Три вопроса профессора Тарасевича
Директор положил перед студентом спичечную коробку с листочками и текст, переписанный на машинке:
— Белянкин, ответьте, пожалуйста, на три вопроса. Первый: что за странная манера вести переписку при помощи микрофотографии? Вопрос второй: почему вы отпираетесь от своих писем и так нелюбезны с человеком, который деликатности ради возвращает их вам? А теперь и третий вопрос: из писем видно, что вы собираетесь в какое-то длительное путешествие. Я не против туризма, но скажите, пожалуйста, что это за барометр… Дижонваля?
— Степан Егорович, не писал я этих писем! Я сразу об этом сказал еще там, у вешалки!
— Как же так? Букет — ваш, а листки в этом букете — чужие?
— Степан Егорович, действительно цветы я собирал, но записок этих не писал. Я накануне другое письмо написал и собирался отдать. Вот оно! Впрочем, я не могу вам его показать, это только для… Ну, словом, личное… — Белянкин смутился и замолчал.
В его ответе чувствовались правдивость и юношеская искренность, а в самой недоговоренности — беспокойство: разве можно, чтобы не Лена, а кто-то другой прочел его письмо? Студент стоял перед нами молчаливый и сосредоточенный, и рука крепко сжимала письмо. И как раньше там, в вестибюле, где я пытался вручить вместе с букетом крошечные листки, так и здесь, в кабинете, я разглядел на его побледневшем лице оттенки злости и негодования: зачем кто-то чужой и посторонний вмешивается в его жизнь.
— Хорошо, Белянкин, я вас больше не задерживаю, — сказал директор.
Белянкин уже был у дверей, когда Тарасевич с неожиданной для него горячностью воскликнул:
— Как же эти странные листки вдруг оказались в букете студента моего института?
— Степан Егорович, — обернулся к нам Белянкин, — видно, листки кто-то уронил на цветы.
— А где вы собирали букет?
— Около старой, заброшенной беседки, что за рощей.
Вечером… Съездил на попутной машине — туда и обратно. Там еще база Райпищеторга.
Когда за студентом закрылась дверь, директор сказал:
— Итак, все ясно! Эту шутку сыграл с вами не студент моего института.
Степан Егорович взял коробочку, где лежали листочки с микротекстом, затем сложил вдвое листы бумаги, на которых этот текст был перепечатан, и протянул все это мне с любезной улыбкой:
— Возвращаю, как говорится, по принадлежности. Мне снова бросились в глаза слова: «Эратосфен… личинка стрекозы… Дижонваль»… Условный текст?
— Расскажите лучше, что нового покажет в наступающем театральном сезоне Художественный театр в Москве… Как? Ваша пьеса там не пойдет? Сожалею…
— Простите, Степан Егорович, студент Белянкин сказал, что букет был сорван у какой-то развалившейся беседки…
— Хорошо! Понимаю. Я пошлю туда Белянкина и других студентов.
— Искать в траве другие такие листочки?
— Искать того, кто их уронил на цветы. Студенты побывают там и разузнают, кто занимается столь странными шутками. Как жаль, что мне нельзя ни на час отлучиться из института! А то я бы пошел с ними. Дорога живописная, ведет к дачному поселку научных работников. Поселок имени Ломоносова.
— Степан Егорович! А не кажется ли вам, что вся загадка скрыта в одном слове «Дижонваль»?
— Да, да, я забыл вам сказать… Я не поленился и заглянул на кафедру физики. Про барометр Дижонваля там и не слыхали. Тут что-то не то… А неужели Художественный будет ставить современный водевиль?..
Дата добавления: 2015-11-25 | Просмотры: 359 | Нарушение авторских прав
|