АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Анализ форм поведения человека в окружающем мире

(а) Поведение

Поведение, в особенности на уровне мелочей повседневной жизни, может интерпретироваться как симптом личности, ее эмоционального настроения; но обычно такая интерпретация так и остается неразработанной, туманной и не вполне определенной. Вместо этого мы описываем habitus больного и пытаемся обрисовать его поведение. Последнее само по себе не слишком значимо как объективный симптом, но исследуя его, мы получаем доступ к идее возможной интерпретации.

Перечислить частные моменты поведения — такие, как склонность грызть ногти, разрушительные тенденции (склонность рвать белье) и т. п., — нетрудно. В старых работах по психиатрии мы находим множество описаний того, как больные ведут себя, оставшись без присмотра в больнице, дома, во время работы. на улице, в помещении; мы обнаруживаем такие определения, как «общительный», «склонный к одиночеству», «беспокойный», «малоподвижный». «беспрерывно шагающий из угла в угол», «собиратель» и т. д.

Описание множества странностей, с которыми приходится сталкиваться в случаях хронических состояний и острых психозов, является задачей специальной психиатрии. Нам следует не столько сосредоточивать внимание на группах частных признаков, сколько направить усилия на выявление некоторых типичных поведенческих комплексов.

Поведение кататоников и гебефреников характеризуется патетичностью и склонностью к театральным позам. Больные декламируют и ораторствуют, прибегая к преувеличенной и нелепой жестикуляции. Самые тривиальные вещи говорятся с таким важным видом, словно речь идет о высших интересах человечества. Смещение основных интересов в сторону серьезных материй проявляется в маньеристичной, стереотипной форме. Манеры и одежда становятся странными и причудливыми. Так пророк отращивает себе длинные волосы и приобретает аскетическую внешность.

Иллюстрацией гебефренического поведения может служить следующее письмо, написанное больным в полном сознании и с ненарушенной ориентировкой после того, как он удрал от собственного отца во время совместной с ним прогулки вне территории больницы, но вскоре был пойман и водворен обратно: «Дражайший папа!.. Как жаль, что ты меня не понял. На самом деле я отнюдь не болен. Тебе нужно было прогуляться. Я попал обратно в больницу из-за того,. что ты галопом поскакал за мной. Почему ты принялся преследовать меня вместо того. чтобы понять меня… Надеюсь, ты понимаешь, что со мною все в порядке… Ты поймешь, что я должен вернуться к своим занятиям по фортепиано. Я прошу тебя еще раз простить меня, ведь погоня за мной тебя несколько разгорячила… Не сердись на меня. самые искренние приветы и поцелуи всем вам от твоего печального, ибо не сумевшего не смогшего, не смогшего суметь (новейшее словцо!) вырваться из больницы Карла. Поскорее вызволи меня!»

Исследуя больных, желающих сознательно или бессознательно что-то скрыть, мы часто сталкиваемся с очень характерной склонностью плести слова «вокруг да около» (Drumherumredenn). Один больной следующим образом ответил на вопрос о являющихся ему слуховых галлюцинациях: «Всю свою жизнь человек слышит голоса; в связи с этим слишком легко прийти к ложному представлению; выражение „слышать голоса» — это на самом деле юридическая формула. Поначалу я что-то слышал, но проведя в этой больнице полгода, я пришел к убеждению, что о слышании голосов в обычном смысле слова не может быть и речи». Часто удается услышать только самые общие замечания типа: «По меньшей мере…», «Я не могу говорить с полной уверенностью…», «Мне хотелось бы сообщить Вам о том, что не все в порядке…». «Мой враг?.. вокруг только об этом и говорят…», «Я скажу Вам, если со мной это случится…».

При острых состояниях мы сталкиваемся с самыми разнообразными ужимками. Больные ведут себя совершенно непонятным образом (хотя впоследствии, в их собственных описаниях, могут выявляться те или иные мотивы). Одни больные могут торжественно вновь и вновь целовать землю, другие всецело посвящают себя военным упражнениям, третьи изо всей силы бьют кулаками по стенам или мебели, принимают нелепые позы и т. п.

На начальной стадии психоза поведение часто бывает беспокойным, нетерпеливым, безответственным. Явная бесчувственность ко всему окружающему внезапно сменяется взрывом сильных эмоций; всем вокруг задаются загадочные, беспомощные вопросы; привязанность или реакция отталкивания по отношению к родственникам приобретает преувеличенные формы; совершаются внезапные, неожиданные действия, побеги, ночные вылазки и т. п. Все это со стороны выглядит как возвращение в юность или в подростковое состояние. Привязанности и интересы меняются очень быстро. Больные преисполняются благочестия, выказывают безразличие к эротическим моментам, заторможенность. Кажется, что они интересуются только собой и полностью погружены в себя. Их ближние замечают, что выражение их лица изменилось, оно сделалось неестественным. Поначалу эти мелкие изменения выглядят жутковато: улыбка превращается в оскал и т. п.

Поведение веселого, возбужденного (маниакального) больного носит самоочевидный характер; столь же самоочевидно поведение мрачного, заторможенного (депрессивного) больного.

Для некоторых реактивных, истерических психозов особенно характерно инфантильное поведение. Больные ведут себя так, словно они вновь впали в детство (Пьер Жане прямо называет это «возвращением в детство» — «retour а lenfance»). Они не могут считать, делают грубые ошибки, совершают беспомощные, младенческие движения, задают наивные вопросы, по-детски демонстрируют свои чувства и в целом действуют самым нелепым образом. Кажется, что они ничего не умеют; им нравится, когда их балуют и кормят; они по-детски хвастают: «Я могу выпить вот такой стакан пива, я могу выпить 70—80 стаканов…» Такое поведение выступает в качестве одного из важнейших компонентов так называемого ганзеровского синдрома.

Образец поведения больного прогрессивным параличом: способный и уважаемый коммерсант из Вены оставляет работу в возрасте 33 лет. Через несколько дней после этого, оказавшись в Мюнхене, он крадет у своего соседа бумажник с 40 марками, часы и плащ. На следующий день он покупает мотоцикл за 860 марок и платит за него банкнотой в 1000 марок. У него есть несколько таких банкнот, а также кошелек с 250 монетами в один пфенниг. Он не умеет водить мотоцикл и толкает его перед собой. На следующий день, в Нюрнберге, он отдает свой мотоцикл в починку. Все это время он говорит окружающим, будто хочет отправиться в Карлсруэ, где практикует как врач. Между тем его неумение водить мотоцикл становится очевидным, и фирма, занимающаяся ремонтом. убеждает его отправиться в Карлсруэ поездом; мотоцикл обещают выслать

вслед за ним. Спустя несколько дней мотоцикл возвращается обратно: «адресат неизвестен». Между тем в Карлсруэ. остановившись в гостинице, больной совершает несколько краж. Какую-то краденую обувь он продает сапожнику за 3 марки. Он представляется редактором баденской земельной газеты и рассказывает о своем желании уехать в США. Он покупает три пары носков и фотоаппарат: но вечером его задерживают и отправляют в гейдельбергскую психиатрическую лечебницу. Человек этот выглядит оборванным и опустившимся; он не соображает, где находится, а по поводу краж замечает: «Каждый может хоть раз в жизни оступиться». В остальном он кажется вполне приспособленным к пребыванию в больнице, удовлетворенным и апатичным. Он легко поддается внушению: его память и способность к запоминанию крайне ослаблены; целыми днями он несет всяческую чепуху. Вскоре замеченные с самого начала соматические симптомы начинают усиливаться, и развивается тяжелое паралитическое слабоумие.

(б) Формирование окружающей среды

Жилище, одежда, обстановка — все это несет на себе отпечаток нашего осознанного или неосознанного преобразующего воздействия и может рассматриваться как настоящая эманация человеческой природы. У современных больных данный аспект, как правило, бывает выражен слабо, поскольку психиатрические лечебницы с их гладкими стенами, гигиеническим оборудованием, господствующим духом аскетизма, холодности, отчужденности и безликости не предоставляют особых возможностей для соответствующих проявлений. Впрочем, в некоторых домах призрения мы можем иногда наблюдать, с какой самозабвенной тщательностью хронические пациенты занимаются формированием своего жизненного пространства, как они собирают своеобразные «сокровища» и располагают их в странном, курьезном порядке. Мы можем также видеть, до какой степени некоторые больные привязаны к своему приватному мирку, насколько их счастье зависит от обладания хотя бы маленьким помещением, которое они могли бы называть «своим».

(в) Образ жизни в целом

Образ жизни больного всецело строится из бесконечно повторяющихся поведенческих форм и действий. Они составляют его совокупную поведенческую установку по отношению к другим людям, работе и семье. Биографические данные о больном часто позволяют сделать вывод о том, имеем ли мы дело с результатом развития какой-либо неизменной в своей основе исходной модели, или речь идет скорее о коренном изменении поведенческой установки, наступившем в определенный момент времени.

Судьба человека во многом зависит от частных и незначительных обстоятельств. создаваемых человеком для самого себя; в еще большей мере. однако, она зависит от типа личности (о чем мы, судя по всему, догадываемся отнюдь не всегда). Если какому-то человеку везет в жизни. но нередко можно трактовать как прямое следствие совокупной установки этого человека, благодаря которой ему удаётесь быстро извлечь выгоду из возможностей, которые другими людьми были бы упущены. «Именно в этом смысле мы стараемся понять судьбу личности как нечто такое, что по меньшей мере частично порождено самой этой личностью.

(г) Явные действия (Handiungen)

Душевнобольной может жить вне лечебницы и не привлекать к себе внимания; такие симптомы, как, например, специфические субъективные переживания, могут выявиться в качестве существенных и фундаментальных признаков его болезни лишь спустя долгое время. Душевная болезнь делается заметной только благодаря явному, социально заметному поведению больного. С точки зрения собственно психологического анализа этот аспект является «периферическим»; с другой стороны, отдельные действия бывают настолько поразительны, что сплошь и рядом становятся основным предметом внимания и рассматриваются как нечто роковое для больного и для общества, к которому он принадлежит.

Окружающие всегда склонны подчеркивать содержательный аспект действий. и научная психиатрия поначалу придерживалась того же подхода: различные действия обозначались соответственно своему характерному содержанию и классифицировались в качестве различных болезней. В итоге психиатрия пришла к выработке теории, мономании, которая вскоре была отвергнута, поскольку ограничивалась описанием одних только внешних проявлений; эту теорию пережило лишь несколько терминов, часть которых не забыта вплоть до нашего времени- клептомания, пиромания, дипсомания нимфомания, мономания убийства и некоторые другие.

В ряду социально заметных действий душевнобольных наиболее известны фуги (бродяжничество), самоубийство, отказ от пищи и в особенности преступления.

Фуги (бродяжничество)» наблюдаются у параноиков, которые переходят с места на место в надежде уйти от преследования: фуги наблюдаются также у слабоумных, уже не способных приспособиться к жизни в обществе и позволяющих судьбе бесцельно вести их по дорогам. Фуги встречаются и у меланхоликов, пускающихся в путь в состоянии бесцельной тревоги. Чаще всего, однако, мы сталкиваемся с ними в форме особого рода состояний фуг (Fuguezustanden).

Впав в «состояние фуги», больные пускаются в путь внезапно, обычно без какой бы го ни было адекватной, психологически понятной связи с предшествующим психическим состоянием; важно отметить, что «состояния фуг» никогда не выступают в качестве следствий тех или иных хронических расстройств. Фуги не имеют ни тана. ни цели. «Как правило, состояния фуг — это болезненные реакции конституционально дегенеративных индивидов на состояния дисфории. Последние могут представлять собой аутохтонные перемены настроения; но лаже самые незначительные внешние факторы могут их ускорить. Стремление к бродяжничеству может сделаться привычкой и стимулироваться все менее и менее существенными факторами» (Heilbronner).

Обусловленное психотическими причинами самоубийства у меланхоликов может быть результатом невыносимой тоски, тревоги, усталости от жизни, отчаяния: у слабоумных самоубийства нередко происходят под воздействием внезапного импульса. Достаточно часто при покушениях на самоубийство проявляется нерешительность; человек явно заботится о том, чтобы в надлежащий момент его смогла выручить счастливая случайность. Впрочем, большинство самоубийств совершается не душевнобольными, а аномально предрасположенными лицами (психопатами). Процент самоубийств среди психотических больных по отношению к общему количеству самоубийств варьирует, согласно различным авторам, от 3 до 66. Груле утверждает, что от 10 до 20 % всех самоубийств происходит на собственно психотической почве. Самоубийства настоящих душевнобольных характеризуются особой жестокостью и упорством, с которым попытки повторяются после неудач. Часто психоз удается распознать по одному только этому признаку.

Тяжелые больные с острыми психозами часто совершают брутальные попытки самокалечения: они выкалывают себе глаза, отрезают пенис и т. д.

Существует множество психологических причин, побуждающих человека отказаться от пищи. осознанное намерение совершить самоубийство, полное отсутствие аппетита, презрение к еде, страх перед отравлением, реакция торможения на любое угощение (иногда такие больные могут принимать пищу в отсутствие посторонних), замедление любой психической жизни вплоть до полного ступора. Есть и такие больные, которые готовы отправить себе в рот любые, в том числе и несъедобные вещи — вплоть до испражнений и мочи.

Иногда больные впоследствии объясняют свой отказ от еды: «Я утратил чувство собственного тела и решил, будто я превратился в дух, живущий воздухом и любовью…»; «Я больше не нуждаюсь в еде, ибо жду рая, где буду питаться плодами…»; «В последнее время еда вызывает у меня отвращение; она мне кажется человеческой плотью или живностью, которая шевелится перед моими глазами…» (Gruhie).

Труды по криминальной психологии дают достаточно полное представление о преступлениях, совершаемых душевнобольными и психопатами.

Параноик с бредом преследования не только помешает объявления в газеты. сочиняет памфлеты, пишет жалобы прокурору, но и, в порядке «самозащиты». осуществляет самостоятельные шаги по подготовке убийства; он не только пишет любовные письма к знаменитостям, но и может напасть на улице на предполагаемую возлюбленную. Меланхолик в припадке отчаяния убивает всю свою семью, а затем и себя. Больных в сумеречных состояниях приступ жестокости может охватить в результате внезапного наплыва бредовых идей или какого-либо случайного стимула.

Особенную тревогу вызывает такое событие, как бессмысленное убийство, совершенное либо в состоянии, предшествующем шизофрении, либо на ранней стадии шизофрении. Мотивировка, судя по всем внешним признакам, отсутствует, деяние осуществляется с бесчувственной жестокостью, на смену которой не приходит ни понимание, ни сожаление. О совершенном говорится отчужденно и безразлично. Такие люди, будучи на самом деле больными, не распознаются как таковые ни своим окружением, ни — часто — врачами. Сами они считают себя вполне здоровыми, но по-настоящему понять содеянное не могут. Если диагноз находит подтверждение, то непременно с опозданием.

Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 568 | Нарушение авторских прав