, 480]. Это понятно, поскольку уже при введении термина «соматизация» W. Steckel интерпретировал определяемые этим понятием проявления (включая и болевые) как эквивалент конверсии (цит. по (цит. по 273), а с конца прошлого столетия затяжные алгические расстройства рассматривались не только психиатрами [238], но и врачами широкого профиля (цит, по В. van Houdenhove [363]) как одно из ведущих проявле-ний истерии. Такая оценка алгопатии нашла подтверждение в ряде клинических исследований последних десятилетий, но прежде всего в серии публикаций S. Guze и сотр. [347]. В результате систематического изучения авторы выделили отдельную клиническую форму — «хроническую полисимптоматическую истерию» (синдром Брике) — и показали, что в структуре этого синдрома так называемые неорганические боли составляют едва ли не наиболее частый и значимый симптом.

Однако многообразие проявлений затяжных алгических состояний не исчерпывается соматизированными истероконверсионными проявлениями в рамках психогенных болей. Выделяется второй тип алгопатии — «соматоформные болевые расстройства» (по DSM-11I-R [288]), хотя и отождествляемые большинством авторов с психалгиями, все же далеко не во всех случаях обнаруживающие отчетливую патогенетическую связь с

41
психотравмирующими воздействиями. К алгопатиям этого типа относится немногочисленная группа расстройств, отличающихся от полиморфных конверсионных нарушений самопроизвольностью возникновения, а также локальностью и изолированностью. Еще Е. Bleuler [224] приводил описания резистентных к лечению «неотступных и исступляющих» хронических болей, возникающих вне связи с какими-либо психическими травмами. Позже G. Ladee [400] предложил обозначать подобные алгопатий термином «идио-патические боли». Как показывает анализ литературы, специальных клинических исследований, посвященных идиопатическим алгиям либо их сравнению с психогенными болями, не проводилось. Усилия авторов концепции соматоформных болевых расстройств были направлены не столько на выявление дифференцирующих признаков обеих групп, сколько на объединение этих двух групп в определенную диагностическую категорию [215, 363, 529]. Вместе с тем работы С. Cloninger и сотр. [229, 273, 515] с применением эпидемиологического, клинического и генеалогического методов, выявившие возможность подразделения соматоформных расстройств, включая алгиче-ские, на «многообразные» (diversiform) и «однообразно персистирующие» (high-frequency somatoform disorders) дают основание полагать, что между «психогенными» (конверсионными, полиморфными) и «идиопатическими» (мономорфными) болями существуют принципиальные различия.

Но если "убивается" слишком большая часть личности, приносится слишком большая жертва, то сделка не дает никаких позитивных результатов. Человек продолжает испытывать психическую боль - хотя она скорее порождена уже не невыносимостью чувств, а "застреванием" на них. (Сей-ден, Лукас. О стадии сделки в горе)

В процессе эволюции органического мира боль превратилась в сигнал опасности, стала важным биол. фактором, обеспечивающим сохранение жизни особи, а следовательно и вида. Возникновение боли мобилизует защитные силы организма на устранение болетворных раздражений и восстановление нормальной деятельности органов и физиологических систем.

Душевная боль - быстро возникающее и так же быстро исчезающее страдание. Стоическое и христ. мировоззрение в безмолвном перенесении боли усматривает добродетель: напротив, в античной Греции в перенесении боли видели несчастье, посланное судьбой, и стремились от нее немедленно избавиться.

Митрополит Антоний Сурожский, посвятивший достаточно много внимания проблеме смерти и умирания, приводит многочисленные примеры о том, как предсмертные страдания неизлечимо больных очищали духовно и делали людей, стоящих на пороге смерти счастливыми. Сердцевиной подхода Восточного Православного Христианства к психическому здоровью

42
является возможность обретения человеком благодати. Истинное и полное благополучие человека является следствием наших личных взаимоотношений с Богом [б]. Психическое здоровье есть одно из измерений совокупности этих взаимоотношений. Поскольку ни одному человеку не дано достичь гармонии этих взаимоотношений, так же как и все мы не являемся "всецело человечными", постольку все мы в некоторой степени не совсем здоровы психически. Православное понятие покаяния или metanoia предполагает перемену сознания, его трансфигурацию и трансформацию. Примечательно, что учение духовньк отцов Восточной Церкви подчеркивает постоянную необходимость покаянного отношения человека к цели и предназначению его человеческого существования.

Некоторые из последних исследований относят традиционные духовные методики к стандартным психотерапевтическим теориям, методам и подходам [7]. Несмотря на безусловные различия, следует все же ризнать и существование множества параллелей междудревними мистическими учениями и современными школами сихологии. Православная этика видит в психически больном собрата нашего, человека нуждающегося в сострадании и помощи. Терапевтические методы, унижающие человеческую сущность психически больных, отказ в сочувствии, их изоляция и лишение помощи и терапевтической поддержки негуманны и аморальны. В этой ситуации нет никаких моральных обязательств для продолжения использо-вания искусственных врачебных средств. Примечательно, что молитвенник Восточной Православной Церкви включает целую службу, посвященную умирающим. В случае, когда смерть задерживается, ключевой сентенцией молитвы являются призывы к Богу отделить душу от тела, дав тем самым отдохновение умирающему. Бога просят "избавить раба Твоего (имя) от невыносимых страданий и от нескончаемой и изнуряющей болезни этой и даровать ему покой"

Одна из первых и наиболее внушительных попыток прояснения этого феномена была предпринята Эдвином Шнейдманом, который для ее описания ввел особый термин - «psychache»

Феномен боли с точки зрения гештальт-подхода

С позиций холистического подхода, принятого в гештальт-психологии и современной гештальт-терапии, и, используя новые взгляды, возникшие в послеперлзовский период ее развития (С.Шон, Г.Вилер, Ж.-М.Робин) (18.44,48,49), в частности, динамическую теорию личности (Д.Н.Хломов) (21), концепция боли может быть представлена следующим образом.

Боль можно определить как универсальный признак, указывающий на разрушение или угрозу разрушения целостности границ между организмом и окружающей средой или внутренней структуры организма на одном или нескольких следующих уровней: физическом (телесном), психическом (эмоциональном), экзистенциальном или уровне взаимоотношений с другими людьми. Взаимодействие между человеком и окружающей средой происходит посредством контакта (самоосознавания), в ходе которого возникает психическая реальность и происходит психологическое развитие личности. Процесс контактирования означает создание, трансформацию или разрушение границ между организмом и окружающей средой, т.е. их изменение и создание нового. Любое новое становится не только интеграцией изменений, происходящих в ходе цикла контакта (18,49), но процесс его возникновения чреват травмой, ведущей к расщеплению (шизоидная травма), отчуждению (нарцисстическая травма) или непродуктивности («пограничная» травма). Следовательно, боль является универсальным спутником любого интенсивного изменения на любом уровне (Рис.1). Описывая душевную боль утраты, Ф.Е.Василюк отмечает: «Боль острого горя - это боль не только распада, разрушения и отмирания, но и боль рождения нового.... Двух новых «Я» и новой связи между ними, двух новых времен, даже - миров, и согласования между ними» (7, с.28).

Рис.1. Феномен боли в контексте гештальт-подхода

Чем сильнее и драматичнее происходящее изменение, тем интенсивнее его спутник, боль и окрашивающие ее чувства. В определенных ситуациях она становится нестерпимой, и тогда возникает трагический выбор между желанием дальнейших изменений, которые являются психологической сущностью жизни, и болью (страданием), которую они причиняют. В соответствии с холистической парадигмой гештальт-терапии и взглядами Э.Шнейдмана на невыносимую психическую боль (psychache) как страдание и мучение мы не выделяем отдельно психической боли и страдания, естественно, допуская, что в других психотерапевтических направлениях, например, понимающей психотерапии эти феномены могут рассматриваться раздельно: «Страдание можно описать как отношение боли к смыслу боли. Не сама по себе боль, а именно страдание является предметом психотерапевтической помощи. Боль - есть реакция и функция организма, страдание - есть состояние личности, но не только состояние, а еще и деятельность личности... чем меньше боль и чем больше ее позитивный смысл, тем меньше страдание» (6, с, 126).

Человек защищается от боли и заодно от изменений тем, что не допускает контакта, используя механизмы интроекции, проекции, ретрофлексии, дефлексии или конфлюэнции. Эти нарушения контактной границы (или механизмы защиты в гештальт-терапии) временно способствуют преодолению эмоций, связанных с болью, например, посредством состояний скуки, которая есть ни что иное, как попытка растворения боли во времени. Вместе с тем, эти механизмы играют важную роль в возникновении определенных форм суицидального поведения (интроективных, проективных, ретрофлексивных и конфлюэнтных самоубийств) (11).

Интроективный вектор самоубийства. При интроекции цикл контакта с окружающей средой прерывается на стадии возникновения фигуры: человек принимает внутрь себя имеющие внешнее происхождение ценности, стандарты, нормы или правила и заменяет собственное стремление желанием другого человека или группы. Обычно без «здорового» использования интроекции невозможно воспитание и обучение, которые предполагают ассимиляцию полученного опыта. В самом деле, в детстве нередко говорят: «Делай то или не совершай этого», — и, подчиняясь, ребенок интроецирует приказ взрослого в качестве подобия собственной воли. В дальнейшем при неоднократном воспроизведении подобная ситуация обеспечивает человека неосознаваемым опытом: «В жизни надо Делать то, и не следует совершать этого». Таким образом, иногда чужой опыт настолько заменяет собственные желания и потребности, что в процессе взросления человек утрачивает способность к идентификации «своего» и отвержению «чужого».

45
Поскольку ориентированный на чрезмерную интроекцию человек поступает так, как хотят другие, то интроективный вектор наиболее полно представлен в случаях альтруистических самоубийств Э. Дюркгейма (8), которые совершаются, если авторитет общества или группа подавляет идентичность человека, и он жертвует собой ради блага других или какой-либо социальной, философской или религиозной идеи. Многочисленные случаи самопожертвований «за идею», будь-то японского самурая эпохи средневековья, приверженца протопопа Аввакума в России XVII века, эталоны мужества советской эпохи типа Зои Космодемьянской и Александра Матросова или некоторые «рациональные» самоубийства вполне описываются интроективным вектором самоуничтожения. Особенно чувствительным к вторжению интроектов оказывается подросток. С одной стороны, он готов пожертвовать чем угодно, лишь бы отстоять свою независимость, интуитивно осознавая преимущества личного выбора, но, с другой стороны, в наследие от детства ему достается чрезмерная подверженность влиянию интроектов, которую, например, используют адепты деструктивных культов в ходе процедуры «контроля сознания» (20).

Проективный вектор самоубийства. С помощью проекции индивид что-то реально принадлежащее ему приписывает окружающей среде. Обычно приписывание касается желаний или эмоций, за которые человек не хочет брать ответственности. Таким образом, происходит отвержение некоторой реальной части своего «я», например, в контексте обсуждаемой проблемы проявлений деструкции или аутоагресии. Не признавая эти части в себе, человек начинает находить их в других людях. В силу проективной установки он постепенно отстраняется от людей, которые кажутся ему враждебно настроенными, желающими зла или несущими опасность, изолирует себя от окружающей среды и испытывает подавленность или депрессию. Описываемый суицидальный вектор формируется различными видами проекции (дополнительной, когда другим приписываются чувства и желания, с помощью которых возможно оправдание своих действий, катартической, состоящей в освобождении от своих отрицательных качеств наделении ими других, и аутистической, если окружающим приписываются собственные мотивы и желания) формируют этот суицидальный вектор. При чрезмерной проекции возникает описанный Э.Дюркгеймом (8) феномен аномии, возникающий следствие неудач в приспособлении к социальным изменениям, которые нарушают взаимные связи личности и группы, и ведущий к самоуничтожению. Общеизвестными являются данные о существенном учащении аномических самоубийств во времена социальных катаклизмов и экономических кризисов.

46
Ретрофлексивный вектор самоубийства. При ретрофлексии человек останавливает цикл контакта непосредственно перед осуществлением конкретного действия. Формируется поддерживаемая заботящимся окружением замкнутая личностная система, в которой большинство чувств или желаний остается внутри: человек сам себя любит, ненавидит или ведет с собой нескончаемый внутренний диалог. Преобладающий стиль поведения состоит в том, что он делает самому себе то, что хотел бы сделать другому человеку (или получить от него). Чаще всего подобный индивид не позволяет себе проявлений агрессии в отношении объектов, на которые они в действительности направлены и в силу стыда или иных чувств обращает ее против себя. Крайней точкой развития ретрофлексии становится самоубийство: человек убивает себя вместо уничтожения того, кто заставил его страдать. Таким образом, ретрофлексивный вектор суицида объединяет, по крайней мере, два признака знаменитой триады Карла Меннингера: одновременное желание убить и стремление быть убитым (10). Например, Акутагава Рюноскэ описывает их в «Зубчатых колесах» следующим образом: «Жить в таком душевном состоянии — невыразимая мука! Неужели не найдется никого, кто бы потихоньку задушил меня, пока я сплю» (1, с.620). Более всего ретрофлексивный вектор характерен для эгоистического самоубийства Э. Дюркгейма (8) и эготического суицида Э.Шнейдмана (45). Последний является следствием внутрипсихического конфликта между различными частями души самоубийцы, единственным способом разрешения которого становится аутодеструкция или аннигиляция Self. Уходя от совершения действий в окружающей среде и чувствуя себя отчужденным от общества, семьи или друзей, человек сжимает весь мир до размеров самого себя и, ничего не ожидая от других, превращает свою личность в арену, на которой происходит трагическое действо суицидального сценария. Ретрофлексивные самоубийства характеризуются продуманностью деталей и способа заранее планируемого акта саморазрушения. Именно при подготовке к нему в воздухе надолго повисает гамлетовский вопрос «Быть или не быть?», завершающийся суицидальным чувством беспомощности — безнадежности. («Я ничего не могу сделать (кроме совершения самоубийства), и никто не может мне помочь (облегчить боль, которую я испытываю)»). К ретрофлексивным самоубийствам относится знаменитый аналитический случай Элен Вест, описанный Л.Бинсвангером, К.Роджерсом и Р.Мэйем (2,3,14,19). Из дневника Элен Вест: «Ужасно — не понимать себя. Я стою перед собой как перед чужим человеком: я боюсь за саму себя и боюсь тех чувств, во власть которым я отдана, против которых я беззащитна... Я чувствую себя совершенно пассивной, вроде сцены, на которой две враждующие силы кромсают друг

47
друга», — пишет она, предложив одному из крестьян 50 тысяч франков за то, чтобы он немедленно застрелил ее (2, с. 115). Ретрофлексивным суицидом можно считать также смерть американской писательницы Вирджинии Вульф. В своей предсмертной записке она пишет: «Я определенно чувствую, что снова лишилась рассудка... И на этот раз нам этого не выдержать. Я точно не выздоровлю... Так что то, что я совершаю, кажется мне лучшим из того, что можно предпринять... Я не в состоянии больше бороться. Я знаю, что наношу вред твоей жизни, что без меня ты мог бы работать... Я не могу читать... Ты был таким терпеливым и невыразимо добрым со мной... Всему причиной была я, но определенность давала твоя доброта. Я не могу и дальше портить твою жизнь. Я не думаю, что два человека могли бы быть счастливее нас с тобой» (31).

Конфлюэнтный вектор самоубийства. В гештальт-терапии слияние или конфлюэнция традиционно считают состоянием, в котором возникает фигура и одновременно растет сопротивление ее возникновению, В слиянии психическая реальность клиента преимущественно представлена фоном. В жизни это состояние наиболее характерно для младенца, находящегося в слиянии с матерью. У взрослого конфлюэнция проявляется безотчетными тревожными состояниями, порожденными некоторой неясностью сознания. Ее неизменное присутствие у взрослого человека можно сравнить с «латентным суицидом», формой саморазрушающего поведения, описанной Меннингером, которая достаточно долго длится и отчетливо не ведет к смерти. К ее проявлениям можно отнести рассеянность при вождении автомобиля, злоупотребление психоактивными веществами и иные деструктивные черты в поведении, которые отмечаются в повседневной жизни каждого человека. Вполне вероятной является конфлюэнция с определенной социальной группой, значимым человеком или каким-либо незавершенным переживанием (например, горем, которое описывается как «безграничное»). Вместе с тем, опыт работы с конфлюэнтными суицидентами показывает, что конфлюэнция является состоянием с очень высокой энергией, которая обусловливает немалый риск, а также заразительность самоуничтожения. На кривой цикла контакта его скорее следует разместить вслед за эготизмом, крайней формой ретрофлексии. Человек не просто полностью закрывает границу в отношении действия, самого себя и перестает что-либо чувствовать, он спасается от переживания действия как принадлежащего ему самому ценой растворения своей личности и полной утраты идентичности в некоем «Мы». Описанная по-стэготическая конфлюэнция встречается не только среди суицидальных клиентов, но, например, является типичным состоянием для жертв тоталитарных сект.

48
Конфлюэнтный вектор является особенно важным при суицидальном поведении в молодом возрасте, когда возникает высокая степень слияния с группой, в частности, принадлежащей деструктивному культу (можно вспомнить самоубийства сектантов «Народного храма» в Гайане, «Ветви Давидовой» или «Объединенной церкви» Муна), или со значимым человеком, решившимся на аутоагрессив-ное действие (здесь перед нами предстает длинная, внушительная цепь реальных лиц и персонажей - от Ромео и Джульетты до современных кластерных самоубийств после суицида Мэрилин Монро, лидера группы «Нирвана» Курта Кобейна и прочих харизматических личностей).

Конфлюэнтные самоубийства как бы «поглощают» человека и характеризуются заразительностью, поскольку один суицид облегчает или приводит к возникновению последующего, то есть «суицидальной волны» (33,43). В состоянии слияния человек не осознает своих чувств и потребностей, поэтому является весьма восприимчивым к аутоагрессивным действиям. Поскольку эти суициды часто выглядят внезапными и импульсивными, конфлюэнтных клиентов следует признать одной из серьезных групп риска.

Боль в истории жизни

Сила желания к дальнейшим изменениям и, соответственно, толерантность к боли на любом уровне связана с успешным или неблагоприятным проживанием человеком в ходе личной истории трех основных мета-потребностей: в безопасности, привязанности (связанности или принадлежности) и достижении (манипуляции, свободы обращения). Их называют мета-потребностями, поскольку не имеют фиксированного объекта удовлетворения и могут быть удовлетворены различными способами.

Появление различных видов боли связано с фрустрацией соответствующих мета-потребностей в контексте личной истории клиента, что в кризисных ситуациях приводит к возникновению невыносимой психической боли (Рис.2).

49

Рис. 2. Психическая боль и основные мета-потребности.

В основном, мета-потребность в безопасности формируется в младенчестве, в первые месяцы жизни человека. В это время любые изменения являются хаотическими и непредсказуемыми и в силу чрезмерной зависимости индивида от контекста жизни оказываются чреватыми витальными опасностями. Не только реальные изменения, но и их потенциальная возможность, кажется, несет угрозу жизни. Соответственно и

50
проявления боли могут быть парадоксальными, например, полная анестезия, своего рода игнорирование боли на одном из уровней - телесном или психическом (эмоциональном) - и чрезмерная уязвимость на другом. В клинической психиатрии парадоксальность проживания боли давно описана у больных шизофренией и лиц с шизотипическим или шизоидными расстройствами личности, а также свойственна детям и подросткам с синдромом Каннера или Аспергера. Изменения на этой стадии развития не соотносятся с каким-либо объектом в окружающей среде или осознанием собственной отдельности и связаны с физической (телесной) и психической (эмоциональной) болью. Чаще всего боль вызывают интенсивная тревога, ужас, растерянность, беспомощность и безнадежность (Рис.3).

Рис.3 Основные мета-потребности человека и эмоциональные проявления, обусловленные их фрустрацией

Мета-потребность в привязанности формируется вслед за обеспечением безопасности и связана с появлением в поле образа Другого, с которым можно находиться в контакте, совместно выживать, удовлетворять разнообразные потребности, т.е. осуществлять изменения и чувствовать боль (боль привязанности, любви), или, наоборот, выходить из контакта, чувствовать

51
свою отдельность (с обязательностью проявляющуюся в одиночестве) и соответственно дополнительно переживать экзистенциальную боль. Непереносимый опыт экзистенциальной боли, связанный с прерыванием ранней, позитивной привязанности, например, в силу отвержения близкими людьми в детстве, имеет двоякие последствия для дальнейшего развития человека и два возможных стиля историй жизни. Если из-за разрыва привязанности основы безопасности оказываются чрезмерно подорванными, то в силу невыносимости травмы индивид скрывается за контекстом жизни и возвращается на шизоидный уровень реагирования. Иная возможность состоит в том, что он заменяет чреватую опасностью привязанность - которая в качестве потребности может быть удовлетворена - зависимостью от другого человека (аддикция отношений или созависимость) или его алиментарных (аддикция к еде, алкоголизм, наркомания, токсикомания) и деятельностных суррогатов (азартные игры, сексуальная аддикция, работоголизм, культовая зависимость), которую в течение жизни невозможно насытить. Поддержание длительных отношений привязанности вызывает боль. Она связана с необходимостью принятия ценности другого человека и своей собственной реальной значимости. Избегая внутреннего хаоса, человек ищет внешней референции, но в аддикции сталкивается с постоянно неудовлетворенной потребностью в привязанности, в свою очередь вызывающей боль (боль ненасыщения). Она связана с широким спектром чувств, например, страха, злости, обиды, зависти, ревности, жалости и стыда (Рис.3).

Развитие мета-потребности в манипулировании (достижении, свободе обращения) генетически связано с освоением игровой деятельностью, которая в истории жизни предполагает приобретение свободы обращения с объектами окружающей среды. Изменения, происходящие в контакте, направленном на достижение, касаются установления, поддержания и прекращения отношений с Другими, что порождает боль, связанную с взаимодействием (конкуренцией) со значимыми людьми {боль унижения-признания). Обычно история жизни нарцисстической личности ознаменована опытом ранней привязанности, хотя и прервавшейся, поэтому у нее сохраняется надежда на возможность нового аналогичного опыта и боль, связанная с неспособностью его осуществления в настоящем. Боль окрашивается страхом, стыдом, виной, огорчением, разочарованием, завистью (Рис.3).

В предлагаемой динамической гештальт-концепции боли появление различных ее видов следует эпигенетическому принципу развития человека и нестерпимая психическая боль, описанная Э.Шнейдманом, является крайним выражением боли на каждом из уровней.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 1124 | Нарушение авторских прав