Аргументы в защиту
Эти аргументы складываются из двух видов доказатель-
ств: критических и позитивных. Трудно сказать, какие из
них важнее. Ведь критические, направленные на ослабле-
ние аргументации противоположной стороны, одновременно
оказываются и косвенной формой доказательства собствен-
ных позиций. В то же время, позитивные доводы, лишенные
критического накала, проигрывают в своей убедительнос-
ти, да и просто сложнее для доказательства. Поэтому,
наверное, не случайно в современной полемике вокруг
абортов преобладает все-таки обоюдоострая критическая
аргументация. Поэтому в данном разделе речь пойдет ско-
рее не об аргументах "за" аборты, а о контраргументах
против абортов. И надо признать, что у сторонников
абортов, вопреки ожиданиям, имеется в руках довольно
сильное оружие.
Прежде всего, огонь критики сосредоточен на главном
аргументе противников абортов, что зародыш - это чело-
веческое существо. Точнее сказать, не на самом этом ут-
верждении, а на понимании того, какой смысл вкладывает-
ся в понятие "человеческое существо". Сторонники аборта
так же, как и их противники, согласны, что зародыш -
человеческое существо. Но при этом они предлагают заду-
маться над вопросом:
означает ли это, что человеческий зародыш и человек
- одно и то же.
Как раз в этом пункте - то уязвимое место, та неточ-
ность, а может быть, и ошибка, указав на которую защит-
ники аборта стараются опровергнуть всю систему аргумен-
тации противников. Последние не учитывают того факта,
что плод - развивается. Ведь в процессе беременности
развитие плода проходит через сложные и качественно
разнообразные стадии: от крошечной оплодотворенной
клетки до вполне сформировавшегося плода, человеческого
существа, ребенка. Присмотримся к этой аргументации и
мы. Итак, вот некоторые из основных доводов:
1. Даже если согласиться, что зародыш - человеческое
существо, нельзя все-таки не видеть различия между за-
родышем и человеком. В чем состоит эта разница? Подоб-
ные различия признаются даже для растения:
различие между семенем, проросшим ростком и взрослым
растением. Даже в случае с растением признается, что
желудь и дуб - не одно и то же. Пыльца растений развея-
на по всему свету, летает в воздухе,
миллионы икринок рассеяны в воде, миллионы семян пада-
ют в почву, но далеко не из каждого вырастает взрослая
особь. Далее.
2. Даже сами защитники права зародыша на жизнь (про-
тивники абортов) признают, что это существо именно по-
тому нуждается в матери, что не может развиваться вне
тела матери, но должно существовать внутри нее девять
месяцев. Значит, до своего рождения оно еще несамостоя-
тельно, и акт рождения определяет именно тот момент,
когда оно становится автономным. Именно поэтому рожде-
ние в западной традиции является началом жизни челове-
ка.
Упомянутые аргументы (а далее мы приведем и другие)
особенно важно учитывать в двух случаях. Прежде всего,
в случае беременности в результате изнасилования:
"пыльца" случайно залетела внутрь матери. Но также и
тогда, когда беременность не была сознательно желанной.
Когда супруги не хотят иметь детей и принимают меры за-
щиты, но эти меры по какой-либо причине оказываются не-
эффективными.
Предположим - иллюстрирует этот аргумент с помощью
аллегории одна из авторов, стоящих на позициях разреше-
ния абортов - что я открываю окно в своей комнате, что-
бы проветрить помещение. Но в комнату залетает голубь.
Можно ли сказать: "Ах, так. Если он залетел, он имеет
право жить здесь, в этой комнате". А если еще при этом
на окне моей комнаты были установлены специальные ре-
шетки, чтобы в нее не залетали голуби, но одна решетка,
из тысячи, это иногда случается, оказалась неисправной
и голубь залетел? Вряд ли можно сказать, что он имеет
право жить здесь у меня, в моей комнате, потому что "он
имеет право на жизнь""1).
Но вернемся к главному вопросу: когда, в какой мо-
мент времени, в какой точке развития процесса беремен-
ности зародыш становится человеческим существом, со
всеми присущими человеку правами? В момент зачатия? В
первой трети, во второй или третьей стадии беременнос-
ти? В момент рождения? Причем это отнюдь не медицинс-
кий, а этический вопрос - вопрос о моральном статусе
человеческого плода. В зависимости от ответа только и
может быть решен вопрос о разрешении и запрещении абор-
тов. Можно ли установить если не точку или конкретный
момент, то определенную границу, когда зародыш обретает
статус морального существа, а вместе с ним и право на
жизнь? Во-первых, заметим, что переход от отсутствия к
наличию полного морального статуса имеет характер ка-
чественного скачка. Во-вторых, обретение полного мо-
рального статуса есть не изначально присущее ему ка-
чество, но результат постепенного процесса, в котором
мы можем установить не точную дату, а лишь стадию, на
которой данное существо становится моральным субъектом.
Таким образом, будем исходить из того, что моральный
статус плода должен быть хотя бы отчасти связан с уров-
нем его развития (а не с какими-то другими критериями,
например, общественной полезностью) и т.п. И, наконец,
должен быть выработан критерий определения морального
статуса плода, причем этот критерий должен быть нас-
только
1) Данный пример приводит Джудит Джарвес Томпсон в
нашумевшей на Западе статье "Защита аборта" |1].
общим, чтобы не противоречить другим моральным кри-
териям, и настолько широким, чтобы мог применяться так-
же и к иным живым существам, а не только к плоду и за-
родышу человека; этот критерий должен связывать мораль-
ный статус этих существ с некоторыми их фактическими,
эмпирически фиксируемыми (а не метафизическими, как,
например, качество тварности, результата божественного
творения, религиозного статуса и т. п.) свойствами, и
должен быть морально существенным.
Если все эти предварительные соображения не вызывают
серьезных возражений и принимаются как исходные предпо-
сылки, то теперь предстоит приступить к решению самого
поставленного вопроса: выработке критерия морального
статуса.
Из многочисленных разработок этой проблемы четыре
критерия наиболее, по общему признанию, заслуживают
внимания: внутренняя ценность (intrinsic value), жиз-
ненность (being alive), рациональность, реакция на
раздражители. Первый из них должен быть отвергнут в си-
лу его недостаточной определенности, ибо он не может
сам по себе, без соответствующей теории, объясняющей
понятие внутренней ценности, быть примененным для опре-
деления морального статуса, а кроме того, он является
недостаточно общезначимым. Второй критерий также явля-
ется недостаточным в силу того, что он приложим к слиш-
ком широкому кругу объектов, которым приписывался бы
моральный статус. Конечно, мораль с ее понятиями инте-
ресов, добра, долга и т.д. должна прилагаться только к
живым существам, но эти живые существа, чтобы стать мо-
ральными сущностями, должны быть еще и сознательными.
Следующий критерий - рациональности - является, вероят-
но, слишком узким, поскольку исключает целые классы жи-
вых и сознательных существ, которые, не будучи рацио-
нальными (например, животные), должны находиться под
защитой морали. Поэтому рациональность является доста-
точным, но не необходимым условием обладания моральным
статусом. Таким образом, остается единственный критерий
- критерий реакции на раздражители, понимаемой в узком
смысле как способность ощущать удовольствие и боль,
приятное и неприятное.
Выбор этого критерия как основы для определения мо-
рального статуса плода и его права на жизнь позволяет
выработать рациональную моральную оценку прерывания бе-
ременности. Упомянутый критерий открывает возможность
решения и многих других проблем, как, например, отноше-
ние к животным, детям с врожденными умственными дефек-
тами, к неизлечимо больным людям, находящимся на грани
жизни и смерти. Это позволяет уточнить и некоторые
сложные и тонкие вопросы, возникающие в связи с эвтана-
зией [2, 3].
Что же касается упомянутой темы, то прежде всего
оказывается возможным установить существенное с мораль-
ной точки зрения различие между ранним и поздним преры-
ванием беременности. Тем периодом, как утверждают мно-
гие авторы, когда формируется реакция плода на раздра-
жители, следует считать второй триместр беременности
(3-6 месяцев). Кстати отметим, что этот взгляд совпада-
ет с житейскими моральными представлениями, юридической
практикой. Люди совершенно
по-разному оценивают применение противозачаточных
средств и убийство новорожденного. Если первое допусти-
мо и легально, то второе - преступление. Признание того
факта, что плод приобретает моральный статус, означает,
что раннее прерывание беременности с моральной тонки
зрения ближе к оценке применения противозачаточных
средств, позднее - может рассматриваться как лишение
жизни живого существа.
Конечно, нельзя не видеть огромной разницы между де-
тоубийством и лишением жизни неродившегося плода. Ведь
последнее иногда может быть вызвано такими причинами,
как опасность для жизни и здоровья матери или большая
вероятность, что ребенок появится на свет неизлечимо
больным, обреченным на страдания и смерть.
Что же касается моральной оценки раннего прерывания
беременности (в ее первой трети), то, видимо, женщина
имеет право быть совершенно автономной в принятии реше-
ния как о применении противозачаточных средств, так и о
раннем прерывании беременности. А с точки зрения соци-
альной и правовой политики нет никакой необходимости в
юридическом регулировании вопроса прерывания беремен-
ности в ранние сроки, и, следовательно, они морально и
юридически допустимы.
История абортов в России поучительна. Напомним, что
впервые в стране производство абортов только по желанию
женщины было разрешено в 1920 году. В то время Россия
была первой и единственной страной в мире, имевшей нас-
только свободное законодательство об абортах. Вплоть до
настоящего времени Россия (наряду с Нидерландами, Шве-
цией и США) представляет собой страну, в которой имеет-
ся самое свободное в мире законодательство об искусс-
твенных абортах.
Очень часто противникам свободы абортов такая дос-
тупность представляется причиной производства абортов
и, тем более, их широкого распространения. На первый
взгляд, это действительно так, ведь одновременно со
свободным абортным законодательством в России наблюда-
ется один из самых высоких в мире уровней распростране-
ния абортов. Однако даже наша собственная российская
история опровергает этот взгляд как поверхностный.
Впервые о проблеме разрешения абортов в России в
1920 году широко заговорили на рубеже XIX-XX-гo веков.
Именно тогда в среде "передовой русской интеллигенции",
и прежде всего медиков и юристов, возникло общественное
движение за либерализацию абортного законодательства.
Надо сказать, что до 1920 года в России формально су-
ществовало очень строгое наказание за производство
аборта - как для самой женщины, так и для врача. Анало-
гичное законодательство действовало во всей Европе.
Вместе с тем в России, как и во всем мире, хорошо пони-
мали лицемерие и двусмысленность всех общественных
строгостей и наказаний в этой области, слишком расп-
ространенным было явление. По данным крупнейшего рос-
сийского исследователя этого вопроса Е. А. Садвокасо-
вой, в России в 1914 году производилось около 400 тыс.
абортов, между тем официально было осуждено только 100
женщин. Спустя 70 лет, в 1989 году в СССР за производс-
тво криминальных абортов было осуждено 15 врачей, при-
том число нелегальных абортов составило около 1,5 млн.
Понятно, что и тогда, и теперь закон фактически не ис-
полнялся: невозможно уголовно наказать значительную
часть женщин страны вместе с их докторами!
Двусмысленность абортного законодательства всегда
была понятна и юристам, и докторам, и самим женщинам.
Более того, именно соображения разумного примирения с
неизбежным злом являлись основой для будущей либерали-
зации абортного законодательства в различных странах.
Почему же именно в России в 1920 году впервые было
разрешено производить аборты только по желанию женщины?
Ответ вроде бы лежит на поверхности: произошла Ок-
тябрьская революция, одним из лозунгов
которой было раскрепощение женщин. Между тем сама
Октябрьская революция в значительной степени явилась
следствием установки радикальной русской интеллигенции
на социальное экспериментирование, а легализация абор-
тов в 1920 году - лишь частным результатом и примером
таких усилий в достижении будущего одним прыжком.
Особую российскую проблему составляет традиционное
стремление к тоталитаризму, что выразилось в существо-
вании лишь одного субъекта формирования абортной поли-
тики в русско-советском обществе. Это обстоятельство
представляется ключевым, поскольку именно наличие мно-
жественных субъектов формирования абортной политики яв-
ляется основным условием для достижения баланса соци-
альных интересов.
Именно этим объясняется недоуменное удивление запад-
ных наблюдателей по поводу отсутствия общественного об-
суждения абортной проблемы, молчания самих женщин, без-
различия Русской Православной церкви, слабости голосов
феминисток, неясности позиций женских движений. Безус-
ловно, такое недоумение может быть только у очень по-
верхностного и неосведомленного наблюдателя, не ведаю-
щего, что до начала 90-х годов в стране не было и не
могло быть никаких женских объединений, кроме женсове-
тов и Комитета советских женщин.
В 90-х годах ситуация радикально изменилась, и это
было связано с общей демократизацией общественной жиз-
ни. В стране возникла национальная ассоциация планиро-
вания семьи и общество по борьбе с абортом.
Однако вернемся к истории. Призывы к легализации
абортов начали громко звучать еще с конца XIX века на
съездах весьма влиятельного тогда Всероссийского об-
щества русских врачей имени Н. И. Пирогова. Позже к
врачам присоединились юристы - Русская группа Междуна-
родного союза юристов.
Аборт был бы легализован в России еще до первой ми-
ровой войны, однако начало войны отдалило и деактуали-
зировало это событие. Октябрьская революция лишь подс-
тегнула отсроченную войной легализацию абортов.
Однако почему же именно легализация абортов оказа-
лась такой необходимой для победившей, наиболее ради-
кально настроенной части русской интеллигенции? Причина
заключалась в необходимости облегчить
выполнение старинной затеи русской интеллигенции - ус-
корить модернизацию страны путем разрушения традицион-
ной культуры, религии и их основы - традиционной русс-
кой семьи. Кроме того, задачи индустриализации диктова-
ли необходимость массового вовлечения женщин в промыш-
ленное производство. Собственно, это была частная зада-
ча в деле "формирования нового человека", создания жен-
щины-работницы. Такая женщина должна быть "раскрепощен-
ной" и, что необходимо отметить особо, женщиной мало-
детной.
Именно для практического обеспечения сексуальной
раскрепощенности и для достижения малодетности и пона-
добилось сделать аборт так легко и повсеместно доступ-
ным. Вместе с тем обратим внимание: в 20-е годы не су-
ществовало никакого другого эффективного метода ограни-
чения рождаемости, кроме широкого использования искусс-
твенных абортов. Впоследствии общество в лице советских
врачей, минимизируя свои усилия по распространению дру-
гих способов регулирования рождаемости, о противозача-
точных средствах, например, почти не беспокоилось. С
практической точки зрения это решение представляется
действительно разумной минимизацией усилий, но именно
это обстоятельство и придает советской абортной полити-
ке черты циничного манипулирования "человеческим факто-
ром". Такая политика оказалась успешной, и результат не
заставил себя долго ждать - уже к 1924 году власти
столкнулись с нехваткой "абортных коек" в государствен-
ных клиниках. Очень скоро произошла коммерциализация
абортов, затем была введена плата за производство абор-
тов в государственных клиниках, созданы специализиро-
ванные частные коммерческие абортные клиники, была су-
щественно повышена доступность абортов для сельских
женщин.
Так, именно в 20-е годы в России была сформирована
доселе небывалая особая "абортная культура" - приспо-
собление и привыкание общества к широкому производству
абортов как к основному или даже единственному способу
регулирования числа детей в семье.
Заметим, что такая абортная культура включала в себя
не только изменения в общественной психологии - привы-
кание женщин, докторов к свободному производству абор-
тов. Еще более важно то, что формирование такой аборт-
ной культуры означало и приспособление всей системы
здравоохранения и социальной помощи к абортам - так в
стране была создана "абортная индустрия". Одновременно
укоренилась другая характерная черта планирования семьи
в России - почти полное отсутствие внимания к альтерна-
тивным методам ограничения числа детей в семье, т. е. к
применению различных противозачаточных средств.
Важно отметить, что именно эта модель существует в
России по настоящее время, и подобная "абортная индуст-
рия" накрепко укоренилась в нашем обществе и здравоох-
ранении. Ее костяк оброс кадрами, специальным оборудо-
ванием, специализированными абортными койками, центра-
лизованно распределяемыми ресурсами и фондами, защищен-
ными диссертациями, специалистами и экспертами.
Не будем также сбрасывать со счета массу "побочных"
медицинских производств и технологий, составляющих "мя-
со" такой "абортной
индустрии" - укажем лишь на производство гормональ-
ных и иммунных препаратов, производство кровозамещающих
и коллагеновых препаратов, различные другие технологии
использования тканей плода.
Но это сейчас, а в 30-х годах политическая и демог-
рафическая конъюнктура в СССР резко поменялась, и в
1936 году аборты были запрещены. Это было сделано для
повышения рождаемости в стране. К этому времени измени-
лась сама концепция социальной эксплуатации женщин -
страна перестала нуждаться в бездетных женщинах-работ-
ницах, но ей стали нужны женщины как "источник детей".
Необходимость повышения рождаемости объяснялась не
только сокращением самого числа рождающихся детей, но и
снижением всей численности населения: демографические
последствия голода, массовых репрессий, коллективизации
и индустриализации были катастрофичны.
Такими же идеями демографического манипулирования
населением руководствовались власти и в 1955 году, ког-
да аборты были вновь полностью узаконены. В то время
рождаемость в стране по-прежнему падала. Однако это
происходило не путем распространения абортов или проти-
возачаточных средств, а за счет широчайшего распростра-
нения криминальных абортов.
К этому времени исследованиями Е. А. Садвокасовой
было показано, что производство криминальных абортов
для репродуктивного здоровья женщин и нации в целом
имело трагические последствия. Этот же автор убедил
власти в том, что демографический эффект от ликвидации
криминальных абортов и послеабортного бесплодия поможет
приостановить падение рождаемости. Естественно, как и в
1936 году, принятое решение о манипулировании было
должным образом идеологически и теоретически обставле-
но: "во имя предоставления женщине права самой решать
вопрос о материнстве...". Это событие было закономерным
шагом в русле все той же советской политики манипулиро-
вания абортным законодательством. И к началу 60-х годов
сформированная в 20-х годах абортная культура приобрела
черты целой абортной индустрии. За 20 лет запрета сис-
тема здравоохранения приобрела огромный опыт нелегаль-
ного производства абортов. Наличие такого опыта придало
советской абортной индустрии своеобразные черты - в
большей своей части она была и продолжает оставаться
нелегальной и полулегальной. До сих пор наше постсо-
ветское общество стонет под тяжестью криминальных тра-
диций и опыта, приобретенных в период советских запре-
тов. Вместе с тем было бы упрощением утверждать, что
нелегальная абортная индустрия стала источником неле-
гальных доходов для докторов. Истинная картина была
много серьезнее, поскольку производство абортов стало
основой для строительства существенной части всего со-
ветского здравоохранения - службы охраны здоровья мате-
ри и ребенка.
Очень важно обратить внимание на то, что и общество,
и система здравоохранения, и женщины - все оказались
приспособленными к производству абортов. Попытка разви-
тия контрацепции в начале 60-х годов захлебнулась из-за
апатии женщин и сопротивления врачей; более того, начи-
ная с 70-х годов, Минздрав СССР даже организовал сво-
еобразную
борьбу против гормональной контрацепции, а затем и
против самой идеи планирования семьи.
Последний перелом в абортной политике России произо-
шел во второй половине 80-х годов. Он был связан с
признанием Минздравом концепции планирования семьи и
созданием национальной ассоциации планирования семьи.
Несомненно, что эти события были вызваны не прозрением
Минздрава, а изменениями в самом советском обществе -
перестройкой и демократизацией.
Закономерно, что перестройка имела одним из своих
последствий развитие других - неабортных - моделей пла-
нирования семьи. В нашем обществе появились новые субъ-
екты абортной политики.
Обратим внимание еще на одну интересную черту исто-
рии абортов в России. Она была как бы привязана к клю-
чевым моментам социальной истории страны: 20-е годы,
середина 30-х годов, конец 50-х, конец 60-х, середина
80-х годов. Причина этого понятна, ведь речь идет не
только собственно об абортах, но и об истории репродук-
тивной свободы в России. Социальная и абортная истории
идут бок о бок и являют собой историю становления сво-
боды в России.
Вот почему идея планирования семьи, понимаемая как
идея "свободного и ответственного родительства", проби-
вала себе дорогу в советском обществе более 20 лет и
была официально признана только в 90-х годах. Эта заим-
ствованная на Западе идея репродуктивной свободы могла
реализоваться только в постсоветском обществе и только
одновременно с другими аналогичными идеями - индивиду-
альности, индивидуального выбора, свободы совести, сво-
боды слова.
Итак, только в конце 80-х годов в России были приз-
наны идеи персонального репродуктивного выбора и персо-
нальной репродуктивной ответственности, составляющие
основу планирования семьи как свободного и ответствен-
ного родительства. Тем не менее последствия 60-летнего
"абортного опыта" оказались трагичными - в России ут-
вердилась совершенно особая модель репродуктивного по-
ведения - персонально несвободного и персонально безот-
ветственного рождения детей.
Некоторые последствия такой ситуации хорошо извест-
ны. Прежде всего это распространенность самих абортов.
В России зарегистрирован один из самых высоких в мире
количественный показатель искусственных абортов. Более
высокий, возможно, был зарегистрирован только в Румынии
- стране со сходными тоталитарными традициями. Законо-
мерно, что и для всех просоветских стран Восточной Ев-
ропы, в особенности для Румынии, ГДР, Болгарии, Польши
была характерна одна и та же проблема высокого уровня
распространенности абортов.
Другие социальные последствия такого несвободного и
безответственного родительства менее известны, но не
менее впечатляющи. Это - рождение нежеланных детей и
связанная с этим родительская жестокость, отказы от де-
тей, детоубийства, пренебрежение родительскими обязан-
ностями. Не будем забывать про матерей-одиночек и несо-
вершеннолетних матерей: в 1992 году 20% детей родилось
вне брака. Приблизительно 300 женщин до 14 лет произве-
ли искусственные аборты.
Именно этими обстоятельствами объясняется то, что
лишь 10% всех детей в современных российских детских
домах, как это следует из последних доступных статисти-
ческих данных Советского детского фонда за 1990 год,
являются настоящими сиротами, т.е. у них нет живых ро-
дителей. Остальные 90% воспитанников детских домов име-
ли живых родителей. Более того, доля сирот среди воспи-
танников детских домов снижалась с 25% в 1978 году до
9% в 1990 году. В целом же в СССР в период с 1970 по
1989 год, по данным фонда, было зарегистрировано 1 млн.
780 тыс. детей воспитанников детских домов, а ежегодный
прирост таких детей в детских домах составлял около 100
тыс. ежегодно.
Есть ли выход из такой ситуации? Есть, и можно ска-
зать определенно, он - не в запрете или ограничении
абортов. К сожалению, печальная традиция использования
аборта в качестве инструмента для политических игр и
спекуляций дает о себе знать и у нас в России, и, осо-
бенно, в современных странах Восточной Европы. Еще бо-
лее усложняет проблему то, что в орбиту абортных спеку-
ляций оказываются втянутыми различные конфессии Христи-
анской Церкви. Таким вниманием к абортам традиционно
отличается Римская Католическая Церковь. В последнее
время к антиабортному движению присоединилась и Рос-
сийская Православная Церковь. Усилиями Римской Католи-
ческой Церкви аборты в Польше уже запрещены.
Можно предсказать, что этот шаг будет чрезвычайно
эффективен, но только для стимулирования польской наци-
ональной индустрии подпольных абортов и "абортного ту-
ризма" в соседние страны с более либеральным абортным
законодательством. Скорее всего, в этом качестве будут
использованы Россия и Белоруссия. Уже сейчас абортный
туризм из Польши стал реальным социальным явлением в
приграничных с Польшей областях России и Белоруссии.
Это очень напоминает историю с разводами. По поводу
абортов заметим, что даже Церковь не может задержать
процесс изменения социальной жизни общества и его неот-
вратимые последствия - переход от многодетной к мало-
детной семье. Тем не менее, Церковь может позволить се-
бе не считаться с реалиями светской жизни. Стремясь
запретить аборты, никто не говорит об эффективной конт-
рацепции, как о заместителе абортов. Так почему же за
нежелание Церкви открыто и мужественно считаться с реа-
лиями светской жизни должны расплачиваться женщины и их
дети? Ведь за запрет аборта женщины расплачиваются сво-
им здоровьем и своими страданиями, а их дети - своим
будущим.
Мы и наши женщины все это уже проходили. Россия име-
ет богатейший в мире опыт в области абортной политики.
Можно сказать, что Россия - кладовая такого опыта. По-
чему же мы в России так быстро забываем о своих собс-
твенных ошибках? Может быть, для того, чтобы их повто-
рять вновь и вновь, как однажды невыученный урок? Одна-
ко многие участники абортных дискуссий очень часто поз-
воляют себе невиданную роскошь быть невежественными и
забывчивыми.
Думается, что не в последнюю очередь в силу того,
что не мужчины-политики рожают детей и не они делают
аборты. К сожалению,
не они расплачиваются за свои политические амбиции -
жертвами становятся их жены, подруги и дочери. Такая
политика цинична, аморальна и преступна.
Вот почему особенно печально видеть беспамятное и
невежественное использование все тех же абортов как
инструмента для идеологических спекуляций - демографи-
ческих и националистических. "Мы быстро вымирающая
страна... Если массовому детоубийству в стране не будет
положен предел, через 25-30 лет российский город пос-
тигнет судьба российской деревни: в нем не будет слышно
детского смеха. В эти тяжелые времена все, кому дорога
судьба Отечества, должны объединить усилия для борьбы с
убийством нерожденных младенцев" [I].
Думается, что никто (даже Российская Православная
Церковь) не имеет права заставлять женщин расплачивать-
ся за чьи-то амбиции. Помимо радения за еще не рожден-
ных детей, можно подумать о тех ежегодно рождающихся
100 тыс. детей, которые становятся сиротами при живых
родителях. Что Церковь делает для этих детей?
Дата добавления: 2015-08-26 | Просмотры: 620 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 |
|