АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Отыгрывание

Ранние критики упрекали гештальт-терапию за то, что она является терапией отыгрывания. Она действительно является терапией отыгрывания, но не в худшем смысле, который предполагает психоаналитическое определение этого понятия. Это слово приобрело дурной привкус, потому что традиционно означало, что пациент "пустит в дело" все разорванные мысли и несовместимые идеи, возникающие в процессе терапии. Терапевт может сильно нервничать при одной только мысли о том, что нечто, происходящее в процессе терапии может стать причиной пагубного поведения пациента за ее пределами. Терапевту вряд ли понравится, если пациент переспит со своей матерью, в ответ на реплику, что запрет на инцест Фрейд считал пагубным для человечества. При терапии "сдерживания" пациент будет работать над своими проблемами, оставаясь пассивным в жизни, и будет знать, что, завершив работу, он достигнет зрелости и ему достанет здравого смысла, чтобы вести себя пристойно.

Такая точка зрения выглядит пародией. Она предлагает упорное отрицание современных знаний о процессе научения, особенно того факта, что для лучшего эффекта, научение требует действия. Отыгрывание может быть единственным средством к открытым проявлениям пациента в психоанализе, так как психоаналитическая кушетка сковывает его естественные действия. В отличие от психоаналитика, гештальт-терапевт культивирует активность, для которой ищет удачный момент и заботится о том, чтобы она соответствовала жизни человека и его актуальным нуждам.

Ранее мы упоминали четыре уровня выражения чувств: блокированный, запрещенный, эксгибиционистский и спонтанный. Блокированные и запрещенные выражения чувств, как вы помните, – это выражения, которые не выходят наружу, потому, что либо побуждение остается незамеченным, либо выражение чувств сдерживается, хотя человек и испытывает побуждение выразить себя. Эксгибиционизм – это способ выражения чувств, который плохо приспособлен к реальной системе поведения человека. Спонтанные выражения проявляются сильно и естественно, они целостны и пластичны.

В момент отыгрывания человек находится на стадии эксгибиционистского выражения чувств, демонстрируя, кем он является, но не будучи таковым. Это критическая фаза. Во-первых, потому что для достижения спонтанности часто бывает необходимо обсуждение. Во-вторых, потому что человек может легко застревать на этой стадии и принимать ее за спонтанность, не признавая ее экспериментальный характер. Люди, которые настаивают на чистой спонтанности в действии, могут отказаться от стадии эксгибиционизма. Это значит, что они исключат все, что заставляет их чувствовать неловкость или фальшь, несмотря на то, что новое поведение могло бы быть ценным, хотя и не достаточно целостным. Часто людям необходимо пройти через стадию эксгибиционизма прежде, чем они смогут достичь глубоких внутренних изменений. Захочет ли педантичный человек рискнуть и проявить глупость или дурашливость? Если нет, – он останется тем, кто он есть, – то есть педантом. Но если он решится на незнакомое поведение, то сможет смягчить свою педантичность и приобрести новый опыт.

По сравнению с блокированной и спонтанной стадия эксгибиционизма нужна хотя бы потому, что в этот момент человек открыт для своей потребности совершить что-то новое. Доверяя своим потребностям, он интуитивно достигает внутренней опоры, даже если кажется неловким или вульгарным, странным или непредсказуемым. Того, кто делает предложение каждой малознакомой женщине, едва ли назовут человеком, который знает, чего хочет. Тем не менее, начинающий Дон Жуан, если он не застрял на стадии эксгибиционизма, в итоге может найти подходящий вариант поведения и для того, чтобы развивать отношения. К сожалению, на этой стадии легко задержаться, и задача терапевта состоит в том, чтобы определить разницу между эксгибиционизмом и спонтанным поведением. Ведь нередко браваду, наигранность и стереотипы можно принять за целостное новое развитие.

Для гештальт-терапевта "отыгрывание" – это инсценировка некоторых аспектов человеческого существования на терапевтической "сцене". Она может начаться с высказывания или жеста. Например, пациент делает короткий жест, а мы просим его продолжить движение до полного разворота. Представим, что он выполнил нашу просьбу и ему стало казаться, что он похож на льва, сидящего на задних лапах. Мы спросим его, как он это чувствует. Он отвечает, что ему захотелось рычать. " Ну, так порычи", – предлагаем мы. И он рычит, и в это время принимается ходить по комнате и трогать окружающих своими " лапами". Некоторых людей он пугает, некоторых развлекает, кого-то завораживает, сам же он от всего этого приходит в возбуждение, которое демонстрирует ему новую сторону собственного характера – сильную, животную, решительно ищущую контакта. Тогда он начинает понимать нечто такое, чего раньше не замечал. Проявляясь в подходящий момент, такие черты характера включаются в систему поведения человека и открывают перед ним новые просторы.

Отыгрывание может принимать различные формы. Мы выбрали только четыре примера, хотя его можно применять к разнообразным человеческим переживаниям.

1) Отыгрывание незаконченной ситуации из далекого прошлого. У Сью была установка не бояться. Она могла пребывать в состоянии фрустрации, смущаться, упорствовать, но только не бояться. У нее был "каменный" голос, напряженные шея и плечи, сдавленное горло. Я попросил ее вставить пальцы в горло, чтобы вызвать рвотный рефлекс, надеясь, что это поможет Сью расслабить горло и придаст ее голосу лучший резонанс. Кроме того, я полагал, что такой неожиданный поворот вызовет у нее чувство страха, которое она намеренно блокировала. Она стремительно засунула пальцы в рот, закашлялась, немного занервничала – но никакого страха и рвоты не получилось. Тогда я попросил ее попробовать еще раз. Случилось то же самое – стремительное движение, кашель, никакой рвоты, никакого страха и вообще никаких эмоций. Мы поговорили с ней о том, насколько она "стремительна" в жизни. Затем я попросил ее сделать еще одну попытку. На этот раз ей удалось вызвать рвотный рефлекс, но она снова закашлялась и прервала спазм. Сью заметила, что какая-то ее часть оставалась незатронутой и не реагировала на происходящее. Она вспомнила, что уже испытывала похожие переживания. Первый раз это случилось, когда на нее набросился брат, который был на пять лет старше ее. Он не раз повторял свои посягательства, и ей ни разу не удалось остановить его. Чем больше она просила о пощаде, тем более жестоким он становился. Тогда она поняла, что чем безучастнее будет, тем быстрее он успокоится. Ее безучастность, возникшая из-за отчаянных попыток справиться с братом, закрепилась и на поведении в других ситуациях, не связанных с братом.

В этот момент и началось отыгрывание. Я не стал беседовать с ней об отношениях с братом, а попросил Сью оставаться безучастной, чтобы я ни делал. Она согласилась. Я обошел ее со спины, положил руки ей на горло и начал душить. Она оставалась на удивление вялой. И все-таки в конце концов она стала решительно отпихивать мои руки от своего горла. Но я не ослабил хватку, и тогда она мгновенно прекратила сопротивление. В то же мгновение остановился и я.

Сью должна была заметить, что я мог задушить ее, так как она не дала мне обратную связь о том, что я причинил ей боль. Я почувствовал, что в ней поднимается агрессия против меня, и попросил в следующий раз, когда я снова подойду к ней, защищаться как можно решительнее. Когда я снова стал приближаться к ней все с тем же намерением, она поднялась прежде, чем я успел подойти, схватила меня за горло и начала бороться, пока мы не свалились на пол. В ответ на этот мощный отпор я опрокинул ее на спину и попытался положить на обе лопатки, несмотря на сильное сопротивление. Она вспыхнула и наконец вскрикнула: " Хватит!"

Итак, мне удалось добиться этого. Сью была под большим впечатлением не только от физического воздействия, но и от того, что к ней вернулись прежние чувства. Только на этот раз она получила новый результат. Ей было ясно, что я не ее брат и что она может повлиять на мир, который вовсе не так неизменен, как ей казалось. Ее скрипучий голос, напряженные шея и плечи, отсутствие страха, ее стремительность и безучастность – все эти признаки были ключевыми частями отыгрывания незаконченной ситуации.

Возможно, этот эпизод был несколько рискованным и не совсем профессиональным. И все же риск был невелик – к этому времени я уже долго работал со Сью и мог предполагать, что она выдержит такой физический контакт. Кроме того, она в достаточной мере доверяла мне, даже во время эксперимента. Все это дало мне основания считать, что такой опыт не оттолкнет ее от меня. Что же касается упрека в непрофессиональности... Профессиональная ответственность психотерапевта – состоит в том, что сделать все возможное и помочь пациенту восстановить утраченные чувства. Ведь ранние переживания Сью не были лишь слабой версией моего нападения на нее, значит и то, что происходило между ней и терапевтом, не должно было быть просто подобием контакта.

2) Отыгрывание незаконченной актуальной ситуации. Источником незаконченного действия может быть не только далекое прошлое. С незаконченными делами каждый из нас сталкивается каждый день. Как правило, незаконченные дела не становятся травмой для человека, но некоторые из них крепко застревают в голове, если от них вовремя не избавиться. Они забирают много сил, пока не будут завершены, и могут вызвать апатию, враждебность, подавленность и другие переживания, которые обычно находятся в фокусе терапии.

Мой пациент по имени Виктор жаловался на то, что жена постоянно вмешивается в его жизнь. Она умудрялась влезать в любые его разговоры. Я попросил одну участницу группы становиться между Виктором и любым человеком, с которым он будет разговаривать. Она энергично взялась за эту роль и показывала высший класс, словно баскетбольный защитник. Веселье и оживление группы резко контрастировало с подавленностью и вялостью Виктора. Но вскоре и он втянулся в процесс, активно пытаясь общаться с группой через голову мешающей ему женщины. Он стал говорить громче, увереннее, попросил ее заткнуться и убраться с его дороги. Потом он попытался преграждать ей путь, взяв ее за локти так, чтобы можно было двигаться с ней вместе и продолжать беседу в группой. В процессе отыгрывания стало ясно, что Виктор избавился от своей обычной пассивности. Он понял, что слишком кротко реагировал на вмешательства своей жены, и пришел к выводу, что она была более привлекательной в общении с людьми, чем он, когда оказывался от попыток вызвать к себе интерес. Кроме того, Виктор понял, что к агрессивности не обязательно относиться серьезно и что она не всегда ведет к открытой конкуренции.

Отыгрывание может быть веселым занятием, но это не умаляет его серьезности. Нужно видеть разницу между весельем с целью избежать проблемы и весельем, которое смягчает происходящее и не снижает его значимости для участников. У нас не было группы, где бы не возникали моменты буйного веселья. Был, правда, один случай, когда участники совсем не проявляли чувства юмора. Нам пришлось сделать это фокусом работы, пока чувство юмора не проявилось во всей полноте. Только после этого члены группы смогли воспринимать друг друга серьезно! Пока в группе отсутствовал смех, в ней отсутствовала жизнь. Когда же мы восстановили атмосферу юмора, доверие участников к друг к другу возросло, и они по-настоящему заинтересовались происходящим. Работа приобрела более глубокий характер. Шутя и играя, можно достичь в того, что при чересчур серьезном подходе могло бы стать болезненным или бесперспективным. Шутки, шаржи, карикатуры – все это портреты людей. Они высмеивают те черты человеческой личности, которым те придают слишком большое значение. Более того, юмор способствует творческому видению тех аспектов нашей личности, которые мы воспринимаем слабо или негативно.

Элементы игры, свойственные отыгрыванию, также являются источником живости. И все же у многих людей отыгрывание вызывает затруднения. Чаще всего они слишком серьезно относятся к происходящему, им трудно изменить свой интеллектуальный настрой и играть в какие-то игры. Необходимо очень точно выбирать момент, потому что такие участники готовы работать, только когда соблюдаются все условия и не допуская ни малейшего отклонения от ситуации. Дети, наоборот, интуитивно стремятся реагировать на запросы, направляя свои актуальные переживания в игру. Они играют в больницу, школу, дочки-матери, ковбоев и индейцев и т.п. Игра – это не только воспроизведение какой-то ситуации, она создает новую реальность, которая сама по себе обладает силой и побуждает к личному участию. То же самое происходит и при отыгрывании у взрослых. Когда человек больше не находится под гнетом заданной реальности и может изменить и принять новые условия, он восстанавливает подвижность тела и разума. В отличие от заранее предопределенных законов общества, игре свойственны неожиданности. Это творчество, похожее на творчество в сновидениях, описанное Фрейдом, это микрокосм, который основан на реальной жизни, только не ограничивается ее возможностями.

Настоящая игра обладает силой озарения. Когда я смотрел пьесу О'Нила "Комета альпиниста", то испытал доселе неизведанное чувство любви и несколько месяцев находился под этим впечатлением. Оно повлияло даже на мои отношения с людьми. Потом это чувство угасло, но даже спустя 15 лет оно иногда возвращается ко мне. По силе терапевтическая драма может сравниться с таким воздействием.

3) Отыгрывание особенностей характера. Слова выражают лишь малую толику того, что человек пытается сказать. Многие из них, особенно ключевые слова, требуют уточнения и дополнения, если вы хотите, чтобы они были совершенно понятны в их уникальном значении в контексте. То же самое можно сказать и о самом человеке и его понимании самого себя и других людей. Представьте себе, например, что человек хочет быть добрым, но не может, потому что его опыт требует оставаться всегда хитрым и расчетливым. Ему необходимо понять, как он лично представляет себе доброту, хитрость и расчетливость. Он мог бы привести примеры, когда он сам или другие люди проявляли доброту. Скажем, он может вспомнить, как однажды не стал отчитывать рабочего.

Когда он отыграет свой образ доброты, этот образ, возможно, будет существенно отличаться от его первоначального представления. То же может произойти и с определениями хитрости и расчетливости. Для одного человека хитрость ассоциируется с осторожностью животного, для другого -с паранойяльной настороженностью. Рассматривая отвлеченный смысл слова, мы никогда не поймем его контекстуального значения – слово живет своей собственной жизнью. Овеществление слова уводит от его практической функции – это более или менее эффективный способ обращения к процессу, который остается живым и постоянно меняющимся. Отыгрывание является одним из способов сохранять слово живым. Сохранение связи между речью и действием предполагает изменение и рост. В этом случае человек не будет чувствовать себя обреченным испытывать только какие-то определенные чувства.

Сайреса, одного из участников группы, тяготило то, что его родители были расчетливыми, хитрыми и слишком осмотрительными людьми. Сам он отвергал такой образ мыслей. Это было бы не плохо, если бы он так ревностно не оборонялся от подобных проявлений. В результате он стал вялым и апатичным. Я попросил Сайреса прочесть нам лекцию о пользе хитрости и расчетливости в надежде на то, что он приблизится к пониманию этих характеристик. Напыщенно и с большим удовольствием он начал читать нам лекцию о том, как работает с недвижимостью, заботясь о прибыли. Сайрес хорошо знал, о чем говорит, речь его была энергичной, выразительной и взволнованной. Он понял, что действительно получает удовольствие от того, чем занимается. Прежде он сдерживал свои порывы и был застигнут врасплох с помощью собственных же ярлыков.

Я мог бы использовать и другой прием – попросить его походить по комнате и проявить доброжелательность к каждому из присутствующих. Это дало бы ему шанс получить опыт собственной доброты и сделать этот опыт более живым и личным, чем в обыденной жизни. Ведь доброта была для него не просто речевым стереотипом – у Сайреса были свои представления о том, что значит быть добрым. Расчетливость и доброжелательность не были единственными чертами, которые ему нужно было изучать в себе. Сайресу необходимо избавиться от ярлыков, чтобы понять, кто он сам. Основная задача терапии заключается в том, чтобы в действии восстановить самоощущение и распознать свою индивидуальность, а не хранить верность неподвижным стереотипам.

Метафоры, которые описывают человека – это один из самых богатых источников информации о нем. Индивидуальное значение метафоры, как и слова, нужно исследовать, и отыгрывание весьма плодотворный способ сделать это.

Мэй, молодая женщина, описала себя так: "Всегда завязанная в узлы". Я попросил ее на самом деле завязать себя в узлы и разыграть собственную метафору. Она действительно "заплела" свои руки и ноги, свернула туловище, выполнив мое задание буквально. Я спросил ее, как она чувствует себя в таком состоянии, и она ответила, что чувствует бессилие, натянутость и напряжение. Но кроме того, она почувствовала, что таким способом как будто "соединяет" себя. Тогда я попросил ее постепенно "разъединить" себя, стараясь прочувствовав каждый шаг разъединения. Когда же она попыталась это сделать, то с удивлением обнаружила, что боится себя "развязывать"! Пока она оставалась завязанной в узлы, это причиняло боль и парализовало ее, но в это состоянии, по крайней мере, была какая-то целостность. Если бы она полностью "развязала" себя, то не знала бы, кем или чем она стала!

4) Отыгрывание полярности. Отыгрывание полярности – это тоже драматическое воплощение человеческого характера, но в данном случае речь идет о двух противоположных чертах характера – "ангельской" и "дьявольской"; большой и маленькой и т.п. Здесь могут участвовать также два противоположных направления действия – оставаться и уходить, говорить или молчать. Такое расщепление внутри одного человека может привести к раздвоенности или смятению, а может и приблизить к достижению желанной цели – избавлению от неопределенности.

Итак, пациент "утверждает" то, что кажется ему победной стороной характера, при этом побежденная или подавленная сторона отправляется на задний план с чувством вины, унынием, истощением и другими саморазрушительными настроениями. Усилия, затраченные на "порабощение" или замалчивание подавленных черт характера, – обречены. Эти черты неожиданно заявляют о себе самым нежелательным образом, как и любые другие силы, которые насильно отправляются на задний план. Эта борьба похожа на фарс и часто напоминает сцену с родителями, которые торопятся уложить ребенка спать и в спешке сокращают привычный ритуал с рассказыванием сказок, пением песенок и заботливым укрыванием одеялом. Ребенок продолжает реветь, потому что точно знает, что не хочет спать. В результате на попытки ускорить этот ритуал затрачивается больше энергии и времени, чем на обычную процедуру, к которой ребенок уже привык.

То же самое происходит и полярностью. Игнорируя части самого себя, человек чувствует себя так, словно обманывает маленького ребенка, задающего назойливые вопросы. Непризнаваемый "дьявол" будет неожиданно возникать везде, к большому замешательству и неудобству "ангела". Потребуется особая бдительность, чтобы предотвращать нежелательное появление "дьявольской" энергии, даже в ее "ангельских" проявлениях. Хуже того, отказ от " дьявольской" энергии лишает человека веселости и может отобрать у "ангела" ту ловкость, которая ему нужна, чтобы добиваться успеха.

Основное требование в работе с полярностями – восстановить контакт между противоположными силами. Тогда каждая часть станет полноправным участником борьбы, и они будут не разобщенными сторонами, а союзниками в поисках лучшей жизни. Когда контакт между ними установлен, человек неизбежно обнаруживает, что противоположные "полюса" имеют свои достоинства и во многом компенсируют друг друга. Восстановленная связь между полярностями гарантирует человеку больший выбор в жизни.

Однако мы не стремимся к тому, чтобы полюса поменялись ролями, например, чтобы "дьявол" встал на место "ангела", как в рассказе Стивенсона о докторе Джейкиле и мистере Хайде. Такого рода сосуществование частей не является союзом. Временное "помешательство" может быть полезно: чтобы вновь почувствовать свою подавленную часть, порой бывает необходимо выпустить на свободу всю ее энергию, разрушив все барьеры. Поэтому и возникают ситуации, в которых доброжелательный человек вдруг становится жестоким, отыгрывая это свое качество. По прошествии времени ему снова придется восстанавливать союз с отвергнутой доброжелательностью. Для того, чтобы такой союз состоялся, нужна большая вера в это – а большинство людей нелегко допускают подобные радикальные изменения.

Гештальт-терапия предполагает естественную саморегуляцию, а это означает, что каждая часть личности может быть "услышана". Она не устанавливает диктатуру, а поворачивается в сторону содружества всех частей характера, которые составляют индивидуальность человека. Диктат одной части возникает в ответ на сильное давление, как, например, родительские требования, и тогда деструктивная часть уходит в фон. Если человек причастен к разным аспектам своей натуры, а не отправляет их на задний план, ему не нужны "репрессивные меры", чтобы подавлять нежелательные проявления. Целостность человека опирается на включение, на структуру, а не просто специализацию. Можно много говорить о пользе личной диктатуры, решительности, целеустремленности. Это нелегкий путь, и хотя многие люди успешно справляются с этим, потери бывают слишком велики – повальная амбивалентность, вредные предубеждения, стремление к упрощенным решениям.

Один из распространенных методов работы с полярностью – диалог между полярными частями. Карла сравнила с себя с живописным полотном, на котором был синий фон с вкрапленными в него красными точками. Синий цвет представлял ее основное настроение – подавленное, "бесформенное", создающее общий негативный фон. Красные точки означали счастливые моменты в ее жизни, они были ярко выраженными, но мелкими, сиюминутными, изолированными друг от друга. Я попросил Карлу начать диалог между синим фоном и красными точками на ее полотне. Синий фон заметил, что он был бы счастливее, если бы имел более четкие очертания, как у красных точек. Кроме того, ему тоже хотелось бы быть ярко выраженным. Это может означать, как поняла Карла, что ей нужно яснее представлять свою печаль, так же как свою радость. Обычно она сопротивлялась этому, переживая неясное чувство подавленности, вместо того чтобы четко сфокусироваться на своей печали. Она объясняла это нежеланием жаловаться, но именно оно и удерживало ее от любых изменений в не удовлетворяющей ее части жизни. Красные точки слушали, как синий фон говорит о печали, о сложных отношениях Карлы с возлюбленным, о ее беспомощности в работе. Так Карла сделала первый шаг к возможным изменениям в жизни – она попробовала определить не удовлетворяющую ее часть.

Другой короткий диалог нашей пациентки произошел между "большой" и "маленькой" частями. Она часто чувствовала, что старается сохранить "хорошую мину", когда не уверена в себе и нуждается в самоутверждении.

Маленькая часть (со слезами): Я чувствую себя такой маленькой, такой беспомощной и слабой... Мне нужно, чтобы обо мне кто-нибудь заботился. Я не хочу быть большой и заботиться о ком-то еще. Они все время хотят, чтобы я ухаживала за другими, а я слишком мала.

Большая часть: Перестань, не будь такой. Вот я такой не хочу быть. Я большая и сильная. Я в состоянии контролировать ситуацию.

Маленькая часть: А я не хочу быть большой...Я маленькая...Когда мне было только 3 года, я нянчила младшего брата и... он упал с веранды! Я слишком мала, чтобы следить за ним. Мне так плохо!

Терапевт: Звучит, как большая работа для маленькой девочки.

Маленькая часть: Так и было...Я не должна была это делать... От меня слишком много требовали, а я так мала... (Пауза) Теперь я стала больше...Мне 11 лет, и меня попросили поехать к родственникам, чтобы нянчить двоюродную сестру. А я волнуюсь за свою маленькую сестренку... Ведь перед нашим домом есть река, и я боюсь, что она может упасть в реку, и никто за ней не присмотрит.

Терапевт: Значит, или ты, или никто.

Большая часть: Чепуха это!

Терапевт: Что?

Маленькая часть: Кто-то присмотрит... Это не обязательно должна быть я! Я хочу быть маленькой, чтобы кто-нибудь обнимал меня. (Сворачивается на кушетке... и вытягивает руки.)

Терапевт: Что ты хочешь сейчас?

Пациентка: О, я не знаю... Я чувствую себя, как дитя! Это так глупо!

Терапевт: Чего же такого глупого ты хочешь?

Пациентка: Не могли бы вы... не могли бы вы обнять меня?

Я сел рядом с ней на кушетку, посадил ее к себе на колени и обнял. Она продолжала плакать, но постепенно напряжение и оцепенение покинули ее. Минут через пять я попросил ее просто почувствовать объятия. Еще минут через пять я спросил, что она осознала.

Пациентка: Сейчас я почувствовала такое расслабление, которого никогда не испытывала.

Терапевт: Ты чувствуешь себя большой или маленькой?

Пациентка: Я не чувствую себя маленькой... Я не чувствую себя ребенком. Но и большой я тоже себя не чувствую. Я не думаю, что должна изображать большую и делать вид, будто не хочу, чтобы меня обнимали... Я... Это чепуха! Я не могу быть большой и все еще хотеть, чтобы меня обняли!

Полярности принимают разнообразные формы, как маски в античном театре, где каждый черта характера стоит особняком. Полярности могут представлять собой "театр военных действий" между интеллектом и эмоциями, компетентностью и невежеством, острым умом и тупостью, зависимостью и безответственностью, зрелостью и незрелостью. При отыгрывании этих характеристик человек может позволить каждой части говорить в полный голос и полностью выражать свою индивидуальность.

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 2214806 | Нарушение авторских прав