АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Значение опыта

Значение настоящего времени неразрывно связано со значением опыта. Потребность осознавать смысл переживания была настолько сильно фиксирована в культуре, что перекрыла сами чувства как таковые. Чувствам так или иначе не уделялось должного внимания.

Фрейд увидел оба аспекта терапевтического взаимодействия – и чувственный и смысловой. Но его подход фокусировал внимание психотерапевта на смысловом аспекте терапии и обыденной жизни, а не на качестве актуальных переживаний. Его двойственный подход к переносу "затуманил" основной результат прямых переживаний. С одной стороны, подход Фрейда к переносу отклоняет все актуальные взаимодействия, выдавая их за пришедшие из прошлого. С другой стороны, перенос всегда был центральным фактором аналитической терапии, даже если он, в конечном счете, находил поверхностное объяснение. Несмотря на утверждение, что аналитик играет роль "глухой стены", он должен проявлять свое присутствие для пациентов, которые всегда ссылаются на мнение своего аналитика. Две эти возможности приведены в работах Фрейда[8] где он описывает как отражающее качество переноса, так и его потенциал для усиления переживаний. В первом случае, говоря о неврозах и зависимости от аналитика, Фрейд пишет:

"...Опасность таких состояний переноса, очевидно, состоит в возможности непонимания пациентом природы этих состояний; он принимает их за актуальные переживания, тогда как они являются отражением прошлого".

Конечно, такое прояснение существующих отношений с терапевтом толковалось лишь как уловка для того, чтобы отвлечь от анализа неосознанного прошлого. Однако в том же рассуждении Фрейд утверждает:

"Другая особенность переноса заключается в том, что с его помощью пациент раньше нас проясняет важную часть истории своей жизни, из которой он, возможно, предъявляет лишь малую часть. Он будто бы разыгрывает перед нами свою историю вместо того, чтобы рассказать ее нам".

Здесь Фрейд ясно демонстрирует, что его присутствие для пациента в настоящем времени перекрывает воспоминания из прошлого. Он признает наглядность символики терапевтического сеанса. Но Фрейд не в состоянии принять тот факт, что вместо поиска символов из прошлого настоящие переживания сами по себе порождают символы, которые имеют самостоятельную ценность не только для терапевтического взаимодействия. Символическое качество происходящего проецируется в будущее благодаря его способности обретать новый смысл для человека. Когда происходящее приобретает такой смысл, оно находит свое место в контексте жизни, а не ограничивается стенами терапевтического кабинета.

Алиса фантазировала, представляя себе прогулку по лесу. Она шла со своей матерью, рука в руке, и впервые почувствовала теплоту своих отношений с матерью. Когда сессия закончилась, она подошла ко мне[9], нежно поцеловала меня, сказала: "Я люблю Вас" – и вышла из комнаты. В тот момент она действительно любила именно меня, а не своего отца или кого-нибудь еще, как истолковали бы этот эпизод поборники идеи переноса.

В гештальтистских представлениях такое выражение чувств воспринимается буквально, оставляя в стороне все вопросы о причинах поведения или чувств Алисы. Мы, напротив, призываем доверять естественному течению отношений, а не искать их символическую связь с прошлым или пускаться в психологизирование, чтобы объяснить ее поведение. Символическое "Я люблю Вас" направлено в будущее, где любовь станет для Алисы допустимой. Это событие, как и все другие события, повлияет на самоощущения женщины, на ее мир и ее жизненную направленность.

Когда пациент целует своего терапевта, как это было в описанном случае, и говорит, что любит его, это может означать: "Теперь я открыта для того, чтобы любить и говорить о любви, когда я ее почувствую. Я сумею говорить о ней любыми способами, которые способны выразить мои чувства". Сила терапевтического события переносит новый опыт в будущее поведение Алисы, придавая ему новые стимулы и расширяя контекст. Происходящее не всегда нуждается в интерпретации, она может стать штампом, поспешным и необдуманным. Опасность поиска смысла таится в том, что смысл отливает в застывшую форму то, что еще находится в процессе развития. Управляя поведением и подчиняя его определенному смыслу, мы лишь устанавливаем другую рамку для стереотипного поведения.

Смысл и чувство находятся в сложных отношениях, и доступ к одному из них может блокировать жизнь другого. Искусство хорошо иллюстрирует эту проблему. Некоторые произведения искусства, к примеру, полотна Иеронима Босха, создают такую сложную символическую систему, что в ней легко потеряться и забыть, что перед тобой живопись, если сконцентрироваться на поиске смысла.

Некоторые современные драматурги, такие как Альбе, Пинтер, Беккет, отвергают символический смысл в своих произведениях, настаивая на чувственном восприятии пьесы. Но зрители так привыкли во всем искать смысл, что начинают заполнять брешь своими собственными домыслами. Как бы там ни было, потребность в поиске смысла[10] не просто причуда, и никто не знает об этом лучше, чем эти авторы. Они полагают, что какой бы смысл ни нашел зритель, он ощутит свежее дыхание жизни, и каждый человек будет просто испытывать свои переживания вместе с происходящим на сцене.

Вот что говорит Пикассо о понимании живописи:

"Каждый хочет понимать живопись. Почему никто не пытается понять пение птиц? Почему можно любить ночь, цветы, все, что окружает человека, не стараясь понять все это?... Те, кто хотят объяснить картину, почти всегда находятся на ложном пути. Гертруда Стайн, к моему удовольствию, заявила недавно, что она наконец поняла, что на моей картине изображены три музыканта. А это был натюрморт!"

Раздражение Пикассо разделяют многие художники, так как долгое время значение, которое придавалось смыслу, затмевало другие основополагающие стороны существования. Как будто поиск смысла является главной интеллектуальной работой! Раздражение художника все же направлено скорее против замены естественных переживаний на поиск смысла, потому что даже он определяет смысл своей работы, когда называет ее натюрмортом. А для Гертруды Стайн это были три музыканта. Гарольд Пинтер отказывался давать объяснения своим пьесам, убежденный в том, что в них он сказал уже более чем достаточно. И тем не менее, желание найти смысл столь велико, что сам Пинтер, будучи постановщиком пьесы Роберта Шоу, постоянно спрашивал автора о том, что означает та или иная сцена.

Гештальт-терапия находится в таком же положении, когда мы придаем большое значение смыслу, то занижаем важность реальных переживаний. Если поиску смысла в гештальт-терапии будет отводиться центральное место, реальная проблема будет сведется к выяснению ее правильного места. Важно выслушать историю и дать смыслу развернуться, а не подчинять все поведение определенному представлению. Поиск смысла – это человеческий рефлекс, но при этом принуждение к осмыслению мгновенно топит чувства. Смысл возникает сам – из череды событий, из естественного ритма переживаний и их осмысления. Символ в психотерапии наиболее силен, когда свою значимость он обретает в переживаниях. Они существуют прежде всего как таковые, и лишь потом проявляется их естественный и очевидный смысл, который помогает интегрировать опыт. В этом процессе пациент является равноправным партнером терапевта, каждому новому переживанию он находит место в новом контексте и наполняет его новым собственным смыслом. Он по-новому начинает участвовать в терапевтическом процессе, отказываясь от стереотипного поиска причин, истоков и смысла, смысла, смысла.

Это особое внимание к самому опыту вместо его интерпретации отражает протест против авторитарной системы, которая заведомо решает, что какой-то человек может знать больше, чем другой. Вместо того, чтобы разрешать в интеллектуальные загадки, мы предпочитаем, чтобы пациент вошел в контакт со своими переживаниями. И верим, что, получая ясное представление о происходящем внутри него, он сможет продвигаться от ограничивающих его представлений к ценному опыту. Его внутренняя динамика должна быть осознана и оживлена. Обычно люди только косвенно осознают, что именно поддерживает или усиливает ощущение полноты их бытия.

Если, к примеру, спросить у кого-нибудь, что он испытывает, когда говорит о своих проблемах с шефом, или о близком друге, или о путешествии в Африку, он, возможно, будет удивлен или даже поражен тем, что это нелегко обозначить словами. Более того, когда люди могут описывать или, по крайней мере вступать в контакт со своими собственными переживаниями, беседа становится более увлекательной. Некоторыми людьми такой подход рассматривается как частный или отвлекающий, но когда от него отказываются, общение сразу делается скучным, потому что в нем отсутствуют личные переживания человека.

Еще недавно здания проектировались таким образом, чтобы спрятать или замаскировать несущие конструкции – стальные балки, перегородки, открытые кухни. Сейчас все это остается на виду. Если провести аналогию со структурами внутреннего опыта человека, то можно услышать такие замечания: "Ваш вопрос пугает" – вместо лукавого: "Меня поражает ваша осведомленность"; или даже "Я потрясена тем, что нравлюсь вам" – вместо вежливой холодности.

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 695 | Нарушение авторских прав