АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Амбарный вредитель

Максимов и Карпов зашли к главному врачу отдела поговорить «о жизни». Главный врач, рослая, до ужаса волевая и до восторга оперативная женщина, всегда находила время для проявления чуткости к подчиненным. Молодых врачей она называла почему-то «бедными мальчиками».

– Ну, бедные мальчики, что же мне с вами делать?

Карпов сразу же стал хныкать и просить, чтобы его отпустили куда-нибудь, хоть в самый плохонький хирургический стационар. Максимов, улучив момент, тактично спросил:

– Ирина Павловна, вы не располагаете сведениями относительно нашей отправки на суда?

– Раньше весны и не думайте об этом, мальчики. Зато когда откроется навигация, вы попадете на самые лучшие плавединицы. Уж я об этом позабочусь.

– Я деквалифицируюсь! – горестно воскликнул Владька.

– Перестань, Владислав! – сказал Максимов. – Руководство само знает, когда мы начнем деквалифицироваться. В нужный момент о нас позаботятся.

– А вы, оказывается, ехидный мальчик, – улыбнулась главный врач.

Аудиенция закончилась тем, что их опять «перебросили»: Максимова в пищевой сектор, а Карпова – в коммунальный. На следующий день Максимов приступил к новой работе. Завсектором, пожилой врач Лидия Аполлоновна, сразу засадила его за чтение бумаг.

– Возьмите вот эту папку и познакомьтесь с опытом работы доктора Столбова. Петр Леонидович прекрасно освоил нашу специфику.

Акты, копии протоколов о санитарном нарушении, переписка, анализы пищевой лаборатории, расчеты калорийности... А-а-а-вуа-а-а-а...

– Что, Макс, и ты стал столоначальником? – спросил Карпов.

– А, Владька! Полюбуйся-ка на деятельность нашего гениального однокашника. Осваиваю опыт передовика.

Странички исписаны готическим почерком Столбова. Акт обследования одного из складов Торгмортранса. Указывается, что в партии муки высшего сорта, предназначенной для отправки на суда дальнего плавания, обнаружен клещ – амбарный вредитель. Предписывается муку немедленно уничтожить и об исполнении доложить. Знай наших!

– Лидия Аполлоновна, а какие последствия вызывает этот вредитель?

– Какой вредитель?

– Тот, о котором сообщается в акте Петра Леонидовича.

Лидия Аполлоновна прочла акт и недоуменно пожала плечами:

– Странно, я ничего об этом не знала. Или забыла? Алексей Петрович, Столбова сейчас нет, поезжайте-ка вы на этот склад и проверьте на месте документацию. А клещ этот вызывает желудочно-кишечные расстройства. Вы можете прочесть об этом в книге профессора...

Максимов вышел на улицу и направился к воротам порта. За воротами грузовики превратили снег в грязную кашицу. Максимов голоснул и за пятнадцать минут на разболтанном «Язе» домчался до конца Западной дамбы. Здесь он спустился на лед, пересек бухту, взобрался на Кирпичный мол, прошел по нему до самого конца, вышел за пределы порта и проехал еще солидный кусок на трамвае. Склад находился у черта на рогах, на пустыре возле болота.

В сводчатом гулком помещении пахло сыростью. По проходу между ящиками и тюками блуждал маленький человечек в синем халате. Он метнул на Максимова быстрый взгляд и тут же поднял голову вверх, отвлеченно зашевелил губами, словно что-то подсчитывая. Максимов спросил на всякий случай:

– Вы заведующий?

– Врио, – бросил через плечо человечек. – А что, собственно?

– Я из санитарно-карантинного отдела.

Человечек быстро обернулся и пошел к Максимову с сияющей улыбкой на устах:

– Очень приятно, что не забываете. Ярчук.

Деликатно кружась вокруг, он провел Максимова в кабинет, усадил в кресло и сам сел напротив, не спуская с него любовного взора и быстро говоря:

–...Больше имел дело с Лидией Аполлоновной и с доктором Столбовым. Очень, очень талантливый молодой человек. А теперь, значит, вы, доктор Максимов, нами, грешными, будете заниматься? Очень хорошо. Чем больше интеллигентных людей, хе-хе, тем лучше. Наука, она теперь... – Он на мгновение замолчал, и глаза его налились строгой влагой чудовищного уважения к науке. – Наука в наше время... Ах, доктор, в какое время мы живем! – Он снова зашелся от восторга.

Максимов молчал и старался смотреть как можно неприятнее. Он чувствовал, что Ярчук почему-то испуган. Молниеносные оценивающие взгляды словно рвались сквозь пелену идиотского быстрословия. Вдруг врио оборвал какую-то фразу и замолчал. Минуту в кабинете стояла тишина. Два человека смотрели друг на друга. Потом Ярчук завозился, открыл ящик стола и положил перед Максимовым коробку «Тройки», шикарных сигарет с золотым обрезом. Максимов хмыкнул и открыл свою пачку «Авроры».

– В настоящий момент вас что интересует? – легким тоном спросил Ярчук.

– Партия муки, в которой обнаружен амбарный вредитель, – ответил Максимов, не спуская с него глаз.

Остренькое лицо Ярчука мгновенно засияло, как пасхальное яичко.

– Списали, выполнили указание.

– Покажите документацию.

Читая акт о списании, Максимов почувствовал себя беспомощным. Почему-то ему казалось, что дело тут нечисто, но как добраться до истины сквозь чащу торговых терминов, оплетенную велеречивой паутиной Ярчука? Выглядит все законно: акт, отпечатанный на машинке, в конце три подписи. Максимов терпеть не мог неразборчивые подписи. Что это за люди, которые превращают свое имя в каракули усталого идиота?

– Тут есть и подпись вашего коллеги, – сказал Ярчук.

Максимову послышалась в его голосе насмешка. Он еще раз взглянул на акт. Что такое? Уж подпись Петечки-то он знает: готика! А здесь какой-то размотанный клубок ниток.

– Покажите мне накладные за тот месяц, – вдруг по какому-то наитию сказал он.

Ярчук всполошился:

– Зачем, доктор? Зачем вам накладные?

Максимов почувствовал, что нащупал в темноте твердую почву.

– Нет у меня здесь накладных. Они у бухгалтера, а он уехал в торг.

– Да нет, – теперь уже Максимов улыбнулся (он решил подчиняться только своей интуиции), – бросьте вы этот фарс! Они у вас в этом столе.

– Это что же, Лидия Аполлоновна, что ли, вас научила? – спросил Ярчук неожиданно тихим и враждебным голосом.

– Да, она.

– Ну что же, полюбопытствуйте, бдительный товарищ. Мне стыдно за вас. Пришли из нашего советского вуза, а доверия к честным тру...

– Помолчите-ка! – грубо оборвал его Максимов.

Он стал просматривать накладные на сахар, консервы, атлантическую и тихоокеанскую сельдь, сухофрукты, мороженую баранину, муку. Снова он ничего не понимал. «Глупишь, брат Максимов, ставишь себя в смешное положение». Вдруг ему пришла простая мысль: сверить даты в акте и в накладных. И вот среди накладных на муку, отправленную на разные суда, он натолкнулся на бумажку, в которой значилось, что такое-то количество муки высшего сорта отправлено на теплоход «Новатор».

– Значит, на «Новатор»?

– Это не та мука! – взвизгнул Ярчук. – Ту мы уничтожили, а взамен получили другую партию. Вы еще зелены, товарищ, ничего не понимаете! Смотрите. – Он стал сыпать бумажками и снабженческой абракадаброй.

Максимов действительно мало что понимал, но смутно догадывался, что попал в самую точку.

– Ничего, разберемся, – буркнул он, – радируем на «Новатор», врач там сам проверит.

Ярчук догнал его уже у выхода из склада.

– Послушайте, доктор Максимов, – сказал он и взял его под руку, – советую вам как старший товарищ, оставьте это дело. Тоже мне Нат Пинкертон – Нил Кручинин! Сами себе только повредите.

– Что это вы обо мне заботитесь? – сказал Алексей, освобождая руку.

– Ай-ай, какие у вас взгляды! Какие-то не наши. Все советские люди должны друг о друге заботиться, особенно мы, старшие товарищи, о молодежи. Но если не верите в мои намерения, я вам скажу другое, – он возвысил голос, – не хочу, чтобы трепали мое честное имя и пятнали репутацию, заслуженную долгим трудом.

Максимов молча открыл дверь, но Ярчук снова вцепился ему в локоть:

– Ваш товарищ, Петр Леонидович, вот он проявлял взаимопонимание. И вы, я уверен, тоже меня поймете.

Еле уловимым движением он коснулся кармана Максимова. Тот опустил руку в карман, и пальцы его нащупали плотный, гладкий сверточек. Не глядя, Алексей швырнул деньги на цементный пол и гаркнул:

– Я вам сейчас в морду дам!

Ярчук словно на пружинах прыгнул в сторону, схватил деньги и прошипел:

– Мы здесь одни. Доказательств у тебя нет, щенок, и не будет! Понятно? Пойдешь против меня – рога пообломаешь. Моря тебе не видать, разве что во сне. Пораскинь умишком!..

...Максимов вернулся в отдел, сел за стол и задумался. Ох и запутанное дело! Но, во всяком случае, страх Ярчука и его попытка дать ему взятку совершенно точно указывают, что он нашел верный след. Конечно, технически все это обставлено гораздо сложнее, чем сейчас ему представляется, но в этом уж пусть разбирается эта организация, как ее... Обэхаэс! Нужно дождаться Лидии Аполлоновны и все ей рассказать. А Столбов? Подпись не его, это точно, но взаимопонимание он проявлял. Неужели взятки брал, скотина? Ярчук – опасный тип. Что это за странная угроза? Какая может быть связь между Ярчуком и моей работой в море? Нет, надо посоветоваться с кем-нибудь из ребят, прежде чем раскручивать катушку. Может быть, действительно плюнуть? От греха подальше.

Что может случиться с этими парнями с «Новатора»? Они при надобности и мебель переварят. А он может испортить себе жизнь, лишиться того, о чем так упорно и зримо мечталось. Ярчук – тварь живучая, а доказательств нет никаких. Что же, значит, надо отступать перед ярчуками? Так и жить с ними бок о бок, врастать в коммунизм? Демагог. Это Венька правильно сказал. Как он сыпал словами: «Мы советские люди», «В какое время мы живем»! Именно этим и опасны такие типы. Шепнет кому-нибудь наверху: «Не наш человек», – и все.

...Воскресное утро застало Владьку и Алексея в зале ожидания Финляндского вокзала. Привалившись друг к другу, ребята дремали в ожидании открытия буфета. Когда буфет открылся, взяли несколько бутербродов, по стакану горячего кофе и позавтракали прямо на скамейке. Потом вокзал как-то сразу запрудила пестрая толпа лыжников.

– Слушай, Макс, а ведь мы собирались к Сашке поехать, на лыжах покататься, – сказал Карпов.

– Обязательно надо съездить, – отозвался Максимов, – думаю, что Ирина даст нам по недельке за свой счет.

– То-то обрадуется наш рыцарь!

– Кстати, мы давно не были у его стариков. Поедем сейчас?

Дверь им открыла мама Зеленина. Кухонный передник очень не вязался с ее строгим обликом.

– Мальчики! – радостно ахнула она. – Какая досада, какая досада!

– А в чем дело?

– Если бы вы пришли вчера, вы бы ее застали.

– Кого?

– Сашину жену.

– Лешка, держи меня! – завопил Карпов. – Да держи же, черт тебя подери!

– Это как же так? – пробормотал Максимов. – В порядке шутки?

– Нам не до шуток, – сказала мама. – Встает большая проблема. Саша теперь семейный человек. Возможно, будут дети. Внуки... – Лицо ее просияло.

Она провела ребят в столовую, где папа Зеленин сидел за утренним кофе.

– Здравствуйте, друзья, – сказал папа. – Как вам нравится наш мальчик? Вообразите, в один прекрасный день получаем телеграмму: «Молнируйте благословение целуем Инна Саша». Вот они, темпы двадцатого века.

– Дмитрий, согласись, что она прелесть, – сказала мама.

– Совершенно верно, – серьезно сказал папа. – А теперь взгляните сюда!

Это была районная газетка «Северная заря». На четвертой ее странице заголовок «Так поступают советские люди» был отчеркнут карандашом. Текст гласил: «Это случилось хмурой зимней ночью. Лесник Шум-озерского лесничества Курочкин схватился с медведем. Хищник нанес ему серьезные ранения. Сигнал о беде поступил в Круглогорскую участковую больницу. Немедленно на помощь вылетели на вертолете комсомольцы – выпускник Ленинградского мединститута врач Александр Зеленин и медсестра Дарья Гурьянова. Вертолет не смог приземлиться возле домика лесника. Тогда молодые люди спустились вниз по веревочной лестнице. В лесной избушке при свете керосиновой лампы они произвели сложную операцию. Но испытания на этом не кончились. Утром у раненого началось кровотечение. Нужно было провести второй этап операции, но уже в больничных условиях. Не дожидаясь прихода транспорта, Зеленин и Гурьянова погрузили лесника на санки и, утопая по грудь в снегу, тронулись в обратный путь. Так они прошли четырнадцать километров, пока не встретили больничную упряжку. Жизнь раненого была спасена. Так поступает наша советская молодежь! Так поступают комсомольцы – молодые специалисты! Вот она, героика наших будней! Вот они...» – Может быть, это смешно, – сказала мама Зеленина, – но мы с Дмитрием...

– Кто у вас болен? – спросил Зеленин, нагибаясь и расстегивая крепления.

Ответа не последовало. Он посмотрел на хозяйку, и ему показалось, что она немного смущена.

– Опять Ванюшка снегу наглотался? Я вас предупреждал, Мария Владимировна, у него очень тревожный хабитус... Или Ниночка?

– Здоровы ребята, – ответила хозяйка с явным смущением.

– Сами занедужили?

– Да нет же, Александр Дмитриевич! Да вы проходите. – И, только пропустив его вперед себя в сени, она тихо сказала: – Мужик мой приболел.

– Муж? – изумился Зеленин. – Позвольте...

Он знал, что эта полная, еще сравнительно молодая женщина – вдова. Его изумление возросло, когда он за цветастым пологом увидел Ибрагима Еналеева.

Тот лежал с закрытыми глазами, с гримасой боли на лице. Почувствовав, что на него смотрят, он вздрогнул, сел на кровати, увидел Зеленина и закричал на женщину:

– Вызвала все-таки? Почему не слушаешь, почему?

– Что с вами, Ибрагим? – спросил Зеленин.

– Животом он мучается, Александр Дмитриевич, – сказала Мария Владимировна, – а сегодня так схватило, прямо на крик.

Зеленин присел на кровать, расспросил Ибрагима, осмотрел его. После осмотра предложил лечь в больницу. Тот посмотрел на Марию Владимировну, потом снова на Зеленина:

– Живот резать будешь?

– Нет.

– Ну ладно, лягу в больницу.

…Ибрагим гулял по березовой роще, поджидая жену. Он признавался себе, что все еще смущается этих новых, неведомых для прежнего Ибрагима отношений с женщиной, стыдится перед людьми. Поэтому он и поджидал ее всегда в березовой роще возле больницы. Он топтался взад-вперед по тропинке и волновался, вспоминал, как много лет назад, в другой жизни, восемнадцатилетний юноша бродил по набережной в Баку и испытывал точно такое же волнение.

Неожиданно он увидел мужскую фигуру, приближающуюся к нему знакомой развалистой походкой. Это был Федька Бугров.

– Здорово, Ибрагим! – радостно заорал он и хлопнул его по плечу.

– Здравствуй, раз не шутишь, – осторожно ответил Ибрагим.

– Ну, как ты тут кантуешься?

– Оклемался маленько.

Федька подтолкнул его к скамейке, рукавицей смахнул снег, вытащил из кармана поллитровку, развернул газету, в которую были завернуты кусок сыра и соленые огурцы.

– За поправку, что ли, Ибрагим? Тяни!

Ибрагим отстранился:

– Ни-ни, диет соблюдаю, Федька.

– Чего-о-о?

– Диет. Ничего кушать нельзя: барашка нельзя, селедку нельзя, водку нельзя, ничего нельзя. Доктор запретил.

Федька перекосился:

– Слушай ты лепилу этого лопоухого!

– Ничего нельзя, – повторил Ибрагим и приосанился, – язва двенадцатиперстной кишки у меня.

– Во-он как! – с насмешкой протянул Федька. – Ну, как знаешь, будь здоров!

Он запрокинул голову. Заклокотала водочка. Сладостно хрустнул перекушенный пополам огурец. Ибрагим глотнул мучительную слюну и вырвал из Федькиных рук бутылку. Через пять минут они сидели обнявшись на скамейке и голосили мало кому известную песню «В кошмарном темном лесу». Ибрагим действительно опьянел, а Федька только притворился, вторил песне и хитро блестел глазами. Неожиданно они услышали голоса и смех. По тропинке со стороны озера шла парочка с лыжами на плечах. Спустя минуту они узнали доктора с женой. Инна что-то весело тараторила, а Зеленин хватался за живот, хохотал и задыхался. Он прошел бы мимо Ибрагима и Федьки, не заметив, если бы Инна не подтолкнула его. Тогда он остановился, протер очки и уставился на Ибрагима, который сидел не двигаясь.

– Та-ак, час коктейлей? – протянул Зеленин и воскликнул: – Как вам не стыдно, Ибрагим! Водка и соленые огурцы! Неплохая диета для язвенника! Я очень огорчен, но придется вас выписать за нарушение режима. А вас, – он обратился к Федьке, – я попрошу больше не появляться на территории больницы.

Он сказал это, как будто не было между ним и Федькой каких-то особых отношений, и Бугров промолчал, не трогаясь с места.

...Когда Зеленин и Инна скрылись из виду, Ибрагим вскочил и шепотом стал ругаться по-азербайджански.

– Чего всполошился-то? – процедил Федька.

– Как чего?! – горестно воскликнул Ибрагим. – Пропал мой диет, ай, пропал диет совсем! Скорей бы жена приходил! Доктора просить будем! А ты, Федор, пожалуйста, не ходи сюда. Ну тебя к черту, понимаешь!

– Эх ты, хорек вонючий! – со злостью проговорил Федька, харкнул под ноги Ибрагиму и пошел прочь.

Слабый шум долетел в поселок со Стеклянного мыса. Федор Бугров ссутулившись шел по промерзшим мосткам. Он боялся поднять голову и взглянуть вверх, туда, где плавала безжалостная луна.

Придя к себе в нетопленую пустую избу, он выругался, достал почерневшую от копоти консервную банку, высыпал в нее две пачки чая и заварил чифирь. Чифирь всегда помогал ему даже больше, чем водка. Тело наливалось силой, сердце сжималось от восторга и ярости, хотелось драться. Пусть попадется ему сейчас кто-нибудь под руку, ого! Федор ходил из угла в угол, рычал, пел, сжимал кулаки.

Неделю назад ему исполнилось двадцать три года.

...Ибрагим говорит Инне:

– Инночка, скажи, пожалуйста, доктору спасибо. Больше водку пить не будем, диет соблюдать будем, лечиться будем. Человек я семейный, ребятишки на руках. Жить будем!

Глава 10

Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 405 | Нарушение авторских прав