АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 5. На следующее утро после рейда я просыпаюсь от сообщения Лины

На следующее утро после рейда я просыпаюсь от сообщения Лины.

«Хана, обязательно перезвони мне. Я сегодня работаю. Буду в магазине».

Я дважды прослушиваю его, а затем решаюсь еще раз, чтобы понять ее тон. В ее голосе не было обычного монотонного напева или дразнящих ноток. Я не могу сказать, сердита она, расстроена или просто раздражена.

Я оделась и уже была на пути к «Стоп-энд-сейв» прежде, чем поняла, что приняла решение увидеться с ней. Я все еще чувствую, словно большой кусок льда застрял во мне, в самом центре, заставляя меня чувствовать себя онемевшей и неуклюжей. Так или иначе, это чудо, что мне удалось поспать после того, как мне, наконец, удалось добраться до дома. Но все мои сны были наполнены криками и собаками, пускающими слюни вперемешку с кровью.

Глупая: именно такой я и была. Ребенком, охотницей за сказками. Лина была права с самого начала. В голове мелькает образ Стива, его скучающее, отстраненное лицо, ждавшее, когда у меня закончится истерика, его шелковый голос, как нежеланное прикосновение: Не расстраивайся. Ты такая красивая.

В памяти всплывает строчка из Книги Тссс: Любви не существует, есть только болезнь.

Мои глаза все это время были закрыты. Лина была права. Лина поймет, ей придется понять, даже если он все еще злиться на меня.

Я замедляю велосипед, потому что уже проезжаю мимо витрины магазина дяди Лины, где она посменно работает в течение всего лета. Я не замечаю никого, кроме Джеда, вернее огромной человекоподобной глыбы, которая едва ли сможет связать предложение так, чтобы спросить, не хотите ли вы купить Большую Содовую за доллар. Лина всегда думала, что, возможно, его мозг был поврежден при Исцелении. Или он просто таким родился.

Я поворачиваю к узкому переулку за магазином, он переполнен мусорными контейнерами и запах здесь тошнотворно сладкий, так пахнет старый гнилой мусор. Синяя дверь на полпути вниз по переулку – это вход в складское помещение позади «Стоп-энд-сейв». Я не могу думать о том, сколько раз я приезжала сюда, чтобы повидаться с Линой, пока она якобы проводила инвентаризацию. Вместо этого мы перекусывали пакетиками украденных чипсов и слушали портативное радио, которое я забрала из кухни родителей. На мгновение, меня пронзает сильная боль, бьющая по ребрам, и мне жаль, что я не могу вернуться в прошлое: без пустого лета, подпольных вечеринок и Анжелики. Я прожила столько лет, не думая об амор делириа нервоза, не подвергая сомнению Книгу Тссс или своих родителей.

Я была счастлива.

Я прислоняю свой велосипед к мусорному контейнеру и тихо стучу в дверь. Почти сразу же она открывается.

Лина замирает, когда видит меня. Ее рот немного приоткрыт. Я думала о том, что хотела сказать ей все утро, но теперь, видя ее шок, слова просто испарились. Именно она сказала мне, что я могу найти ее в магазине, а теперь она выглядит так, словно никогда меня не видела прежде.

И все, что вылетает из моих уст:

- Ну? Ты впустишь меня или как?

Она говорит так, словно я только что прервала ее дневной сон:

- О, извини. Конечно, заходи.

Я вижу, что она так же нервничает, как и я. Есть какая-то скачущая, нервозная энергия в ее движениях. Когда я зашла на склад, она практически захлопнула за мной дверь.

- Ну и жарища здесь у вас.

Я тяну время, пытаясь вырвать из себя те слова, что собиралась сказать. Я ошибалась. Прости меня. Ты была права насчет всего. Они свернулись, как провода в задней части горла, наэлектризованные и горячие, я не могу заставить их раскрутиться. Лина ничего не говорит. Я шагаю по комнате, не желая смотреть на нее, опасаясь, что увижу то самое выражение, которое я видела на лице Стива вчера вечером – нетерпение, или еще хуже, отчуждение.

- Помнишь, как я приходила к тебе сюда? Я приносила журналы и тот дурацкий старый радиоприемник. А ты…

- А я утаскивала из магазина чипсы и содовую из холодильника, - заканчивает она. - Да, помню.

Неловкая тишина виснет между нами. Я продолжаю кружить по маленькому помещению, смотря куда угодно, только не на нее. Все те скрутившиеся слова сгибаются и сжимаются металлическими пальцами, кромсая мое горло изнутри. Непроизвольно, я подношу большой палец ко рту. Я чувствую маленькие искры боли, когда начинаю обкусывать кутикулу. Это возвращает мне прежнее спокойствие.

- Хана? – тихо говорит она. - Ты в порядке?

Этот один глупый вопрос ломает меня. Все металлические пальцы сразу расслабляются и слезы, которые они сдерживали, сразу начинают литься из глаз. Внезапно я начинаю рыдать и рассказываю ей все: о рейде, и собаках, и звуках черепов, раскалывающихся от полицейский дубинок регуляторов. Мысли об этом снова заставляют меня чувствовать тошноту. В какой-то момент Лина обнимает меня и начинает что-то шептать мне в волосы. Я даже не знаю, о чем она говорит, да это и не имеет значения. Достаточно и того, что она здесь – твердая, реальная, на моей стороне – она заставляет меня чувствовать себя лучше, чем за все эти недели. Постепенно мне удается перестать плакать, глотая назад икоту и рыдания, которые все еще не покидают меня. Я пытаюсь сказать ей, что скучала по ней, что была глупой и ошибалась, но мой голос звучит приглушенно и хрипло.

И тогда кто-то стучит в дверь, очень четко, четыре раза. Я быстро отодвигаюсь от Лины.

- Что это было? – говорю я, вытирая руками глаза и пытаясь снова контролировать себя. Лина делает вид, как будто ничего не услышала. Ее лицо побледнело, глаза, широкие и испуганные. Когда стук снова повторяется, она не двигается, словно застыла там, где стояла.

- Я думала, этой дверью никто не пользуется, - я скрещиваю руки и пристально смотрю на Лину. Я чувствую подозрение, какое-то покалывание в уголке моего сознания, но я не могу сосредоточиться на нем.

- И не пользуются. То есть… иногда… я хочу сказать, поставщики…

Пока она, запинаясь, пытается оправдаться, дверь открывается и он просовывает голову внутрь, тот самый парень, которого мы встретили, когда вместе с Линой перелезали через ворота у лабораторий, сразу после эвалуации. Его глаза находят меня, и он тоже замирает.

Сначала я думаю, что он, наверное, ошибся. Должно быть, он просто постучал не в ту дверь. Сейчас Лина накричит на него и скажет убираться отсюда. Но затем моя голова медленно начинает работать и я понимаю, что нет, он только что назвал ее имя. Очевидно, все это было запланировано.

- Ты опоздал, - говорит Лина. Мое сердце сжимается, словно затвор, и на мгновение в глазах темнеет. Я ошибалась во всем и всех.

- Заходи и закрой дверь, - резко говорю я.

Комната выглядит намного меньше, когда он оказывается внутри. Я привыкла к мальчикам этим летом, но не здесь, в знакомом месте, при свете дня. Это все равно, что обнаружить, что кто-то пользуется твоей зубной щеткой, я чувствую себя грязной и сбитой с толку. Оборачиваюсь к Лине и говорю:

- Лина Элла Хэлоуэй Тиддл, - я произношу ее полное имя очень медленно, отчасти потому, что должна убедиться в ее существовании: Лина, моя подруга, та, что беспокоилась за меня, та, что умоляла меня подумать, в первую очередь, о своей безопасности теперь назначает тайные встречи парням. - По-моему, тебе надо дать объяснение происходящему.

- Хана, ты помнишь Алекса? – Лина говорит слабо, как будто то, что я его помню, сможет объяснить происходящее.

- О, Алекса я помню, - говорю я. - Я только не помню, по какой причине он здесь.

Лина издает несколько неубедительных звуков в свое оправдание. Она встречается с ним взглядом, словно обмениваясь сообщениями. Я чувствую их, закодированные и непонятные, как электрический разряд, когда подходишь слишком близко к ограждениям на границе. Мой желудок переворачивается. Раньше мы с Линой общались так же.

- Расскажи ей, - тихо говорит Алекс, словно меня даже нет в комнате.

Когда Лина поворачивается ко мне, я вижу в ее глазах мольбу. «Я не думала, что…» - с этих слов она начала свой рассказ. Но запнулась и после секундной паузы ее будто прорвало. Она рассказывает о том, как увидела Алекса на вечеринке на ферме в Роаринг Брук (на вечеринке, куда я ее пригласила, если бы я этого не сделала, ее бы там не было), как встретилась с ним в Глухой бухте как раз перед закатом.

- Именно тогда, тогда он сказал мне правду. Что он Заразный, - говорит она, не отрывая глаз от моих и произнося слово «Заразный» не повышая голоса. Я неосознанно резко вдыхаю воздух. Значит это правда: все это время, пока правительство отрицало и продолжает отрицать, на окраинах городов обитают люди, неисцеленные, неконтролируемые.

- Я пришла вчера ночью, чтобы найти тебя, - говорит Лина более спокойно. – Когда я узнала, что будет рейд… Я выбралась из дома. Я была там, когда пришли регуляторы. Только ступила за порог. Алекс помог мне. Мы прятались в сарае, пока они не ушли…

Я закрываю глаза и вновь открываю их. Я помню, какой рыхлой была влажная земля, когда я ударилась бедром об окно. Я помню, как стояла и видела темные очертания тел, лежащие в траве, и острые углы небольшого сарая, укрытого деревьями.

Лина была там. Это невообразимо.

- Не могу поверить. Не могу поверить, что ты во время рейда вышла из дома… из-за меня.

Мое горло опять сжимается, и я сдерживаю себя, чтобы снова не начать плакать. На мгновение меня поражает сильное странное чувство, названия которому я не могу дать: это сильнее вины, шока и зависти, оно погружает руку в самую глубокую часть меня, туда, где корениться Лина.

Впервые за долгое время, я действительно вижу ее. Я всегда думала, что Лина была симпатичной, но сейчас мне пришло в голову, что в какой-то момент – прошлым летом? в прошлом году? – она стала по-настоящему красивой. Ее глаза, будто стали больше, скулы выделились. С другой стороны, губы стали мягче и полнее.

Я никогда не чувствовала себя уродливой рядом с ней, но сейчас я испытываю это. Я чувствую себя высокой, безобразной и костлявой, как лошадь соломенного цвета.

Лина начинает что-то говорить, когда раздается громкий удар по двери, ведущей в магазин, и Джед кричит:

- Лина? Ты там?

Я инстинктивно хватаю Алекса и пихаю его боком, так, чтобы он оказался позади двери, когда она начала открываться. К счастью, Джеду удается открыть ее всего в нескольких дюймах от большого ящика с яблочным пюре. Интересно, Лина специально поставила его туда.

Позади, я чувствую Алекса: он очень насторожен и неподвижен, как животное перед побегом. Дверь приглушает голос Джеда. Лина сохраняет улыбку, когда отвечает ему. Я не могу поверить, что это та же самая Лина, которая глубоко и учащенно дышала, когда ее просили прочитать что-нибудь перед всем классом.

Мой живот начинает скручиваться, связанный противоречивым узлом восхищения и негодования. Все это время я думала, что мы отдаляемся друг от друга, потому что я оставила Лину позади. Но на самом деле все было наоборот. Она научилась лгать.

Она научилась любить.

Я не могу больше находится так близко к этому парню, к этому Заразному, который теперь к тому же, является самой большой тайной Лины. Моя кожа зудит.

Я высовываю голову за дверь.

- Привет, Джед, - жизнерадостно говорю я. Лина посылает мне благодарный взгляд. - Я тут зашла кое-что Лине передать, ну мы и заболтались.

- У нас покупатели, - недовольно говорит Джед, не спуская глаз с Лины.

- Выйду через секунду, - говорит она. Когда Джед, ворча, закрывает дверь, Алекс облегченно выдыхает. Визит Джеда восстанавливает напряженную атмосферу в комнате. Я чувствую, как она ползет по моей коже, словно тепло. Видимо, ощутив напряжение, Алекс становится на колени и открывает свой рюкзак.

- Я тут кое-что принес для твоей ноги, - тихо говорит он. Он принес какие-то медикаменты. Когда Лина до колена подворачивает джинсы на одной ноге, я вижу уродливую рану на конце голени. В миг меня накрывает быстрое, раскачивающее чувство головокружения и тошноты.

- Черт, Лина, - говорю я, стараясь, чтобы мой голос оставался спокойным. Не хочу волновать ее. - Эта псина конкретно тебя укусила.

- С ней все будет в порядке, - говорит Алекс, отмахиваясь, как будто я не должна беспокоиться об этом, словно это не моя забота. У меня возникает внезапное желание дать ему подзатыльник. Он становится на колени перед Линой и начинает наносить антибактериальный крем на ее ногу. Я очарована тем, как уверенно двигаются его пальцы по ее коже, как будто ее тело создано для его прикосновений. «Она была моей прежде, чем стала твоей» - неожиданно эти слова нарастают в горле, стремясь вырваться. Но я проглатываю их обратно.

- Может, тебе лучше обратиться в больницу? – я говорю эти слова Лине, но Алекс отвечает на мой вопрос.

- И что она им скажет? Что пострадала на запрещенной вечеринке во время ночного рейда?

Я знаю, что он прав, но это не избавляет меня от нарастающего чувства негодования. Мне не нравится, что он ведет себя так, будто единственный знает, что хорошо для Лины. Мне не нравится, как она смотрит на него, соглашаясь с его мнением.

- Вообще-то не очень болит, - голос Лины звучит нежно и успокаивающе, как голос одного из родителей, который утешает своего ребенка. И снова это чувство, будто я вижу ее впервые: она словно фигура за холстом, только силуэт и неясные очертания, я едва узнаю ее. Я не могу больше смотреть на нее - Лина, незнакомка – я падаю на колени, и практически локтем отталкиваю Алекса.

- Ты все неправильно делаешь, - говорю я. - У меня кузина - медсестра. Дай-ка я.

- Да, мэм, - он отодвигается с моего пути, но все равно сидит на корточках, наблюдая за моей работой. Я надеюсь, что он не заметит, как дрожат мои руки.

Неожиданно Лина начинает смеяться. Я так удивлена, что почти роняю марлевую повязку, находясь в середине перевязывания. Когда я смотрю на Лину, она так сильно смеется, что ей приходится согнуться пополам и приложить руку к губам, чтобы приглушить звук. Алекс беззвучно смотрит на нее в течение минуты, наверное, он так же потрясен, как и я, а затем тоже фыркает от смеха. Вскоре они оба смеются не останавливаясь.

Тогда я начинаю смеяться тоже. Вся абсурдность ситуации доходит до меня: я приехала сюда, чтобы извиниться, сказать Лине, что она была права, на счет своих предупреждений быть осторожной и следить за безопасностью, а вместо этого я застаю ее наедине с мальчиком. Нет, еще хуже – Заразным. И после всего того времени и предупреждений она именно та, кто заразился делирией. Лина – девушка с большой тайной, застенчивая Лина, которая боялась вставать перед классом, нарушила все правила, которым нас учили. Смех переходит в судороги. Я смеюсь пока не чувствую боль в желудке и слезы не начинают течь по щекам. Я смеюсь до тех пор, пока уже не могу понять, смеюсь я или плачу.

Что я буду помнить об этом лете, когда оно закончится?

Двойное чувство удовольствия и боли: гнетущий жар, ледяные укусы океана, такие холодные, что сдавливает ребра и перехватывает дыхание; поедание мороженого так быстро, что головная боль растекается от зубов до глазных яблок; бесконечные, скучные вечера с Харгроувами и набивание себя лучшей едой, которую я когда-либо пробовала; а главное, посиделки с Линой и Алексом на 37 Брукс в Хайледсе, мы наблюдали, как красивый закат истекает кровью в небо, зная, что еще один день прошел, приближая нас к Исцелению.

Лина и Алекс.

У меня снова есть Лина, но она изменилась, и кажется, что с каждым днем она еще больше становится другой, немного отдаляется, будто спускается в темнеющий коридор. Даже, когда мы одни, хотя это и бывает редко, ведь Алекс почти всегда с нами – есть какая-то неопределенность в ней, будто она плывет по жизни в мечтах. И когда мы с Алексом, меня нет в этой мечте. Они говорят на языке шепота, смеха и тайн, их слова, словно сказочный клубок с шипами, что встает между нами.

Я счастлива за нее. Правда, счастлива.

Но иногда перед сном, когда я больше всего уязвима, я ревную.

Что еще я буду помнить, если буду вообще хоть что-нибудь помнить?

Первый раз, когда Фред Харгроув целует меня в щеку и его губы оставляют сухой след на коже.

Гонки с Линой до буйков в Глухой бухте, и ее улыбка, когда она призналась, что однажды делала то же самое с Алексом; осознание того, что моя содовая стала теплой, густой и непригодной для питья, когда мы вернулись на пляж.

Встречи с Анжеликой после ее Исцеления и, как я помогала ее маме подстричь розы в их саду; как она улыбнулась и весело помахала, хотя ее глаза были стеклянными, словно взгляд сосредоточен где-то в одной точке над моей головой.

Я больше не виделась со Стивом Хилтом.

И слухи, бесконечные слухи: о Заразных, сопротивлении, развитии болезни, распространении ее черноты среди нас. Каждый день улицы обклеены все большим и большим количеством листовок.

Вознаграждение, вознаграждение, вознаграждение.

Вознаграждение за информацию.

Если вы что-то увидели, доложите об этом.

Бумажный город, бумажный мир: шелест бумаги на ветру нашептывает мне, доносит сообщения яда и ревности.

Если вы знаете что-то, сделайте что-нибудь.

Прости меня, Лина.

[1]Книга Тссс (здесь и далее) – сокращенное название «Трактата о Социальной Справедливости и Стабильности».

[2] АБД (здесь и далее) – аббревиатура организации «Америка без Делирии»

[3] Консилер – маскирующее средство, корректор.

[4] CPHS – предположительно аббревиатура Center for Public Health Studies (Центр изучения общественного здравоохранения), основанного в школе при Портлендском университете, но все это лишь мои догадки, так что не верим им =)

[5] Имеется в виду 90° по Фаренгейту, т.е. 32,22° по Цельсию.

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 557 | Нарушение авторских прав